Я посетил cей мир - Владимир Бушин 19 стр.


"Бакланов получал анонимки с угрозами (не факт, что настоящими) от общества "Память". На самом деле "факт" состоит в том, и вы должны бы знать, что это была провокация не "Памяти", а некоего Аркадия Норинского из Ленинграда, и Бакланову было известно, что это провокация. Но все-таки он напечатал его письмо, приняв неизмеримо более существенное участие в провокации. У него была склонность к таким вещам. Многие не забыли, что в "Знамени" он напечатал статью генерал Д. Волкогонова и писателя В. Карпова, которые уверяли, что маршал Жуков в 30-е годы написал донос на маршала Егорова, в результате чего тот был репрессирован. И ведь некую бумажку предъявляли! Оказалась фальшивка. Пришлось извиняться. Я потом спросил Карпова: "Как же ты мог?" И что он ответил? "Да ведь Волкогонов-то был генерал-полковником и дважды доктором наук!" И такой человек возглавлял Союз писателей… А за Норинского не помню, извинялся ли Бакланов.

ЕГО ФИНАНСИРОВАЛ СОРОС

"Бакланов назвал Бушина фашистом. Собрали партгруппу. Бакланов извинился. Дело замяли". Где вы научились такой легкости в мыслях – у Сванидзе? Во-первых, на партгруппе он вовсе не извинился, а продолжал катить бочку: "Бушин не советский человек!" Он, вымаливавший подачки Сороса, советский человек, а я – не советский. А извинился по требованию партгруппы только через несколько дней, прикатив ко мне в Измайлово. Во-вторых, ничего не замяли: разговором на партгруппе, его извинением все за полной ясностью и кончилось. А лет через сорок он стал врать, что его за это из партии исключили и вообще чуть не погубили всю карьеру.

Бакланов и это у вас сказал: "Выпивши я тогда был. Бушин мне никогда не нравился". За долгие годы неоднократно вспоминая тот эпизод, он впервые вдруг признался, что был пьяным. Но дело не в этом. Главное, "не нравится" – этого ему достаточно, чтобы многих называть фашистами. Например, об известном критике Ю. Барабаше, тогда заместителе главного в "Литгазете" писал: "Я мысленно надел на него эсэсовскую фуражку и ахнул!.." А здесь у него фашисты уже "Хасбулатов и компания". И не соображал, что ведь и его мысленно может кто угодно обрядить в любую форму, в какую угодно одежду, например, в одежду палача и сунуть в руки топор.

Бакланов – вам: "Бушин вообще очень фальшивый тип".

Фальшивый – это лжец, лицемер, приспособленец, переметчик. Так? И если бы я, например, попал на фронт в 18-19 лет, а потом изображал из себя добровольца; если бы врал, что нашу армию и еще одну во время тяжелых боев совершенно не кормили; если бы я извинился перед человеком, которого оскорбил, и дело было исчерпано, а через сорок лет стал изображать свое хамство как смелый благородный поступок, который грозил мне гражданской смертью; если бы я встречался и беседовал с Эренбургом, а потом с целью опорочить Симонова вложил в уста Эренбурга вздорный вымысел о нем; если бы я поносил Симонова ("Он служил Сталину!"), а потом принял премию его имени; если бы я лет пятьдесят состоял в партии, а потом плюнул на нее и стал высмеивать; если бы я съездил в США и написал о ней неприязненную книгу, а потом якшался бы с американским президентом; если бы я на страницах "Русской жизни" объявил генералов Крейзера и Драгунского русскими, – если бы все это было на моей совести, то, конечно, меня следовало бы назвать очень фальшивым человеком. Но ничего этого за мной не числится. А Гриша как раз все это или подобное и проделал. Так кто же фальшивый?

ХОТЬ БЫ СЛОВО ПРАВДЫ, ХОТЬ БЫ КРУПИЦА УМА!

"Бушин зачем-то издал сборник своих стихов". Если бы вы показали, что это плохие стихи, тогда "зачем". Надо же доказывать свои оценки. Вот я уже доказал, что вы литератор недобросовестный, так учитесь, если можете. Я печатал стихи во многих газетах и журналах – в "Литературной России", "Правде", "Завтра", "Нашем современнике", "Молнии"…Одни читатели пишут, что плакали над моими стихами; другие – что расклеивали их на заборах; третий слышал, как на трамвайной остановке женщина читала мои стихи наизусть… Так почему не составить сборник? Недавно издал свои стихи, да еще с матерком, Вяч. Иванов (Кома),сын известного писателя Всеволода Иванова, и все ахнули: старик, академик, а так и не понял, что всю жизнь был графоманом. Об этом писала ЛГ.

"До перестройки делом всей жизни Бушин мог считать Энгельса (так в тексте), которому он посвятил добрый десяток биографических книг". Нет, вы действительно того… Какое дело все жизни? Какой десяток? Это была одна книга, которая переиздавалась с некоторыми дополнениями. Кажется, было 4-5 изданий. А контрреволюция моего отношения к Энгельсу, как и ко многому другому, в целом не изменила. Я готов и сейчас переиздать книгу о нем с некоторыми уточнениями.

"Самая известна из книг Бушина о Энгельсе – "Эоловы арфы" – выдержала множество изданий (см. выше) и считалась эталонной биографией". Что такое эталонная биография? Кем моя книга таковой считалась? "Проведите меня к нему! Я хочу видеть этого человека!"

"Энгельс всегда был в тени Маркса, и Бушину казалось это неправильным". Ни в какой тени он не был, и мне ничего не казалось. Разъяснять долго и скучно. А если вам кажется, перекреститесь.

"Энгельсом Бушин занялся не от хорошей жизни. Просто возникла необходимость заработка". Ведь ничего другого, кроме заработка, вы и помыслить не в состоянии. Фигура Энгельса увлекла меня после прочтения известной книги Меринга о Марксе. Ну, а гонорарные соображения в той или иной степени в литературной работе, как и во всякой другой, конечно, есть всегда.

"Сын погиб на собственном 18-летии". Я вам этого не говорил. Он погиб после окончания МГУ. И прошу этого не касаться.

"С 1979 по 1988 Бушина, как он считает, именно по вине поклонников Окуджавы нигде не печатали". И это я не говорил и не считаю. Опять врете. Какие поклонники? Меня не печатали С. Викулов в "Нашем современнике" да М. Алексеев в "Москве". Это поклонники Окуджавы?

"Главный редактор "Дружбы народов" Баруздин принес в журнал роман Окуджавы "Бедный Авросимов". Бушин говорит: "Как замечательно, давайте обсудим. Но все хором: "Что там обсуждать!Печатать!" Вы просто не можете остановиться. И я не выражал восторга, и хора не было. Баруздин сам решил печатать без обсуждения. А ведь пишете так лихо, будто своими глазами все видел, своими ушами слышал.

"Бушин выступал с антиокуджавскими речами". Где? В каком зале? Перед какой аудиторией? Или по радио? По телевидению? Или на кухне у вашей тещи? Я выступил в "Литгазете" с критикой конкретного произведения, а не против Окуджавы вообще, многие песни которого, как я писал, мне нравятся до сих пор. Другое дело, как я стал к нему относиться после того, как он выразил восхищение расстрелом Дома Советов.

"Бушин написал статью. Но ее, конечно, не напечатали". Ну, что с вами? Повторяю: напечатали в "ЛГ", выходившей тогда огромным тиражом. А Баруздину я ее, разумеется, не предлагал.

Дальше вы уверяете, что услышали от меня: "Я отдал статью такому(!) Мише Синельникову", а "такой" Миша воскликнул: "Как же ты попрешь(!) против своего журнала?" Знаете, драгоценный, вам надо искать другую работу, осваивать другую профессию… Миша Синельников, Михаил Хананович. был моим добрым младшим товарищем, я впервые напечатал его в "ЛГ", когда там работал. Мы были на "вы". И сказать мне "попрешь" он никак не мог. Возможно, я вам действительно сказал "ты попрешь", но вы же должны соображать, что одно дело – простецкий пересказ события третьему лицу, и совсем другое – само событие. Это азбука журналистской профессии. И какой от всего этого разит пошлостью!

И вот опять то же самое. Уверяете, что главред "ЛГ" С.С. Смирнов будто бы сказал мне: "Хочу побеседовать с тобой…" Bo-1-x, не побеседовать, а объявить о нежелательности моей работы в "Литгазете". Bo-2-x, в ту пору – ну поймите же! – не водилось такого панибратства, как сейчас. И Смирнов был со мною, конечно, на "вы".

ВСЕ ЗНАЕТ И НИЧЕГО НЕ ПОНИМАЕТ

"Главредом "Нашего современника" стал Куняев. Разумеется(!), отношения с ним у Бушина, испортились сразу(!)", поскольку-де он сам хотел стать главредом. Все-то вы знаете, милейший, но ничего не понимаете. В людях, которые вам не нравятся, вы непременно видите негодяев. Да, с Куняевым отношения испортились, но вовсе не сразу, а только после того, как он вслед за Бурлацким в "Литгазете" смахнул с обложки НС портрет Горького, целый год печатал Солженицына, объявил горбачевско-ельцинскую контрреволюцию Божьей благодатью, ввел в редколлегию махрового антисоветчика Шафаревича, его устами со страниц журнала призвал вместо Антифашистского комитета в помощь Ельцину создать Антикоммунистический и судить 250 тысяч коммунистов, оклеветал Беломоро-Балтийский канал и т.п. То есть "отношения испортились" только после того, как ворох антисоветчины в журнале стал уже невыносим. А пока "процесс шел" и набирал силу, он меня печатал. Да и ныне, в глубине души, видимо, все-таки сознавая тяжкий грех своих деяний в те решавшие судьбу родины годы, Куняев ищет оправдания, примирения, забвения. У Твардовского хорошо сказано:

Немалые старанья о забвенье Немалого и требуют труда.

И вот на открытие номера посвященного 65-летию Победы, Куняев даже дал хорошую подборку моих стихов. Правда, потом в приступе величия прислал письмо, в котором эти стихи, без моей просьбы по доброй воле им напечатанные, назвал "публицистикой в рифму". Даже если так, а что такое хотя бы "Клеветникам России" Пушкина, "Смерть поэта" Лермонтова или "Не Богу ты служил и не России" Тютчева? Чистая "публицистика в рифму".

Видимо, в вас, Олег, неистребима жажда писать понаслышке и вы шпарите: "Баруздина, Ананьева, Залыгина трудно считать прорабами перестройки. А вот редактор гораздо более скромного "Знамени"…" Баруздин умер в 91 году, в журнале его заменил безвестный А. Руденко. А тираж "Знамени" доходил до миллиона. Какая же тут "скромность"?. Залыгин же, главный публикатор Солженицына в "Новом мире", вдруг стал американским академиком. За скромность? Ведь писатель-то весьма средний. Хотя я и похвалил в свое время его повесть "На Иртыше".

"Цензуру не устраивало в записках Ржевской о маршале Жукове то, что она писала, будто однажды Жуков назначил ей встречу, а у нее была путевка в санаторий". Недавно какой-то Цукерман заявил по ТВ, что в советское время была запрещена йога. Ему завидуете?

Чушь и второе замечание о цензуре в связи Ржевской. Ее лживые записки были напечатаны со всем этим вздором. (См. мою ст. об этих записках – "Кто дублировал Бабетту?" в кн. "За родину! За Сталина!")

Но нелепость о цензуре вы продолжаете и в связи в "Роковыми яйцами" Булгаками, вещью совершенно бесталанной, как, впрочем, и упомянутое тут же "Собачье сердца".

"Надо отдать Соросу должное: он спас российские толстые журналы от гибели в условиях рынка". Отдайте. Он действительно спас журналы, но только те, которые ему были нужны для разгрома России: упомянутые вами "Знамя", "Октябрь", "ДН", "НМ"… По словам самого Бакланова, он дал 4 миллиона долларов (ТВ, 5 мая 08, Культура. Повтор).

"Желчный старик. Поболтать с ним интересно, а дружить или просто часто видеться – нет уж, увольте".

Это особенно возмутило мою племянницу, которая принесла мне ваш журнал. Но я успокоил ее, сказав, что дружбы вам я не предлагал и не только часто, а даже еще хотя бы один раз встретиться со сплетником и "поболтать" – тоже.

В полном восторге от вашей статьи моя Аноська, упомянутая в ней. Она задирает теперь и нос и хвост: "Обо мне, наконец, заговорила столичная пресса…" Оценить литературные и нравственные достоинства вашей публикации моя собачка, к сожалению, не может. Впрочем, вскоре она, увы, околела. Не от вашего ли упоминания ее честного имени в вашем бездарном журнале? Говорят, что и он околел? Если так, то уж это точно – от таких публикаций, как эта ваша.

Хороши фотографии. Я могу их купить.

Всего !

4 мая 08, Красновидово".

КОЛЯ ГЛАЗКОВ ДА ТРЯПКИН КОЛЯ

По коридорам института бродили стихи Николая Глазкова такого рода:

Пусть говорят, что окна
ТАСС Моих стихов полезнее –
Полезен также унитаз,
Но это не поэзия.
Я на мир взираю из-под столика.
Век двадцатый, век необычайный!
Чем эпохи интересней для историка,
Тем для современника печальней.

С Колей, уже по помню как, сложились очень добрые отношения. Никто не дарил мне столько своих книг, как Винокуров и он. Женя издавался много, у него выходило и по две-три книги в год, и мне он подарил десятка полтора. Колю печатали меньше, но с десяток своих книг подарил и он. А его бесчисленные письма, красочные открытки, а то и стихи на фантиках, что присылал он из поездок по всей стране. Где он только не был! И письма всегда были забавные, с выдумкой, с шутками, со стихами и о себе и в честь адресата. 31 августа 1976 года писал:

"Дорогой Володя Бушин!
На поезде "Россия"
По лучшей из дорог
(Не видывал красивей!)
Я еду на Восток!

Совершаю 14-е путешествие в сторону Уральского хребта! Из Владивостока предполагаю махнуть на Сахалин и, возможно, на Курилы.

С дружеским приветом!

Твой верный поэт и великий путешественник".

И кажется везде побывал, кроме Курил. Во всяком случае, поздравляя с Днем Победы, прислал в подарок акростих:

Бушуют яростные волны
У Магаданских берегов,
Шумят и пляшут своевольно
И достают до облаков!..
Не волны эти так проворны –
Упали облака на волны!

А раньше, еще в октябре 1973 года, когда он жил на Арбате, Коля прислал на цветной бумажке акростих еще более полного характера: "ВОЛОДЕБУШИНУ"

Волга серая и синяя
Ощутила стужу льдов.
Лучезарность снега, инея
Оживляет дни уныния,
Дни, бегущие по линии
Ежегодных холодов

и т.д.

В 1975 году Глазков жил уже на Аминьевском шоссе и оттуда однажды прислал мне вот что:

ВРАГИ И СТИХИ

Писал я много на веку,
Но все, народ, сожги,
Коль хоть одну мою строку
Вдруг запоют враги!

Игорь Кобзев. "Закон"

Хотя врага, который сер
И бел, почетно бить,
Но самый белый офицер
Мог Пушкина любить.
И меньшевик или эсер
Не мог его забыть.
Пока под солнцем и луной
Вращается земля,
Враг волен выбирать любой
Себе репертуар.
Не все то брак,
Что любит враг,
Не все то суррогат.
Когда поэта враг поет,
Попавший в сложный переплет,
Поэт не виноват!

Я, кажется, на это не ответил. Но вскоре он прислал на эту же тему еще одно стихотворение. И тогда я ответил.

ГИТЛЕР И ЦВЕТЫ

Николаю Глазкову, приславшему мне переведенное им с якутского языка стихотворение М. Дорофеева "Флоксы".

Неужто Мишка Дорофеев
Попал в когорту корифеев,
Поскольку ныне сам Глазков
Его вознес до облаков?
Но вот что пишет сей эстет:
"Я вроде как бы маков цвет.
За то, что чтут меня враги,
Корить поэта не моги.
Мы разве вправе хаить флоксы
За то, что Гитлер их любил?".
– Нет! – я сказал. –
Но это ж фокусы
С цветком, что сорван средь могил.
Известен фокус нам таковский.
Но я поэтов чту иных:
Рылеев, Лорка, Маяковский –
Враги уничтожали их.
Врагов у нас немало в мире.
Коль приглянусь им хоть на миг,
Готов, как лермонтовский Мцыри,
Я вырвать грешный мой язык.
По мне, Глазков, твой Дорофеев –
Гляжу без розовых очков –
Иль из породы фарисеев,
Иль из блаженных дурачков.
Его ты не переводи,
А лучше выпить заходи.

Коля отозвался очень живо:

Мыслю я: во время ужина
Можно выпить не зазря –
И спешу поздравить Бушина
С наступленьем пьянваря.

Потом прислал два стихотворения, одно из них – "Бюрократическое творчество":

Бывал я в древних городах,
Смотрел на памятники зодчества
И удручал меня размах
Бюрократического творчества.
В названьях улиц, площадей
По непонятному велению
Присутствовал абстрактный день
Вне времени и протяжения:
Вне памятников старины,
Вне живописной этой местности,
Вне города и вне страны,
Вне исторической конкретности.
Лассали, Либкнехты и Бебели
Ни разу в жизни здесь и не были,
С врагами не боролись тут,
Заводов, фабрик, школ не строили.
Хотя их справедливо чтут,
Они стоят здесь вне истории.
Как гражданин и как поэт
По званию и по призванию
В горисполком и в райсовет
Хочу пойти и дать совет:
Верните старые названия!

8 декабря 1975 года я писал ему:

"Дорогой Коля!

Спасибо за два прекрасных стихотворения. "Бюрократическое творчество" ты прислал, надо думать, не просто так, а помня мою статью "Кому мешал Теплый переулок?", что была напечатана в "Литгазете" еще в 1965 году, и, желая поддержать и продолжить ее идею борьбы против безобразия у нас со всякими переименованиями. Я тогда ставил вопрос о возвращении исконных названий Нижнему Новгороду, Вятке, Самаре, Твери… Потом, в январе 1966-го, об этом же и о других подобных вопросах была передача Ленинградского телевидения, которая транслировалась на всю страну, а участие в ней, кроме меня, принимали Д.С. Лихачев (тогда он был членкором и вел передачу), Владимир Солоухин, Олег Волков, Николай Успенский, В. Иванов, будущий академик, кто-то еще. Передача вызвало бурю вплоть докладной записку А. Яковлева в Политбюро и объявления ее идеологической диверсией и снятие с работы нескольких работников Ленинградского телевидения во главе с директором Фирсовым.

Назад Дальше