Говорил я по-прежнему задиристо, поскольку считал, что именно так и должен вести себя в баре настоящий мужчина.
Обстановка все накалялась, посетители бара с испугом ожидали того, что неминуемо должно было случиться. Бармен говорит:
- Здесь драться не положено, парни! Угомонитесь!
Керли шипит:
- Не волнуйся, мы его на улице достанем, когда он выйдет.
И тут появляется настоящий гений. В каждой сфере жизни имеются свои первоклассные специалисты. Этот подходит ко мне и говорит:
- Здорово, Дан! Я и не знал, что ты в городе! Рад тебя видеть!
А потом обращается к Керли:
- Привет, Пол! Познакомься с моим другом Даном, вот он. Думаю, вы, ребята, сойдетесь. Может, пожмете друг другу руки?
Пожимаем мы друг другу руки. Керли говорит:
- Э-э, рад знакомству.
А гений наклоняется ко мне и шепчет:
- А теперь мотай отсюда и побыстрее!
- Но они же сказали что…
- Мотай, тебе говорят!
Я взял пальто, выскочил на улицу. И пошел, держась поближе к стенам домов - на случай, если они бросятся искать меня. Однако из бара никто не вышел, и я благополучно добрался до моего отеля. Лекция, которую я прочитал в тот вечер, была последней, поэтому больше я в "Алиби-Рум" не появлялся, - по крайней мере, в следующие несколько лет.
(Лет десять спустя я заглянул туда, там все изменилось. От былой изысканности и уюта ничего не осталось, бар стал грязноватым да и сидели в нем личности явно сомнительные. Я поговорил с барменом, уже другим, рассказал ему о прежних временах. "Ну да! - сказал он. - Тут обычно ошивались букмекеры со своими девочками". Только тогда я и понял, почему посетители выглядели такими обходительными и элегантными и почему в баре все время звонили телефоны.)
На следующее утро, встав и взглянув в зеркало, я сделал новое открытие - оказывается синяку под глазом для окончательного вызревания требуется несколько часов. Когда я вернулся в Итаку, то зашел к декану, мне нужно было передать ему кое-какие материалы. У него сидел профессор философии, который, увидев синяк под моим глазом, воскликнул:
- Ух ты, мистер Фейнман! Только не говорите мне, что налетели на дверной косяк.
- Вовсе нет, - ответил я. - Всего лишь подрался в уборной бара - в Буффало.
- Ха-ха-ха, - расхохотался он.
Оставалась еще одна проблема - мне предстояло прочесть лекцию студентам. В аудиторию я вошел с опущенной головой, уставясь в мои заметки. А когда пришло время начать, поднял голову и произнес слова, которые произносил перед каждой лекцией, - только на этот раз тон мой был намного резче:
- Вопросы есть?
Давайте сюда мой доллар!
Из Корнелла я часто ездил домой, в Фар-Рокавей. Как-то раз, когда я был там, зазвонил телефон - МЕЖДУГОРОДНЫЙ ЗВОНОК, аж из самой Калифорнии. В те дни междугородный звонок означал, что сейчас произойдет нечто очень важное - тем более звонок из такого чудесного места, как Калифорния, находящаяся в миллионе миль от моего дома.
Человек на другом конце линии спрашивает:
- Это профессор Фейнман из Корнеллского университета?
- Совершенно верно.
- С вами говорит мистер Такой-то из самолетостроительной компании "Такая-то и такая-то".
Речь шла об одной из крупнейших калифорнийских компаний, к сожалению, теперь уж не помню о какой. А он продолжает:
- Мы намереваемся создать лабораторию для разработки самолетов с ракетными двигателями на ядерном топливе. Ее ежегодный бюджет составит столько-то миллионов.
И называет внушительную цифру.
Я говорю:
- Минуточку, сэр, я не понимаю, зачем вы мне-то об этом рассказываете.
- Вы просто послушайте, - отвечает он. - И я вам все объясню. Только позвольте мне сделать это в привычной для меня манере.
И рассказывает дальше - какое число людей будет работать в лаборатории, столько-то на таком уровне, столько-то докторов на другом…
- Извините, сэр, - говорю я, - но, по-моему, вы позвонили не тому человеку.
- Я говорю с Ричардом Фейнманом, Ричардом П. Фейнманом?
- Да, но вы…
- Будьте добры, позвольте мне закончить, сэр, тогда мы и обсудим этот вопрос.
- Хорошо! - я закрываю глаза и выслушиваю всю его галиматью, все подробности большого проекта, так и не понимая, зачем он вываливает на меня эти сведения.
А он, добравшись до конца, говорит:
- Я рассказываю вам о наших планах, потому что мы хотели бы узнать, не согласитесь ли вы возглавить эту лабораторию.
- Вы уверены, что разговариваете с тем, с кем хотели поговорить? - говорю я. - Я профессор теоретической физики. Не инженер-ракетчик, не инженер-самолетостроитель, ничего подобного.
- Мы уверены, что нам нужны именно вы.
- Хорошо, а каким образом вам стало известно мое имя? Почему вы решили позвонить именно мне?
- Сэр, ваше имя значится на патенте самолета с ракетными двигателем на ядерном топливе.
- О, - говорю я, сразу сообразив, что это за патент (сейчас я вам эту историю расскажу), а затем: - Простите, но я предпочел бы остаться профессором Корнеллского университета.
Дело в том, что во время войны государственным патентным бюро заведовал в Лос-Аламосе один очень милый дядька, капитан Смит. Он разослал всем нам уведомление, в котором говорилось примерно следующее: "Патентное бюро будет радо запатентовать от имени правительства Соединенных Штатов, на которое вы в настоящее время работаете, любую возникшую у вас идею. Вы можете думать, что имеющиеся у вас идеи относительно ядерной энергии и ее применения известны каждому, но это далеко не так. Просто загляните в мой офис и изложите ее мне".
Во время ленча я встречаюсь со Смитом и, пока мы с ним возвращаемся в техническую зону, говорю ему:
- Насчет разосланного вами уведомления - вам не кажется, что если мы станем приходить к вам с каждой нашей идеей, получится сумасшедший дом?
Мы довольно долго препирались по этому поводу - уже у него в кабинете - и, наконец, я сказал:
- Идей, касающихся ядерной энергии, причем совершенно очевидных, существует столько, что я мог бы рассказывать вам о них целый день.
- ПРИВЕДИТЕ ПРИМЕР!
- Проще простого, - говорю я. - Например: ядерный реактор… под водой… вода втекает в него… с другой стороны выходит пар… Пшшшшш - вот вам подводная лодка. Или: ядерный реактор… воздух поступает спереди, нагревается посредством ядерной реакции… выходит сзади… Бах! Мы летим по воздуху - это самолет. Или: ядерный реактор… пропускаем через него водород… Шарах! - ракета. Или: ядерный реактор… только вместо обычного урана вы используете обогащенный, добавляя в него при высокой температуре окись бериллия, чтобы повысить его эффективность… Это электростанция. И таких идей миллионы! - покидая его кабинет, закончил я.
Вроде бы тем все и кончилось.
Месяца три спустя Смит звонит мне:
- Фейнман, патент на подводную лодку уже выдан. А вот другие три - ваши.
Так что, когда калифорнийская самолетостроительная компания задумала создать ту лабораторию и попыталась найти специалиста по всяким штуковинам с ракетными двигателями, долго ей искать не пришлось. Довольно было выяснить, кто эти штуки запатентовал!
Кстати, Смит попросил меня подписать кое-какие документы, касающиеся тех трех идей, которые я передал государству, чтобы оно их запатентовало. А надо вам сказать, существует такая юридическая глупость, - когда вы передаете патент правительству, подписанный вами документ не обретает законной силы до тех пор, пока вы не получите что-либо в обмен на него, и в том, который я подписывал значилось: "Настоящим я, Ричард П. Фейнман, передаю мою идею правительству за вознаграждение в один доллар …"
Подписал я документ и спрашиваю:
- А где мой доллар?
- Ну, это же просто формальность, - отвечает Смит. - У нас и фондов-то нет, из которых я мог бы вам доллар выплатить.
- Вы сами обставили все так, что моя подпись стоит доллар, - говорю я. - Вот и давайте сюда мой доллар!
- Что за глупости! - протестует Смит.
- Никакие не глупости, - говорю я. - Это юридический документ. Вы велели мне его подписать, а я человек честный. Так что нечего дурака валять.
- Ну хорошо, хорошо, - устало говорит он. - Дам я вам доллар, из собственного кармана.
- Годится.
Беру я этот доллар и вдруг меня осеняет, на что его следует потратить. Надо пойти в бакалейный магазин и накупить, - а в то время на доллар можно было купить много чего, - печенья, конфеты, ну, знаете, шоколадные конфеты с зефиром внутри, и прочие сладости.
Возвращаюсь я в лабораторию теоретической физики и объявляю:
- Внимание все, я только что получил вознаграждение! Угощайтесь! На него и куплено! Доллар за мой патент! Я получил доллар за мой патент!
Тут уж все, у кого имелись патенты, а имелись они у многих, начинают таскаться к капитану Смиту и требовать свои доллары.
Поначалу он выдает их из собственного кармана, но очень скоро понимает, что нажил себе геморрой! И приступает к безумным попыткам учредить фонд, из которого он сможет выдавать доллары назойливым изобретателям. Не знаю уж, удалось ему это или нет.
Их нужно просто спрашивать?
Первое время я, преподавая в Корнелле, переписывался с девушкой из Нью-Мехико, с которой познакомился во время работ над созданием атомной бомбы. В одном из своих писем она упомянула о каком-то еще знакомом ей мужчине, и я, поразмыслив, решил съездить туда, как только закончится учебный год, и попытаться спасти положение. Однако, приехав, понял, что опоздал, и в итоге застрял на все лето в одном из мотелей Альбукерке, совершенно не зная, чем мне себя занять.
Мотель "Каса Гранде" стоял на знаменитом "Шоссе 66" - это была самая большая дорога из проходивших через город. Дома через три от него располагался маленький ночной клуб с развлекательной программой. Поскольку делать мне было решительно нечего и поскольку я любил наблюдать в барах за людьми и знакомиться с ними, я зачастил в этот клуб.
Впервые попав в него, я познакомился у стойки бара с одним пареньком. Мы с ним обратили внимание на столик, за которым сидели сплошь красивые молодые леди - думаю, это были стюардессы "Транс уорлд айрлайнз", - отмечавшие день рождения одной из них. И мой новый знакомый сказал:
- Давай-ка наберемся храбрости и пригласим их потанцевать.
Мы пригласили двух девушек, а потом уже они нас пригласили - присесть за их столик. Мы с ними выпили, и не по одному разу, и тут подошел официант, спросивший:
- Не желаете ли заказать что-нибудь еще?
А мне нравилось изображать пьяного, поэтому я, хоть и был трезв как стеклышко, спросил у девушки, с которой танцевал:
- Хххотите чвонибудь?
- А что можно? - отвечает она.
- Всссссе, что хотите - ВСЕ!
- Ладно! Тогда будем пить шампанское, - радостно сообщает она.
И я говорю - громко, чтобы слышали все, кто есть в баре:
- Идет! Шшшшмпанского для всех!
Тут я слышу, мой новый друг говорит этой девушке что-то насчет того, как это некрасиво - "выкачивать из него все бабки, пользуясь тем, что он пьян", - и соображаю, что, пожалуй, дал маху.
И вообразите, как мило, - официант подходит, наклоняется ко мне и негромко произносит:
- Сэр, оно обойдется вам в шестнадцать долларов за бутылку.
Я решаю отказаться от идеи "шампанского для всех" и говорю ему - еще громче:
- НУ И ЧЕРТ С НИМ!
И потому я здорово удивился, когда несколько мгновений спустя официант вернулся со всеми его прикрасами - белой салфеткой через руку, уставленным бокалами подносом, ведерком льда и бутылкой шампанского. Он решил, что я подразумевал "Ну и черт с ними, с деньгами", а не "Ну и черт с ним, с шампанским"!
Официант налил всем шампанского, я заплатил шестнадцать долларов, а мой новый друг сильно обозлился на девушку, потому что считал, будто это она выдоила из меня такие большие деньги. Однако, что касается меня, это был не конец, но, как выяснилось впоследствии, начало нового приключения.
Шли недели, я довольно часто заглядывал в этот ночной клуб, развлекательная программа там то и дело менялась. Теперь новые исполнители принадлежали к цирку, который гастролировал в Амарилло, во многих других городах Техаса и Бог весть где еще. Кроме того, в клубе выступала его собственная певица по имени Тамара. И всякий раз, как в клубе появлялась новая труппа артистов, Тамара знакомила меня с одной из девушек этой труппы. Девушка походила к моему столику, усаживалась за него, я покупал ей выпивку, мы разговаривали. Разумеется, я был бы рад не ограничиваться одними лишь разговорами, однако в последнюю минуту у этих девушек неизменно находилось какое-то срочное дело. И я никак не мог понять, почему Тамара то и дело берет на себя такие хлопоты, знакомит меня с девушками, а потом, хоть поначалу все складывается и хорошо, я обязательно кончаю тем, что угощаю девушек и провожу вечер в разговорах с ними, - но и не более того. Впрочем, и мой друг, которого Тамара ни с кем не знакомила, тоже большими успехами похвастаться не мог - оба мы были теми еще олухами.
После нескольких недель разного рода шоу и разного рода знакомств Тамара представила меня девушке еще из одной труппы и началась рутинная процедура - я угощаю, мы разговариваем, девушка ведет себя очень мило. Она уходит на сцену, чтобы выступить в шоу, а потом возвращается за мой столик, чем сильно меня радует. Люди, сидящие в клубе, посматривают на нас и, наверное, думают: "Что она в этом типе нашла, почему вернулась к нему?".
Однако затем, под конец вечера, она произносила слова, которые я слышал уже не один раз: "Я пригласила бы вас к себе, но у нас сегодня вечеринка, так что, может быть, завтра вечером…" - а я по опыту знал, что это ее "может быть, завтра вечером" означает ПУСТОЙ НОМЕР.
Ну-с, в тот вечер я заметил, что девушка - ее звали Глорией - то и дело перекидывается парой слов с конферансье: во время шоу, по пути из женского туалета. И когда она снова ушла в туалет, а конферансье случилось проходить мимо моего столика, я неожиданно для самого себя поднял бокал и сказал:
- Какая милая у вас жена.
Он ответил:
- Да, спасибо.
Мы разговорились. Он решил, что это Глория мне все рассказала. А Глория, вернувшись, решила, что рассказал он. В общем, слово за слово, и они пригласили меня зайти, когда закроется бар, к ним домой.
В два часа ночи я пришел с ними в их мотель. Разумеется, никакого приема в мою честь они устраивать не стали, мы просто долгое время проговорили. Они показали мне фотоальбом, там был снимок Глории, сделанный в то время, когда она познакомилась в штате Айова с мужем, - выросшая на кукурузе полноватая молодая женщина; и другие снимки, на которых она была уже похудевшей, - теперь же Глория выглядела попросту изящной и стройной! Муж научил ее очень многому, даром что сам он не умел ни читать, ни писать, и это было особенно интересно, - он же был конферансье, зачитывал во время соревнования артистов-любителей названия номеров и имена исполнителей, а я даже не заметил, что он не способен читать то, что "читает". (На следующий вечер я понял, как это делалось. Глория, выводя артиста на сцену или уводя с нее, заглядывала в листок бумаги, который муж держал в руке, прочитывала название следующего номера и имена его исполнителей и шепотом сообщала их мужу.)
Они оказались интересной, общительной парой, мы помногу разговаривали, это было очень занятно. Вспомнив о моем знакомстве с Глорией, я спросил у нее, почему Тамара вечно сводит меня с новыми девушками.
Глория ответила:
- Перед тем как познакомить с вами меня, Тамара сказала: "Сейчас я представлю тебя настоящему транжире!".
Я ненадолго впал в недоумение, а потом вспомнил о бутылке шампанского, купленной с таким громогласным и неверно понятым "ну и черт с ним!" за шестнадцать долларов, которые оказались, в конечном итоге, разумным вложением средств. По-видимому, я приобрел заодно с шампанским и репутацию чудака, который всегда приходит в клуб не приодетым, не облаченным в хороший костюм, но неизменно готовым потратить на девушек уйму денег.
В конце концов, я поведал им о том, что приводило меня в недоумение: "Я человек довольно умный, - сказал я, - но, похоже, только в том, что касается теоретической физики. Однако в этом баре толчется немало и других умных людей - из нефтяной промышленности, их горнодобывающей, видных бизнесменов, - и они постоянно угощают девушек, но ничего этим не добиваются!". (К тому времени я решил, что такие угощения выпивкой и всем прочим посетителям бара тоже ничего не дают.) "Как же получается, - спросил я, - что умный человек, приходя в бар, обращается в полного идиота?".
Конферансье сказал:
- А вот в этом я разбираюсь до тонкостей. Мне точно известно, как тут все устроено. Я дам вам пару уроков, после которых вы в любом баре вроде этого сможете получать кое-что от девушек. Однако прежде, чем давать их, я покажу вам, что и вправду знаю, о чем говорю. И для этого Глория заставит мужчину угостить вас коктейлем с шампанским.
- Хорошо, - отвечаю я, а сам думаю: "Как, черт подери, они сумеют провернуть такой фокус?".
А конферансье продолжает:
- Но только вы должны будете делать в точности то, что мы вам скажем. Завтра вечером вы сядете в баре на некотором расстоянии от Глории, а когда она подаст вам знак, от вас потребуется только одно - пройти мимо нее.
- Да, - говорит Глория. - Это будет не сложно.
На следующий вечер я прихожу в бар и устраиваюсь в углу, из которого хорошо видна Глория. Спустя некоторое время рядом с ней, разумеется, усаживается какой-то малый, а еще немного позже мне становится ясно, что он уже всем доволен и счастлив, - и тут Глория подмигивает мне. Я встаю и неторопливо приближаюсь к ним. А когда прохожу мимо, Глория оборачивается и произносит, радостно и дружелюбно:
- О, Дик, привет. Ты когда это в город вернулся? Где пропадал?
Сидящий с ней парень оборачивается - посмотреть, что это за "Дик" такой, и я читаю в его глазах нечто целиком и полностью мне понятное, поскольку и сам не раз попадал в его теперешнее положение.
Взгляд первый: "Так-так, соперник. Я ей купил выпивку, а он ее сейчас уведет! Хорошенькое дело!"
Взгляд второй: "Нет, это просто случайный знакомый. Похоже, они знают друг дружку уже довольно давно"
Я просто вижу все это. Читаю то, что написано у него на лице. И точно знаю, что его ожидает.
Глория говорит ему:
- Джим, познакомься с моим старым другом Диком Фейнманом.
Взгляд третий: "Я знаю, что мне надо сделать; надо подмазаться к ее дружку, ей это понравится".
И Джим говорит мне:
- Привет, Дик. Не хотите выпить?
- С удовольствием! - отвечаю я.
- Что вам заказать?