Сами мы в течение дня намаялись не меньше собак. На остановке отсыревшаяодежда, казалось, совсем перестала греть. Даже сидя в палатке, около примуса,мы все еще стучали зубами, пока не съели горячий ужин и не забрались в спальныемешки.
...Полотнище палатки судорожно бьется под ударами ветра. Иней, осевшийсантиметровым слоем на внутреннюю сторону парусины, отваливается кусками,падает на спальный мешок, на лицо. Струйки воды, стекая с лица, вновьзастывают, волосы примерзают к меху спального мешка.
Я нащупываю головой сухое место и делаю попытку заснуть. Последней мыслью было:хорошо бы утром увидеть солнце, пусть даже холодное. Но ни утро, ни день непринесли ничего утешительного. Завывал ветер, к тучам снежной пыли поройприсоединялась муть тумана. Ни солнца, ни неба, ни льдов, ни берега. О поискахпути среди скоплений айсбергов в такую погоду нечего было и думать. Весь деньпросидели в палатке.
В следующую ночь ветер еще больше усилился. Я начал опасаться за палатку.Вытащил Журавлева из спального мешка. Впотьмах вылезли наружу и, ползая средиметели, нарезали ножовкой огромных снежных кирпичей, защитили стену палатки снаветренной стороны. Обогревшись в палатке, вновь вылезли наружу и соорудилидлинную стену, за которой укрыли собак.
Журавлев начал приходить в себя. У него снова появился интерес к окружающему. Вэтот день он собрал собачью сбрую и починил ее. Потом сушил обувь и рукавицы.Пытаясь отвлечь его от горьких мыслей, я рассказывал о гражданской войне ипартизанском движении на Дальнем Востоке. О том, что были у нас тогда и радостипобед и горечь поражений. Иногда теряли лучших друзей, и уже казалось, чтодругих таких не наживешь. Но время и борьба залечивали тяжелые душевные раны.Появлялись новые товарищи, с которыми крепко связывали общие цели и стремления.
Журавлев слушал и молчал.
К вечеру метель начала было стихать. Немного прояснилось. Но вскоре мыубедились, что это только временно. Сплошные низкие облака разорвались наюго-западе. Их края закруглились и сделались почти черными. Где-то за облакамибыло солнце. Отверстие в черной раме горело багровым светом. Мрачная картина необещала улучшения погоды. И действительно, скоро густой туман сузил нашгоризонт до 50 метров, а вслед за ним опять ударил шальной ветер с юго-востока.Он задержал нас на месте еще на сутки.
Сильно потеплело. Термометр показывал только -23°, зато метель бушевала вполную силу. Скорость ветра достигла степени сильного шторма.
Невольно возникал вопрос: "Сколько же мы еще просидим здесь?" Терпения у насхватало. А вот с продуктами и керосином дело обстояло хуже. Утром 14-гоистекало семь суток, как мы покинули нашу базу, а от намеченной цели были ещедалеки. Если бы перепало несколько дней ясной погоды и нашлась хорошая дорога!Погода, конечно, должна выправиться. Но когда?
Пока что мы сидели в палатке, точно в мышеловке. Чтобы чем-нибудь отвлечьЖуравлева от его мыслей, я охотничьим ножом выстругал из доски от консервногоящика домино и навязал Журавлеву игру. Но как я ни старался посильнее хлопатьимпровизированными костями по крышке ящика, не мог заразить партнера обычнымазартом. Игра шла вяло. Сергей невпопад ставил кости и проигрывал. Мысли егопо-прежнему были далеко.
Тогда я решил попытаться занять его другим. На этот раз, отправляясь в поход,мы захватили с собой по книжке. Журавлев взял "Анну Каренину", но за весь походтак и не раскрыл ее. У меня была книжка, рассказывающая о теплых странах.Описания были слишком контрастны с окружающей обстановкой и потомузанимательны. Одно место я прочел вслух:
"Горы закрывают Рио-де-Жанейро от здоровых ветров, лишают его вентиляции.Жители Рио очень ценят сквозняки..." А в это время за тонкой парусиной нашейпалатки трещал мороз и выла метель. Мы только что потушили примус, но палаткауже более чем достаточно провентилировалась. Журавлев не вытерпел:
- Уступим бразильцам немного ветра. Так - недельный запас,- проговорил он,натягивая на голову меховой капюшон.
Книжка заинтересовала Журавлева, он попросил ее и, забравшись в мешок, началчитать. Я был рад уже и этому.
В хаосе айсбергов
Только 15 марта мы вновь получили возможность двинуться дальше. Ночью метельстихла. К утру лишь в северном и северо-восточном направлениях по-прежнемустояла сплошная стена тумана. Есть там земля или нет, определить былоневозможно. На северо-западе хорошо просматривались ледниковый щит и отвеснаястена глетчера. Решили держать курс на них, зацепиться за ледниковый барьер ивдоль него пробиваться к северу.
Тронулись в путь с надеждой, что туман, наконец, рассеется. Наличие его здесь вмарте было необычным. По-видимому, где-то недалеко были вскрыты льды. Толькоэтим и можно было объяснить его происхождение.
Вскоре после выступления из лагеря поднялись на низкий, плоский айсберг ипроехали по нему более двух километров. Максимальная высота его не превышалашести метров. В прошлом, очевидно, это был язык какого-то ледника, сползший вводу по отлогому склону и целиком оторвавшийся от своей основы. Наш курссчастливо совпал с его протяжением в длину, хотя и ширина его была огромна, неменее 800 метров. Спуститься с айсберга оказалось несколько труднее, но все жемы в конце концов нашли забой, только на два метра не доходивший до кромкиобрыва, сбросили собак и на руках спустили сани.
С этой минуты началась дорога, которую вряд ли могла бы нарисовать самаягорячая фантазия. Айсберги все теснее и теснее окружали нас. Среди них уже небыло ни одного пологого. Они, как башни, высились со всех сторон. Многиедостигали высоты 20-22 метров.
Часто коридоры между ними суживались настолько, что через них с трудом можнобыло провести сани. Большая часть проходов была забита мягким, как пух, снегом.В нем мы начали тонуть по пояс. Собаки беспомощно барахтались и, не находяопоры, погружались в снег с головой. Приходилось самим вытаскивать не толькосани, но и собак. Мы сбросили малицы, работали в одних меховых рубашках и нечувствовали 27-градусного мороза. Но это было не самое худшее. По сравнению сдальнейшим можно было сказать, что мы до сих пор шли легко. Чем больше мыприближались к ледниковому щиту, тем хуже становилась дорога. В морском льдумежду скоплениями айсбергов появились трещины. Одни из них были совсем свежими,и в них вода казалась черной, как смоль, по контрасту с рядом лежавшим снегом.Другие успело затянуть молодым ледком и засыпать рыхлым снегом. Эти былинаиболее опасными.
В полукилометре от стены глетчера, взобравшись на одну из ледяных гор, яувидел, что дальше не пройти даже с пустыми санями. Ледник, вдоль которого мышли, по всем признакам находился в интенсивном движении и продолжал "телиться".Вблизи самой ледяной стены многие из ледяных гор были окружены чистой водой.Что-то надолго задержало здесь айсберги, не давая уплыть им в океан, и ониогромным стадом сгрудились возле ледяной стены. Здесь, насколько можно былорассмотреть, царил бесконечный хаос, настоящие ледяные дебри.
Решили двигаться в некотором отдалении от ледниковой стены. Я тронул своюупряжку. Не прошли сани и 15 метров, как снег под ними с шумом, напоминавшимглубокий вздох, осел и быстро начал темнеть от пропитывающей его воды. Желаяоблегчить воз, я быстро спрыгнул с саней и тут же начал погружаться. К счастью,удалось упасть на живот, опереться на сравнительно большую площадь и выползтина крепкий снег. Журавлева словно кто подстегнул кнутом. Бросив свою упряжку,он подскочил к моим погружавшимся саням, упал на снег и руками вцепился взадок. Общими силами мы выволокли их из трещины.
- Куда несет? Жизнь недорога, что ли? Давай, я пойду вперед.
- Твоя жизнь не дешевле моей,- ответил я, радуясь, что снова услышал прежнийголос товарища. В нем проснулась обычная для него энергия.
Скоро накрыл туман. Более трех часов, не видя далее 30-40 метров, мыпробивались среди огромных айсбергов. Несколько раз попадали в настоящиеледяные мешки. Из них нелегко было выбраться даже в обратном направлении. Путьстал мучительным и для нас и для собак. Одна из них, не выдержав напряжения,упала мертвой в лямке.
С каким облегчением мы вздохнули, когда, наконец, выбрались на сравнительноровную площадку. Под прикрытием саней вскипятили чай, утолили мучившую насжажду и двинулись дальше.
Но наши испытания в этот день еще не кончились. Около 17 часов неожиданноналетела новая метель с юго-востока. В надежде добраться до ближайшего клочказемли мы гнали собак дальше и скоро в снежном вихре наткнулись на гряду совсемсвежих торосов. Чудовищная сила ледника здесь мяла, крошила и передвигаладвухметровый морской лед. Мы нашли в гряде проход, но тут же были остановленытрещиной, далеко превосходившей длину наших саней. Молодой, еще темный ледпокрывал ее поверхность. Бросаться на него было рискованно. Но что делать? Надопробовать. Развели метров на двадцать друг от друга упряжки, подвели собаквплотную к затянутой трещине, подкатили сани с таким расчетом, что, когда онидостигнут середины трещины, собаки уже успеют выскочить на крепкий лед с другойстороны и в случае аварии удержат сани от быстрого погружения. К каждым санямприкрепили по длинной веревке. Журавлев гикнул на свою упряжку. Под полозьямираздался треск. По молодому льду побежали волны. Но сани уже вылетели накрепкий лед с противоположной стороны. Мои собаки, не дожидаясь команды,рванули вслед и также вынесли воз. Позади саней сейчас же появилась вода.
- Не удержишь, лешой! Все равно пройдем! Ничто не удержит! - кричал Журавлев,стоя в решительной позе с широко развернутыми плечами.
Трудности пути и опасность вернули моему товарищу прежний задор и расчетливуюсмелость. Теперь он справился с горем.
Метель усиливалась. Но продвигаться еще было возможно, и мы продолжали путь.
Но вот впереди опять показалась какая-то новая грозная преграда. Оставив собак,прошли вперед и взобрались на айсберг. Наверху ветер сбивал с йог. Снег здесьбыл давно сметен, а снизу снежную пыль так высоко еще не подняло. Окружающийландшафт был виден нам точно с птичьего полета. Однако что же здесь такое?Целые горы льда. Все, что мы видели до сих пор, было мелочью. Здесь все былоскорчено, вздыблено, пересыпано осколками и изрезано трещинами. В пределахвидимости айсберги занимали не менее 70- 75 процентов всей площади. Многиестояли вплотную друг к другу, другие раскололись под чудовищным напором соседейи вдребезги искрошили встреченные на пути морские льды. Мурашки пробегали поспине при одном взгляде на узкие расселины между отвесными ледяными стенами. Надне их темнела вода.
Приближались сумерки. Идти дальше, по выражению Сергея, означало "искатьбезголовья". Нашли в одном из ледяных коридоров заветренный уголок и поставилипалатку. Здесь было настолько тихо, что горела незащищенная спичка. А сверхудоносился свист и озлобленный вой метели.
Я пытался подсушить одежду, подмоченную при погружении в трещину, но пришлосьограничиться одними рукавицами. Приходилось экономить керосин. Да и одежда иобувь намокли только сверху. К счастью, я был одет так, что вода могла быпопасть внутрь мехового одеяния только через ворот. Но до этого дело не дошло.
За день мы все-таки прошли почти 20 километров, хотя по прямой вряд линабиралась и половина этого расстояния. Однако устали так, точно прошли сотникилометров. Все тело болело, словно изломанное...
Ночью ветер прекратился. С утра 16 марта стояла тихая пасмурная погода. Волнамишел туман. Мы вновь забрались на айсберг. На западе была видна стена глетчера,вдоль которой мы пробирались накануне, а километрах в пяти-шести ксеверо-востоку маячил довольно высокий мысок. Это означало, что справа отнашего пути остался какой-то залив. На северо-востоке виднелись айсберги,которые остановили нас вчера вечером. Сейчас, при лучшей видимости, не моглобыть сомнений, что они недоступны для езды на собаках, да еще с нагруженнымисанями. Достаточно четкая граница скопления айсбергов в виде высокой, редкопрерывающейся гряды шла к востоку и недалеко от объявившегося мыскаповорачивала на юг, где как будто становилась более разреженной и не стольвысокой.
Решили пробиться к мыску. Быстро свернули лагерь, запрягли собак и тронулись впуть. Почти три километра шли вдоль полосы айсбергов. Морской лед здесь лежалвысокими валами, словно бушевавшее море замерзло в одно мгновение. Вдействительности же это была работа все тех же ледников. Сползая с берегов инапирая на морские льды, они сжимают их в гармошку, пока гребни складоквыдерживают напряжение.
Туман редел. Его проносящиеся клочья становились меньше. Облачка рассеивались.Начало просвечивать солнце. Мы легко лавировали между ледяными волнами и ужеготовы были торжествовать победу и над айсбергами и над хаосом искромсанныхльдов. Но торжество наше было преждевременным. Ледяные валы, по мереприближения к берегу, становились все выше и круче. На некоторых из них посамому гребню начали попадаться трещины. Другие валы вздымались непроходимымивысокими торосами. Наконец, опять все превратилось в хаотические нагромождения,и льды встали на нашем пути сплошной высокой стеной. След саней начализвиваться змеей и делать все более крутые зигзаги.
Собаки все чаще стали теснить друг друга, чтобы пройти узкими щелями межледяных громад. Мы, еле переводя дыхание, прыгали с одной стороны саней надругую, чтобы вовремя развернуть их, предупредить удар или удержать вустойчивом положении. Вдруг ледяной коридор замкнулся. Мы оказались передотвесной стеной в 15 метров высоты.
Долго лазали по льдам, забирались на айсберги и искали прохода. Но всебезрезультатно. На пути стояла сплошная, точно крепостная стена, усеяннаятрещинами и зубцами. В одном месте под Журавлевым рухнул снежный мост, и мойспутник полетел вниз. Но трещина оказалась узкой, и он, расставив руки,удержался на ее краях, пока я не подоспел на помощь. Будь она на полметра шире,я, пожалуй, мог бы остаться один.
Ледяная гряда была неширокой - не более 300-350 метров. За ней лежал ровныйприбрежный лед. Но как добраться до него? Решили взять барьер приступом.
Что было дальше - трудно рассказать. Человек, не знакомый с такими льдами иездой на собаках, мог бы, пожалуй, принять мое описание за преувеличение, а длятого, кто имеет представление об этих вещах, будет все понятно, если я толькоскажу, что пару саней и семьсот килограммов груза мы поднимали наверх два споловиной часа. Подъем шел под углом около 50°, по узкому карнизу, над трещинойв 18 метров глубины. Надо было напрячь все наши силы, чтобы не только подниматьсани, но и удерживать их на ледяном карнизе. В противном случае они неминуемополетели бы в расселину и разбились вдребезги. Закончив подъем, мы уже были неспособны к какой-либо работе и расположились отдохнуть. Отдышавшись и выкуривпо нескольку трубок, через час начали спуск. Для уменьшения скольжения полозьясаней обмотали цепями и веревками, потом вырубили топором ступеньки на склоне,отпрягли бесполезных собак и в несколько приемов, используя промежуточныеплощадки, спустили сани на руках.
Зато прибрежный лед, покрытый высокими снежными застругами, теперь показалсянам паркетом. Мы скоро дошли до берега, успели рассмотреть, что здесь он уходилна восток-северо-восток и в этом направлении терялся в тумане. Через полчасатуман опять окутал нас. Но теперь, уцепившись за берег, мы шли до полнойтемноты, не отрываясь от приливно-отливной трещины. Не встречая на своем путиособых препятствий, мы уже не обращали внимания и на туман.
За весь день прошли не менее 30 километров. Определять расстояние теперь мымогли только приближенно - по часам и по ходу собак. Одометр я разбил напоследней ледяной гряде.
В ночь на 17 марта разыгрался сильный мороз. Он донимал нас в спальных мешках,заставлял часто просыпаться и поплотнее закутываться в мех. Утром, не вылезаяиз мешков, мы разожгли примус, вырезали посредине палатки глыбу снега, натопиливоды и приготовили завтрак.
Пора было одеваться. Брюки и малицы, заменявшие ночью подушки, превратились взамерзшие комки. При одной мысли, что все это надо надевать на себя, хотелосьснова поглубже нырнуть в спальный мешок, укрыться с головой и не думать ни очем. Но мы знали, что это не выход. Сидя в мешках, мы сначала осторожно, чтобыне сломать замерзшие меха, постепенно размяли их руками и расправили, а ужепотом быстро надернули на себя. Впечатление было такое, словно ныряешь вледяную воду. Теперь, чтобы согреться, а заодно согреть и меховую одежду, надобыло двигаться.
Журавлев расстегнул полы палатки, наполовину высунулся наружу и замер. Черезмгновение я услышал:
- Ой, лешой, куда приехали!
"Лешой" у него было универсальным словом. В зависимости от интонации оно моглообозначать огорчение и радость, неприязнь и ласку. На этот раз я почувствовал,что Журавлев чем-то обрадован.
- Вот это земля! Настоящая! А погода-то! Ну и красота! - продолжал онвосторгаться.
Я вытолкнул его наружу и выскочил сам. На мгновение невольно закрыл глаза.
Неделю мы не видели куска чистого неба. Часто только по часам могли определить,в какой стороне находится солнце. Редко, и то на короткие моменты, онопросвечивало сквозь облака и туман тусклым, желтым, как лимон, пятном. Асейчас! Небо точно сапфир. Ни клочка тумана, ни облачка. А впереди - гигантскаяскала, почти отвесно спускающаяся в море! Над ней, уходя в глубь страны,блестят ледники. Километрах в 10-12 к северо-западу от этой скалы видна новаявысокая гора. Лучи солнца бьют прямо в ее крутой склон, и кажется, что онагорит невиданным белым пламенем. Пролив дальше расширяется. Совершенно ровныйлед упирается в горизонт. Только изредка огромное белое поле прерывается не томелкими островками, не то айсбергами. Вся панорама, пронизанная лучами солнца,так и брызжет светом. Забыв про мороз и пережитые невзгоды, мы долго не можемоторваться от этой картины.
Нетрудно понять наше состояние! Десять дней мучительного пути. Мороз, метели,туманы, льды, айсберги, сопровождавшие нас на всем тяжелом пути. И вот - всеэто позади.
Быстрее обычного свернули лагерь. Намерзшиеся собаки подхватили сани, и мыпонеслись навстречу гигантскому утесу. До него было еще километров 20-25. Чемближе мы подходили, тем мощнее, выше и грандиознее он казался. В пролете междуним и горой, лежащей к северо-западу, отчетливо вырисовывалась полоса морскихторошенных льдов. Стало окончательно ясно, что мы прошли каким-то неизвестнымдо этого проливом.
И погода и дорога были прекрасными. Лед на всем протяжении от нашего лагеря догряды торосов на выходе из пролива был совершенно ровным. Не дойдя до скалы, мыпересекли язык ледника, спускавшийся с южного острова. Он был около пятикилометров шириной и не испорчен ни одной трещиной. То, что ледник спокойновмерз в морские льды и нисколько не деформировал их, свидетельствовало о егосмерти. В противоположность активным ледникам северного острова он,по-видимому, совсем не двигался. Теперь становилась понятной картина, виденнаянами в самой узкой части пролива со вскрытыми морскими льдами и большимскоплением айсбергов. Как юго-западный, так и северо-восточный выход из проливабыли заперты морскими льдами, не вскрывавшимися в минувшее лето, а возможно инесколько лет. Они препятствовали выносу в открытое море айсбергов, которыетысячами скопились в центральной, узкой части пролива.