Тяглому зверь нанес тяжелое повреждение, и собака не могла подняться. Когдаоторвали собаку от убитого медведя и взяли на руки, чтобы отнести домой, у неечто-то хрустнуло в спине, и только после этого пес, хотя и с трудом, началвставать на ноги. Гиене медведь распорол бок, а Козлу прокусил лапу. В общемтри собаки на какой-то срок вышли из строя, а Мишка погиб безвозвратно.
Собаки были нашими верными помощниками и друзьями. Мы знали их индивидуальныеособенности, характеры, наклонности и привычки, умели различать их настроения.Поощряли трудолюбивых, наказывали лодырей. Каждый из нас наедине дажеразговаривал с ними, а они отвечали умным, понимающим взглядом. Часто на ихдолю выпадала очень тяжелая работа; но в таких случаях и самим нам едва ли былолегче. Мы делили с ними тяготы пути, работали бок о бок, а на стоянках лаской изаботой старались вознаградить их за лишения. Порою исключительная обстановкавынуждала нас быть суровыми с ними. Но вообще-то мы берегли их и ценили, амногих из них по-настоящему любили и болели душой при несчастьях с ними, а темболее при их гибели. А гибли, как правило, лучшие, наиболее активные ипреданные нам.
Первую собаку мы потеряли еще осенью, вскоре после ухода "Седова". Мы еще малознали ее и не успели по-настоящему оценить. Надо полагать, что это был наиболееазартный пес. Он вместе с другими умчался за медведем на плавучие льды, да таки не вернулся.
Новый чувствительный удар постиг нас в середине полярной ночи. Как-то с улицыдонесся лай собак. Выскочивший из домика Журавлев увидел в десяти метрах отдверей ворочающуюся в темноте кучу. Сквозь лай собак послышался рев медведя.После трех выстрелов схватка кончилась. Подходя к добыче, охотник обо что-тоспоткнулся. Нагнувшись, он нащупал под ногами пораженную собаку. Это был Рябчик- один из наших лучших работников. По другую сторону зверя лежал мертвый Полюс.Все три пули попали в медведя, но одна из них в темноте по пути прошилаРябчика, а вторая прошла через зверя и прихватила Полюса.
На исходе полярной ночи неизвестная болезнь погубила нашего любимца Варнака; ав последнем походе погиб в лямке прекрасный пес из упряжки Журавлева.
Теперь прибавилась новая жертва - Мишка.
Каждый день, отмеченный гибелью собаки, был для нас черным днем. Помимо того,что по-настоящему было жалко четвероногих друзей, гибель каждого из них делалавсе напряженнее нашу работу. Но на войне - как на войне. Без жертв необойдешься. А наша работа была почти беспрерывной войной за Северную Землю,борьбой с полярной природой. Надо было смотреть вперед. Готовиться к новымпереходам и новым боям.
В день гибели Мишки я начал тренировать в качестве передовика Юлая. Тренировкатеперь была значительно облегчена. Все собаки хорошо втянулись в работу, а Юлайпоследнее время ходил рядом с Мишкой и уже кое-что понимал. Облегчалотренировку и то, что в конце полярной ночи я перешел на веерную упряжку, вкоторой вожжа во многом помогает сообразительности передовика.
Залив Сталина
2 апреля мы снова могли выйти в поход. У меня уже был новый передовик. ГибельМишки и ранение медведем еще трех собак- заметно ослабили наши упряжки. Однаконагрузка оставалась прежней, На каждых санях лежало по триста килограммовчистого груза.
Покинув базу, мы пересекли центральный остров в группе островов Седова и наэтот раз без захода на мыс Серпа и Молота взяли курс прямо на восток.Затвердевшие снежные поля были присыпаны пылевидной порошей. Груженые сани шлипо ней тяжело. Мы медленно продвигались вперед, пока собаки не отказалисьработать. Все же за день осилили 32 километра. Лагерем встали около полуночи.
День был ясный, с сильной рефракцией. Приподнятые миражем льды плавали ввоздухе. Белые стены, башни, какие-то волшебные дворцы то и дело возникали,росли и исчезали на горизонте.
Днем температура держалась около -30°, к вечеру мороз покрепчал и достиг -35°.В тихую ясную погоду, какая была в этот день, такой мороз не страшен. Он толькободрит, заставляет энергичнее обычного двигаться и во время пути здоровому,сильному человеку, пожалуй, доставляет только удовольствие. Менее приятен морозна стоянке и особенно во время сна. Даже в теплом спальном мешке холодчувствителен и не дает как следует отдохнуть. Поэтому в тот день мы не спешилизалезать в спальные мешки.
Да и ночь была хороша. Ясная, тихая, светлая, совсем не похожая на прежниетемные и непроглядные, еще так недавно царившие над Арктикой. День теперь оченьбыстро прибавлялся. В полночь солнце было где-то совсем недалеко за горизонтом.Его близость была заметна по очень слабым ночным сумеркам, напоминавшим белыеленинградские ночи с их удивительно мягким освещением.
Мы долго сидели около палатки, обо многом говорили - о том, что нами сделано ичто еще предстоит сделать; мечтали о поездке в будущем на теплый зеленый юг иодновременно о том, чтобы сейчас подольше продержались 30-градусный мороз итихая ясная погода. Ясное небо и сильный мороз были очень нужны нам: в метеляхи туманах найти путь через Землю было бы нелегко.
Карта Северной Земли все еще оставалась однобокой. На ней, как и раньше,частично сплошной линией, частично пунктиром были обозначены лишь южные ивосточные берега. На западе появилась непрерывная линия только на небольшомучастке, заснятом нами в минувшем октябре. Правда, мы уже немало знали о Земле.Нам стал известен пролив Красной Армии, неизвестный остров, лежащий к северу отнего, и острова Седова. Но они еще не были положены на карту. Поэтому весьпредстоящий нам путь от Карского моря до моря Лаптевых представлял собой белоепятно. Мы не знали, с чем встретимся на этом пути; а чтобы знать, куда он насвыведет на восточной стороне Земли, должны были идти со съемкой. И для поисковпроходимого пути через Землю и для съемки нужна была хорошая погода и хотя бысносная видимость. А хорошая погода здесь неотделима от крепкого мороза.Поэтому-то рядом с мечтой о далеком юге у нас естественно и легко возникложелание, чтобы завтра мороз был не меньше 30°.
Следующий день полностью оправдал наши надежды - воздух был морозным, небоголубым. Только на вершинах видневшихся впереди гор время от времени собираласьбелая мгла - не то туман, не то метель. С северо-востока тянул почти незаметныйветерок.
В течение всего перехода мы держали курс на одну из приметных североземельскихвершин. Она была крайней к югу в цепи невысоких гор, заканчивающихся на северехорошо видимым мысом Серпа и Молота. Южнее этой гряды, вслед за широкойвпадиной, виднелся впервые замеченный нами новый большой ледниковый купол.Примерно на середине перехода в глубине Земли почти на нашем курсе вырисоваласьеще одна столовая возвышенность. Стало ясно, что выбранное нами направлениеоказалось удачным. По широкой долине, между цепью столовых гор на севере иледниковым щитом на юге, нам был обеспечен доступный путь к внутренним областямЗемли минимально на 50-^ 60 километров.
На половине перехода миновали район нашей прошлогодней осенней съемки. От вехи,поставленной в ее конечной точке, я начал новую съемку и предполагал, чтодальше мы пойдем уже по самой Земле. В действительности картина оказалась иной.Осенью, проходя здесь в густом тумане, мы видели только береговую черту ипредполагали, что далее к востоку и юго-востоку Земля лежит сплошным массивом.Теперь выяснилось, что берег в этом месте образует узкий полуостров, за которымлежит большая бухта, а далее врезается в берег широкий залив. Только на 60-мкилометре мы вышли на западный берег этого залива и здесь остановились лагерем.
Перед концом пути температура упала до -35°. Начавшийся резкий встречный ветерподнимал поземку и жег лицо. Но на этот раз он не вызывал обычных и заслуженныхв таких случаях нареканий. Переход был удачным - ознаменовался открытием новогозалива. Назвали его заливом Сталина [ныне - Залив панфиловцев - ред.].
Мы начали наш новый тяжелый переход.
Ветер усиливался. Мороз обжигал точно пламя. Палатку обложили снежнымикирпичами. Собак тоже защитили снежной стенкой, и они скоро успокоились. Нашлагерь погрузился в тишину. Ее нарушали только посвистывание ветра да шорохпереносимого им снега.
Утром 4 апреля распрощались с заливом Сталина и с Карским морем. Где-то впередилежало море Лаптевых. Началось первое пересечение Земли.
Какова-то она в центральной части? Что мы там увидим? Найдем ли доступный путь?Эти вопросы мы постоянно задавали себе.
Сначала наш путь шел на восток-северо-восток. К югу лежал ледниковый щит, а ксеверу толпились столовые горы. Они имели характерную форму сильно вытянутойтрапеции с ровной плоской вершиной. Их высота на глаз не превышала 300-350метров, и если бы не крутые склоны, резко очерчивающие отдельные вершины, ихвернее было бы назвать возвышенностями.
Между горами на севере и ледниковым щитом на юге отлого поднималась к востокуширокая долина. Вдоль нее, ближе к гряде столовых гор, на запад стекала речка.Она промыла глубокое русло с крутым, часто отвесным правым берегом и отлогимлевым. Во время короткого полярного лета речка, по-видимому, превращается вглубокий и бурный поток, а к концу лета, с прекращением таяния, почтипересыхает. Сейчас в ее русле лед был виден только местами, и то на небольшихучастках. Из-под рыхлого снежного покрова, иногда на большом протяжении,обнажались глыбы красноцветных песчаников.
Рельеф местности подсказывал направление нашего пути. Долина облегчалапроникновение в центральную часть Земли. Шаг за шагом, идя правым берегом речкии преодолевая подъем, мы продвигались на восток.
Путь был тяжелым. Глубина снежного покрова редко достигала 10 сантиметров.Сверху его покрывала тонкая ледяная корка, а под ней снег лежал мягким пухом.
Собаки старались ступать как можно осторожнее, но это нисколько им не помогало.Ледяная корка проламывалась, ее острые, как стекло, края ранили собакам лапы.Скоро начали показываться капли крови. А некоторые собаки стали прихрамывать.
Полозья саней в тонком слое рыхлого снега то и дело попадали на отдельныекамни; тогда упряжка, точно по команде, останавливалась и без помощи человекауже не могла сдвинуться с места. Но другого пути в глубь Земли у нас не было.Мы работали вместе с собаками и, несмотря на сильный мороз, обливались потом.
Дальше стало еще хуже. По мере продвижения в глубь Земли снежный покровуменьшался. Начали попадаться участки, почти полностью оголенные от снега.Здесь собаки не в состоянии были тащить тяжело груженные сани. Работу за нихвыполняли мы. Когда полозья выходили на снег, псы, радостно повизгивая,подхватывали сани, быстро пробегали заснеженное место и, попав на обнаженнуюземлю, останавливались, поворачивали морды и мотали хвостами, будто призываянас тоже взяться за работу. И мы брались за постромки до следующей полосыснега.
Как бы то ни было, мы шли вперед. Одометр уже отсчитал 17 километров. Каждыйновый километр приближал нас к центральной части Земли, и мы не собиралисьостанавливаться. Но погода рассудила за нас.
На 18-м километре совершенно неожиданно на смену полному штилю поднялсявстречный ветер. Он, как лавина, свалился с возвышенности и сразу ударил стакой силой, что мы еле могли удержаться на ногах.
Картина даже для нас была непривычная. Ветер ревел, рвал и метал, а метели небыло. Ледяная корка, покрывавшая снег, не давала поднять снежную пыль. Словносердясь на эту помеху, ветер свирепел с каждой минутой. Двигаться против негоне было никакой возможности. Наш караван вынужден был остановиться. И тут мыувидели, что ветер все-таки добился своего. Он сдирал ледяную корку. Тонкиеледяные пластинки, величиной в ладонь и больше, как невиданные бабочки, началифантастический танец в воздухе. Ветер мял их, крошил, превращал в целые роимелких осколков и с ревом гнал дальше. В лучах низкого солнца неисчислимыемелкие льдинки то окрашивались в розовый цвет, то казались оранжево-красными,то высоко взвивались вверх, то массой падали вниз.
Вскоре ветер поднял обнажившийся снег, и снежная пыль закрыла небо и солнце.Колючие иглы жалили лицо. Опушка мехового капюшона превратилась в ледяноекольцо.
Мы повернули упряжки к речке и вместе с ветром в снежном вихре скатились подоткос. Здесь поток воздуха, зажатый крутыми берегами, мчался еще неудержимее.Снег несло сплошной стеной. Казалось, что не ветер гонит снег, а наоборот,снег, мчащийся в узком русле речки, как поршень в цилиндре, с невероятной силойвыжимает из ущелья воздух. Останавливаться было нельзя. Не прошло бы и часа,как наш лагерь был бы похоронен под снегом. Надо было найти резкий выступберега. Под ним мы могли бы укрыться от метели.
Через полчаса мучительного пути впереди вырисовался утес. Он-то нам и былнужен. Выбрались к его западному обрыву и сразу попали точно в другой мир.Рядом, в нескольких десятках метров, бушевала страшная метель, а здесь стоялапочти полная тишина. Только иногда сюда забрасывало вихрем снежную пыль, и онамедленно оседала вниз. О лучшем месте для лагеря нельзя было и мечтать. Метельбольше не беспокоила нас, а вой ветра только вносил разнообразие. Собаки,отпущенные на волю, быстро нашли под обрывом уютные уголки и успокоились. Мы неспеша раскинули палатку.
Ночью ветер начал было стихать. Просыпаясь, мы слышали, как он пел свою песнюуже на низких нотах, а временами слабел настолько, что звуки переходили вшуршание, напоминавшее шорох осенних листьев. Успокоенные мыслью, что метелькончается и с утра можно будет продолжить путь, мы засыпали, кутаясь в меха. Ноперед утром метель разгулялась с новой силой. Ветер опять со свистом и визгомпонесся над нашим утесом. Пришлось остаться на месте. Около полудня ветеротклонился к югу, потом к юго-западу и, наконец, обрушился на наш лагерь. Нестало тишины и уюта и под нашим спасительным обрывом. Сначала мы вынуждены былизакрепить колья палатки и потуже натянуть парусину, а потом выложить снежнуюстену. 25-градусный мороз при таком ветре пробирал до костей. Но в палатке, заснежной стеной, мы его почти не чувствовали. Некоторые собаки дали занести себяснегом и не вылезали из своих нор.
Другие, повизгивая, искали новых мест и скоро тоже успокаивались под защитойснежной стены.
Я вычертил пройденный путь. Журавлев внимательно следил за тем, как яоткладывал на бумаге азимуты, наносил отрезки пути, обозначал русло речки изарисовывал прилегающие горы. Он узнавал на планшете отдельные участки и былнеобычайно доволен этим. Когда, поставив последнюю точку, я показалместонахождение нашего лагеря, охотник задумчиво проговорил:
- Эх, если бы я умел делать съемку! Какую карту Новой Земли составил бы!Сколько лет колесил по ней, а путь остался только в голове. Помню горы, речки иледники, которых, пожалуй, не найдешь ни на одной карте.
Я стал говорить о том, что его работа в нашей экспедиции так же ценна, как итруд топографа. Вот мы колесим по ледяным просторам Северной Земли, боремся сморозами и метелями и прокладываем след саней там, где никогда еще не ступалчеловек. Все это вольется каплей в сокровищницу культуры нашей страны, будетсодействовать ее росту и славе. И он, Журавлев, вложил в это дело свою немалуюдолю. Сергей слушал и оживлялся. В нем обострилось сознание общественнойценности его работы в экспедиции.
Перед вечером метель уменьшилась. Мы выбрались на высокий берег, набрали камнейи сложили гурий, а подним из мелких камешков выложили надпись: "У. и Ж. 1931 г.".
К утру 6 апреля метель окончательно улеглась. Термометр показывал -27°. Морозсдабривался легким восточным ветром. Метель почти начисто подмела снег иобнажила большие участки берегов речки. Зато в самое русло ее намело многоснега. Истертый в пыль, спрессованный силой ветра и смерзшийся, он лежалплотной, сплошной массой и представлял идеальный путь.
Случилось то, что представляет обычное явление в Арктике. Здесь частодостаточно одних суток, чтобы условия пути изменились неузнаваемо. Вчера мывынуждены были идти тяжелым путем по берегу речки и даже не рисковалиспуститься в ее русло, заваленное глубокими и рыхлыми сугробами. Теперь здесьбыла чудесная дорога. Мы без труда прошли 8 километров к востоку и почтивплотную приблизились к подошве столовой горы, которую впервые увидели три дняназад. Оставили собак и поднялись на плоскую вершину. Анероид показал 345метров высоты. По всем признакам, мы приблизились вплотную к водоразделу.
К югу лежал все тот же ледниковый щит. На юго-восток и восток тянулась широкаяравнина, прерывавшаяся несколькими куполообразными вершинами. Определитьдоступность пути в этом направлении не представлялось возможным. Полоса туманазакрывала даль.
Интересная, возбуждающая любопытство картина открывалась на северо-востоке. Вэтом направлении, над пеленой тумана, скрывавшего плоскогорье, были видныкакие-то высокие острые пики. К югу они переходили в возвышенности с мягкимиочертаниями, а к северу обрывались крутой стеной. Очертаниями они нескольконапоминали открытый нами мыс Ворошилова. А это позволяло предполагать, что онирасположены на берегу моря.
На карте в этом направлении, на восточном берегу Земли, лежал мыс Берга. Но нио каких скалах в районе этого мыса в описаниях участников Гидрографическойэкспедиции даже не упоминалось. Кроме того, от нашего местонахождения до мысаБерга по прямой линии должно было быть не менее 80 километров, а до этих скалвряд ли могло набраться более 40. Если нас не обманывали очертания скал, могнапроситься предположительный вывод: море здесь должно глубоко врезаться вмассив земли, и тот небольшой заливчик, который на прежней карте значится поднаименованием фиорда Матусевича, в действительности простирается гораздо дальшена запад.
Решили идти к этим пикам. Близость загадочных скал, предположение найти околоних желанный морской лед и надежда, что на берегах глубокого морского заливаможно обнаружить какую-нибудь долину или речку, впадающую в этот залив, удобныедля передвижения, окончательно укрепили нас в своем решении.
Я взял азимут на скалы. Их острые вершины скрылись точно видение, едва я успелзасечь их. Ветер стих. Молочно-белая пелена тумана быстро сгущалась, укутывалаперевал. Пока мы спускались к собакам, туман залил всю окрестность.
Некоторое расстояние мы все еще шли по руслу речки, пока оно не разделилось нанесколько мелких ручьев и не исчезло. Теперь мы вышли на плато.
Ориентироваться и выдерживать взятый курс в густом молочном тумане сталотрудно. Впереди пошел Журавлев, я следовал сзади на таком расстоянии, чтобытолько не потерять его в тумане из виду, и старался не потерять след переднихсаней. Заметив, что дорожка от полозьев начинает изгибаться, я выправлялтоварища и снова все свое внимание отдавал наблюдению за следом. Время отвремени мы останавливались и проверяли курс по компасу. Вез такихпредосторожностей, не видя в тумане абсолютно никаких ориентиров, можно вдовольнаездиться по кругу и не заметить этого, пока не попадешь на свой собственныйслед.