Голоса прошлого
10 апреля пустились в дальнейший путь.
Переправа через ледник едва не кончилась несчастьем. Моя упряжка, как обычно,шла впереди. Снег, покрывавший ледник, лежал плотной массой и не вызывалникаких подозрений. Вершины ледяных валов и отдельные бугры были совершеннооголены. Лавируя между ними, мы спокойно продвигались вперед. Тишину нарушалотолько поскрипывание снега под полозьями да еле уловимый топот собачьих лап,слышимый в сильный мороз. Вдруг снег зашуршал, будто глубоко вздохнуло какое-тоогромное животное. Еще мгновение - и рядом с моими санями разверзлась широкаятемная пасть трещины. Две крайние в упряжке собаки полетели вниз вместе соснежным мостом и повисли на лямках. Остальные судорожно уперлись лапами,стараясь удержаться на месте. Отдернув сани от зияющей пропасти, я бросился ксобакам. Сзади бежал на помощь Журавлев. Он ухватился за сани, а я, лежа наживоте, выдернул повисших над пропастью собак. Все это приключение занялоодну-две минуты, а показалось бесконечно длинным. Окажись сани только на шаглевее, и мне, очевидно, уже не пришлось бы описывать это происшествие.
Дальше пошли с большей осторожностью. Предпочитали двигаться по оголеннымледяным валам и по возможности избегать привлекательного снега, такпредательски маскирующего трещины.
Достигнув южной стороны фиорда, мы взяли курс вдоль берега на северо-восток.Граница горного плато, прорезанная ледниками и обозначенная пройденными намискалами, повернула на юг почти по прямой линии. Справа от нашего пути лежалахолмистая равнина, почти полностью залитая ледниками. Вдоль северного берегафиорда тянулись уже привычные нашему глазу скалы, между которыми виднелисьвисячие ледниковые долины.
Через три часа сошли с глетчерного льда на морской. Рассеянные по немуневысокие айсберги с округлыми, обтаявшими вершинами делали ландшафт похожим настепь с курганами. По берегу все еще тянулся ледник.
Начали попадаться свежие следы песцов и леммингов; Это предвещало близостьземли, свободной от льда. И действительно, на 24-м километре пути мы выбралисьна настоящий берег, изрезанный ручьями и речками. Здесь песцовых и лемминговыхследов было еще больше.
Недавно выпавший снег лежал мягким, пушистым ковром. Движение наше замедлилось.Собаки, да и сами мы предпочли бы обойтись без этого ковра. Сани передвигалисьтяжело. Все же нам удалось преодолеть еще 8 километров, и на 32-м километре мыразбили свой лагерь.
Пока Журавлев занимался приготовлением пищи, я вычертил дневной маршрут. Домыса Берга по карте оставалось 13 километров, если идти по прямой линии. Сергейговорил, что придется сделать не меньше 25. И он был прав. Нам надо было найтисреди снега и льдов маленький столбик, оставленный моряками на астрономическомпункте восемнадцать лет назад. А если он уже не сохранился в целости, тоотыскать его следы, что было еще труднее. Для этого надо было кружить вдольбереговой черты, заходить на каждый мысок и пройти, конечно, гораздо больше,чем 13 километров, тем более что путь по прямой линии нам преграждали ручьирусла потоков, груды обнаженных камней и мягкий убродный снег.
11 апреля стало для нас большим днем - днем достижения цели. С утра стоялгустой туман. В нем можно было проехать и не заметить большую башню, а нетолько маленький столбик. Мы уже опасались, что безрезультатно потеряем день,как вдруг туман начал быстро редеть, и к полудню разгулялся сияющий солнечныйдень. Мороз, как и полагалось при ясном небе, усилился. Нас он не беспокоил,тем более что дорога оказалась очень тяжелой и возможностей погретьсяпредоставлялось вдоволь.
На 20-м километре пути перед нами открылось море Лаптевых. Мы вышли нанебольшой мысок, потом повернули к югу и увидели перед собой узкую бухточку. Вней нетрудно было опознать бухту Новопашенного. Мыс, видимый километрах вчетырех к югу, мог быть только мысом Берга. До боли мы напрягали глаза,исследуя взглядом высокий берег в надежде увидеть знак, оставленный моряками.Шаг за шагом выдыхающиеся собаки пробивали путь в рыхлом снегу. Наш маленькийкараван медленно продвигался . к берегу. Уже видны были отдельные камни.
Наконец, зоркие глаза Журавлева заметили то, что нам было нужно. В бинокль и яотчетливо увидел прямо по курсу небольшой холмик, а посредине него тонкийнизенький столбик. Скоро недалеко от него рассмотрел и второй столбик, ещепониже, но потолще. С каким нетерпением мы устремились к ним! Даже собакампередалось наше настроение. Они взволновались, начали всматриваться в берег,наконец, увидели столбики и, забыв об усталости, с визгом устремились вперед.
Мы так много видели нехоженых мест, так много колесили по берегам, где неступала человеческая нога, так истосковались по людям и по человеческому следу!
Теперь маленький холмик и два столбика показались нам целым городком.
Пустынный мыс, окруженный с трех сторон льдами, но отличавшийся от других местдвумя столбиками, поставленными человеком, казался нам обжитым. Здесь казалосьдаже теплее, чем где бы то ни было на всей Северной Земле. Руки невольнотянулись погладить эти столбики - первые и единственные следы человека, которыемы встретили на нашей Земле.
Для нас это была также живая память о первооткрывателях Земли, свидетельствославы русских моряков, ознаменовавших начало двадцатого столетия крупнейшимгеографическим открытием. Воображение рисовало стоящие вблизи берега корабли итолпу людей в черных бушлатах, устанавливающих эти знаки. Хотелось даже уловитьих голоса. Но кругом стояла мертвая тишина. Даже наш возбужденный разговор,казалось, заглушался, точно ковром, мягким пушистым снегом. Море Лаптевых,насколько охватывал взгляд, было сковано льдом.
Первый замеченный нами столбик оказался обломком бамбуковой мачты, на которойкогда-то реял русский флаг. Конечно, мачта была поставлена целой, но теперь онаедва достигала высоты человеческого роста. Это работа бурь. Им, безусловно,помогали медведи. Глубокие следы зубов и когтей покрывали оставшееся основаниемачты, а верх его был буквально изгрызен. Второй столбик - знак наастрономическом пункте. И над этой отметкой медведи потрудились не меньше. Настолбике вырезана надпись: "1913 г. 29 августа... СЛО". Последнее надлежалочитать: ГЭСЛО (Гидрографическая экспедиция Северного Ледовитого океана). Двепервые буквы исчезли. Их содрали медведи.
Интересна эта привычка белых медведей. Ни один из них не может равнодушнопройти мимо вертикально стоящего предмета. Каждый считает долгом попробовать нанем прочность своих когтей и клыков. Если не может повалить, то начинает грызтьи драть когтями. Мои спутники на острове Врангеля, эскимосы, зная эту повадкуполярных бродяг, например, оставляя байдарку, никогда не ставили вертикальновесел, а борта перевернутой лодки всегда засыпали галькой или песком, чтобы онав таком виде походила на обычный бугор. Не приняв мер предосторожности, охотниквсегда рисковал остаться без весел или байдарки.
Летом на острове мы собирали плавник и, чтобы его не заносило снегом, ставилибревна в так называемый "костер". Приехав зимой, всегда находили "костры"разваленными. Надо думать, что медведей привлекает любопытство к незнакомымвозвышающимся предметам.
Рядом со столбиками мы поставили палатку, водрузили наш советский флаг. Онзардел как пламя, как символ вековой русской настойчивости, воли илюбознательности. Мы, большевики, люди нового поколения, пришедшие сюда черезвосемнадцать лет после первооткрывателей, закрепляли за собой их наследство,чтобы приумножить его во славу великой родины.
Так была достигнута наша очередная цель.
Привезенное продовольствие сложили около астрономического пункта. Все оно былов цинковых запаянных ящиках и банках, чтобы не учуяли и не растащили медведи.Запах издавал только керосин, но он вряд ли мог привлечь бродяг. Предстоящиеполевые маршрутные работы в центральной части Земли в продовольственномотношении теперь были обеспечены.
Новое продовольственное депо лежало в 200 километрах от нашей основной базы.
Теперь предстояло эти 200 километров покрыть в обратном направлении. Дорогабыла знакомая, сани легки, и, казалось бы, наш обратный путь должен бытьвеселой прогулкой. Действительность оказалась несколько иной. Во-первых, началосказываться утомление собак. Метели, тяжелая работа и особенно беспрерывныймороз сильно их вымотали. У многих были поранены и разбиты лапы. Раны на морозезаживают медленно. Сами мы тоже чувствовали сильную' усталость. Сказывался тотже мороз. По нескольку раз каждую ночь он будил нас в спальных мешках,заставлял постукивать замерзающими ногами и поплотнее кутаться в' меха - мешалсну и отдыху. А отдых был так необходим нам после тяжелой работы днем. Метелибушевали одна за другой. Они свистели над нами, точно кнут, и преследовали снастойчивостью хищника. И конца им не было видно.
В ночь на 12 апреля на мысе Берга мы, только успев задремать, были разбуженывоем ветра. Массы рыхлого снега дали ветру возможность поднять жестокуююго-восточную метель.
Перед утром я опять проснулся и не обнаружил моего товарища в палатке. Сквозьвой ветра я услышал его голос:
- Дуй, дуй, черт возьми! Еще прибавь, анафема! Еще!
А палатку у меня не сорвешь!
Навалив на колья палатки тяжелые камни, натянув парусину и все еще продолжаяворчать, Журавлев вернулся, залепленный снегом с головы до ног. Пока он очищалсебя от снега, раздевался и укладывался в мешок, ветер, несколько раз сильновзвизгнув, вдруг смолк. Наступила полная тишина. Она была так неожиданна,казалась такой напряженной, что мы, не вылезая из мешков, невольноприподнялись, сели и вопросительно взглянули друг на друга. Охотник не тообрадованно, не то с обидой на то, что ветер заставил его вылезти из мешка, апотом так неожиданно стих, проговорил :
- Вот ушкуйник, вот разбойник! Ведь все понимает! Трепал палатку, как медведь.Я думал - вот-вот сорвет. А теперь я укрепил палатку - он понял, что ничего несделает.
Затих, не хочет зря работать. Вот умница-то!
Но затишье было обманчивым. Не успели мы вновь заснуть, как услышали глухойгул. Он нарастал с каждым мгновением, перешел в вой, и ветер с размаху сневероятной силой ударил в другую сторону нашей палатки - уже с северо-востока.Сергея это так рассмешило, что он не скоро смог выговорить:
- И с этой стороны ничего не получится! Здесь такие же тяжелые камни. Моявзяла!
И действительно, "его взяла". Хорошо натянутая палатка только гудела, точнокожа на барабане. Ни одной слабины, ни одного хлопка парусины. Значит,опасаться за судьбу палатки не было основания. Сколько ветер ни свирепствуй,.она выдержит.
Журавлев еще долго издевался над ветром, словно над живым и понимающимсуществом. Он называл его то безногим уродом, то шумливой бабой, то безмозглымдураком и продолжал смеяться. Я уже месяц не слышал от него ни смеха, ни песени теперь был очень доволен, что ветер - этот "безногий урод", "умница" и"ушкуйник" - так развеселил моего товарища.
Ветер выл, бешено гнал тучи снежной пыли, свистел по-разбойничьи, а нам,защищенным от расходившейся стихии только тонкой парусиновой стенкой, былохорошо и весело. Мы еще долго не спали, пока усталость не взяла свое и метельне убаюкала нас своей бесконечной песней.
Утром вьюга продолжалась с еще большей силой. Она была низовой - без снегопада.Вверху, сквозь вихри поднятого снега, иногда голубело безоблачное небо ивиднелся огромный красный шар солнца. А внизу был настоящий ад. Ветер несся ссеверо-востока. По-видимому, здесь преобладали ветры этого румба.Северо-восточная сторона столбика на астрономическом пункте за восемнадцать летбыла выбелена и отполирована ими, точно хорошим краснодеревщиком.
Еле справляясь с ветром и несущейся снежной пылью, мы набрали камней и навысоком бугре выложили большой гурий. Это будет примета, которую всегда можнолегко найти.
К полудню метель ослабла. Видимость улучшилась. Мы забрались в палатку иразожгли примус, собираясь поесть и двинуться в обратный путь. Но не успели ещерастопить снег, как снова пришлось вылезать наружу.
Сначала послышался гул, покрывший и вой ветра и шум рядом стоящего примуса,словно поблизости с грохотом проходили сотни танков. Потом раздался далекий,приглушенный взрыв, за ним второй, третий... Не понимая, что случилось, мыпотушили примус и выскочили из палатки.
Гудело море. Мы выбежали на берег и остановились в изумлении. Насколько можнобыло рассмотреть в стихающей низовой метели, весь прибрежный лед ожил. Старыеторосы вздыхали, шевелились и раскачивались. На наших глазах некоторые из них сшумом развалились. Потом раздался новый взрыв. Ровная полукилометровая площадкальда между двух прибрежных гряд торосов лопнула. На месте трещины оказалсясвежий излом льда. Невероятная сила, давящая с моря, выжимала метровый лед и соскрипом и шипением толкала целые поля на прибрежный припай. Кромканадвигающегося льда обламывалась, упиралась в льдины, уже вытолкнутые наверх,волочила их, ставила на ребро, кружила, переворачивала и громоздила друг надруга. Местами поставленные на ребро льдины высились, точно стеныдвух-трехэтажных домов. Потом они рушились и рассыпались на десятки кусков,словно это было хрупкое стекло, а не метровый лед.
Движение льдов не соответствовало направлению ветра. Ветер несся ссеверо-востока, а лед двигался прямо с востока. Никаких признаков открытой водыне было видно. Основная сила, приведшая в движение льды, таилась где-то далеков море. Весь прибрежный лед сплошным монолитом двигался на запад, и только внепосредственной близости к берегу, препятствующему напору, шло торошение.
Около двух часов мы наблюдали эту картину. Мы видели, .как то справа, то слеваобразуются и растут торосы. Некоторые из них достигли высоты 10-12 метров. Нанаших глазах они слились в одну сплошную гряду. Словно крепостная стена сбоевыми башнями и бойницами вытянулась вдоль берега и, казалось, остановиланапор льдов. Только время от времени отдельные льдины скатывались с гребня ираздавались скрип и шипение, говорившие о том, что ледяные поля в море все ещене успокоились.
Метель снова начала усиливаться и не давала нам возможности видеть, чтопроисходит вдали от берега. Но и то, что мы наблюдали, было поистинеграндиозным. Вряд ли такую мощь торошения можно наблюдать в открытом море, гденет берега и не возникает препятствий для передвигающихся льдов.
Когда мы, наконец, вернулись в палатку, пообедали, потом снова вышли наружу,движения льда уже не было заметно. Только подойдя вплотную к образовавшейсягряде торосов, можно было услышать приглушенное скрипение льдин.
Нам очень не хотелось поднимать собак и гнать их в такую метель. Но конца ей небыло видно; приходилось трогаться в путь.
В 22 часа мы покинули мыс Берга и с попутной метелью понеслись на юго-запад. В5 часов 13 апреля разбили лагерь у знакомых нам Базарных скал. Когда мыпроходили первый раз между Базарными скалами и мысом Берга, занимаясь съемкойберега, то сделали 55 километров. А теперь, срезав мыс и идя прямо на скалу,уложились в 44 километра.
Устали хуже собак. Метель бушевала беспрерывно. Особенно сильной она былавблизи гор. Здесь же можно было легко определить, на какую высоту ветерподнимал с земли снежную пыль. Она мела по стенам скал на уровне 25- 30 метрови выше не поднималась. Но сам ветер свирепствовал много выше. В 450-500 метрахнад нами, с вершин Базарных скал, он срывал снег и вихрем поднимал его на ещебольшую высоту. Острые вершины, освещенные красными лучами солнца и курящиесяснежным дымом, напоминали извергающиеся вулканы.
Внизу, в беспрерывном снежном потоке, трудно было дышать. Мы захлебывались,словно при погружении в воду. Это и измучило нас. Ведь мы начали борьбу сметелью сейчас же после постройки гурия на мысе Берга, не менее двадцати трехчасов назад.
Палатку поставили в расселине скалы, под нависшими каменными глыбами. Здесьбыло тихо, как в пещере. Мы обрадовались этому уголку и, не думая об опасностиобвала, забрались в палатку; забыв о пище, не раздеваясь, свалились поверхспальных мешков и заснули мертвым сном.
Проснулись после полудня. Ветер продолжал бушевать. Из-за скал, куда нам надобыло держать путь, доносился сплошной вой. Решили посмотреть, что там делается.Идти было невозможно. Ползком вылезли на глетчер. Ошкуя, увязавшегося за нами,порывом ветра сбило с ног и снесло вперед по гладкому ледяному склону. Песскулил, пытался вернуться к нам, но ветер вновь и вновь сносил его вниз, покаон не догадался пробраться под скалу и окольным путем вернуться в лагерь.
Перед вечером метель стихла. Не теряя ни минуты мы подняли собак. Скороминовали Базарные скалы и через семь часов, проделав свыше 39 километров,прошли памятное нам мрачное ущелье. Здесь была та же картина, что и первый раз,если не считать того, что еще одна снежная громада рухнула с высоты ипохоронила наш старый след на протяжении около 300 метров. По-видимому,последняя метель добавила недостающие тонны снега, которые, наконец, нарушилиустойчивость пласта, и многометровый снежный надув оборвался вниз.
Отдохнув на месте старого бивуака около западного выхода из ущелья, послеполудня 14 апреля мы покинули русло речки и вышли на плато. Чтобы выбраться нанего, пришлось на снежном склоне, по которому мы несколько дней тому назадспускались вниз, теперь вырубить лестницу в 40 метров высотой.
На подходе к водоразделу нас захватила новая сильная метель. На этот раз ветерналетел со стороны юго-западного ледникового щита и опять оказался встречным.Корма для собак у нас оставалось на два дня. Поэтому решили, не останавливаясь,бороться с метелью и пробиваться вперед. Несущийся снег слепил глаза. Шлиощупью, ориентируясь по ветру. Все же надо было давать отдых лицу, горевшему отмороза и уколов снежных игл; собакам также необходимы были передышки, чтобысодрать с морд ледяные маски и почистить глаза. Время от времени мы делалидесятиминутные остановки. Потом снова гнали вперед, и так много часов подряд.Около полуночи стали лагерем уже на речке, впадающей в залив Сталина. Запереход преодолели более 40 километров. До дому оставалось 85.
На следующее утро, 15 апреля, взглянув друг на друга, мы увидели, что наши щекипочернели. Оказывается, идя против метели, мы впервые за все поездкиобморозились. К счастью, морозом была прихвачена только самая поверхность кожи.
В этот день небо было ясно, стоял сильный мороз. Вышли с намерением покрыть всерасстояние до базы за один переход.
Перед выходом на морские льды натолкнулись на след медведицы с медвежонком. Ониздесь прошли в конце метели. Следы были полузанесены и успели смерзнуться.Охотник готов был пуститься в погоню, но я удержал его. За восемь-девять часовзвери могли уйти далеко, а наши собаки были достаточно утомлены. Кроме того,след медведей часто терялся.
Миновали полуостров Парижской Коммуны и вышли на восточный остров из группыостровов Седова. Метель, бушевавшая накануне, как оказалось, была чистоместной. По-видимому, ветер был вызван разницей температур воздуха над южнымледниковым щитом и над землей и захватил сравнительно небольшой район. Вовсяком случае над морскими льдами метели не было.