Болезнь стала ослабевать. Днем я, хотя и скорчившись и опираясь на лыжнуюпалку, все же бродил по лагерю. Он был расположен в русле речки, как раз подтем высоким местом, где в октябре минувшего года мы отмечали первое вступлениена Северную Землю и поднимали советский флаг над ее берегами. Теперь наш лагерьнапоминал маленький поселок. Стояли две палатки - одна для жилья, другая дляприборов. Палатки по одну сторону и собаки, привязанные на цепи, по другуюобразовывали как бы улицу. Над парусиновым поселком поблескивал канатикнатянутой антенны. Если не ошибаюсь, это вообще была первая антенна в практикесанных экспедиций в глубокой Арктике. У нас она предназначалась для помощи вопределениях точного времени.
Для наших бытовых целей распределения и учета рабочего времени нам вбольшинстве случаев достаточно было обычных часов. Их ошибка на десятки секундили даже на несколько минут не имела особенного значения, тем более что рабочийдень в походе в основном нормируется не часами, а состоянием погоды и дороги,выносливостью собак и собственным самочувствием. Но для закреплениятопографической съемки на земной поверхности мы должны были через каждые 70-120километров определять опорные точки в виде астрономических пунктов, или,другими словами говоря, по возможности точно определять точку нашегоместонахождения на планете. От качества астрономических наблюдений зависелаточность будущей карты Северной Земли. Обычные часы для этих работ уженепригодны, так как здесь играют роль не только минуты, но и доли секунд.Например, при определении географической долготы на широте 80° ошибка на однусекунду сдвинет определенную точку к востоку или западу на 80,8 метра; а есличасы отстанут или уйдут вперед на одну минуту, то точка будет нанесена на картус ошибкой в ту или иную сторону уже на 4848,5 метра.
При астрономических наблюдениях употребляются более точные часы - такназываемые хронометры. Но и среди них не существует ни одного экземпляра,который без создания для него особых режимных условий постоянно показывал быточное время. Качество механизма, еле заметные толчки, тряска, изменениетемпературы прибора отражаются на точности его показаний, и хронометр (хотя именьше, чем обычные часы) то отстает, то уходит вперед. У хорошего хронометрапри внимательном отношении к нему такие изменения в ходе носят более или менееплавный характер и могут быть учтены, а ошибки в показаниях бываютнезначительны. Но и маленькая погрешность хронометра ведет к заметной ошибке внанесении на карту какой-либо точки земной поверхности.
Особенно важны показания хронометра в экспедиционных условиях. Несмотря напостоянную заботу путешественника о своих хронометрах, ошибки их беспрерывнонакапливаются, и если исследователь лишен возможности сколь-либо частопроверять ход хронометра, его съемка "сползает" в ту или другую сторону. Раньшехронометры сличались с часами обсерватории перед отправлением в экспедицию ипосле возвращения из нее. По этим засечкам выводилась средняя погрешность входе часов, причем учесть неровности в накоплении ошибок возможности непредставлялось. Это еще не так давно приводило к очень большим неточностям накартах, особенно в определении долгот. Нечего и говорить, что такие карты малогодились для практических целей, и моряки зачастую с недоумением водили своикорабли там, где на карте была показана суша, или терпели кораблекрушения,наталкиваясь в тумане и темноте на берега в тех местах, где значилось море.
В наше время имеется полная возможность избежать грубых ошибок в определениигеографических координат местности. В любой глуши путешественник располагаетвозможностью несколько раз в сутки сличать свои хронометры с наиболее точнымичасами в мире, находящимися в подвалах крупнейших астрономических обсерваторий.Радио - это гениальное изобретение русского ученого - приходит на помощь влюбой точке нашей планеты. Наиболее крупные радиостанции мира в определенныесроки автоматически включают главные часы обсерваторий и передают особые, такназываемые "ритмические" сигналы времени. Располагая радиоприемником и сличаясвои хронометры с этими сигналами, можно определить поправку с точностью досотых долей секунды.
Наша экспедиция располагала двумя "настольными" и тремя "карманными"хронометрами. В поход были взяты только последние как наиболее удобные. Онибыли уложены в специальный термос, помещенный в деревянный ящик, выложенныйвнутри толстым, пружинящим слоем оленьего меха и обшитый снаружи таким жечехлом. Вода в термосе ежедневно подогревалась до определенной температуры.Такая упаковка предохраняла хронометры от низких температур и неизбежных вдороге толчков и тряски.
Для приема "ритмических" сигналов времени мы располагали четырехламповымрегенеративным радиоприемником с вариометрами. Питание он получал от батареинакала емкостью в 35 ампер-часов и батареи анода, дававшей напряжение в 75вольт, рассчитанной на работу в течение двух месяцев. Во избежание влияниямороза на работу батарей в воду, залитую в элементы, было добавлено 10процентов глицерина, а для лучшей изоляции элементов пространства между нимибыли залиты машинным маслом. Обе батареи, как и хронометры, везлись вспециальных термосах.
В походе все это хозяйство требовало немало забот и являлось чувствительнымгрузом в нашем снаряжении. Ящик с хронометрами весил четыре килограмма,радиоприемник вместе с батареями, термосами, антенной и мелкимипринадлежностями - двадцать восемь килограммов. Но мы надеялись, что как заботыпо сохранению аппаратуры, так и ее вес впоследствии полностью окупятсяточностью наших астрономических пунктов.
Я выбрался из мешка как раз к моменту приема Урванцевым "ритмических" сигналов.Слышимость была прекрасной. В это время вернулся в лагерь Журавлев. Он ездилкилометров за 25-30, чтобы завезти вперед пеммикан. Охотник запряг четырнадцатьлучших собак из нашей стаи, погрузил триста килограммов пеммикана и доставилего на мыс Октябрьский. Сведения о дороге были мало утешительными. Всюду лежалрыхлый снег, местами слабым ветром сметенный в сугробы. На санях Журавлевалежало бревно более трех метров длиной и в очень хорошей сохранности. Журавлевнашел его вмерзшим в лед. Это была наша первая находка отлично сохранившегосяплавника на Северной Земле, подтверждающая в данном случае, что льды даже вэтом проливе недавно вскрывались.
К утру 27-го боли у меня почти исчезли. Я бросил палку, мог сгибаться иразгибаться и опять чувствовал себя вполне способным к походу.
Теперь, когда неприятность окончательно миновала, мы стали оживленно обсуждатьпричины приключившегося недуга и ставить диагноз задним числом. Один назвал моюболезнь люмбаго, а другой не менее авторитетно заявил: - Ну, какое там люмбаго!Обыкновенный прострел!
Как настоящие члены консилиума заспорили:
- Типичное люмбаго,- упорствовал один.
- Обыкновенный прострел,- настаивал другой.
Только после ожесточенной схватки пришли к соглашению о равнозначностидиагнозов, а то, что диагноз был поставлен после исхода болезни, еще болеенапоминало вполне авторитетный консилиум.
Но меня, по правде, уже не интересовал диагноз. "Замечательно, что не вернулисьна базу. Еще лучше, что можно идти вперед, наносить на белое пятно карты четкуюлинию очертаний доселе неведомых берегов".
Так думал я. И жизнь была прекрасна. И еще прекраснее казалась Арктика.
После нескольких дней непогоды все вокруг опять выглядело празднично и нарядно.Облака еще накануне разогнало. Без отдыха светило золотое, незаходящее солнце.Ночью и днем над нами сияло бездонное, голубое небо. Свежий выпавший снегискрился и блестел. Темно-синие тени лежали у каждого камня, заструга, в каждомуглублении. Следы наших ног вокруг палаток казались мазками индиго. Можно былоподумать, что подошвы наших унтов вымазаны краской и с каждым шагом мыоставляем ее отпечатки. А следы собак выглядели настоящими синими строчками набелом атласе. Трудно было оторвать взгляд от этой картины. Любой художникпозавидовал бы чистоте, блеску, яркости и глубине ее красок.
Мороз держался около 20°, но почти не ощущался. Солнце припекало. Темныепредметы заметно нагревались. Даже камни с освещенной стороны на ощупь казалисьтеплыми. Горсть снега, брошенная на такой камень, быстро исчезала, и вместоснега оставались, точно роса, капельки воды. Потом и они испарялись.
В 16 часов закончились астрономические наблюдения. В той точке, где стоялтеодолит, установили приметный знак. Использовали для него привезенныйЖуравлевым ствол плавника. Основание столба укрепили пирамидой из камней. Назатесанных сторонах знака вырезали фамилии членов экспедиции и буквы "С. С. 3.А. Э.", что означало - Советская Североземельская арктическая экспедиция.
Так был определен наш первый астрономический пункт на самом массиве СевернойЗемли. Наша работа на этом участке закончилась.
В 20 часов мы распрощались с мысом Серпа и Молота и двинулись в глубь проливаКрасной Армии. 28 апреля, в 2 часа, разбили лагерь почти в 30 километрах отпрежней стоянки, под обрывом мыса Октябрьского. Весь путь прошли без съемки, попрямой, пересекая отдельные мыски и срезав Советскую бухту, так как этотучасток был обследован и заснят нами еще во время первого похода на СевернуюЗемлю.
Заброска вперед пеммикана вновь позволила нам идти с относительно небольшимгрузом. Это было как нельзя более кстати. Дорога оказалась отвратительной, хотяи была красивой благодаря искрящемуся снегу. Во многих местах рыхлый снег,сильно затрудняя продвижение, заставлял собак работать в полную силу. Я сосвоей упряжкой пробивал путь и очень скоро начал подумывать о хорошей метели.Она могла бы подмести рыхлый снег и выправить дорогу. Утешала мысль, что метелидолго ожидать не придется. Погода, правда, держалась удивительно хорошая, новедь мы входили в самое узкое место пролива. По мартовскому опыту я знал -вьюга здесь может разыграться совершенно неожиданно. Можно было надеяться, чтои на этот раз пролив останется верным своему характеру. И если в марте метелидосаждали нам, то теперь одна из них была бы желанной.
Пока же рыхлый снег лежал пушистым ковром на всем пути. Он горел в лучахсолнца, переливался миллиардами цветных искр, утяжелял путь и сильно утомлялглаза даже в цветных очках. Но он же давал нам возможность вести некоторыенаблюдения над жизнью животного мира.
По дороге то и дело попадались следы песцов. Как правило, они были парными.Видно было, что звери бежали или рядом, или друг за другом. Иногда один следшел по прямой, а другой рядом делал небольшие петли, и изредка, там, гдезверьки играли, оба следа образовывали сложный рисунок. Двойные следы и игрызверьков указывали на то, что для песцов наступило время спаривания.
Беззвучно, но ярко повествовал снежный ковер и о борьбе, обычной между зверямив этот период. В одном месте наперерез двойному следу шел след песца-одиночки.Парный след разделился. Один зверек, очевидно самочка, отбежал в сторону и сел.След другого устремился навстречу пришельцу. Вот зверьки встретились инемедленно вступили в драку. Снег здесь истоптан и смят - видно, чтосцепившиеся соперники катались клубком. Потом следы рассказывали о том, чтоодин из бойцов сделал тактический ход: попытался обойти врага и по широкой дугеприблизиться к желанному объекту. Но второй боец срезал дугу по прямой и настигпротивника. В этом месте следов борьбы особенно много. Самочка, терпеливосидевшая на первом этапе борьбы, теперь, по-видимому, потеряла самообладание.Может быть, ободряя друга, а может быть, и подзадоривая обоих соперников, онадва раза подбегала к месту сражения, но, не достигнув бойцов, отскакивала всторону. Между тем бой достиг максимального ожесточения - на снегу появилисьрубиновые капли крови. Наконец, один из бойцов не выдержал. Большими скачкамион устремился в сторону морских льдов. Снег выдавал весь позор его бегства -между отпечатками лап виднелась отчетливая полоска: потерпевший поражениеуходил с поджатым хвостом. Победитель начал было преследование противника, ночерез сотню метров повернул обратно.
Дальше пошел опять двойной след, причем один след шел почти по прямой линии, ина нем кое-где можно было найти капельки крови, а другой извивался околопервого крутыми петлями. Первый безусловно принадлежал бойцу, а второй - егоподруге, очевидно заигрыванием и грациозными прыжками вознаграждавшейпобедителя за разодранные уши или прокушенную лапу. Звери ушли к Земле, ксемейным радостям.
Лишь одного мы не могли прочесть в снежной летописи: с которым из героевбурного романа ушла самочка по этому пути. Был ли это тот, который сопровождалее раньше, или случайная встреча стала для него роковой? Сравнивая следы, мыпытались разрешить и этот вопрос, но - увы! - искрящийся ковер не желалвыдавать тайны.
Еще чаще встречались следы леммингов. Их одинаково много было и на берегу и нальду. Следы беспорядочно петляли в различных направлениях и говорили о том, чтопригревающее солнце вернуло к деятельности грызунов, проводивших зиму подснежным покровом. Вероятно, при тщательной расшифровке строчек, оставленныхлапками зверьков, можно было бы прочесть не одну интересную историю, но у насне было времени для такого кропотливого занятия. Только случайно мы наткнулисьна следы трагедии. След лемминга встретился со следом песца. Грызун бросился всторону, сделал несколько зигзагов, но, конечно, не мог уйти от зубовбыстроногого хищника. Однако песец не съел своей жертвы, а закопал ее в снег.Сомнительно, чтобы он собрался вернуться за своей добычей. Да и вряд ли в этоммогла проявиться нужда. Леммингов достаточно было всюду. Скорее всего здесьсказался инстинкт песца. Как истый хищник, он, даже сытый, не мог пропуститьвстретившейся добычи.
Перед остановкой мы поймали на льду сначала одного, потом другого лемминга.Посадили зверюшек в банку из-под пеммикана и могли рассмотреть их во всехподробностях. Оба они были в зимних нарядах - брюшко светло-серое, спинказаметно темнее - чуть серебристая, с темно-коричневой, почти черной полоской похребту. Один из леммингов достигал в длину пятнадцать сантиметров, другой - неболее тринадцати. Толстые и широкие, на низеньких ножках, они похожи были напушистые детские рукавички или, еще больше, на подушечки для булавок. Хвостики,длиной в полтора сантиметра, напоминали петельки, за которые подвешиваютсятакие подушечки. Когда кто-либо из нас протягивал руку, зверюшки принимали явноугрожающую позу и отчаянно пищали. Тогда во рту у них были видны длинныеизогнутые резцы, а из шерсти на подошвах передних лапок высовывались длинные,но плоские и тупые когти, приспособленные к разгребанию снега, но никак не длязащиты. Единственным оружием леммингов является угрожающий писк, но вряд ли онспособен остановить песца, сову, бургомистра или поморника - извечных враговмаленького грызуна. Даже нора летом спасает его только от птиц, но никак не отпесца.
В палатке мы угощали и наших пленников. Лемминги грызли замерзшее сливочноемасло, потом охотно хрустели галетами и, наконец, к нашему удивлению, ещеохотнее принялись за уничтожение спичек. Похоже было, что карельская осинапришлась грызунам по вкусу не менее, чем миниатюрные побеги полярной ивы икорешки трав.
Сами мы на этот раз совместили в одно и обед и ужин в четвертом часу, спатьлегли в шестом, а потом завтракали в 14. Круглосуточное солнце давало намвозможность работать, есть и отдыхать тогда, когда это было наиболее удобно.
Остаток дня заняло обследование трех небольших скалистых островов, лежавшихгрядой поперек пролива, против мыса Октябрьского. Еще в мартовскую поездку, наобратном пути от мыса Ворошилова, я посетил их и в береговых обрывах обнаружилбогатую ископаемую фауну. Теперь их тщательно осмотрел наш геолог. Ониоказались сложенными известняками с большим включением кораллов и брахиопод.
Под обрывами островков нашли следы недавнего пребывания птиц, но самих их необнаружили. Возможно, они отлетели куда-то поближе к вскрытым льдам.
Вечером подул северо-восточный ветер, а ночью началась желанная метель. Ветерне превышал 10-12 метров в секунду, дул ровно. Сутки мы просидели в старомлагере и на этот раз нисколько не тяготились задержкой, так как знали, чтометель с каждым часом улучшает дорогу.
И действительно, мы сразу убедились в этом, как только 30 апреля сновапустились в путь. Рыхлого снега на прибрежной полосе точно не бывало. Затомежду лежащими грядой айсбергами он местами доходил до пояса. Запомнив на всюжизнь, в какую ловушку мы с охотником когда-то попали, забравшись в гущуледяных гор, теперь я тщательно обводил наш караван мимо пагубного места и неотрывался от узенькой полоски ровного льда между берегом и айсбергами. Но издесь работа ледников давала себя чувствовать. На последних пяти километрахперехода стали часто попадаться участки с выжатой на лед морской водой. Онапревратила снежный покров в клейкую кашицу. Собаки шарахались в сторону, нодеваться было некуда. Справа шел наполовину обнаженный из-под снега и поэтомунепроходимый для саней берег, а слева возвышалась еще более непроходимая чащаайсбергов с огромными сугробами рыхлого снега между ними. Волей-неволей надобыло преодолевать неприятные участки.
Весь день удерживалась пасмурная погода. Картина поблекла. Рассеянный свет недавал теней. Ледяные обрывы светились тусклым и холодным зеленовато-голубымсветом. Но видимость была вполне удовлетворительной, и это дало нам возможностьубедиться в том, что куполообразные возвышенности на противоположном берегупролива связаны между собой и представляют один большой остров, сплошь покрытыйледниковым щитом. Только на одном небольшом участке этого берега междугигантскими ледяными потоками виднелся кусок обнаженного берега.
Весь переход проделали со съемкой, беспрерывно пеленгуя противоположный берег.
На ночлег остановились под высоким пирамидальным айсбергом. На вершине егоукрепили наш флаг. В канун Первого мая нас больше чем когда-либо радовал егошелест.
В проливе Красной Армии
Наступило Первое мая. Поздравляя в это утро друг друга с праздником, мы словновидели родную Москву и Красную площадь. Здесь, на Северной Земле, мы сознавалисебя членами огромного коллектива строителей социализма. И нам хотелось влитьсяв стройные ряды первомайского шествия. Наша "колонна" была самой маленькой, нополноправной частицей многомиллионной демонстрации трудящихся Советского Союза.Красный флаг мы сняли с высокого айсберга, закрепили его на моих передних саняхи двинулись дальше по проливу Красной Армии.
Небо было пасмурным. Юго-западный ветер, слабый с утра, к полудню усилился,начал мести поземку. Дорога была хорошей, обнажения встречались редко.Задерживались мы только на тех точках, где брались очередные азимуты изарисовывался видимый рельеф. Продвигались быстро.
Наш путь шел по узкой полоске прибрежного ровного льда. Справа от него тянулсяугрюмый, засыпанный снегом, сглаженный и низкий берег, а слева возвышалисьтысячи плотно сдвинувшихся айсбергов, за которыми виднелась голубая стеналедника, обрамляющая неизвестный, покрытый льдом остров.