Туча повисла над самыми нашими головами. На протяжении 20 километров ливеньхлестал беспрерывно. Впечатление было такое, словно мы продирались сквозьдвадцатикилометровый водопад. На льду озера воды соединились в сплошное море.Собаки и сани стали всплывать чаще и чаще. Теперь мы уже не могли быостановиться, если бы и захотели. На десятки километров вокруг не было ниодного клочка льда, свободного от воды и годного для лагеря. Да мы и несобирались останавливаться. Собаки продолжали тянуть и, пожалуй, лучше, чем вдругих условиях. При сильных разрядах молнии животные, поджав хвосты и прижавуши, шарахались в сторону, а потом устремлялись вперед, словно под нимираскалывался лед. Молния и следовавший тут же оглушительный треск действовалина них лучше всяких понуканий.
Выбирать дорогу было бесполезно. Вся она теперь была одинаковой. Оставалосьтолько держать напуганных животных на прямой линии да время от временипеленговать видимые точки берега.
Наконец, ливень прекратился. Гроза медленно уходила на юго-восток. Выглянувшеесолнце залило лучами наш маленький "водоплавающий" караван. На 27-м километремы вышли на полуостров Парижской Коммуны. Беспокоивший нас залив осталсяпозади. Ближайшая цель была достигнута.
Наш лагерь разбит на низком глинистом берегу. Здесь тоже достаточно воды. Отнее защитил нас только брезент, разостланный внутри палатки.
Таким был вчерашний день. Сегодня нет ни грозы, ни ливня. Зато целый день стоитнепроглядный туман, дует холодный северо-восточный ветер и время от временивалит густой снег. Видимость только изредка достигает 200-300 метров, а большуючасть дня не превышает 30-40 метров. Нам надо сомкнуть свой маршрут с конечнойточкой прошлогодней съемки. Она где-то совсем недалеко. Но при такой видимостини о какой съемке нечего и мечтать. Сидим в палатке и ждем погоды.
Собаки мокрыми клубками лежат в слякоти и не поднимаются. Вода и сырость недают им отдыха даже на стоянке. А изнурены они до последней степени. И восновном не от работы. Тянуть сани не так уж .тяжело - груз давно поубавился.Собаки теряют силы от потери крови. Поверхность льдов, по которой мы идем,теперь сплошь усеяна острыми кристаллами и напоминает не то бесконечную пилу,не то терку. До сего времени мы давали собакам полкилограмма пеммикана в сутки.Этого количества пищи вполне достаточно в обычных условиях при умеренных зимнихморозах; но теперь такого рациона вряд ли хватает только на восстановлениепотерянной крови. В этом основная причина изнурения животных. Приходитсяудивляться, что они еще могут работать. Самому больно понукать их, особеннозагонять Е воду, да еще при ветре и такой температуре, как сегодня. Поэтому мыне очень ропщем на туман, приковавший нас к этому месту, хотя нам и следуетторопиться. Завтра мы скормим собакам последний пеммикан, а до дома еще более50 километров. Но лучше, в случае необходимости, убить двух-трех собак на кормостальным, чем потерять большую часть упряжек.
18 июля 1931 г.
Ночью туман рассеялся. Немедленно натянули на себя по-прежнему мокрую одежду ипустились в путь.
Через 15 километров, пройденных вдоль западного берега полуострова, нашли знакв конечной точке прошлогодней съемки и сомкнули маршрут. Теперь вся центральнаячасть Северной Земли ляжет на карту. Мы уверены, что ляжет она с достаточнойточностью. Это дает нам полное удовлетворение, оправдывает испытанныетрудности.
Наша работа окончена. Теперь остается добраться до дома и по возможностисохранить собак. Надо пройти еще километров 40-45. Осилить их будет нелегко, ноутешает мысль, что они будут последними.
После трехчасовой передышки двинулись дальше. Сначала сделали попытку выйтипрямо на острова Седова, но на пути встретили полынью около километра шириной.С северной стороны островов виднелось много воды. Местами она была почтичерного цвета. Значит, и здесь лед был уже размыт. Решили идти прямо на западпо льду пролива Красной Армии.
Здесь лед внешне выглядел крепким, но буквально весь был залит водой. Всередине перехода собаки беспрерывно плыли на протяжении 5 километров. Санизалило, а сами мы брели в метровом слое воды. Дальше воды было меньше, но всёже на протяжении 15 километров мы не видели ни одного метра, свободного от нее.Чтобы дать передышку собакам, возможность хотя бы стряхнуть с себя воду иобогреться, останавливались, втаскивали всех животных на сани, а через полчасавынуждены были снова гнать их в воду. Две собаки не выдержали и свалилисьмертвыми в лямках. Другие, окончательно измученные, падали в воду и не хотелиподниматься. Одну за другой мы вынимали собак из лямок и клали на сани. К концуперехода на моих санях лежали три собаки и на санях Урванцева две. Только напятнадцатом километре мы нашли выступающую из воды старую торошенную льдину,площадью около 50 метров, и поставили на ней палатку. Некоторые собакиотказались от мяса своих погибших сородичей. Отдали им последние три банкипеммикана и банку своего. У нас осталось две горсти риса, с килограмм масла,несколько плиток шоколада и около двух килограммов пеммикана. В примусепол-литра керосина. До базы около 25 километров.
19 июля 1931 г.
Близок локоть, да не укусишь. Прошли сутки, а мы не приблизились к дому ни наметр. Накрывший вчера вечером непроглядный туман продержался беспрерывно весьсегодняшний день. Иногда начинал моросить дождь, но скоро прекращался исменялся густыми хлопьями снега. Барометр упал. Температура сильно понизилась.Вокруг нашего маленького ледяного островка вода покрылась льдом. Гнатьизнуренных собак с израненными лапами в такую воду мы не решались. Терять ихтак близко от дома было бы непростительно. Пусть лучше будут голодными. Да ибесполезно гнать. Пробиваться по воде, покрытой двухсантиметровым льдом, онивсе равно не смогут.
Собаки смотрят на нас ожидающими глазами. Но что мы можем дать? Пеммикан вчеракончился. Я подстрелил пролетавшую чайку, собрал остатки сливочного масла,нашего пеммикана и весь оставшийся шоколад, который мы так и не съели, и,поделив все на маленькие порции, отдал собакам. Чайку, масло и пеммикан онимоментально проглотили, а от шоколада большинство отказалось. Для самих насосталась одна кружка риса.
Сейчас, когда мы, несмотря ни на что, провели намеченную работу и находимся водном переходе от дома, над нами нависла самая большая опасность. Льдывскрываются. Вчера пересекли свежую трещину, местами в несколько метровшириной. На западе видно водяное небо. Несколько раз слышался треск льда. Оннапоминает далекие, сильно заглушённые артиллерийские залпы. Недостаточноопытный человек может и не понять, чем угрожают эти явления. Но вскрытие льдовеще не катастрофа. Идти по ним все же можно. Только бы не поднялся сильныйвосточный ветер. Он вынесет нас в открытое море.
20 июля 1931 г.
Все позади: и снежная каша, и ледяные ванны, и опасность быть унесенными вморе, и падающие мертвыми собаки... Все, все! Мы дома!
Ночью западный ветер стих. На смену пришел южный. Потеплело. Появились клочкиголубого неба. Молодой лед размяк. Воды на льду стало заметно меньше.По-видимому, ушла в новые трещины. Не мешкая, снялись с лагеря. Остров Среднийвиднелся километрах в пятнадцати. Первые же часы пути подтвердили нашивчерашние опасения за собак. Даже сегодня, при несравненно лучших условиях, иходну за другой пришлось класть на сани. Оставшиеся в упряжках дрожали,спотыкались, то и дело с жалобным визгом падали в воду. Приходилось частоостанавливаться, чтобы дать им отдохнуть.
Около полудня опять волнами пошел густой туман. Бредя в тумане, наткнулись насвежую трещину. Ее успело раздвинуть на полтора метра. Перебравшись через нее,скоро снова попали в бесконечные озера воды. После полудня в разрыве туманаопознали знакомый старый торос, прижатый к берегу Среднего острова. Через двачаса, переправившись еще через одну трещину, подошли к этой приметной точке ивыбрались на остров. Потом на себе перетащили сани на лед, лежавший уже с южнойстороны острова. Теперь до дома оставалось только пять километров.
Радость окончания тяжелого пути боролась с обострившейся тревогой за положениена базе экспедиции.
Туман, как нарочно, плотно укутывал остров Домашний. Как мы ни крутили бинокли,рассмотреть ничего не могли, и чем ближе подходили к дому, тем больше рослатревога и усиливалось волнение. Мы забыли об усталости, о тяжести пути, даже освоих измученных собаках. Пять из них лежали на санях, а остальные, понуривголовы и опустив хвосты, в полной безнадежности уныло брели по воде. Но скоро,даже в таком состоянии, они почувствовали наше волнение. Все, не исключая илежащих на санях, оживились, начали поднимать головы и всматриваться туда же,куда смотрели люди. Догадывались ли они, что близок конец их мучениям?
До дома оставалось уже меньше двух километров, а мы все еще не видели его. Этоначинало походить на пытку. И вдруг на берегу я увидел стоящую палку. Бросилсяк ней, точно к родному очагу. Кто ее так заботливо укрепил между камнями? Вот ислед человека, отпечатавшийся на глинe. Снова прильнули к биноклям. Туман началредеть. Вот из него показались верхушки мачт, ветряк, флюгер... Вотобрисовались дом, склад, магнитный домик.
Но где же люди? Только приблизившись к базе на 300 метров, мы услышали лайсобак и увидели, как из домика выскочили Ходов и Журавлев.
Все в порядке! Вздох облегчения вырвался из груди.
Собаки, увидев дом, забыли о разбитых лапах, с визгом, напоминавшим стон,передернули сани через ледяной бугор и в двадцати шагах от домика упали наобнаженную землю.
Бросив хорей, я сжал руки товарищей. Это было тоже последним усилием. Ногиточно подкосились. Я бессознательно опустился на сани. Невероятная усталостьсвинцом налила все тело. Казалось невозможным пошевелить хотя бы одним пальцем.Урванцев, как и я, сидел на своих санях и только устало улыбался. Стало ясно,что в последние дни лишь усилиями воли мы преодолели крайнее утомление. Волясохраняла упругость мышц, держала в напряжении нервную систему и сохраняла нашутрудоспособность в условиях, которые теперь самим нам казались чудовищными.Около упряжек хлопотали Журавлев и Ходов. На их лицах радость смешивалась судивлением. Нетрудно было догадаться, что наше возвращение для них былонеожиданным. Очень уж долго мы задержались.
Как бы то ни было, наш поход завершен. Тяжелый путь окончен. Мы дома.
На следующий день товарищи признались, что они уже теряли надежду увидеть насживыми. Самым оптимистическим было предположение, что мы где-то застряли на вселето и, может быть, сумеем просуществовать охотой до установления нового пути.Видя наступившую распутицу и начавшееся вскрытие льдов, они все меньше питалинадежду на встречу и несколько раз спрашивали себя - не пора ли передать вМоскву известие о нашем исчезновении. Только сознание всей серьезности такогосообщения заставило их со дня на день откладывать свое намерение.
Так наша маленькая семья снова собралась вместе. Полевые работы в этом годузакончились. Мы могли подвести итоги пройденного экспедицией этапа.
Прошел год, как мы оставили Большую Землю. На исходе был одиннадцатый месяцпосле того, как, сидя в своей шлюпке, мы следили за тающими в туманеочертаниями "Седова". Каким большим был этот год для нас!
За одиннадцать месяцев пребывания в экспедиции мы прошли на собаках свыше 4000километров. Из них более 500 километров падает на охотничьи поездки для добычимяса, около 2000 километров на организацию продовольственных складов наСеверной Земле и почти 1600 километров на маршрутную съемку. В результате нашейодиннадцатимесячной работы Северная Земля перестала быть таинственной,неизвестной страной. Мы установили, что это не "мелкие острова" и не"мифическая земля", как говорили некоторые зарубежные географы, а действительнообширная территория, достойная называться Землей, как и считали открывшие еерусские моряки. Мы исследовали ее простирание к северу, открыли западные берегас их мысами и заливами, все проливы, ряд мелких островов и проникли вовнутренние области Земли. Мы доказали, что Северная Земля не представляетсплошного массива, а расчленена проливами на четыре крупных и ряд мелкихостровов, местами собранных в небольшие группы. Этим наша экспедиция опровергламнение скептиков о невозможности реализации великой идеи Северного морскогопути, утверждавших после открытия Земли нереальность этого пути, поскольку вцентре его стоит непроходимый сплошной барьер. Две трети Земли нами уже былиположены на карту. Мы узнали рельеф Земли и степень ее оледенения, собралибогатые материалы о ее внутренних областях и геологическом строении, о режимеокружающих ее льдов, органической жизни, климате и прочих природных условиях.
Приоритет в ряде географических открытий и исследовании Северной Землипринадлежал нам - советским людям, посланцам Советской страны. Нам жепринадлежали право и честь дать наименование отдельным частям Земли. Мызакрепили названия за мысами, проливами, заливами.
Наступило время дать наименование отдельным островам. Решено было, чтоцентральный остров Земли будет называться в честь величайшего события,открывшего новую эпоху в истории человечества, островом Октябрьской Революции;южный остров будет носить имя Большевик, в честь нашей героической партии; аострова, лежащие к северу от пролива Красной Армии, получают названияКомсомолец и Пионер, в честь советской молодежи.
В тот же день радиоволны понесли в Москву весть о результатах первого годаработ экспедиции, о наших походах, о новых открытиях и о наименованияхостровов, заливов, мысов, проливов, врезанных в карту мира.
Будни
Лето
Целую неделю мы безотлучно провели на базе и вдосталь отдохнули. Пора быловновь приниматься за дела. Их у нас всегда было достаточно, а сейчас должнобыло наступить особенно горячее время. Предстояла подготовка к новой полярнойночи, заготовка мяса для собак и проведение некоторых летних работ в районеостровов Седова.
В домике по возвращении из похода мы нашли идеальный порядок. Вася закончилпокраску. Теперь наше помещение блестело и играло белизной стен и потолка,стало еще уютнее и приятнее. Снаружи домик выглядел менее привлекательно, чемодиннадцать месяцев назад: когда-то желто-розовое дерево успело посереть.Давали себя знать длительные туманы и буйные полярные метели. Но домик былпо-прежнему прочен, стоял прямо и крепко и не требовал никаких работ поподготовке к зиме.
Глубокие сугробы вокруг растаяли. Земля успела подсохнуть, и мы увидели на"дворе" накопившийся за зиму мусор - консервные банки, пустые ящики,многочисленные обглоданные собаками медвежьи кости и всякий хлам. Первое, зачто мы принялись, было наведение чистоты и порядка. Через два дня территориябыла очищена.
Собравшись после этого на мыске, мы любовались нашим хозяйством. Я задал своимтоварищам вопрос:
- Как вы считаете - чего здесь не хватает?
Все задумались.
Полярники народ неторопливый - отвечают не сразу, зато солидно, спокойно.
- Пара высоких берез или развесистых лип не испорти ли бы картины,- ответилВася.- Но вряд ли мы их вырастим. Лучше я установлю мачты для направленногоприема. Они облегчат связь и оживят пейзаж североземельской столицы.
А на кой леший деревья-то? - возразил охотник.-
Разве белые медвежьи шкуры хуже зелени? Смотрите, как они украшают наш город.Добавим десятка два-три, и картина будет замечательная. Зелень-то что -облетит, мусор будет, а прибавим шкур - склад мясом наполнится - тоже красота!Впереди-то опять четыре месяца темноты.
- Товарищи правы,-отозвался Урванцев.- Деревья надо заменить мачтами, а вместозелени побольше добыть медвежьих шкур. Это лишний раз подтвердит старую истинуо том, что белый свет в здешних местах является защитным. Я тоже прибавлюнесколько штрихов к пейзажу. Вот здесь надо поставить реперс вековой маркой, а вон там, около лагуны, водрузим футштокдля наблюдения за приливами. Правда, репер больше будет походитьна пень, зато тонкая рейка футштока вполне может сойти за рябину.
Шутки на этом кончились, уже серьезнее Урванцев продолжал :
- Мне понадобятся пятнадцать суток для проведения ежечасных наблюдений надприливами. Кому-то из вас надо стать моим помощником. Я прошу выделить ВасилияВасильевича, так как вам, Георгий Алексеевич, опять придется разрешать мяснуюпроблему. Попутно мы с Васей проведем и более подробную съемку нашего острова.Потом я отеплю магнитный домик. Это не обогатит пейзажа, зато предотвратиттеперешнюю фанерную будку в настоящий рабочий кабинет.
Так, вперемежку с шутками, мы обсуждали уже наметившийся план наших летнихработ и подготовки к новой зимовке.
Со следующего же дня мы приступили к выполнению самого плана.
Я говорю о планах летних работ, о летнем периоде, о лете... Чтобы у читателя несоздалось ложных представлений, необходимо рассказать, что подразумевается подздешним летом. Июнь и июль вам уже знакомы.
Наше лето больше всего напоминало вторую половину апреля в средних широтах ибез какой-либо натяжки могло быть названо "мягким". Зноя здесь нет. Мы ходим вбарашковых кубанках и не испытываем от этого никаких неудобств, за исключениемразве только случаев, когда приходится несколько километров пробежать замедведем. Мы совсем не стремимся в тень и, если как следует не поработаем, нетомимся жаждой. Кожаная куртка на фланели, одетая на толстую шерстяную фуфайку,или меховая рубашка, а в ветреные дни и полушубок - вот наша летняя одежда, имы отнюдь не тоскуем по легким летним костюмам. Болотные сапоги илинепромокаемые тюленьи пимы, надетые на толстый шерстяной чулок, устраивают наскуда больше, чем парусиновые туфли.
За все лето нас не потревожил ни один комар, ни одна мошка; появлению их мы,вероятно, удивились бы не меньше, чем немыслимому здесь кваканью лягушек. Дажетаких неизменных спутников лета, как мухи, мы не видели ни одной.
Правда, в наших краях тает снег, журчат ручьи, шумят водные потоки, на льду ина земле стоят озера воды, распускаются цветы, в низинах зеленеют мхи, местамиможно найти маленькие лужайки осоки и злаковых, а птицы кладут яйца ивыращивают птенцов.
Но самыми яркими чертами здешнего лета все же являются таяние льдов, изобилиежизни в море и незаходящее солнце.
Льды, разъедаемые водой, беспрерывно потрескивают. В некоторые дни у кромкираздаются короткие звенящие звуки, словно кто-то пересыпает миллионы мелкихсеребряных монет. А солнце работает без отдыха. Дни и ночи оно кружит понебосводу невысоко над горизонтом и поэтому напоминает или утреннее илипредзакатное солнце средних широт. В этом главная прелесть, незабываемоеочарование полярного лета.
Мы не видим многих привычных картин - ни колосящихся полей, ни зеленых дубрав,ни летнего раздолья степей, зато Арктика щедро вознаграждает нас многим, о чемв средних широтах можно только мечтать.