"Э! Ты что же, петь умеешь? А ну еще! Ну, смелее!" И собака снова подала голос.Она уже наполовину протиснулась в камбуз, и умиленные кок и его помощникисклонились над ней. Еще одно тремоло..., и жирный кусок говядины исчез состола.
С этого дня Мишка стал фаворитом камбуза, развлекал его обитателей и получал внаграду вкусные куски и кости. Он настолько освоился со своей ролью, что когдавидел камбуз закрытым, становился на задние лапы, а передними скреб железныедвери и выл до тех пор, пока заветная дверь не приоткрывалась и из нее невысовывалась рука с куском мяса. Так Мишка выделился среди других собак изавоевал популярность у экипажа. На корабле только и было слышно: "Мишка!Мишенька! Мишуня!"
Один Журавлев не разделял восторгов команды. Охотник считал, что каждая собакадолжна содержаться, по его выражению, "в страхе божием" и уважать своеговладыку - человека. Он презрительно звал собаку не Мишкой, а подхалимом. Однакосимпатии к собаке всех обитателей корабля были настолько велики, а кок такразрекламировал ее Ум, что презрительная кличка Журавлева не имела успеха, иМишка остался Мишкой - общим баловнем.
Для упряжки мне нужны были два передовика. Особенно мне хотелось сделатьпередовиками Варнака и Полюса. Они были самыми сильными, да и выглядели оченьпредставительно - буквально красавцы! Но увы! Варнак не мог понять, чего я отнего хочу. Он с истинно собачьей доверчивостью смотрел мне в глаза, съеживалсяот крика или бросался в совсем ненужную сторону. Бить я его не мог - тянул ончестно. Силой он выделялся, и всю ее вкладывал в работу. Но передовиком он бытьне мог. Полюс оказался способнее. Скоро он начал понимать мои требования, номечущийся рядом Варнак мешал ему. Наконец, рядом с Полюсом я поставил Мишку.Через час новичок уже понимал, что нужно делать при той или иной команде, иучение стало налаживаться. Правда, иногда Мишка начинал капризничать и пыталсяказаться совершенно глухим. Тогда приходил на помощь кнут и моментальновозвращал Мишке и слух и понятливость. Работал Мишка с прохладцей, из лямки нелез, постромку натягивал бережно, точно боялся порвать ее. Но пока мне от негонужно было другое - понимание команды, что он скоро усвоил. Так Мишка и Полюсстали моими передовиками. После нескольких дней тренировки кнут опускался ужетолько на лодырей, моя ругань и визг собак раздавались реже. Я был уже уверен,что могу ехать в любом направлении и вести за собой упряжки товарищей.
Но иногда за кнут приходилось браться и во вне учебное время "- это когда надобыло прервать любимый собачий спорт - драку. Дерутся они отчаянно, с азартом.Причин для драки бесконечное количество: и неподеленный кусок, и ревность кхозяину, и неосторожное движение соседа, и занятое место, и спутавшаяся цепь, ипросто избыток сил и энергии. Мы бы не возражали против этого развлечения нашихпомощников, если бы у них не было привычки, унаследованной, по-видимому, отсвоих предков волков,- нападать всей стаей на одного. Как правило, бой начинаютдвое. Но стоит одному из них оказаться сбитым на землю, как на негообрушивается вся стая. Тогда только энергичная работа кнута может спастинесчастного от гибели. После такой свалки всегда несколько собак оказывались сокровавленными ушами, а другие по нескольку дней прыгали на трех лапах.
Встречаются среди собак настоящие задиры, хулиганы и провокаторы. Вот серый песс горящими умными глазами, с плотной волчьей шерстью, отличающийся от волкатолько покорностью человеку да задорно загнутым вверх хвостом. Зовут егоБандит. Имя оскорбительное даже для собаки. Но оно пристало к псу не случайно.Эта собака доставляла нам немало хлопот. Она не терпела спокойствия в собачьемобществе и была по-настоящему довольна, если ей удавалось затеять драку.
Делалось это так: уставшие за рабочий день собаки распрягались и до кормежкиполучали час-полтора полной свободы. В эту пору отдыха они не хотели приниматьсвою обычную позу для сна - не свертывались клубком, собрав все четыре лапывместе, прижав к ним нос и прикрыв их хвостом. Как правило, в этот час все ониложились на бок, вытягивали в стороны лапы, как бы старались расслабить мышцысвоего тела для полного отдыха. Бандит работал не хуже других, но уставалменьше. Он был силен и отменно здоров. Через двадцать - тридцать минут послераспряжки он уже забывал об усталости. Вставал, потягивался и будто говорил:"Ну, довольно валяться, пора приниматься за дело". Критически осмотрев стаю, оннамечал жертву. Подойдя и наклонив голову над самым ухом спокойно лежащейсобаки, он оскаливал ослепительно белые клыки и начинал потихоньку рычать.Постепенно рычание переходило на все более и более высокие ноты. Угроза и вызовтак и клокотали в нем. Если собака попадалась спокойная или очень уставшая -она не отвечала хулигану, и он, постояв над ней, разочарованно отходил. Черезнесколько минут Бандит выбирал новую жертву и начинал все сначала. Ему нуженбыл только предлог для драки. Стоило какой-нибудь собаке огрызнуться, как онмолниеносно пускал в ход клыки.
Драка начата. Вся стая, как бы она ни устала, поднимается, и через минутуначинается общая потасовка. А Бандит? О, это был врожденный хулиган,провокатор! Заварив склоку, он каким-то таинственным образом ухитрялсявыскочить из свалки, отбегал в сторону, садился и с восхищением наблюдал. Онсидел и как бы улыбался. Иногда нам казалось, что пес смеется не только надсобаками, но и над нами. Кнут нередко гулял по бокам Бандита, но отвадить егоот драк не мог.
В упряжке он работал прекрасно. Бандит отнюдь не был злым по характеру.Требовал ласки, как и все; при хорошем настроении заигрывал с соседями. Мылюбовались его работой и с огорчением думали о его позорном имени. Были случаи,когда, восхитившись старательностью пса, мы даже решали дать ему другую кличку.Но стоило только снять с него лямку и оставить на свободе, как он тут жеполностью оправдывал свое прозвище.
Он попал в упряжку Журавлева, но нрава своего не изменил, хотя, как ужеговорилось, правилом охотника было: "собака должна содержаться в страхебожием". С первого же дня Журавлев начал приучать собак к новоземельскойвеерной упряжке, которую они совсем не знали, и, пока поняли, что от нихтребуется, доставили немало хлопот хозяину, да и себе причинили достаточноеколичество неприятностей.
Мы долго обсуждали и много спорили о том, какую упряжку предпочесть. Я три годапользовался восточносибирской цуговой упряжкой, умел хорошо ею управлять,привык к ней и ни о чем другом не мечтал. Новоземельской веерной упряжки ясовсем не знал. Журавлев много лет применял на Новой Земле веерную упряжку ивпервые увидел восточносибирскую. Быстро подметив отрицательные стороныпоследней и забывая о недостатках веерной, он с сектантским упорством защищалсвою упряжку. Урванцев вообще еще не знал езды на собаках и в спорах поочереднотеоретически анализировал достоинства и недостатки одной и другой упряжки, нерешаясь отдать какой-либо предпочтение. А Вася Ходов слушал, молча улыбался иготов был прокатиться как на цуговой, так и на веерной.
Разница в упряжках следующая. В восточносибирской собаки пристегиваются попарнок одному ремню, проходящему от саней посредине всего цуга, и бегут пара запарой. Лямка в этой упряжке имеет форму шлейки, при которой нагрузка ложится нагрудь и спину собак. Управление собаками производится только подачей команды.На Чукотке, Камчатке, в Анадырском крае и на острове Врангеля можно наблюдать,как мчащаяся во весь опор упряжка собак по возгласу погонщика "подь, подь!"моментально, не сбавляя хода, поворачивает вправо. Через какую-нибудь минутупогонщик крикнет "кхрх!", и собаки повернут влево. Достаточно хозяинускомандовать "тай!", и сани сейчас же остановятся, а по возгласу "хэк!" онивновь понесутся вперед. Слова команды изменяются в зависимости от языка народа,но метод управления всюду остается один.
Тормозом для саней служит "остол". Это крепкий кол до полутора метров длиной.Нижний конец его снабжен стальной или железной спицей. К верхнему концуприкреплен длинный ремень, заменяющий кнут.
Погонщик, как правило, сидит боком с правой стороны саней между первым и вторымкопыльями, поставив ноги на полоз. Для того чтобы затормозить, седок ставитостол под сани, впереди второго копыла, упирает его в снег и нажимает всейтяжестью своего тела.
Особенно хороша восточносибирская упряжка для районов, где часто встречаетсярыхлый, "убродный" снег, как, например, на Камчатке или в Анадырском районе.Здесь человеку нередко приходится идти впереди упряжки на лыжах и приминатьглубокий снег. Собаки идут по лыжне и не тонут в снегу.
Если рыхлый снег не глубок, то дорогу пробивают две передовые собаки. Ониделают самую тяжелую работу. Остальные идут за ними, стараясь попадать лапами вслед передовиков. Поэтому передовиками в такой упряжке должны быть не толькосамые понятливые, наученные воспринимать команду, но и наиболее сильные собаки.От них зависит успех продвижения.
Хороша такая упряжка и в сильно торошенных морских льдах. Здесь приходится идтисреди хаотических нагромождений и часто пользоваться очень узкими проходами, вкоторые с трудом могут протиснуться сани. Собаки, бегущие попарно, не тольколегко проходят в эти щели, но и не перестают тянуть сани.
Недостатком этой упряжки является то, что в непосредственной близости кпогонщику находится только ближайшая к саням пара собак, остальные достаточнодалеко, и появившийся среди них лодырь может безнаказанно ослабить лямку.Только погонщик-виртуоз способен безошибочно стегнуть длинным кнутом такоголодыря, в какой бы паре он ни шел. Но надо заметить, что хорошо подобранная инатренированная упряжка почти не требует кнута. Эскимосы часто вместо кнутадержат под рукой полуметровую палочку, к концу которой прикреплено несколькометаллических колец. Достаточно ездоку тряхнуть этой погремушкой, как собаки,даже сильно уставшие, моментально отзовутся на призыв, повеселеют и ускорятбег.
Независимо от способа упряжки собаки очень восприимчивы к настроению своегохозяина. Песня или оживленный разговор делают их веселыми, ускоряют бег. Инередко ездок громко поет или, сидя на санях, разговаривает, хотя на десятки, аиногда на сотни километров вокруг не найдешь ни одного слушателя. Это погонщиквеселит своих собак. И не безуспешно. Бодр и весел хозяин - бодры и веселы егособаки.
В новоземельской веерной упряжке все собаки ставятся в один ряд. Лямки каждойпары через особое кольцо прикрепляются к общему ремню, который в свою очередьсвободно пропущен через кольца у передка саней. Если одна собака перестаеттянуть, вторая неминуемо должна выдвинуться вперед и таким образом показать,что ее напарник лодырничает. На всех собак, кроме лямок, надевают ошейники,прикрепленные к общему ремню или цепи. Это не дает собакам возможностиразбегаться в стороны. Передовиком в этой упряжке считается собака, идущаякрайней в шеренге, обычно слева. К ошейнику передовика прикрепляется вожжа.Здесь зовут ее "пиленной". Если натянуть пилеину, передовик остановится илизамедлит ход, а остальные собаки, продолжая бег, обойдут его, и вся упряжкаповернет в сторону передовика.
Для поворота в противоположную сторону пиленной легко похлестывают передовикапо боку, и он начинает давить на соседей до тех пор, пока не собьет их нанужное направление. Торможение производится так же, как и привосточно-сибирском способе упряжки, только тормозом служит не короткий остол, азаимствованный из оленьей упряжки "хорей" - шест не менее трех метров длины. Нанижнем толстом конце он имеет, как и остол, металлическую спицу, а на верхнемтонком- небольшой костяной шарик. Для торможения хореем пользуются точно также, как и остолом. Кроме того, им же понукают собак, ударяя их тонким концомхорея с костяным шариком. Этим же шариком можно на ходу распутать ремниупряжки.
Преимущества такой упряжки были налицо. Во-первых, легкость управления:повернуть или остановить собак можно в полной тишине, не подавая команды. Эточасто очень важно при охоте на зверя. Все капризы или охотничий азартпередовика при погоне за зверем исключаются. Он на вожже и полностью в рукаххозяина, а вместе с ним и вся упряжка. Еще большим достоинством этого способаявляется близость всех собак к человеку. Любая собака, задумавшая полентяйничать, тут же получает щелчок. Но по рыхлому снегу ездить на такойупряжке труднее. Каждая собака должна самостоятельно пробивать себе дорогу. Всеони одинаково утомляются, особенно тяжело это для слабосильных. Еще хуже всильно торошенных льдах. Где проскользнет пара идущих рядом собак, там непройдет десяток. Собаки будут давить друг друга и мешать работать.
Я видел ясно эти изъяны, но в то же время знал, что в высоких широтах припутешествии по земле и вдоль береговой линии, а не в торошенных льдахнедостатки веерной упряжки будут несущественными. Глубокий рыхлый снег здесь споловины зимы и весной, когда будут проводиться наши работы, встретится оченьредко, лишь в руслах рек да в закрытых от ветров местах.
Новоземельская веерная упряжка мне нравилась. Но, несмотря на это, я все жепока тренировал собак в восточно-сибирской. К ней они были уже приучены. Вконце сентября я на своей упряжке уже мог ехать куда хотел. А Журавлев покамучился. Его старания переучить собак все еще оставались безуспешными. Часамион возился с ними. Иногда, проехав километров пятнадцать - двадцать, явозвращался домой и заставал Журавлева за сменой рубашки, взмокшей от пота. "Неидут проклятые!" - заявлял охотник. На следующий день он снова, с упорствомполярника, брался за собак. Но собачий веер по-прежнему старался перестроитьсяв привычный цуг.
Поэтому я решил пользоваться восточносибирской цуговой упряжкой до тех пор,пока Журавлев не добьется удовлетворительных результатов. Переучивание всехсобак сразу могло затянуться надолго. А времени мы терять не могли. Дорогаустанавливалась. Приближалась темная пора. Надо было успеть разведать путь наСеверную Землю. Пришло время проверить наши силы и возможности. Способ упряжкине должен задерживать осуществления наших планов. Следом за моими санями можнобыло идти при любой упряжке собак. Это могло затруднить поход, но не вынуждалонас отложить его выполнение.
Берега, давно манившие людей
Страницы моего дневника за первые десять дней октября 1930 года не отличаютсязавидной внешностью. Некоторые листы смяты. Почерк местами неразборчив. Частопопадаются сокращения слов. Кое-где видны жирные пятна. Это потому, что записиделались в обстановке, очень далекой от всяких удобств. Все писалось в походныхусловиях - многое около примуса, в тесной, полузанесенной снегом палатке;другое - в лежачем положении, в спальном мешке; третье - просто на санях, подветром. Эти страницы едва ли не самое дорогое в двухлетнем дневнике. Онирассказывают о первом нашем успехе, о том, как сбылась наша мечта (да и тольколи наша?) попасть на нехоженые берега Северной Земли.
Если выбросить из записей теперь уже ненужные многочисленные цифры,показывающие часы и минуты, магнитные азимуты курсов, отметки о пройденномрасстоянии на том или ином направлении и о расходе продуктов, то записи вДневнике будут выглядеть так:
1 октября 1930 г.
Минул месяц после прощального гудка "Седова".
Наше настроение приподнятое, почти праздничное, но в то гае время и серьезное,точно перед экзаменом на аттестат зрелости. Первый санный поход обещает намосуществление нашей мечты о выходе на нехоженую землю. Он должен показать, начто мы способны в поле. Достижение Северной Земли покажет обоснованность иосуществимость наших планов, расчетов и надежд...
Еще вчера вечером мы загрузили и увязали сани, а собак посадили на цепи, чтобыутром не тратить время на поимку непокорных. Несмотря на это, сегодня только кполудню закончили все сборы. Облачаемся в походную одежду. Сажусь к столу ипишу радиограмму в Москву:
Нарты увязаны. Собаки рвутся в упряжках. Выходим на Северную Землю. Впередиманящая неизвестность и красный флаг на Северной.
Взгляд пробегает написанные строчки. Где-то в сознании рождается мысль -серенькая и осторожная, как скребущая мышь: "Даешь обещание, а вдругпочему-либо не дойдешь? Может быть, лучше не посылать телеграммы?" Но воляпротестует: "Надо дойти. Должны дойти. Поэтому дойдем!" Ставлю подпись, передаюрадиограмму остающемуся на базе Ходову, даю ему последние советы, жму руку ивыхожу к упряжке.
Засидевшиеся собаки с лаем и визгом берут с места. Поход начался.
Чтобы не пересекать с грузом лежащий на пути Средний остров, мы решили обогнутьего с западной стороны и затем уже повернуть на восток. Поэтому от базы сначалаидем на северо-запад. Продвигаемся быстро. Груз на санях не велик - в среднемна каждую собаку по тридцать килограммов, включая вес человека. В будущем этацифра вырастет до пятидесяти - шестидесяти. Сейчас надо учитывать, что дорогаеще не совсем установилась, а собаки настоящей работы не знают и с грузом идутвпервые. При этих условиях указанную нагрузку надо считать достаточной и дажепри ней следует ожидать скорого утомления наших "самолетов".
Пока сани быстро скользят вперед. Мы уже обогнули Средний остров, перемениликурс на северо-восток и по ровному морскому льду мчимся навстречу начинающемусяветру.
Наша мечта сбывается. Нам предоставлена возможность исследовать Северную Землю.Выполняя это поручение, мы идем к ее берегам. Вчера Арктика подарила нам ясныйдень. Тренируя собак, мы километров двенадцать прошли на восток от своей базы.Сильная рефракция строила на востоке фантастические ледяные города. Они точноплавали в воздухе, поднимались, росли и исчезали, как в сказке. Но больше, чемони, нас интересовало другое. На северо-востоке был виден высокий берег. Это,без сомнения, Северная Земля. Расстояние до нее мы определили в 60-80километров.
Может быть, мы ошиблись. Возможно, что до берегов, замеченных нами приусиленной рефракции, наберутся все 100 километров. Но и это совсем немного,если бы эти километры лежали не в Арктике. По прежнему опыту мы знаем, чтоздесь они бывают "длиннее", чем где бы то ни было. В Арктике нередко припреодолении лишь нескольких километров иссякают силы собак и надламывается волячеловека.
Восточный ветер усиливается. Начинает мести снег. Движение замедляется.
Накрывает молочно-белый туман. Поземка переходит в метель. Ориентироватьсяможно только по компасу. Держать собак на правильном курсе против встречноговетра все труднее и труднее. Но мы идем вперед.
За моими санями веерная упряжка Журавлева. Урванцев замыкает караван. Егособаки запряжены, как и у меня, цугом. Обе задние упряжки хорошо идут по следу.На пробитой дороге товарищи меньше чувствуют тяжесть пути. Все же во времякороткой передышки начинается разговор о неудачно выбранной погоде. Чувствуетсяосторожный намек на возможность возвращения. Но только намек. Мои товарищизнают, какая редкость здесь в это время хорошая, устойчивая погода. Отвечаю наэто поговоркой полярных охотников: "Из дома погоду не выбирают". И мы поднимаемсобак.
Остановиться лагерем и переждать метель нельзя. Слишком близко открытое море.Надо уйти от него, насколько хватит сил, и этим уменьшить риск быть оторваннымии унесенными в океан. Поэтому - только вперед.
Местами свежий снег полностью сметен ветром. Старый лед обнажен. Сани по немускользят легко. Собаки оживают и, несмотря на встречную метель, быстро бегутвперед. На свежем рыхлом снегу труднее. Упряжка часто останавливается,перестает слушаться команды. У меня начинает болеть глотка от криков, а лицоломит и жжет от ветра и беспрерывных уколов снежных игл.
Перед сумерками ветер начинает слабеть. Но собаки, еще не привычные к работе ипопавшие сразу в такую переделку, окончательно вымотались. Надоостанавливаться.