Однако в случае Вуди Аллена ситуация иная: влюблённые в него женщины живут посреди жаждущих их супермужчин, и красавицы эти могли бы мигнуть любому кинотеатро-красавцу, который бы сразу пристроился к мигнувшей. То есть среди огромного выбора красивых, умных и богатых самцов красавица влюбляется в уродца. Не забудем, что в гениального уродца.
Случай с Вуди Алленом не из худших – известно, что женщины умудряются приспосабливаться к хую (или некой его замене) у неподвижного паралитика и уродца, но тоже гениального – физика Stephen Hawking.
Подобная любовь красивого мужчины к уродке полностью исключается: если на него бросаются красавицы, то он не выберет уродку, как бы она умна и талантлива ни была – такого просто быть не может. А если и может, то эта патология ещё не описана ни в научной, ни в художественной литературе. (Я не рассматриваю случай продажности мужчин – я веду речь о глубоких чувствах).
Итак женщину возбуждают не только внешность, но и "внутренность" мужчин. Если считать, что женский выбор руководствуется желаемыми качествами её будущих детей, то вполне понятно, что некоторые женщины предпочитают иметь детей умных (далеко идущих), нежели сильных и красивых (часто никуда не идущих, а лишь привлекающих внимание для случки).
Тут интересно рассмотреть и узнать, как вписывается сексуальное удовлетворение в женскую любовь к гениальному уродцу. Случай глупого уродца, но с большим и долго стоячим хуем понятен: женщина закрывает от наслаждения глаза и грезит о красавце, переходя от одного оргазма к другому.
Можно также предположить, что женщины беспощадно подавляют своё эстетическое чувство с помощью иллюзии, что важны не красота и сила, ибо красота есть внутренняя, интеллектуальная, а сила – в знании. Обладая таким врождённым талантом самогипноза, женщина может полюбить кого угодно.
А что происходило в случае Вуди Аллена – научились ли его женщины испытывать оргазм от его шуток? Или Вуди Аллен ещё в дополнение к своей гениальности обладает огромным хуем и нескончаемой сексуальной энергией?
А быть может, посмеявшись на шутками Вуди Аллена и заставив себя кончить с ним разок, его красавицы бежали тайно перепихнуться с "настоящими" мужчинами?
В любом случае Вуди Аллен является наглядным образцом для подражания и вечно живой надеждой для любого уродика – всей своей жизнью он призывает: "Будь гениальным (или хотя бы богатым), и тебя возлюбят красавицы"!
Неисчерпаемый и вожделенный май
Когда в отрочестве я осознал и прочувствовал раннего Маяковского, то его Облако в штанах (1914–1915) разразилось грозой в штанах моих. Особенно меня потрясла вот эта строфа:
В раздетом бесстыдстве,
в боящейся дрожи ли,
но дай твоих губ неисцветшую прелесть:
я с сердцем ни разу до мая не дожили,
а в прожитой жизни
лишь сотый апрель есть.
Помимо внепредметной поэтической красоты, меня заинтриговали слова, причём сугубо предметно, а именно: я задался вопросом: Почему ему с сердцем было никак не перешагнуть апрель и оказаться в мае? Что являлось препятствием? А также, почему май был много желанней, чем апрель? И вообще, что Маяковский подразумевал под апрелем и маем?
Ответить на эти вопросы я смог без особого труда, перечитывая поэму и в срочном порядке набираясь сексуального опыта с многообразными девушками и женщинами.
Маяковский кое-что объяснял и сам:
…я – весь из мяса,
человек весь -
тело твое просто прошу,
Мария – дай!Тело твое я буду беречь и любить…
Ага, понятно: баба Мария ему почему-то не даёт (или дала один раз, а больше – не хочет), несмотря на то, что он клянчит да ещё взамен обещает "беречь и любить" её тело.
Речь здесь идёт вовсе не о романтической бесполой любви символистов, а о мясной похоти изголодавшегося футуриста.
Когда баба Мария ему окончательно отказывает, Маяковский срывает свою злость на боге (сексуальные истоки атеизма) – он, мол, за всё ответственный в том числе и за то, что юный соблазнитель Володька не сумел вызывать похоть у Машки, чтобы она ему отдалась, а также за то, что Вовка не посмел Марию изнасиловать. Во всём виноват, разумеется, бог. Так бог выступает у Маяковского в роли козла отпущения.
Всемогущий, ты выдумал пару рук,
сделал, что у каждого есть голова, -
отчего ты не выдумал,
чтоб было без мук целовать,
целовать, целовать?!
Как мы знаем, словом "целовать" в те времена даже у футуриста обозначалась ебля. А без мук – это значит без уговоров, а сразу.
…Я думал – ты всесильный божище,
а ты недоучка, крохотный божик.
Оказывается, согласно Маяковскому, необходимым и достаточным условием божьего могущества может быть только организованная богом доступная и длящаяся ебля.
Но Маяковский на бога надеется, а сам не плошает, ибо для целований "без мук" он сам знает три допотопных, но исключительно надёжных метода:
1 – деньги:
Знаю,
каждый за женщину платит.
Ничего,
если пока
тебя вместо шика парижских платьев
одену в дым табака.2 – изнасилование:
Теперь -
клянусь моей языческой силою! -
дайте
любую
красивую,
юную, -
души не растрачу,
изнасилую
и в сердце насмешку плюну ей!3 – снятие внутренних запретов с помощью алкоголя и других
снадобий:
Вином любви
каким и кто
мою взбудоражит жизнь?
Судя по Облаку в штанах, на момент завершения поэмы баба Маяковскому так и не дала, а он не посмел её взять силой.
Это несмотря на "огромный" опыт Маяковского с женщинами, если верить его заявлению:
…у меня на шее воловьей
потноживотые женщины мокрой горою сидят, -
это сквозь жизнь я тащу
миллионы огромных чистых Любовей
и миллион миллионов маленьких грязных любят.Не бойся,
что снова,
в измены ненастье,
прильну я к тысячам хорошеньких лиц, -
"любящие Маяковского!" – да ведь это ж династия
на сердце сумасшедшего восшедших цариц.
Гора мокрых женщин, была навалена Маяковским, которому в период написания Облака… был всего 21 год. Конечно, он мог поднабраться опыта с несчётными проститутками, которые в те золотые времена красовались и предлагали себя на каждом углу по бросовой цене.
Но следует помнить, что Маяковский тогда был несказанно беден, и деньги, которые ему давал на жизнь Осип Брик, вряд ли позволили бы Володе развернуться в описанных мокро-горных масштабах.
"Приличной" девушки, которая бы ему давала регулярно и бесплатно не зарегистрировано биографами, так что можно смело утверждать, что Маяковский в то время имел весьма умеренный сексуальный опыт и пребывал в постоянном голоде, не только пищевом, но и сексуальном. Если ему удалось организовать семь "обедающих знакомств" (знакомых, к которым он попеременно ходил обедать), то ебальных знакомств с подобной регулярностью насыщения у него не наблюдалось.
Тем не менее можно утверждать с высокой степенью уверенности, что, добиваясь Марии (Лили), девственником Маяковский не был.
Но тут уместно взглянуть на понятие девственности с необычной стороны.
Есть разные виды девственности. Кроме традиционного первого раза в жизни, есть и такой вид: состояние мужчины и женщины перед первым совокуплением друг с другом, хотя у каждого из них ранее уже были другие партнёры. Тем не менее, даже если у них были сотни любовников и любовниц, но перед первым совокуплением мужчина и женщина являются девственниками по отношению друг к другу. Именно поэтому между новыми любовниками (первый раз) и возникает такой сильный трепет. И вследствие его силы, они, после скорого исчерпания страсти, стремятся испытать этот трепет девственности снова и снова, находя новых любовников.
Всё это можно перевести на общедоступный язык, сказав, что она разлюбила его и полюбила другого. Или
сердце красавицы склонно к измене.
Симметрично, жажда новой девственности и восторженного лишения её работает и для мужчин, в том числе и для Маяковского.
Итак в отношениях его с Марией в Облаке в штанах он – ещё девственник (апрельский), и он безуспешно жаждет избавится от своей девственности с Марией как и все девственники, и особенно те, которые её благонравно хранят. Маяковский же выступает принципиально против всякой девственности – он рвётся в май.
Если принять за чистую монету слова Маяковского и не считать их поэтической гиперболой, то до 21 года у него не было ни одной приличной бабы, типа Марии, а лишь одни проститутки.
Меня одного сквозь горящие здания
проститутки, как святыню, на руках понесут
и покажут богу в свое оправдание.
Скорее всего, смакуя свой апрель и страдая от девственности отношений с Марией, он раскручивал себя на задуманное самоубийство, как радикальное решение сексуальных проблем и всех прочих. Но время для самоубийства ещё не пришло и приходилось охотиться за Марией и прочими, претерпевая нескончаемые "муки", не находя возможностей лишь "целовать, целовать, целовать".
Повторим апрельско-майский тезис: апрель – это девственность, а май – это ебля.
Читая про сотый апрель и нулевой май, возникает (у меня и, уверен, у Маяковского) естественный вопрос – неужели в половых отношениях всегда необходимо топтаться в апреле? Неужели нельзя сразу в май? Это же мечта каждого мужчины – увидел желанную женщину и через минуту – уже её ебёшь (Но поэмы пишутся в апреле, а в мае уже не до поэм).
Ортега-И-Гассет заметил, что существенные изменения в обществе в конце 19 века произошли потому, что досуг, бывший привилегией богатых и властных, стал накапливаться и у простых людей, а заполнить растущий досуг, (продолжу его ход мысли) захотелось наслаждениями и прежде всего – сексуальными.
Власть над обществом, которой владели лишь немногие, в нынешние времена благодаря развитию науки и техники становится доступной для многих людей, а значит, количество доступных женщин, не требующих апреля, а живущих в мае, соответственно резко возрастает, если не за счёт роста официальной проституции (которая формально порицается), то за счёт упрощения сексуальных нравов. В то же время это упрощение вызывает рост безответственности женщин за стремление к своей извечной цели – побольше обнажить своё тело на публике.
Повсюду в медиа показывают только красивых, привлекательных максимально возможно обнажённых женщин, чтобы зрители были в постоянном состоянии желания (хочу такую!), чтобы зрители торчали в апреле, но чтобы они не прорвались в май. Даже порнография – это сотый апрель, ибо до мая доживают лишь в момент введения в какое-либо живое отверстие.
Упрощение нравов не только усиливает и делает приемлемой повсеместную растущую публичную наготу женщин, но, с другой стороны, пытается пренебречь смыслом наготы как знаком готовности и согласия к совокуплению (см. Об очевидной сути наготы, с. 367–376 наст. изд.). Часть пребывания в мае – это дать понять женщине, что она ответственна за своё обнажение, и чем больше она обнажена, тем меньше у неё оснований называть любое нежданное совокупление изнасилованием. Если женщина обнажается с одним мужчиной, значит, она даёт ему разрешение на совокупление. Если она обнажается с двумя мужчинами, значит, она согласна на секс втроём. И далее, методом математической индукции: если женщина появляется в общественном месте (напр. нудистский пляж) голой, то значит, она готова совокупляться с каждым мужчиной на пляже.
Но это лишь временная "мера пресечения", и грядут научные события, которые позволят женщинам наконец-то быть полностью безответственными за свою наготу, ибо нужда в них резко сократится из-за конкуренции не только с женскими клонами, явление которых как решение сексуальных проблем я уже давно прорицал, а также и с женщинами виртуальной и смешанной реальности (mixed reality). Чуть наука и техника справятся с точной имитацией осязания – основного чувства для достижения оргазма (см. Неотвратимое чувство, с. 114–115 наст, изд.), – как необходимость склонять женщин к половому акту исчезнет, ибо сексуальная нужда будет удовлетворяться рабски послушными новыми реальностями, переселяющими нас, минуя апрель, в неисчерпаемый и вожделенный май.
Великий комбинатор из трёх пальцев
Остап Бендер – это любимейший литературный герой советской интеллигенции и даже некоторых рабочих и крестьян.
Все знают его как красавца-мужчину, смелого, находчивого, хитрого и остроумного великого комбинатора, гоняющегося за деньгами. Паниковский жаловался Бендеру, что его девушки не любят, а Бендера девушки любили, то есть он их поголовно влёк и возбуждал.
И тут возникает архиважный вопрос: А любил ли женщин сам Остап Бендер?
Если руководствоваться не словами Бендера, а его поступками, то можно со всей определённостью сказать – нет, Остап женщин не любил. Однако для красного словца он делал вид, что интересуется женщинами. Например, Бендер подшутил над Воробьяниновым, который пристраивался к Лизе:
…предводитель, не жмите девочку. Я ревную.
Но сам он к Лизе даже не подходил и пренебрегал всеми женскими возможностями, которые перед ним распахивались.
Ведь мог же Бендер запросто оприходовать хорошенькую Эллочку-людоедку (когда она открыла ему дверь,
на ней был надет лишь халатик),
сказав, что он отпрыск рода Вандербильдов. Поимев Эллочку, он не только стул, но и наслаждение бы получил и даже золотое ситечко на этом сэкономил. Но Бендера интересовали не женщины, а стулья – извращение почище копрофагии.
Однозначный вывод о безразличии Бендера к женщинам можно сделать на основании того, что на протяжении двух романов он выеб (да и то, по голословным намёкам) всего лишь одну женщину – мадам Грицацуеву:
– Где вы были? – спросил Ипполит Матвеевич спросонья.
– У вдовы, – глухо ответил Остап.
– Ну?
Ипполит Матвеевич оперся на локоть.
– И вы женитесь на ней?
Глаза Остапа заискрились.
– Теперь я должен жениться, как честный человек.
Ипполит Матвеевич сконфуженно хрюкнул.
– Знойная женщина, – сказал Остап, – мечта поэта. Провинциальная непосредственность. В центре таких субтропиков давно уже нет, но на периферии, на местах – еще встречаются.
Следует уточнить, что жениться Остап намеревался вовсе не по соображениям углубления в субтропики, вовсе нет – он женился на Грицацуевой,
чтобы спокойно, без шума, покопаться в стуле.
В женщине покопаться Бендеру было не интересно. Там он денег найти не рассчитывал, и перл клитора для него ценности не представлял.
Если в Двенадцати стульях Остап кое-как поимел на стуле Грицацуеву, то в Золотом телёнке он вообще ни разу не совокупился с женщиной, а только катался с Зосей Синицкой по улицам с помощью Козлевича, но в трусики ей так и не забрался.
Остап вознамерился в интересах дела сдружиться с Зосей Синицкой и между двумя вежливыми поцелуями под ночной акацией провентилировать вопрос об Александре Ивановиче.
Поцелуи могли бы быть и страстными, но страсть у Бендера возникала только при виде денег. И даже катание в машине Козлевича было устроено не для того, чтобы покувыркаться с Зосей на заднем сидении, запарковав машину в укромном месте, нет – Козлевич
не раз уже катал командора и Зоею по приморскому шоссе,
на котором кувырканье было бы неуместно и противозаконно.
Получив от Зоей информацию о месте тайного пребывания Корейко, Бендер полностью потерял к ней интерес:
51– Вы разве меня не проводите домой? – тревожно спросила девушка.
– Что? – сказал Остап. – Ах, домой? Видите, я…
– Хорошо, – сухо молвила Зося, – до свидания. И не приходите больше ко мне. Слышите?
Но великий комбинатор уже ничего не слышал. Только пробежав квартал, он остановился.
– Нежная и удивительная! – пробормотал он.
Остап повернул назад, вслед за любимой. Минуты две он несся под черными деревьями. Потом снова остановился, снял капитанскую фуражку и затоптался на месте.
– Нет, это не Рио-де-Жанейро! – сказал он наконец.
Он нахлобучил фуражку и, уже не рассуждая, помчался на постоялый двор.
Можно подумать, что Остап взвесил положительные характеристики Зоей и решил, что за миллион, выбитый из Корейко, он заимеет женщин пороскошнее Зоей, ведь ещё Воробьянинову он пророчествовал, предвкушая аукционные стулья:
Вино, женщины и карты нам обеспечены.
Но когда Бендер изъял миллион от Корейко, ни вина, ни карт, ни, самое главное, женщин он покупать не стал. Вместо этого, он бросился к Зосе, как мордой об тёрку, которая к тому времени уже нашла себе законного ёбаря, а не трепача.
Знойная женщина – мечта поэта -
фраза Бендера, которая не нашла воплощения в реальности (пусть литературной), а так и осталась мечтой, ибо Бендер был изображён поэтом денег, а не женщин.
Ни денег потратить, ни женщин ублажить (что взаимосвязано) Остап не осмелился, не смог, не сумел. Бендер мучился тем, как истратить миллион, и ему не пришла в голову мысль, а в хуй – желание – купить красавиц и задаривать их подарками, вместо того, чтобы отсылать деньги в органы ненавистной власти.
Так что на деле Бендер оказался слабаком как в финансовом, так и в сексуальном смысле. Великий комбинатор, увы, не был великим ёбарем – он-то и обыкновенным ёбарем не являлся.
Можно понять или предположить, почему Ильф и Петров решили создать именно такой образ героя – им нужно было подпевать всё ожесточающейся действительности. Кроме того, сами они были обделены опытом соблазнения множества женщин. А коль начнёшь фантазировать на такую тему без солидного опыта – сразу опростоволосишься.
Но самый большой вопрос, подытоживая Бендера, возникает такой: почему свободный выбор читателей среди множества литературных героев так основательно остановился на сексуально бездейственном мужчине?