167нию, видел его только один раз. Шесть лет назад мои прихожане, жители нескольких вологодских деревень, попросили советскую власть вернуть им полуразрушенную церковь Георгия Победоносца. Им, естественно, отказали. Они ездили и писали более двух лет, обращались за помощью в Прокуратуру, в Совет по делам религий, в газеты и журналы, в Комитет советских женщин, в Комитет ветеранов войны, в Верховный Совет СССР2. Однажды трое из них решили обратиться за советом и благословением к управляющему делами Патриархии митрополиту Алексию. Дальше ворот в Чистом переулке их не пустили. Я сделал еще несколько шагов и остановился у решетки забора. "Идите, идите отсюда", - буркнул в ответ на их приветствие один из дюжих молодчиков. "Нечего тут делать, идите, идите", - подтвердил другой. Вдруг на крыльцо вышел сам митрополит и стал спускаться к своему роскошному черному лимузину. "Владыка! Владычень-ка! Благословите!" - завопили женщины. Молодчики мгновенно затолкали их в сторожевую будку, а когда машина прошуршала мимо - выпустили. "В Совет, в Совет идите, митрополит таких не принимает".
В своих интервью в годы "перестройки" митрополит Алексий неоднократно сетовал, что некоторые провинциальные чиновники считают верующих "людьми второго сорта", а это-де нехорошо. К сожалению, вторым сортом они, "простые верующие", проходят у нас, священнослужителей. Я мечтаю когда-нибудь увидеть и советских чиновников, например А.И. Лукьянова и Ю.Н. Христораднова, размахивающих руками, умоляющих о приеме "ради интересов партии и государства" и вопиющих: "Владыка! Владыченька!" - и гордо проплывающего мимо них человека в белоснежном куколе - святейшего Патриарха Московского и всея Руси Алексия Второго.
1990 г.
Первая публикация: Референдум. 1990. № 37. Август.
Что нынче невеселый, товарищ поп?"
Этот вопрос был задан мне, священнику, восемьдесят лет назад. Долгополый собрат мой от ответа тогда уклонился и предпочел схорониться за сугроб: только за то, что прежде ты ходил брюхом вперед, запросто можно от любого революционного Петрухи или Ванюхи пулю получить. И короткую гражданскую панихиду: "Лежи ты, падаль, на снегу". Долгополый благоразумно промолчал, но ответ-то всякому ясен, он по сей день не изменился: мы с ним жили и живем в оккупированном городе и в оккупированном государстве.
Автобус везет меня по улице Советской мимо огромного гранитного памятника Я. Свердлову. Водитель раз за разом повторяет: "Товарищи пассажиры, приобретайте проездные билеты на май у кондуктора", "Товарищи пассажиры, на линии работает контроль", "Товарищи пассажиры, не забывайте в автобусе свои вещи", "Товарищи пассажиры..." Разве по Костроме ходят специальные автобусы ТОЛЬКО ДЛЯ КРАСНО-КОРИЧНЕВЫХ, где все пассажиры - "товарищи", "партайгеноссен"? По какому праву работник общественного транспорта обращается ко мне, священнику, как Г. Зюганов и В. Анпилов к своим единоверцам на митинге? Пусть дома после работы зовет "товарищем" свою жену или тещу, как звала Остапа знойная мадам Грицацуева - "товарищ Бендер". Более двадцати лет я никому не позволял пачкать меня этим словом. Если оно стояло на конверте или в начале обращения, я, не читая, возвращал письмо отправителю с припиской: я не член вашей партии и, следовательно, не "товарищ". Чиновники обижались, дело дошло до Москвы, и Совет по делам религий при Совете Министров СССР разъяснил: "Да, служители культа единственная группа граждан СССР (не считая заключенных), которые не являются "товарищами", им следует писать "служителю культа"..."
169Почему центральная улица Костромы по сей день - "Советская"? Советы для меня, священника, - власть злобных и лживых безбожников и безжалостных оккупантов, Я. Свердлов - один из их мерзопакостных главарей, а "товарищ" - слово из их партийного новояза. Я на ихней партийной фене не ботаю. Мне одинаково приятно ходить по Советской и по улице Третьего рейха.
Я не возражаю, если коммунисты всех толков и мастей на своих партийных тусовках будут орать в мегафон: "Вся власть Советам!", отлично сознавая, что это - очередная ложь, что никакой власти у Советов никогда не было. Пусть в своих партийных кунсткамерах сколько угодно любуются на своих гранитных, бронзовых, гипсовых классиков, вождей и учителей, коим имя - легион, пусть лобызают их. Пусть на партийных междусобойчиках распевают свою старую агитку: "Наше слово гордое "товарищ" нам дороже всех красивых слов". Я никогда не сомневался, что с этим словом они повсюду дома, что с ним они везде и по сей день находят себе родных. Но у меня, священника, никакой родни среди них нет, никогда не бывало и быть не может. Их песен я даже в детском садике не пел. Впрочем, и большевики пели обо мне совсем иные песенки: "Нам с попом и с кулаком вся беседа: в брюхо толстое штыком мироеда".
Почему же на каждом шагу в любом городе своего государства, куда ни поеду, куда ни пойду, в Москве, в Костроме, в Крас-ном-на-Волге, я вынужден натыкаться на своих недоброжелателей, врагов, палачей, всех тех, кто меня "штыком в брюхо"? Проспект Ленина, улица Дзержинского, Шагова, Симановского и еще дюжины таких же, мемориальные доски на углах. Знать я не желаю их имена-фамилии и откуда они взялись, только помраченные люди станут увековечивать память Герострата, Стеньки Разина, "товарища Че" (Че Гевары) или Чикатило. Вот улица многолетнего руководителя Коминтерна Г. Димитрова, вот Юных пионеров, имени Первого мая (это набережная, где наш университет), что-то Октябрьское, какая-то Красная маевка. Есть улица Энгельса, Комсомольская, Красноармейская. Есть площади Ильича и Заветы Ильича. Никто не забыт и ничто не забыто, даже Карл Либкнехт, Инесса Арманд, Хо Ши Мин и Пальмиро Тольятти. Кажется, только Пол Пот почему-то не увековечен. Не пора ли вернуть нам проспект Сталина и город Троцк? Чем эти хуже Ленина или Свердлова?
170
Президент России, за которого я голосовал, вернулся в Кремль после долгой и тяжелой болезни. Весь мир видел на экранах телевизоров первый рапорт коменданта Кремля: "Товарищ президент!". И президент не оборвал, не зачурался, не сплюнул, даже не поморщился, словно он и сегодня первый секретарь МГК КПСС, кандидат в члены Политбюро. По названию наша армия перестала быть и Красной, и Советской, она якобы вне партий, она теперь Российская, партийных организаций в ней нет. Но все офицеры армии, флота, внутренних войск - партайгеноссен, "товарищи". Это слово очень партийное. Мыслимое ли дело, чтобы лет через десять после прихода к власти большевиков кто-то официально обратился к К. Ворошилову или к И. Якиру: "Господин генерал!". Помнится, наш президент поручил Академии наук дать определение фашизму. Существует ли у нас однозначное определение коммунизма? Какое из них актуальнее для нас сегодня? Сколько в Государственной думе, например, фашистов и сколько коммунистов?
Если президент России даже не морщится, когда его обзывают "товарищем", в чем разница между Б. Ельциным, А. Макашовым и Г. Селезневым? За кого ни голосуй, все равно "товарищи" пролезут и в Думу, и в градоначальники, и в президенты, "коренное различие" между их фракциями только их самих может интересовать. Мне их фракционные различия интересны не более, чем, по классическому определению их общего вождя и учителя Владимира Ильича, разница между желтым, синим и зеленым чертом. А вся их предвыборная жаркая и непримиримая полемика - борьба нанайских мальчиков, представление в комедийной хоромине для околпачивания почтеннейшей публики. У них только веники да шайки разные, а париться они все до и после выборов в одной бане будут.
Так за кого же мне, сельскому попу, многолетнему лишенцу, голосовать на следующих выборах, если все они, куда ни глянь, - "товарищи"? Кто в сегодняшней России не позволит никому и ни за какие коврижки причислить его к когорте красно-коричневых? Я не желаю слышать их фальшивые заверения, что идеология должна отступить на второй план, что все в мире и в нашей стране определяется экономикой. Они уже не "комиссары в пыльных шлемах", а какие-то "национал-патриоты", все сплошь православные, все со свечками, в первых рядах молящихся во всех кафедральных соборах. Они ведь всегда и везде - в первых рядах.
1.71В 20-е годы большевики были на коне. Под несмолкающие бурные рукоплескания "прогрессивной мировой общественности" они терзали, насиловали, убивали Россию, волокли ее в свой "прекрасный новый мир". Тогда они не сорили своим партийным жаргоном, берегли свои "гордые слова" для своего узкого партийного круга, ни кулаков, ни нэпманов, ни дворян, ни попов, ни белогвардейских офицеров "товарищами" не звали. Ни один из них не рассказывал "классово чуждым элементам" тогда, что мы-де все в одной лодке; мы не были "товарищами", даже "попутчиками", мы избрали разные дороги, мы гребли к разным берегам.
Мы постоянно ощущали на себе внимательный взгляд класса-гегемона и его карающих органов. Если где-то кто-то ос-мелявался побелить храм или залатать дырку на крыше, приговор был однозначным: недобитая контрреволюционная гадина - поп и кулак - строит свою крепость. В 1987 году журнал "Юность" воспроизвел лучшие плакаты, созданные за 70 лет Советской власти. Один из этих шедевров - "В.И. Ленин очищает земной шар от нечисти". Царь на троне и буржуй в цилиндре еще судорожно удерживаются на шарике, а поп в развевающейся рясе с болтающимся на шее крестом, нелепо растопырив руки, уже летит, нечисть, в никуда, не бывать поповскому отродью больше на планете. Бесконечно добрый, чуть-чуть лукавый Владимир Ильич выметает вон эту пакость огромной красной метлой.
Когда я был в детском саду (а может, выполняя рекомендации выдающегося советского педагога Н.К. Крупской, начали даже в яслях, не помню), в школе, в институте, в аспирантуре, в вечернем университете марксизма-ленинизма, меня постоянно учили, что любая религия - бяка, "невыразимая мерзость", что между христианством и коммунизмом никогда не было, нет и не может быть ничего общего. Это два противоположных непримиримых учения. Между ними происходит борьба. Как только будет ликвидирована социальная база всякой религии - капитализм, дни этого мракобесия будут сочтены... Это научно удостоверенный общеизвестный факт.
"За границей кое-где делаются попытки примирить коммунизм и религию, доказать, что религия не противоречит коммунизму. Попытки такого рода свидетельствуют о том, что коммунизм стал великой силой, что он стал притягательным для миллионных масс. Многие сторонники религии видят, что захваченные величием коммунистического учения массы порывают с религией.
172
Одним из средств задержать отход от религии и являются попытки некоторых священников, вроде американского епископа Брау-I на, доказать, что коммунизм и религия примиримы. Нужно подче-j ркнуть, что таких людей среди духовенства немного, а официальные церковные организации неоднократно и открыто заявляли и | заявляют о своей вражде к коммунизму", - так писал соратник В.И. Ленина, безбожник № 1 Емельян Ярославский1.
Хотя религия была с самого начала лицемерно объявлена | "частным делом", великий мастер диалектики В.И. Ленин еще в 1905 году дал "точное определение" этой по сути буржуазной 1 формуле: "Мы никак не можем считать религию частным делом I по отношению к нашей собственной партии. Партия не может и не должна безразлично относиться к бессознательности, темноте или мракобесничеству в виде религиозных верований"2.
И Церковь учит нас, что христианство и коммунизм диаметрально противоположны, что ничего общего они не имеют, никакого внутреннего сближения или примирения между ними быть не может. Отношение Православной Церкви к любым без исключения разновидностям коммунистического соблазна предельно ясно и четко изложено еще в 1927 году в знаменитом Обращении соловецких узников-епископов к Правительству СССР:
"Было бы неправдой, не отвечающей достоинству Церкви и при том бесцельной и ни для кого не убедительной, если бы подписавшие данное заявление стали утверждать, что между Православной Церковью и государственной властью Советских республик нет никаких расхождений. Это расхождение лежит в непримиримости религиозного учения Церкви с официальной философией коммунистической партии и руководимого ею правительства Советских республик.
При таком глубоком расхождении в самих основах миросозерцания между Церковью и государством не может быть никакого внутреннего сближения или примирения, как невозможно примирение между утверждением и отрицанием, между "да" и "нет", потому что душою Церкви, условием ее бытия и смыслом ее существования является то самое, что категорически отрицает коммунизм.
Никакими компромиссами и уступками, никакими частичными изменениями в своем вероучении или перетолковываниями его в духе коммунизма Церковь не могла бы достигнуть такого сближения. Жалкие попытки в этом роде были сделаны обновленцами. Эти опыты, явно неискренние, вызывали глубокое негодование людей верующих.
173Православная Церковь никогда не станет на этот недостойный путь и никогда не откажется ни в целом, ни в частях от своего, овеянного святыней прошлых веков, вероучения, в угоду одному из вечно сменяющихся общественных настроений"'.
Наши премудрые старцы, "спасавшие структуру Церкви", предали забвению Соловецкое обращение, лишили Церковь ее высокой духовной миссии в мире, превратили ее в придаток эс-эсэсэровской государственности, сделали ее деталью лживой агитпроповской машины. Сергианское "спасение Церкви" обернулось для всей России одним из самых страшных и губительных соблазнов. Краснопоповство с личиной древлего благочестия породило* все те неисцелимые недуги и духовные язвы, которыми мы все и по сей день страждем, ибо телесная болезнь человека, народа, государства вызывается духовными болезнями. Более полувека Московская Патриархия активно сотрудничала с коммунистами и их потатчиками во всем мире, проповедовала с церковных амвонов, на ассамблеях, конференциях, по радио и в печати именно то, что соловецкие Исповедники признавали позорнейшей ложью и губительным соблазном.
Главной задачей "красных попов", обновленцев, было внедрить в сознание людей антицерковную, сатанинскую идею, будто христианство по существу своему не отличается от коммунизма. Сейчас их упавшее знамя подхватили национал-патриоты, которые веруют и исповедуют, что новые православные коммунисты-ленинцы спасут Россию.
Для Церкви национал-патриотизм, национал-большевизм, национал-социализм, обновленчество - лишь одно из таких "вечно сменяющихся общественных настроений", а коммунизм - одна из многочисленных форм воинствующего безбожия. Правда, самая изощренная, самая злобная, самая непримиримая, самая кровожадная, но все же только одна из большого ряда ему подобных, не более того. Они все выросли на одном дереве, у всех общие корни, они все вскормлены одними и теми же соками. Основоположники - Маркс, Энгельс, Ленин, Сталин - никогда не отрывались от своего корня, как Антей от питавшей его матери, они никогда не забывали своих духовных родителей, а иногда даже называли их по имени. Не случайно К. Маркс, не колеблясь, назвал своим любимым героем богоборца Прометея, в христианской системе ценностей - сатану.
174
Абсурдно христианство без Христа и Его Святой Церкви. Столь же абсурден и коммунизм без его основоположников. У всех основоположников есть только одно (в нескольких разновидностях) определение любой религии: "Религия - опиум для народа, род духовной сивухи, гнусное труположство". В конечном итоге, и у христианства может быть только одно определение коммунизма: как всякое богоборчество, это одна из форм сатанизма. Свое отношение к "отрицающим бытие Божие" Церковь предельно ясно и четко выразила в чине молебна в день Торжества Православия4.
Для одних людей самый, самый светлый и радостный день - Воскресение Христово, Пасха; для других - 20 апреля, день рождения Гитлера, молодчики в черных рубашках с обычной или стилизованной свастикой из года в год в этот день в колонны строятся; для третьих - 22 апреля, день рождения В. Ленина. У каждого свой вкус, свой общественный идеал, свой кумир. Я всегда молю всех только об одном: давайте перестанем праздновать свои именины и на Антона, и на Онуфрия.
Мой долг, долг настоятеля православного храма, предупредить моих прихожан и каждого человека, что коммунизм и христианство несовместимы. Это не частное мнение одного из сельских священнослужителей одной из епархий Православной Российской Церкви, это - голос Всероссийского Поместного Собора 1917-1918 годов, это голос соловецких епископов-исповедников. Я не смею говорить о политике в проповедях: православный храм - не политическое торжище и амвон - не броневик. Но и молчать не смею, ибо, насколько мне известно, многие избиратели Чапаевского участка Красносельского района Костромской области и, следовательно, мои прихожане Воскресенской церкви села Карабаново голосовали на прошлых выборах за партию Зюганова, Селезнева, Анпилова, Макашова. Существенной разницы между разными коммунистами я, священник, не вижу, как, впрочем, и В. Ленин не желал видеть никакой разницы между разными попами и разными "боженьками".
Если человек голосует за коммунистов, ему следует прежде сделать то, что сделал умненький и не по годам сознательный гимназист Володя Ульянов: снять с себя крест и больше никогда не надевать его. Коммунист должен относиться к церкви и к иконам так, как относился к ним Ильич: вышвырнуть все иконы из дома (лучше - надругаться и сжечь, как словом и делом запове-
Очевидцы
175дали большевики). И непременно завещать родным не отпевать его в церкви, никогда не поминать в молитвах, ни в коем случае не ставить на могиле крест. Да и могильный холмик ленинцу на что? Загробной-то жизни нет? Хорошо бы последовательному и верному коммунисту и всякому беспартийному большевику и святцы позабыть, возродить комсомольские крестины, именовать детей и внуков Мэлсами, Мэлорами, Нинелями, Октябринами, Ленинами, Сталинами, Вилами, Винегретами, Лагшмиварами.
Только омерзение вызывает епископ или священник, у которого под рясой погоны чекиста, а в кармане или в сердце - билет члена КПСС или КПРФ. Почему же с коммунистов иной спрос? Один критерий для всех ласковых телят и прохиндеев.
Наши газеты, радио, телевидение уже несколько лет натужно кричат об экономическом, политическом, юридическом, экологическом кризисе. Но христианская Церковь знает: все это лишь внешние признаки, симптомы одной страшной болезни - духовной проказы. Диагноз был поставлен более ста лет назад: "Не плоть, а дух растлился в наши дни". Весь народ и каждый из нас - КАЖДЫЙ - тяжко страждет от духовной смуты. Коммунисты, правда, уверены в другом, они твердо усвоили слова своего гимна: "А если гром великий грянет над сворой псов и палачей, для нас все так же солнце встанет сиять огнем своих лучей". Свора псов и палачей - это барышня в каракуле, буржуй с перекрестка, упрятавший нос в воротник, схоронившийся за сугроб долгополый, писатель (вития). Тридцать седьмой год и прочие сталинские "чистки" не научили коммунистов ничему, они по-прежнему поют, что когда над всеми прочими будет греметь великий гром, над ними будет сиять солнышко. Это один из членов их Символа веры.