После цусимской катастрофы Алексей попросил Николая II об отставке. 30 мая 1905 года царь записал в дневнике: "Сегодня после доклада дядя Алексей объявил, что он желает уйти теперь же. Ввиду серьёзности доводов, высказанных им, я согласился. Больно и тяжело за него, бедного!"
Зато в театре и на улице в лицо Алексею кричали: "Князь Цусимский!" Генерал-адмирал обиделся и вместе с Балеттой укатил в Париж. Там Элиза щеголяла в роскошном ожерелье из бриллиантов, которое приезжие русские окрестили "Тихоокеанский флот". Пуришкевич острил - "нам Балетта обошлась дороже, чем Цусима". Больше Балетта никогда не появится в России. Сам Алексей несколько раз приезжал в Петербург на семейные торжества. Умер великий князь в Париже в ноябре 1908 года от гриппа. После его смерти Балетте в несколько приёмов были выплачены 150 тысяч франков и определена пожизненная пенсия в 15 тысяч франков. За что? За молчание.
"Кровавое воскресенье" не произвело особого впечатления на Кшесинскую. Позже она писала: "Девятого января 1905 года произошло выступление Гапона. В этот день был чей-то бенефис, и я была с родителями в ложе. Настроение было очень тревожное, и до окончания спектакля я решила отвезти своих родителей домой. В этот вечер Вера Трефилова устраивала у себя большой ужин, на который я была приглашена. Надо представить себе, как она была бы расстроена, если бы в последнюю минуту никто не приехал к ней. На улицах было неспокойно, повсюду ходили военные патрули, и ездить ночью было жутко, но я на ужин поехала и благополучно вернулась домой. Мы потом видели Гапона в Монте-Карло, где он играл в рулетку со своим телохранителем".
А далее я процитирую историка балета Геннадия Седова: "Прибывшая с кратковременными гастролями Дункан пожелала в свободное время посетить Императорское балетное училище, покататься на санях по замёрзшей Неве и познакомиться с очаровательной Матильдой Кшесинской, которую уже успела посмотреть в "Лебедином озере".
- По-моему, она необыкновенна! Похожа более на прекрасную птицу или бабочку, чем на человеческое существо.
С первого взгляда они почувствовали взаимную симпатию. От Дункан исходила необыкновенная какая-то энергия: мимика её, жестикуляция во время разговора были наполнены страстью, напоминали сценические движения…
Прощаясь на ступенях "Континенталя", Дункан прижала её к себе, поцеловала страстно в губы.
- Я в вас влюбилась, - шепнула жарко. - Не сердитесь на меня, хорошо?
Необузданный её темперамент требовал очередной жертвы. За время непродолжительных гастролей в России она пыталась соблазнить невиннейшего Станиславского, поэта Михаила Кузмина. Не известно, удалось ли ей добиться в тот раз взаимности со стороны искушённой в лесбийских утехах русской "бабочки", а вот с Петербургом - это точно - любви у Дункан не получилось".
Сей пассаж я оставлю без комментариев, лишь замечу, что Седов достаточно хорошо знал театральный Петербург начала века.
К осени 1905 года революционные веяния достигли подмостков Императорских театров. Группа артистов собралась у Михаила Фокина и создала там "комитет". В него вошли сам Фокин, Анна Павлова, Тамара Карсавина, певец В. Киселев, А. Титов и другие. Комитет составил петицию директору Императорских театров, в которой были требования улучшить условия труда, увеличить оклады у "младших" артистов и даже устроить самоуправление.
Одним из активистов был брат Матильды Иосиф (Юзеф) Кшесинский. Его вызвали к директору Теляковскому, где находились управляющий конторой театров Г.И. Вуич и "управляющий балетом" А.Д. Крупенский. Замечу, что последнего Кшесинский в своих воспоминаниях постоянно честил "черносотенцем".
Теляковский спросил Иосифа прямо в лоб: "Чего вы хотите для себя? Вам будет дан наивысший оклад, но вы должны отойти от комитетчиков". Кшесинский ответил: "Никогда совестью не торговал и не буду". На этом разговор был закончен.
Комитетчикам запретили собираться в театре, поэтому они устраивали сходки у присяжного поверенного Нестора, писателя Потапенко или у самого Фокина. На одном из таких собраний Анна Павлова крикнула в лицо одному из "верноподданных" актёров А. Монахову: "Негодяй, шпик, подлец!" Иосиф попытался успокоить Анну: "Товарищи, повремените с бранью, кто подлец и предатель - это история запишет". И тут Монахов вскрикнул: "Какая, к чёрту, история! Подлец - это Кшесинский!"
Иосиф демонстративно засучил рукав, подошёл к Монахову и предложил взять свои слова обратно. Но Монахов остервенел и закричал Павловой: "Мерзавка!" Тут Иосиф врезал ему увесистую плюху, Монахов упал, затем вскочил и убежал.
На следующий день Крупенский вызвал Кшесинского "на ковёр" и предложил подать в отставку. Иосиф вежливо ответил: "Как бы вы поступили, если бы вас назвали подлецом?" "На это есть другие приёмы сатисфакции", - был ответ. "Это что, вызвать на дуэль человека, который после плюхи бежит плакаться наставнику?" - возразил Иосиф.
В общем, Кшесинский категорически отказался подавать в отставку. Тогда его просто уволили, хотя и дали пенсию, поскольку он успел прослужить двадцать лет в Императорских театрах.
Расправа над Кшесинским произвела гнетущее впечатление на актёров, большинство отказалось от своих требований к администрации, непримиримых осталось только 28.
Молодая танцовщица "первичка" Мария Петипа сожительствовала с Сергеем Легатом - замечательным танцором, педагогом и балетмейстером. Мария вместе с отцом Мариусом Ивановичем всецело была на стороне администрации. Она, использовав своё влияние, сумела уговорить Легата подписать петицию, в которой труппа отрекалась от членов "комитета". Всю ночь Легат бредил и кричал: "Я поступил как Иуда по отношению к своим друзьям! Какой грех будет меньшим, Мария, в глазах Господа: если я убью тебя или себя?" К утру он решил свою проблему… На его похоронах плакала вся труппа.
Кроме Кшесинского администрация уволила ещё двадцать человек кордебалета. Павлову, Карсавину и других прим тронуть не посмели. Театральный бунт был подавлен.
Глава 11
Строительство дворца и продолжение закулисных баталий
В ходе Русско-японской войны выяснилось, что у России нет… артиллерии. От полного поражения русскую армию спасла слабость японской артиллерии и конницы, а также характер местности, препятствовавший применению артиллерии. Наконец, в Маньчжурии была всего лишь одна железная дорога, что также ограничивало переброску артиллерии, особенно тяжёлой.
Орудия образцов 1867 и 1877 годов безнадёжно устарели, а единственная новая артсистема - 76-мм пушка образцов 1900 и 1902 годов ("трёхдюймовка") - нуждалась в модернизации и расширении боекомплекта.
В связи с этим руководство Военного ведомства решило обновить весь артиллерийский парк, то есть горную, полевую, осадную и крепостную артиллерию.
В свою очередь французское правительство решило использовать русскую армию в качестве "парового катка", который должен раздавить германскую армию. Французские генералы были настроены сражаться до последнего солдата, разумеется, русского и германского, а самим отсидеться за линией крепостей.
Перед фирмой Шнейдера были поставлены две задачи. Во-первых, полностью монополизировать производство артсистем в России - все орудия должны быть системы Шнейдера. Во-вторых, Шнейдер должен был помочь России создать сравнительно сильную полевую артиллерию - орудия наступления и одновременно сорвать работы над тяжёлыми крепостными орудиями - орудиями обороны. Ну а само правление компании поставило себе целью производить пушки или на французских заводах, или на единственном в России частном орудийном заводе - Путиловском, с которым у Шнейдера были более чем тесные отношения.
С помощью Сергея и Матильды фирма Шнейдера успешно решила все три задачи. Как? Думаю, детали не всем интересны, поэтому их я выделил в отдельную главу "Шнейдеризация русской армии" и поместил её в "Приложении".
Для наших героев настал "час пик". Главной проблемой было - куда девать деньги? В 1906 году Кшесинская за 88 тысяч рублей покупает земельный участок в центре Петербурга на углу Большой Дворянской улицы и Кронверкской набережной. Матильде хотелось, "чтобы новый дом находился в более фешенебельном районе города, подальше от дымящихся заводских труб, которых в последние годы на Английском проспекте появилось очень много…
Земельный участок находился в лучшей части города, вдали от заводов и фабрик, а его площадь позволяла не только построить большой и просторный особняк, но и разбить при нём чудесный сад".
В том же году был заложен дворец, а уже под Рождество 1907 года Матильда справила новоселье. Проектировал дворец модный архитектор А.И. Гоген. Сама балерина вспоминала потом: "Перед составлением плана мы вместе обсуждали с ним расположение комнат в соответствии с моими желаниями и условиями моей жизни". По сему поводу в "Истории русской архитектуры" сказано: "Свободная асимметричная композиция плана и объёмов здания, различные по форме, размерам, пропорциям и ритму расположения окна, разная по фактуре обработка фасадов, оригинальный по рисунку фриз между кронштейнами сильно вынесенного карниза - всё это свидетельствует о новаторском поиске А.И. Гогена и о полном отказе от установленных традиций".
Размер дворца 50×30 метров. По площади жилых помещений дворец Кшесинской существенно превышал левое крыло Александровского дворца в Царском Селе - основной резиденции императора Николая II и его семьи.
Всю мебель для дворца Кшесинская заказала крупнейшему фабриканту Мельцеру, бронзу от люстр до шпингалетов, а также ковры, материю для обивки мебели и стен - самым стильным салонам в Париже.
Фактически это был не дворец, а дворцовый комплекс. Там был гараж - у Матильды имелось не менее двух конных экипажей и 2−3 автомобиля, не считая небольшого лёгкого, но настоящего автомобиля для сына Вовочки. Там была даже зооферма - коровник, где помещалась корова, жила женщина-молочница, отдельные помещения для козы и свиньи. В доме был холодильник и специальная холодная кладовая для сухих продуктов, что очень нравилось Матильде: "Благодаря этому у нас всегда было столько запасов, что при необходимости я могла дать обед экспромтом". В подвале дворца размещался большой винный погреб, ассортименту вин в котором мог позавидовать европейский монарх средней руки.
Однако, будучи увлечённой строительством дворца в Петербурге, Матильда не забывали и о благоустройстве дворца в Стрельне. С моря усадьба была ограждена защитной дамбой с пристанью, где швартовался катер, который однажды принёс много волнений. Матильда писала: "…одно событие так глубоко врезалось в мою память, что и до сих пор я помню его во всех подробностях, столько я пережила тогда ужаса и отчаяния. Стоял чудный летний день, тишина полная кругом, ни малейшего ветра, море как зеркало. Мой сын со своим воспитателем Шердленом решили воспользоваться исключительно прекрасной погодой, чтобы покататься по морю на нашей плоскодонной лодке, к которой снаружи прикреплялся позади небольшой мотор. Мой электротехник, который ведал мотором и хранил его у себя на электрической станции, установил его на лодке, и все они втроём отправились на прогулку, которая обещала быть чудесной. Мотор зашумел, и лодка медленно поплыла по морю. Проводив их, я пошла домой. Меня ждала массажистка.
Только что начался массаж, и я лежала на кушетке в спальне, как вдруг всё потемнело, поднялся сильнейший ветер, налетел жуткий шквал: деревья под напором ветра гнулись, в воздухе летали сорванные ветром с деревьев листья, ломались сучья. Вова был на лодке в море! Я не знала, что с ним будет. Эти молниеносные шквалы так опасны на Балтийском море, столько несчастных случаев сообщалось в газетах каждое лето. Я бросила массаж и побежала на берег, на мою дамбу, откуда можно было видеть, что делается в море.
Ветер вдруг стих, наступила жуткая тишина, солнце вновь засияло, море как зеркало, гладко, но в какую сторону я ни глядела, я ничего не могла заметить. Меня охватил ужас, они, наверное, погибли, иначе лодку было бы видно, они вышли в море не так давно. Стали телефонировать в Стрельнинский порт, где была спасательная станция и оттуда во время бурь наблюдали за морем, чтобы оказать помощь, но оттуда ответили, что они не видели никакой лодки в море. Я была одна дома, в полном отчаянии, не зная, что же мне предпринять, где узнать, что с ними случилось, к кому обратиться за помощью. Я бросилась на колени и, вся в слезах, стала молиться, чтобы Господь сохранил моего сына….
В таком ужасном, беспомощном состоянии я оставалась довольно долго. Когда моё отчаяние дошло до пределов, вдруг раздался телефонный звонок. Это звонил воспитатель моего сына Шердлен, чтобы сообщить, что они все живы и здоровы и он сейчас находится с Вовой на Михайловской даче и только ждут, чтобы им подали экипаж для возвращения домой. Резкий переход от полного отчаяния к безграничной радости был так силён, что я только могла плакать, и плакать от радости, и благодарить Бога, что он услышал мою молитву. Они благополучно катались по морю, когда налетел шквал. Они были сравнительно далеко от берега и решили скорее вернуться обратно домой, но, на их горе, мотор испортился, и пока его чинили, их стало относить ветром всё дальше и дальше от берега. Тогда они взялись за вёсла, стараясь грести к берегу, но силою ветра их относило в другую сторону. В этот момент они увидели огромный пароход и направились к нему. Это оказался не простой пароход, как они думали, а по морской терминологии "брандвахта", то есть военный корабль, закреплённый на якорях для охраны Царского Дворца с моря. К этому времени мотор был исправлен, море утихло, и они отправились к берегу напротив Михайловской дачи, где Вова со своим воспитателем вылезли и пешком добрались до дворца, а лодка пошла домой…
Из дворца они и звонили мне. Всё это быстро рассказывается, но на самом деле в общем прошло около двух часов моих ужасных страданий".
Занималась Матильда в Стрельне не только прогулками на своём катере по заливу, но и конным спортом и ездой на вошедшем в моду велосипеде - ездила из Стрельны по Волхонке даже до Павловска. "Раз мы целой компанией на велосипедах отправились из Стрельны к нему [Константину Варламову, артисту Александрийского театра] в Павловск обедать. Веселье было бесконечное, налопались мы здорово, но и устали также немало. Но, что было хуже всего, это что после столь обильного обеда надо было возвращаться домой опять на велосипедах, а это было далеко, вёрст пятьдесят туда и обратно, не менее".
Но больше всего Матильда Феликсовна любила кататься по бывшей царской дороге - Нижнему Петергофскому шоссе, которое шло от Стрельны до Петергофа, мимо Михайловки - имения великого князя Михаила Николаевича и далее мимо Знаменки - имения великого князя Николая Николаевича.
Красоту этой дороги я могу представить лично. Летом 2007 года мы с женой отдыхали в пансионате "Знаменка" - бывшем дворце Николая Николаевича, и я пешком ходил от Петергофа до Михайловки, а далее дорогу преграждал высоченный металлический забор, возведённый властями вокруг Михайловского дворца, который был "приватизирован" властями Петербурга. О надписях на заборе по поводу Путина и Матвиенко я скромно умолчу.
В дни своего рождения Матильда устраивала в Стрельне "весёлые праздники", на которые ежегодно 19 августа собирался весь цвет Петербурга. По воспоминаниям самой Матильды, "самый грандиозный и удачный был в 1911 году. Было много сюрпризов и разных развлечений. Для этого вечера я заказала большие афиши, какие обычно вывешивают повсюду по случаю какого-нибудь праздника, на который хотят привлечь публику соблазнительными приманками… А после вечера на станцию "Стрельна" будет подан экстренный поезд для гостей, которые пожелают вернуться обратно в Петербург… Вечер продолжался до самого утра, он на славу удался, все были довольны… Ужин был для этого вечера накрыт на открытом воздухе, на дамбе на берегу моря, почему и назван "У Фелисьена", по имени известного ресторана у воды. Вся дорожка от дачи и до дамбы была иллюминирована плошками. Столики освещались специальными садовыми фонарями со свечками… Ужин очень удался: своей оригинальностью и красотой панорамы: с одной стороны виднелись огни Петербурга, а с другой - Кронштадта, а прямо напротив - огни Пахты… В заключение… был сожжён чудный фейерверк от Серебрякова… Экстренный поезд доставил горожан под утро домой, что, между прочим, мне стоило всего-навсего 55 рублей".
Матильда слыла гостеприимной хозяйкой, и это качество, по её словам, унаследовала от отца: "Отец мой был человеком общительным и обожал принимать гостей. В этом деле он тоже был настоящим мастером. Вершины кулинарного таланта он демонстрировал на Пасху и Рождество. Тогда на столе появлялись различные традиционные блюда, так как все традиции и обычаи соблюдались в нашем доме очень строго. Думаю, что гостеприимство я унаследовала от отца. Я тоже всю жизнь любила принимать гостей и, как говорят, всегда умела создать хорошее настроение и приятную обстановку".
Летом помимо Стрельны и французских курортов Матильда несколько раз отдыхала в Крыму. Там она снимала "прекрасную дачу в Нижнем Мисхоре". Внешне её поездка в Крым выглядела как выезд высочайшей особы. "Мне пришлось закупить весь спальный вагон, уплатив полную стоимость билетов. Людей со мной ехало много: горничная, камердинер Вовы и два его гувернера, Щедрин и Пфлюгер, мой лакей и два повара. Всего нас было девять человек, а по приезде мы нашли ещё одного работника для кухни. Он оказался таким милым, что мы потом забрали его в Петербург", - писала Кшесинская.
Хорошие мамы под Новый год водят детей на представления - "ёлки". Матильда же была очень хорошей мамой и для любимого Вовы устраивала "ёлки" на дому.
3 июля 1905 года умер в возрасте 83 лет Феликс Кшесинский. Любопытно, что весной того же года он с дочерью отплясывал на сцене мазурку. Согласно завещанию отца, Матильда похоронила его в Варшаве. Над склепом отца и деда Кшесинская выстроила небольшую стеклянную часовню, а потом в Стрельне, в Сергиевском монастыре, после кончины матери в 1912 году, Матильда построила ей на кладбище каменную часовню с бронзовыми дверьми работы Хлебникова. Часовня была выложена внутри мрамором и украшена мозаикой.
Между тем в русском балете началось новое время.
В 1906 году в Мариинском театре появился новый чиновник по особым поручениям - 34-летний Сергей Павлович Дягилев. Молодой танцовщик Михаил Фокин поставил балет "Евника" по мотивам романа Генрика Сенкевича "Камо грядеши?"