- Унд ты, - тер Борчт снова поворачивается ко мне. - У тебя есть чип с плохой функций. У тебя есть от него сильный головной боль. И твой лидерский способность развит ниже уровень ожиданий.
- А у тебя есть задница, по которой я могу молотить отсюда и до вторника.
Он на секунду прикрывает глаза, и у меня закрадывается отчетливое подозрение, что он с трудом держит себя в руках.
Хоть один талант у меня не подлежит сомнению - доставать всяких негодяев по первое число.
47
Тер Борчт посмотрел на ассистента и коротко скомандовал:
- Надо продолжай допрос. - Потом повернулся ко мне. - Мы собирайт окончательный информаций. Потом мы вас экстерминируй.
- Ой-йой-йой! Боюсь, боюсь. Прямо вся дрожу от ужаса. Держите меня, сейчас упаду! - и я картинно затряслась всем телом.
Он гневно стрельнул в меня глазами.
- Нет, я серьезно дрожу. Ты очень страшный человек.
По правде сказать, дорогой читатель, не могу сказать, что мне надо сильно притворяться. Если в каждой шутке есть доля правды, то в моих словах правды, по меньшей мере, девяносто пять процентов.
- Ты сначал, - рявкает тер Борчт и внезапно тыкает пальцем в Газзи. От неожиданности и от испуга Газзи даже чуть-чуть подпрыгнул. Пытаясь подбодрить, подмигиваю ему и с радостью и гордостью за него вижу, что его по-мальчишечьи узкие плечи гордо выпрямились.
- Какой твой есть особенный способность? - рычит тер Борчт. Карандаш его помощника повис над блокнотом.
На пару секунд Газзи задумывается:
- У меня рентгеновское зрение, - отвечает он. Взгляд его упирается тер Брочту в грудь, туда, где у нормальных людей и даже у большинства мутантов расположено сердце. Газ недоуменно мигает и тут же начинает тревожно оглядываться по сторонам.
На сей раз тер Борчт, очевидно, сильно обеспокоен:
- Это не записывайт, - нахмурившись, раздраженно велит он ассистенту. И тот покорно опускает карандаш, не дописав предложения.
Готовый испепелить Газмана, тер Борчт шипит:
- Твой время ест конченый. Ты ест жалкий неудач эксперимента. Тебя быть помнить, что ты сейчас сказать.
Голубые глаза Газзи сверкают:
- Тогда пусть все помнят, что я послал тебя в задницу и…
- Достаточный! - обрезает его тер Борчт и резко переходит к Надж. - Какие твой отличительный качеств и талант?
Надж покусывает ноготь:
- Ты имеешь в виду еще что-то, помимо крыльев? - Она слегка поводит плечами, и ее прекрасные, кофейного цвета крылья чуть-чуть раскрываются.
Он краснеет, и мне хочется расцеловать ее прямо сейчас в обе щеки.
- Так. Я имей в виду помимо крылья.
- Надо подумать… - Надж постукивает пальцем по подбородку. Секунда - и лицо у нее расцветает. - Я однажды слопала девять сникерсов в один присест. И не блеванула. Это рекорд!
- Едва ли это ест специальный талант, - тер Борчт отмахивается от нее, как от надоедливой мухи.
Надж состроила обиженную мину:
- А ты сам попробуй!
- Я буду сейчас съем девять сникерсы, - говорит Газ точь-в-точь голосом тер Борчта. - И блевануть не буду.
Тер Борчт уставился на него как баран на новые ворота, а я чуть не подавилась от смеха. Когда Газзи меня передразнивает, это совсем не так смешно. Но, когда других, - животики надорвешь.
- Мимикрий. Он имейт способност к мимикрий, - говорит "царь" ассистенту, - так и запишит.
Подойдя к Игги, он надменно пинает его носком ботинка:
- А у тебя работайт ли что-либо в твой организм?
Игги в задумчивости растирает лоб:
- У меня сильно развито чувство смешного. Мой талант - ирония.
Тер Борчт цокает языком:
- Ты ест балласт. Я думай, ты вечный держаться за чью-то рубашка. Чтобы не потеряйся. Так?
- Правильно, но только, если я хочу у них что-нибудь спереть, - честно признается Игги.
- Записат этот признаний. Он ест вор.
Тер Борчт уже стоит перед Клыком и исследует его, как невиданного раньше зверя в зоопарке. Клык прямо смотрит ему в глаза, и, похоже, только мне заметны его напряжение и переполняющая его ярость.
- Ты много не говорит? - тер Борчт медленно обходит его по кругу.
Клык молчит, что только подтверждает его устоявшуюся репутацию.
- Почему ты допускайт лидер быть девчонка? - "царь", очевидно, не может представить себе, что кто-то, кроме него, вообще может быть лидером.
- Потому что она самая сильная духом, - спокойно отвечает ему Клык, и я с гордостью думаю: "Спасибо тебе, дружище".
- Что у тебя ест особенный? За что ты ест достоин спасений?
Уставившись в потолок, Клык притворно раздумывает над вопросом:
- Если помимо хорошего вкуса и умения одеваться, я хорошо играю на гармошке.
Тер Борчт снова подходит ко мне и сверлит меня ледяными глазами:
- Почему ты научил их такой глупый себя вести?
Ничему я их не учила. Они не глупые. Они просто привыкли выживать, несмотря ни на что.
- А почему тебя до сих пор одевает мамаша, пуговицы застегивает и шнурки завязывает? - язвительно отбрехиваюсь я.
Ассистент начинает было деловито записывать в блокнот мой ответ, но в испуге замирает под грозным взглядом своего босса.
"Гениальный" злодей угрожающе делает шаг вплотную ко мне:
- Ест такой поговорк: "Я тебя породил, я тебя и убью". Это не есть поговорк. Это ест правда.
- Я тепер уничтожайт все сникерс в мир! - рявкает Газзи.
Мы все пятеро весело смеемся смерти в лицо. Буквально.
48
- Прокол! - говорю я, чуть только мы опять остались одни. - Прокол у них вышел. Забыли запрограммировать в нас почтение к властям.
- Какие они все идиоты! - босым пальцем ноги Газман чертит круги по полу.
Они ушли. Мы все единодушно чувствуем: наш враг бежал наголову разбитый. В этой битве мы победили. Но мы все равно в плену, и все козырные карты в игре под названием "наша жизнь" все равно в руках у белохалатников.
- Жаль, что Тотал пропал. Я по нему скучаю, - говорит Надж.
Я вздыхаю:
- Если он вообще когда-нибудь существовал.
- Не приснились же нам ястребы… или летучие мыши. Им такого не придумать, - размышляет вслух Надж, и Игги согласно подхватывает:
- И те жуткие туннели Нью-Йоркской подземки.
- А помните толстого, красного Пруита? Им бы и в голову не пришло, что такие директора школы бывают, - вспоминает Газзи своего врага.
- Конечно. Конечно, не приснилось, - на словах я с ними соглашаюсь, но на самом деле я по-прежнему страшно мучаюсь этими вопросами. И стопроцентной уверенности, что они правы, у меня отнюдь нет.
В тот день, после полудня, Ари снова пришел за мной. И даже без кресла-каталки. На сей раз мне позволено идти рядом с ним самой! Ура!
- Я ему не доверяю, - шепчет мне Клык прежде, чем мы уходим. - Держи с ним ухо востро!
- Думаешь, это очередная ловушка? - мне хорошо понятны его сомнения. А вот разделяю ли я их, это еще вопрос.
Мы проходим мимо белохалатников, провожающих нас удивленными взглядами, и я решаюсь спросить его напрямую:
- Ари, что все это значит? Почему нам разрешают эти "маленькие экскурсии"? Заведение ведь сверхсекретное?
Теперь я больше не пристегнута намертво к свинцовому креслу. Когда идешь своими ногами, легче запоминать дорогу. И я примечаю и регистрирую в памяти каждое помещение. Каждый коридор, каждую дверь, каждое окно.
Ари сильно подавлен и тих, по крайней мере, на волверина он теперь не тянет.
- Не знаю. Я и сам не понимаю. Они просто говорят мне: пойди с ней погуляй. Вот и все.
- Выходит, они хотят, чтобы я здесь что-то увидела. Я имею в виду, помимо мозга на палочке и супер-младенцев?
Он пожимает плечами:
- Говорю же, не знаю. Они мне ничего не говорят и не объясняют.
Как раз в этот момент мы проходим двойные двери. Белохалатник торопливо выносит что-то в другую комнату. Двери широко раскрываются, и я успеваю заглянуть внутрь большого зала.
На огромном, во всю стену, видеоэкране - карта мира. Мое птичье зрение мгновенно схватывает сразу миллион деталей.
Если обычный человек видит общую картину и едва замечает подробности, наше мутантское зрение работает совсем иначе. Мы, как птицы, фиксируем и то, и другое. Большая картинка соединяется с малейшими частностями и мелочами. Мы с Ари в молчании проходим вперед, а я продолжаю осмысливать увиденное.
Каждая страна четко очерчена. В каждой стране высвечен один город. Над картой заглавие: ПЛАН "ОДНА ВТОРАЯ". Звучит страшно знакомо. Где-то я с этим уже встречалась.
На всякий случай, без особой надежды на ответ спрашиваю Ари, не знает ли он что-нибудь, что это за план такой. К моему удивлению, он дает четкий и на редкость мрачный ответ:
- Они собираются сократить население земного шара наполовину.
Я практически врастаю в пол, но вовремя спохватываюсь и стараюсь согнать с лица какой-либо серьезный интерес:
- Вот это да! Наполовину? Это что же, три миллиарда людей хотят порешить, что ли? У них, однако, крутые замашки.
В голове у меня не вмещается возможность геноцида такого масштаба. По сравнению с ними Сталин и Гитлер - просто детский сад. Преступный, бандитский, но все равно только детский сад.
Ари равнодушно пожимает плечами. Хочу возмутиться таким бездушием, но потом понимаю: он и сам вот-вот в любой день умрет. Он думает о своей смерти. Она оттеснила мировые проблемы на второй план. Ему трудно от нее отрешиться.
Я замолкаю и продолжаю думать, что же я еще видела на той карте. Внезапно меня как молнией поразило: я ее, эту карту, уже видела. В кино? Во сне? Или… во время приступов моей безумной мигрени, раскалывавших мне пополам череп? Тогда тьма бессвязных образов, картинок, звуков, слов захлестывала мой мозг. И тогда ничто не имело никакого смысла, никак не складывалось и мучило меня своей болезненной навязчивой абсурдностью. Теперь я понимаю: здесь и сейчас я наяву вижу, говорю и делаю то, что тогда казалось бредом.
Тогда, в бреду, я уже пережила нынешнюю реальность.
Думай, Макс. Думай.
Похоже, я полностью ушла в себя. Так что, когда мы поворачиваем за угол, я с размаху в кого-то врезаюсь. Этих "кого-то" двое.
Джеб и Ангел.
49
- Макс! Девочка моя хорошая! - радуется Джеб. - Как я рад, что тебе разрешают размять ноги.
- Чтобы, не дай Бог, не захромать, поднимаясь на эшафот. Конечно, смерть надо встречать в наилучшей форме.
Он смущенно моргает и откашливается.
- Привет, Макс, - говорит Ангел.
Я едва удостаиваю ее взгляда. Она за обе щеки уплетает пирожок с предательством. Иуда!
- Тебе точно надо попробовать здешних пирожков с яблоками. Они здесь первоклассные.
- Спасибо, я учту. Предательница!
- Макс. Пора понять, я приняла единственно правильное решение, - заводит она свою ренегатскую песню. - Ты перестала действовать разумно, предпринимала бессмысленные, бесполезные шаги.
- Конечно, бессмысленные и неразумные. Например, тащиться в эту преисподню, чтобы вызволить отсюда твою неблагодарную задницу.
Ее маленькие плечи ссутуливаются, а по лицу пробегает тень печали.
"Макс, будь сильной, - говорю я себе. - Ты знаешь, что тебе делать".
- У меня множество необыкновенных способностей. Ни ты, ни Клык со мной не сравнятся. Я достойна стать лидером. Я достойна быть спасенной.
- Вот и продолжай так думать, - холодно отвечаю ей. - А на мою поддержку не надейся.
- Мне твоя поддержка не требуется. Оставь ее при себе, - в голосе у нее зазвенели стальные ноты. Им она от меня научилась. Чему еще она от меня научилась? - Поддерживаешь ты или нет, это реальность. Причем неизбежная. У нас с тобой разные судьбы: тебе - на заслуженный отдых, а мне - жить и становиться лидером.
И она сердито откусила большой кусок пирога.
- Пускай ты права. Но я вернусь и буду преследовать тебя до последнего дня твоей ничтожной предательской жизни. Так и запомни.
С широко раскрытыми глазами она отступает Джебу за спину.
- Хватит, хватит вам обеим препираться, - останавливает он нас так, как разнимал наши детские споры когда-то давно, в нашей другой, прошедшей, счастливой жизни.
Я обхожу их подальше стороной, стараясь не дотронуться даже до края их одежды. Как будто прикосновение их ядовито. Не оборачиваясь, иду вперед по коридору. Сердце бешено прыгает в груди, а щеки пылают огнем.
Ари догнал меня через минуту. Он какое-то время молча идет рядом, а потом вроде бы даже пытается меня утешить:
- Знаешь, они тут целую армию строят.
"Еще бы, - думаю. - Чтобы столько людей угробить им даже одной армии будет мало". А вслух говорю:
- Откуда ты знаешь?
- Я видел. Здоровый ангар построили специально для флайбоев. Висят там и заряжаются. Их там тысячи. И новых каждый день делают. А в лабораториях ирейзеровые шкуры изготовляют.
- Зачем ты мне все это рассказываешь?
Он нахмурился и замялся:
- Если честно, не знаю. Сколько я тебя знаю, ты никогда не сдаешься, ты всегда сражаешься. Я знаю, тебе отсюда не выбраться… Но мне все равно хочется, чтобы ты знала своего противника.
- Ты меня подставишь? Ты заодно с ними мне ловушку готовишь?
Ты, дорогой читатель, наверно, думаешь, что мой прямой вопрос звучит крайне нелепо. Какая еще может быть ловушка, если сидишь в тюряге в камере смертников? Ты, конечно, прав. Но мой опыт подсказывает мне, что в Школе и от белохалатников можно ждать чего угодно.
Ари отчаянно трясет головой:
- Нет… Просто… Мое время истекло, и моя жизнь кончена. Я уже никогда отсюда не выйду. Наверно, я надеюсь… мне хочется… чтоб хоть у тебя еще был шанс…
Его слова имеют мрачный и печальный смысл.
- Не сомневайся, я выберусь отсюда. Я тебе обещаю.
И, может быть, - хоть шансов совсем мало - но, может быть, мне все-таки удастся его вытащить отсюда вместе со стаей.
50
Общее заглавие - "Пытка мутантов-подростков".
Повествование в нескольких частях.
Помнишь, дорогой читатель, ты уже прочитал раньше часть первую про пытку яблочными пирожками.
Теперь начинается часть вторая. И начинается она нынешним вечером. Белохалатник вносит в нашу палату-камеру картонную коробку.
Осторожно ее открываем, ожидая, что коробка в любой момент взорвется у нас в руках. Но она не взрывается.
Внутри плоский, завернутый в бумагу предмет. Не книга. Это электронная рамка для фотографий. Конечно же, Газзи первым нажал на красную кнопку включения.
Рамка ожила. На экран выплыла та самая картинка, которую мы с Клыком нашли в Вашингтоне в заброшенном доме с наркоманами и копию которой Клык потом еще раз обнаружил в кабинете доктора Мартинез. Вспомнив о ней, я тяжело вздыхаю. Настоящая он была, или на самом деле ни ее, ни Эллы никогда не существовало? Как они там? Живы? Здоровы? С кем она, на чьей стороне?
На картинке Газзи-младенец. И хохолок его, и глаза. Усталая, уже не очень молодая женщина держит его на руках. Но сам он пухленький и веселый.
Потом картинка начинает двигаться. Объяснить это трудно. Не как в кино. Просто она сначала увеличивается, а потом поворачивается вокруг своей оси, как будто мы обходим вокруг этой женщины с ребенком. И Газзи все время виден крупным планом. Совершив полный оборот, изображение снова уменьшается. Зато теперь видно всю комнату. Ужасную. Окна мутные, грязные. Стены в трещинах. Кажется, это тот самый притон в Вашингтоне. Только до того, как его заселили бездомные наркоманы.
Вместо людей теперь в фокусе камеры деревянный стол. На столе маленький бумажный четырехугольник, меньше конверта. На него наезжает камера. Он становится резче и крупнее. Теперь можно понять, что это такое.
Это чек. На чье имя выписан - непонятно - строчка замазана. Зато ясно видна сумма - $10,000. И от кого. От ИТАКСа.
Газзи закашлялся, и я вижу, как он старается держаться и не расплакаться.
Его мать продала его в Школу белохалатникам за десять тысяч долларов.
51
Не знаю, почему нам послали только Газзину историю в картинках. Почему не показывают никого другого. Видно, белохалатникам нравится играть с нами то в кошки-мышки, то в угадайку.
Мы теперь все время проверяем, не выступит ли у кого из нас на шее "срок годности". Но пока ни у кого ничего. Все чисто. Повторяю, пока. Но, с другой стороны, если смотреть в лицо смерти так часто, как смотрим мы, смерть превращается просто в надоедливую занудную старуху.
В нашей камере нет ни одного окна. Поэтому у нас нет и никакой точки отсчета времени. Скука теперь - наш главный враг. И мы сражаемся с ней, строя планы побега. Реальные и не очень. Стараюсь держать ребят в узде, а то они все время норовят занестись в облака. Как настоящий лидер, заставляю стаю перебрать все возможные сценарии развития событий, развиваю стратегию и тактику действий.
- Теперь смотрите. Они приходят за нами… - начинаю я уже в сотый раз.
- …Но дорогу им преграждает стадо слонов, - Игги предсказывает следующий поворот.
- А потом в камеру влетает миллион воздушных шаров и им нас не найти. - Это новый ход, предложенный Газманом.
- И тут на них сыпятся котлеты и забивают им рты так, что они дышать не могут. - Надж явно проголодалась, если у нее на уме котлетная стратегия.
- Вот-вот, - развивает ситуацию Игги. - Я вскакиваю на слона. Воздушные шары надуты Газзиным газом, так что, когда они один за другим лопаются, белохалатники задыхаются насмерть. А оставшиеся в живых от девятой котлеты начинают блевать и тонут в собственной рвоте. По-моему, отличный план!
Надж, Игги и Газ хохочут, и даже Клык улыбается, переводя глаза с них на мою кислую физиономию.
- Сколько можно вам говорить, нам надо приготовиться.
- Приготовиться помирать? - Игги мгновенно перестает смеяться и печально на меня смотрит.
- Кто здесь собирается помирать? Я лично не собираюсь. Ни сейчас, ни в скором будущем.
- А как насчет "истечения срока годности"? - Газзи тоже посерьезнел. - В любой момент проступит на шее - и все твои планы в тартарары полетят. Или что ты, например, скажешь про Ангела, про эту чертову предательницу?
По его последнему пункту я много чего могу ему сказать. Но для этого пока не время.
Открываю рот полить их всяческой ложью во спасение и поддержание духа, но тут дверь неожиданно открывается.
Мы напряглись при виде надвигающегося на нас белохалатника с блокнотом в руках. Он проверяет свои записи и поправляет на носу очки:
- Слушайте меня. Мне нужны слепой и тот, у которого способности к мимикрии.
И он выжидательно смотрит на нас.
- Ты что, белены, парень, объелся! - откровенно хамлю я ему.
- Я? Нет, - опешил он от моего нахальства. Но опомнившись, застучал карандашом по блокноту. - Нам нужно провести последние тесты.
Скрестив на груди руки, мы с Клыком инстинктивно делаем шаг вперед и заслоняем собой стаю.
- Я вовсе не уверена в необходимости ваших тестов.
Белохалатник по-новой удивляется нашей несговорчивости. Он, видно, не прочитал как следует нашу "историю болезни".