Перед лицом советского народа и партии я клянусь ни одним поступком не опозорить почетное звание гвардейца и беречь гвардейское Знамя части в бою, как высокую честь нашей великой матери-Родины!"
Сделав небольшую паузу, повысив голос до самого высокого звучания, Гавриленко выкрикнул: "Клянемся!" В ответ по аэродрому прокатилось: "Клянемся! Клянемся! Клянемся!"
Затем каждый по очереди подходил к Боевому Знамени, опускался на колено, брал в руки край полотнища и прикладывал к губам. Командир полка, вручив новичкам гвардейские знаки, обратился к личному составу:
- Гвардейцы! Орлы! Красная Армия гонит фашистскую нечисть с нашей советской земли. Скоро и нам придется опять вступить в бой. Впереди у нас Крым и родной Севастополь. Сегодня вы стали гвардейцами. Это звание не только почетно, но и ко многому обязывает - драться с врагом до полной победы, не зная страха,.не жалея крови и жизни.
Слова гвардейской клятвы, весь ритуал вызывали в сердце каждого, и ветерана, и молодого бойца, чувства личной ответственности за победу, монолитной сплоченности и единения в борьбе за дело Ленина, дело партии, за свободу и независимость нашей Родины. Все мы с гордостью носили на груди гвардейский знак как символ принадлежности к племени отважных.
Прошло много лет с той поры, но мне до сих пор памятны слова клятвы, до сих пор, как самую дорогую реликвию, берегу гвардейский знак, врученный тогда на прифронтовом аэродроме.
Первые схватки
Через несколько дней перелетаем на передовой фронтовой аэродром Анапа. Я сижу в общежитии на койке и разбираю письма матери и моей невесты из блокадного Ленинграда, дневники школьных и военных лет, фотографии… Невольно всколыхнулась память. Вспомнились по-своему нелегкие, во теперь кажущиеся такими счастливыми предвоенные годы, родные мне и близкие люди…
До начала Великой Отечественной войны мы жили в Ленинграде. У нас в семье было трое детей: старший брат Алексей, я - средний да сестра Мария, моложе на пять лет. Отец метался с одной работы на другую, чтобы прокормить семью. Мать берегла каждую копейку и выкручивалась как могла: одеть и обуть надо каждого. Перед войной жизнь наладилась. Отец работал портным.
С седьмого класса я пристрастился к спорту, особенно привлекала спортивная гимнастика. Вместе с другими ребятами приходилось часто выступать на соревнованиях за школу, за район или за общество "Спартак", сначала по юношескому разряду, а позже и по мужскому. Кроме гимнастики мы с большим удовольствием занимались и другими видами спорта: зимой играли в хоккей, ходили на лыжах, а летом увлекались греблей, играли в волейбол. Все дни были загружены до предела, и все же я успевал иногда посещать и музыкальный кружок.
Большинство ребят старших классов увлекались стрельбой из малокалиберной винтовки. Это был один из любимых видов спорта в школе. Мы очень гордились значком, который нам вручили, - "Юный ворошиловский стрелок". Перед войной работа по военно-патриотическому воспитанию молодежи была поставлена очень хорошо. Мальчишки и девчонки, комсомольцы тридцатых годов, настойчиво готовили себя к войне с фашизмом, жили интересами Родины, ее заботами, готовы были на самые трудные дела в борьбе за идеалы партии, за социализм.
Нашими любимыми кинофильмами в ту пору были: "Чапаев", "Истребители", "Если завтра война", "Пятый океан". Мы смотрели их с восторгом, нам хотелось быть похожими на героев этих фильмов. В 1940 году комсомольцам десятых классов нашей школы предложили пойти па курсы инструкторов по штыковому бою и гранатометанию. Мы с молодым задором и энтузиазмом стали заниматься и на этих курсах.
Я не мечтал с малых лет об авиации, как многие другие, считал это недоступным для себя. Летчики мне и моим друзьям представлялись особенными людьми, обладающими какими-то исключительными способностями и качествами. Меня с детства привлекала романтика путешествий, поэтому я мечтал стать геологом или капитаном дальнего плавания. Однажды, в начале учебного года, мой школьный товарищ Виктор Исаев сказал:
- Давай поступать в аэроклуб. Там сейчас объявлен набор.
- А как же школа? - спросил я его.
- Школу не оставим. Будем заниматься зимой, по вечерам, а летать летом, когда закончим школу, - разъяснил Виктор.
Решено. Четверо ребят из нашей школы подали заявления в Первый Ленинградский городской аэроклуб. Четвертого октября 1940 года мы прошли медицинскую комиссию. По приняли одного меня, остальных забраковали по различным причинам, в том числе и Виктора.
Мама вздыхала и охала, когда узнала, что я поступил в аэроклуб и буду летать.
- Как же, Володя, ты будешь летать-то? Ведь, наверно, страшно, да и ушибиться можно. А отец сухо сказал:
- Может быть, Володя, и не надо быть тебе летчиком, ведь у нас есть уже один военный - Алексей.
Действительно, мой старший брат после окончания десятого класса артиллерийской специальной школы (была такая в то время) в 1939 году поступил в Третье Ленинградское артиллерийское училище. Военное поприще он считал своим призванием и учился с большим желанием.
Занимались в аэроклубе вечерами, два раза в неделю. Мы изучали теорию полета, материальную часть самолета У-2 и мотора М-11, аэронавигацию, наставление по производству полетов и другие дисциплины. Чем больше я узнавал об авиации, тем с большим интересом и старанием относился к занятиям. А вскоре они так увлекли меня, что я стал значительно меньше уделять внимания школьным урокам.
Зима пролетела незаметно. Весной 1941 года мы приступили к полетам па аэродроме Горская вблизи Сестрорецка, на берегу Финского залива. Первый полет на самолете У-2 я выполнил 26 мая с инструктором Копновым. Это был незабываемый день. Впервые я посмотрел на землю с высоты птичьего полета. Нашим восторгам и разговорам не было конца.
Полеты начинались с рассвета в три часа утра, поэтому мы должны были выезжать на поезде с Финляндского вокзала в полночь. Иногда дни полетов совпадали с экзаменами в школе, но несмотря на это обстоятельство, я не пропустил ни одного полета. Каждый из них для меня был дорог. Случалось и так-после полетов, буквально из кабины, я спешил на экзамены в школу. И хотя было сложно успевать и тут и там, я все же получил аттестат зрелости с хорошими и отличными оценками.
Теперь все мое внимание было сосредоточено на полетах. 18 июня я совершил свой первый самостоятельный полет на У-2. Я впервые ощутил, что самолет повинуется мне. Не было на свете человека счастливее меня!
В воскресенье, 22 июня, ранним утром я в числе первых выполнил пять очередных полетов по кругу на У-2, а затем вместе с подругой Розой целый день гуляли в лесу. Возвращались трамваем поздно с букетами черемухи. Мы поначалу не обратили внимания на какую-то необычную молчаливость и мрачность наших попутчиков-пассажиров. И вдруг до нас донеслось:
- Война! Фашисты напали.
…Разбираю письма. Попадается на глаза последняя и единственная открытка от отца, написанная им 30 августа 1941 года. Он сообщал, что получил письма от мамы и от меня, что скоро предстоит бой, просил чаще писать. И с тех пор никакого ответа на мои многочисленные письма. В начале 1942 года мама получила извещение, что отец пропал без вести.
А вот письма от мамы из блокадного Ленинграда, из деревни Внтенево Калининской области, куда ей удалось полуживой выехать через Ладогу в 1942 году. Мама была тяжело больна, истощена голодом, родные выходили ее, и она стала работать почтальоном.
Дорогая мама! Сколько испытаний выпало па твою долю в начале войны. В июле 1941 года все трое мужчин нашей семьи ушли на фронт. Десятого июля мы проводили брата Алексея, выпущенного досрочно из училища лейтенантом артиллерии. Он уехал в Подмосковье, где формировалась его часть. На следующий день в ополчение ушел отец. Помню, он помахал нам рукой из окна школы, где располагался сборный пункт. Разве мы думали тогда, что видим его в последний раз?
Двадцать седьмого июля и я эшелоном вместе с аэроклубом уехал в Казань. К началу войны мне удалось выполнить только десять самостоятельных полетов на У-2. До завершения летной программы аэроклуба было еще далеко…
Мама осталась одна в блокадном Ленинграде. Сестру Марию она успела отправить в деревню, на родину, а сама выехать не смогла, немцы замкнули кольцо блокады вокруг Ленинграда.
Выжила она только потому, что ей помогли родные моей невесты.
Беру в руки связку писем Розы. Где она сейчас? Почему не пишет? А я часто получал письма от нее даже в самые тяжелые дни ленинградской блокады. Как переживал, когда узнал, что в ее дом на Боровой улице попала фашистская бомба и он сгорел. Им с трудом удалось выскочить из горящего дома по полуобвалившейся лестнице. И вдруг письма стали приводить реже и реже. А с начала 1943 года Роза не написала мне ни одного письма, остались без ответа все мои послания…
С начала войны нет никаких вестей от брата Алексея. У меня сохранилась его маленькая фотография в курсантской форме. Мама пишет, что он воевал где-то под Москвой, а потом на Кавказе. Был ранен, лежал в госпитале. Где же ты сейчас, мой дорогой братишка, воюешь? Живой ли?…
После долгих размышлений отобрал несколько дорогих писем, сложил фотографии, а все остальное решил сжечь: не хотелось, чтобы кто-то их читал, если со мной случится что-то непредвиденное. Память о дорогих и близких, и простые и нежные слова в письмах согревали душу солдата па фронте, помогали преодолевать трудности и лишения, вели в бой против поработителей.
В ходе подготовки к предстоящим боям в полку среди комсомольцев и коммунистов проводилась большая партийно-политическая работа. Она, по сути дела, никогда не прекращалась, в любой обстановке, при решении любой задачи на первый план ставился вопрос: все ли мы понимаем умом и сердцем то, что сейчас происходит на фронтах, какое мужество и героизм проявляет наш советский народ в битве с врагом.
Помню комсомольское собрание в эскадрилье с повесткой дня: "Комсомолец, будь достоин звания гвардейца!" Выступают летчики, техники. И каждый говорит о долгом и трудном пути нашего гвардейского полка за два года войны, рассказывает о подвигах однополчан, их героических делах. С гордостью мы узнали, что Военный совет флота поддержал нашу инициативу о присвоении третьей эскадрилье имени ее бывшего командира майора Матвеева Г. И., погибшего в воздушном бою.
- Таких летчиков, как Матвеев, мы никогда не забудем, - сказал комсорг полка Климентов.
Мы неоднократно слышали о боевых делах и замечательных человеческих качествах Матвеева. Его в полку уважали и любили за мужество и высокое летное мастерство, за честность и порядочность, за его доброе отношение к товарищам. Погиб он в мае 1943 года, когда полк базировался в Геленджике и вел тяжелые воздушные бои с фашистской авиацией. В одном из воздушных боев самолет Матвеева был подбит. Летчик выпрыгнул с парашютом из горящего самолета и приводнился в нескольких километрах от берега. Об этом тут же стало известно на командном пункте полка. В воздух был поднят гидросамолет МБР-2. Над местом приводнения Матвеева разгорелся воздушный бой между "яками" и "мессерами". Спасти летчика экипажу МБР-2 не удалось и его, уже мертвого, подобрал через несколько часов катер. Личный состав полка тяжело переживал гибель любимого командира. Майор Г. Матвеев первым па Черноморском флоте был награжден за боевые подвиги четырьмя орденами Красного Знамени.
На комсомольском собрании летчики и техники заверяли партию, Родину, что будут драться без страха с врагами и приумножат славу гвардейского полка, отомстят за гибель любимого командира.
В предоктябрьские дни па самом видном месте в столовой появился плакат: "Боевой счет полка за 28 месяцев Великой Отечественной войны". На нем были помещены фотографии Героев Советского Союза и лучших летчиков полка. Было очень приятно, что па этом стенде были и фотографии молодых летчиков, недавно начавших службу в гвардии Черноморского флота.
7 декабря 1943 года с аэродрома Адлер последовательно эскадрильями взлетели тридцать шесть Як-9 и взяли курс на Анапу. На каждом самолете в грузовом отсеке за кабиной летчика летел техник или механик. У меня за бронеспинкой, полусогнувшись, сидел Шаронов. Аэродром Анапа располагался на берегу моря, южнее города. До побережья Керченского полуострова, где окопался враг, было всего пятьдесят километров, поэтому при подлете к Анапе мы усилили осмотрительность, а специально выделенные группы обеспечивали прикрытие посадки.
Наш полк сменил 9-й истребительный, который в длительных боях понес значительные потери и нуждался в пополнении и отдыхе. Здесь же базировался 47-й штурмовой авиаполк на Ил-2, которым командовал Герой Советского Союза майор Ф. Тургенев. В непосредственной близости от Анапы в двух километрах восточное на аэродроме Анапская базировался 8-й гвардейский штурмовой авиаполк также на самолетах Ил-2. Командовал этим полком Герой Советского Союза подполковник Н. Челноков. Оба штурмовых и наш, истребительный, полки входили в состав 11-й Новороссийской штурмовой авиадивизии, командовал которой в то время подполковник Д. Манжосов, начальником политотдела был подполковник П. Пролыгин, начальником штаба - подполковник А. Александров.
На аэродроме Витязевская, в тридцати пяти километрах от Анапы, базировался 25-й истребительный авиаполк на самолетах ЛаГГ-3, которым командовал Герой Советского Союза майор К. Алексеев, удостоенный этого высокого звания за подвиги при обороне Севастополя.
25- й полк был придан в оперативное подчинение командиру 11-й дивизии и фактически выполнял боевые задачи вместе с нашим полком. Главной задачей 11-й Новороссийской штурмовой авиадивизии было уничтожение плавсредств противника в Керченском проливе, па коммуникациях и в портах с целью недопущения блокады наших десантов, высаженных на Керченском полуострове со стороны пролива. Большое значение придавалось огневой поддержке десанта и прикрытию его с воздуха от ударов фашистской авиации.
В первых числах ноября с кораблей и судов Черноморского флота и Азовской военной флотилии были высажены десанты в двух пунктах: южнее города Керчь, в районе Эльтиген и северо-восточнее Керчи в районе Глейки - Жуковка. Десанты высаживались в исключительно сложных погодных условиях при сильном противодействии противника как с суши, так и с моря. Поэтому наращивание сил десанта, снабжение его всем необходимым, и в первую очередь боеприпасами и продовольствием, были сопряжены с большими трудностями. Особенно в тяжелом положении оказался десант 318-й Новороссийской стрелковой дивизии 18-й армии в районе Эльтиген. В невероятно тяжелых условиях, при непрерывных обстрелах, бомбежках, атаках танков и пехоты врага десантники геройски отражали непрерывные атаки противника и удерживали небольшой плацдарм на крымской земле. Этот клочок советской земли, обильно политый кровью наших солдат, па котором не было живого места от разрывов бомб и снарядов, называли Огненной землей.
Штурмовики и истребители 11-й штурмовой авиадивизии с большим напряжением выполняли задачу по огневой поддержке десанта и прикрытию его от ударов фашистской авиации. А когда из-за штормовых условий и противодействия противника в Керченском проливе стало невозможно доставлять пополнение, боеприпасы и продовольствие катерами и судами, на помощь десантникам Огненной земли пришли летчики 8-го и 47-го штурмовых полков. Используя любые возможности, они сбрасывали отважным десантникам мешки с боеприпасами, продовольствием и медикаментами. А ночью эту задачу выполняли летчицы 46-го Таманского ночного легкобомбардировочного авиаполка на самолетах У-2.
Эльтигенский десант по решению командующего Отдельной Приморской армией в ночь с 5 на 6 декабря пытался прорваться на соединение с десантом, высаженным восточное Керчи. Внезапным ударом десантники прорвали вражеские позиции, захватили господствующую высоту Митридат, несколько дней удерживали ее, но дальше пробиться не смогли. В ночь на 10 декабря остатки десанта были эвакуированы катерами Азовской военной флотилии.
Боевые действия Отдельной Приморской армии на крымском направлении с воздуха поддерживала 4-я воздушная армия под командованием генерал-полковника авиации К. Вершинина, которая базировалась на аэродромах Таманского полуострова. Зимой 1943-1944 годов в районе Керченского пролива и Тамани погода была неустойчивая. Частые дожди, временами мокрый снег, низкая облачность, туманы - все ото ограничивало возможности боевого использования нашей авиации. Иногда и вовсе не было возможности взлететь из-за раскисшего грунта аэродромов.
Стоянка самолетов нашей эскадрильи располагалась на берегу моря в десяти-пятнадцати метрах от обрыва. Мой "як" стоял крайним рядом с "илами" 47-го полка. Отсюда хорошо просматривалась панорама местности и города. На юге - предгорья Кавказского хребта, на севере - стоянка самолетов других эскадрилий, городские постройки, на фоне которых выделялись обгоревшие развалины учебного отряда, курортного зала и несколько белых двухэтажных домов. На восток протянулась стоянка Ил-2, наших соседей и братьев по оружию - штурмовиков.
Летчиков разместили в домах местных жителей в городе, а механики и мотористы обосновались в землянках вблизи стоянки самолетов. Обычно боевые вылеты начинались с рассветом, поэтому мы еще в темноте приезжали на стоянку, а затем направлялись в штабную землянку эскадрильи.
В одной ее половине располагался командир с адъютантом эскадрильи, в другой, оборудованной нарами, летчики. В землянке давались указания, проводились разборы полетов и боев, занятия. В ожидании команд летчики отдыхали на нарах. Народ молодой, горячий. Зачастую разгорались споры, слышались смех и шутки, по они обрывались мигом, стоило ворваться адъютанту лейтенанту Османову, который обычно кричал с акцептом:
- Звену Румянцева, гатовност адын. Вылет по сигнал - два зеленый ракет.
Мы вскакивали и бежали к самолетам. Было законом - ведущий не ждет, поэтому ведомые спешили первыми запустить моторы, чтобы не опоздать с выруливанием.
Вылеты на перехват вражеских разведчиков чередовались с вылетами на прикрытие штурмовиков, однако эффективности боевой работы существенно мешала скверная зимняя погода. Зачастую вместо того, чтобы летать, мы часами вглядывались в небо в надежде увидеть где-нибудь на горизонте обнадеживающий просвет. Тяжко было сидеть и ждать улучшения погоды, сознавая, что наша поддержка нужна отважным десантникам на керченском плацдарме.
16 декабря нашей эскадрилье была поставлена необычная задача: прикрыть самолет МБР-2 (морской ближний разведчик), который должен был наводить по радио телеуправляемый катер. Начиненный взрывчаткой, он должен был подорвать фашистские катера и большие десантные баржи в порту Камыш-Бурун. Одновременно планировалось нанесение бомбоштурмовых ударов самолетами Ил-2 по огневым точкам, портовым сооружениям, опорным пунктам врага. В общем, готовилась целая операция с участием всей пашей дивизии.