Один в поле воин - Каплан Виталий Маркович 11 стр.


– Очень просто! – бойко ответила та. – Я, прежде чем предлагать, всё продумала. Сейчас позвоним Машке Барсуковой из "Подковы", она живёт в пяти минутах от Сани. Пусть врубит комп, а Серёга сейчас ей передаст в защищённом режиме такой текстик: "Михаил Лаптев, четырёх лет, находится сейчас на территории подмосковного дачного посёлка "Пруды" в районе станция Клязьма, в подвале дома номер 17 по улице "Сосновый бульвар". В доме шестеро взрослых, возможно, вооружённых, и две сторожевые собаки. Информация достоверная, но обращаться в полицию считаем бессмысленным, надеемся на Вас и Ваших друзей. Подпись – доброжелатели". Машка этот текст распечатает на принтере, пойдёт в Санин дом и опустит в его почтовый ящик. Как только она выйдет из подъезда и отправит эсэмэску, что готово, Саня звонит папе и говорит, что ему на телефон сейчас пришла эсэмэска: "Есть информация насчёт брата. Смотри в почтовом ящике". Санин папа спускается, открывает ящик, читает бумажку… ну и начинает действовать.

– А не подумает Санин папа, что это кто-то стебётся? – хмыкнул Славик Усольцев.

– А кто? – возразил Саня. – О том, что Мишка пропал, никто не знает пока. Мама в больнице сейчас, так что на работе рассказать никому не могла… а у папы на работе шутников нет.

– Что ж, – подвёл итог Лёша, – вариант не стопроцентный, но ничего лучшего мы сейчас всё равно не выдумаем. Поэтому давайте действовать. И я думаю, нет необходимости всей толпой торчать. Достаточно, чтобы несколько человек остались и посмотрели, чем всё это кончится.

– Я останусь! – сейчас же заявил Саня.

– Насчёт тебя никто и не сомневался! – Лёша взъерошил ему волосы. – Я тоже остаюсь. Кто ещё?

– Само собой, я! – усмехнулась Аня. – Куда ж я денусь?

– А мы с Ванькой домой, – вздохнул Серёга. – Хотел бы остаться, но иначе нам домашний арест светит. А дома с этим монстром, – ткнул он пальцем в Ваньку, – это всё равно что в камере пыток.

– Или в комнате смеха! – проворчал младший Звягин.

– Я тоже домой! – покраснел Дима. – Я всё понимаю, но там же папа больной, не могу его надолго оставлять… и бабушка тоже вся на нервах, у неё сердце и давление…

– Останусь! – заявил Славик Усольцев. – Мне за сегодняшнее так и так отвинтят голову, ну и какая разница, вправо её будут винтить или влево?

– Пожалуй, хватит! – решил Лёша. – Остальным спасибо, все свободны. Но будьте на связи, мало ли… боеготовность номер один!

Потом действовали быстро. Лиска позвонила Барсуковой, Серёга переслал ей на мыло письмо, через десять минут у Лиски прочирикала птичка – пришла эсэмэска от Маши.

– Звони! – вздохнул Лёша.

Саня врубил смартфон – и тот мгновенно взорвался трелью звонка.

– Ты где?! – голос папы казался раскалённым от гнева. Вот-вот расплавится, потом испарится…

– Папа, слушай! – перебил его Саня. – Мне сейчас на телефон пришла такая эсэмэска: "Есть информация насчёт брата. Смотри в почтовом ящике". Я думаю, это не про мыло, а про наш ящик, внизу. Спустись, посмотри, что там. А со мной всё в порядке, буду вечером… ну, поздно вечером. Ага, получу по полной программе! А сейчас отключаюсь! Не могу говорить!"

И надавил красную кнопку отбоя.

Из оврага они перебрались в местечко получше – высокие кусты сирени прямо напротив синих ворот посёлка. Всей толпой, конечно, там бы не уместились, а вчетвером – как нечего делать.

Делать действительно было нечего. Снова вспомнилась бабушка Люда: "ждать да догонять – хуже некуда". Невысокая, худенькая, лицо морщинистое – но волосы не седые, а просто тёмно-серые. И такие же глаза. Последний раз он видел её ровно два года назад, когда она выбралась к ним на недельку в Краснодар. Мишка тогда расщедрился, подарил ей целую клубничину, хотя в том возрасте был довольно жадным, слова "моё" и "дай" употреблял едва ли не чаще, чем "мама", "папа", "Саня". Но вот к бабушке сразу пошёл на руки, а полчаса спустя прибежал к ней и поделился ягодой.

Тут же вспомнились пампасы – тогда, на весенних каникулах. Нестаявший снег, малиновые прутья кустов на берегу озера… "А почему бабочка называется почти как бабушка? Может, это баба Люда прилетела?" Действительно ли мелкий увидел проснувшуюся раньше времени бабочку, или сочинил? И откуда у него фантазия, связавшая бабочку-капустницу с бабой Людой? Неужели просто оттого, что слова звучат похоже?

А сейчас он сидит, уткнувшись лицом в коленки, в тёмном подвале, куда никакие белые бабочки залететь не могут… а если и залетят сквозь какую-нибудь дырку вентиляции, то никто их не увидит. С тем же успехом они могли бы оказаться и чёрными.

Саня вздрогнул от лёгкого прикосновения – и замер. На его левую коленку – обжаренную солнцем, слегка поцарапанную – уверенно опустилась белая бабочка. Совсем небольшая – сантиметра три в размахе крыльев. Посидела, словно задумавшись о чём-то, затем медленно вспорхнула и улетела в тёплую синеву, где солнце ещё не собиралось заходить, но уже поднялся над горизонтом тонкий лунный серп.

Вроде пустяк, но плотная, давящая тревога чуть ослабла. Мишка жив, и это главное. И папа в курсе, уже начал что-то делать. И "Волнорез" ведь не сдался… это просто временное, тактическое отступление.

– Семь часов! – нарушил молчание Лёша. – Ждём до одиннадцати, потом уже электрички могут не ходить.

– И что, домой? – уставилась на него Аня. – Ты можешь вот просто так взять и уехать домой? Оставить ребёнка с этими… с этими… – она не нашла подходящего слова и только передёрнала плечами.

– Предлагаешь вчетвером идти на штурм? – уточнил Славик. – Я не говорю что это идиотизм, я просто хочу понять…

– А я говорю, что это идиотизм! – в Лёшином голосе добавилось твёрдости. – Вчетвером такое не делают, тем более, когда с волшебством такие непонятки. Тогда уж надо завтра опять собирать все отряды… формировать боевую группу, группу прикрытия. Человек десять добровольцев уж точно наберём.

– Если только тут за ночь ничего ужасного не случится! – хмуро вставила Аня.

– А если эти военные не сегодня приедут, а завтра? – предположил Славик. – Им, наверное, тоже непросто вот так сразу собраться и выдвинуться. Надо же оповестить начальство, получить приказ… я не знаю, как такие вещи делаются, но вряд ли Санин папа может сам вот так взять и прислать сюда солдат… если бы всё это было в кино, то обязательно совещание у генерала…

– Мы не в кино! – заметил Саня. – Я не знаю, как там у них всё устроено, но даже если папе не разрешат, он сам сюда прибежит… Жаль, всё это не в Краснодаре случилось… там у него друзей полно, взял бы их, и без всякого приказа, всяких генералов… А в Москве мы только с марта живём… ещё не обросли знакомствами.

Это выражение, "обрасти знакомствами", выскочило из Сани уже на автомате – слишком часто его к месту и не к месту употребляла мама.

– Оба-на! – присвистнул Славик. – Кажется, едут! Вы как хотите, а я врубаю невидимость. Невнимашки может не хватить.

И действительно, справа, на дороге, послышался шум. Спустя несколько очень долгих секунд возникла и картинка – новенькая красная "хонда" вылетела из-за поворота и, сбавив скорость, остановилась перед воротами. Требовательно просигналила.

– Не, это как бы не наши, – прокомментировал Славик, когда двое мужиков в синих спецовках и с чемоданчиками, одновременно хлопнув дверями, выбрались из машины.

В створках ворот залязгало изнутри, в левой что-то звякнуло, стукнуло – и оказалось, что калитка здесь всё-таки есть, только не отдельно, а в самих воротах. Узкая дверца провернулась наружу, и мужики в спецовках скользнули внутрь.

– Точно, – согласился Лёша. – Это, значит, ремонтники прибыли, чинить короткое замыканьице имени Дмитрия Якушева.

– Ну, пускай чинят, – Анина улыбка смотрелась сейчас хищным оскалом. – Надо будет, и по новой закоротим… именем любого из нас.

Саня вдруг осенило. Замыканьице – это, конечно, классно, но есть идея и получше. Телепортация! Если он сумел перебросить восьмерых лягушек из 42-го кабинета в подмосковное озеро – почему бы не повторить опыт с пятерыми детьми? Перебросить их из тёмного подвала… ну хотя бы на расстояние ста метров от участка 17… чтобы видеокамеры уж точно не засекли. А ещё лучше – прямо сюда. Силы, конечно, потребуется много… а подпитываться от кого? Поделиться идеей с ребятами? Засмеют, скажут, телепортация штука почти невозможная, редчайшая, нечего и пробовать. Рассказать, что уже был опыт с лягушками – так начнут выпытывать подробности, и придётся говорить про семибэшников, про издевательства над Лиской. А нельзя – слово же давал!

Давал… но не в таких же обстоятельствах! Тут уже не до Лискиных обидок и стеснялок, тут о человеческой жизни речь!

Умом он всё понимал – но не мог себя пересилить. Свистящий Лискин шёпот: "Никогда! Никому!" звучал в голове и замораживал язык.

Значит, придётся самому, без подпитки… И если тогда, с лягушками, его крутило и мотало – что же будет сейчас? Дети, даже мелкие, всё-таки тяжелее. Правда, здесь и расстояние гораздо меньше.

Саня закрыл глаза, толкнул и без того бодрствующий белый шарик, потянулся к Мишке… и к другим… Образ цели – чтобы были тут! Вот он вытягивает к ним огромную ладонь, сажает… и плавно переносит сюда. Так… а теперь выжимаем спуск волшебства…

И по нулям! Только изрядная доля силы вытекла в никуда. Пятеро детей так и оставались в подвале, светились разноцветными звёздочками – но сдвинуть их даже на сантиметр было невозможно. Точно поднять руками пятитонный грузовик.

Но почему? Почему не сработало? Ведь не исчерпал же он силу до донышка! Может, потому, что дети – не лягушки? А может, и в тот раз ему удалось чисто случайно? Всё равно как наудачу подобрать пин-код к заблокированному телефону или, не глядя, протянуть руку и поймать двумя пальцами пролетающую муху.

Спросил он совсем про другое.

– У кого-нибудь вода есть?

Давно мучившее его неясное желание оформилось чётко и понятно: пить! Ведь как с утра позавтракал, так ничего с тех пор и не было.

– Только сейчас потребности проснулись? – хмыкнула Аня. – Вот что бы вы, мужики, делали без нас? Держи! – протянула она ему початую бутылку "Спрайта". – Пока электричку ждали, некоторые умные люди успели закупиться. Кстати, у нас это не последняя, ребята ушли, много чего оставили. И воду, и печенье, и шоколад. Шоколадки, правда, малость подтаяли, жарко… но на их функциональность это не влияет! – добавила она строгим взрослым голосом.

– Между прочим, – наставительно сказал Лёша, – волшебством можно временно приглушить себе голод и жажду. Мы-то умеем, а вот тебе это, наверное, Дима не успел показать. Не самая важная штука вроде бы, но в таких вот случаях полезная. То есть если бы не было женщин, которые о нас заботятся…

– Зато потом пьёшь и жрёшь, жрёшь и пьёшь, – уточнил Славик. – Организм всё равно своё возьмёт, и с запасом.

– Мне мой первый командир, Игрек, говорил, что иногда волшебнику очень полезно потерпеть и голод, и жажду, – усмехнулся Лёша. – Типа от этого и волшебство лучше работает, и для закалки воли полезно. А ведь воля – это основа волшебства. Воля и воображение…

– Между прочим, уже активизировались комары, – Славик вернул их к практическим вопросам. – Как-то это не красит жизнь…

– Можно ж завесу поставить, антикомариную! – воскликнул Саня. – Я умею!

И осёкся. Про свои подвиги на турслёте он ни Лиске не рассказывал, ни Диме. "Сказавши "а", трудно удержаться от "б"", заметил бы на этот счёт папа. Начнёшь хвастаться тем, как погладил мозги деревенским парням – и сам не заметишь, как разговор перейдёт на азимуты, грозу, Макса… страшную снегирёвскую тайну… и Лиска разорвёт его в клочки.

Но Лёша не прицепился, не стал выяснять, где это начинающий волшебник наловчился с комарами сражаться. Он просто заметил:

– Обычные завесы мы держим, неслышку тоже держим… если ещё и антикомариную, то это уже приличный расход силы получается. Ну, может, и не такой уж дикий, но фиг знает, как дальше сложится. Может, и правда ночью придётся на штурм идти. Так что давайте уж поэкономим. Игрек вот нам постоянно внушал: если хоть как-то можно обойтись без волшебства, значит, нужно обходиться без волшебства. Оно – на самый крайняк, если иначе уже без вариантов.

– Между прочим, есть и более эффективные методы, – кивнула Аня. – Держите, пользуйтесь!

И вынула из своего рюкзачка белый тюбик-репеллент.

– Откуда такое богатство? – присвистнул Лёша.

– А как ты думаешь, Лёшенька, если объявляется общий сбор всех московских отрядов, причём по такому поводу – трудно сообразить, что, скорее всего, поедем на поиски? Причём куда, непонятно. Значит, стоит подготовиться к разным неожиданностям.

– Что ещё у тебя в рюкзаке? – мягко поинтересовался Лёша. – Надувная лодка? Топор? Котелок? Пулемёт?

– Ага! И ещё губозакаточная машинка! Радуйся, что хоть это есть. Ещё, если тебе интересно, у меня там аптечка. Тебе, случайно, не нужны угольные таблетки?

На это Лёша не нашёлся что ответить, и повисло долгое молчание. Не то чтобы тишина – звуков доносилось много. Свиристели в траве кузнечики, звенели комары – репеллента они побаивались, кусаться пока не решались, но всё равно крутились рядом. Где-то в посёлке звучала музыка, вдалеке справа грохотала электричка, слышался недовольный собачий лай. Может, это проснулись псы на участке номер семнадцать.

Время тянулось томительно. "В час по чайной ложке", по выражению бабы Люды. Саня то и дело посматривал на экран смартфона – а что толку? Жизнь вокруг застыла, как застывает глина под солнцем или кровь от небольшого пореза. Можно было, конечно, считать про себя… вообразить секунды слонами, а минуты – бронтозаврами. В одном бронтозавре умещается шестьдесят слонов… хотя нет, бронтозавр травоядный. Прямо как корова.

Вспомнилось, как в то лето Мишка пошёл знакомиться с коровами, причём ни капельки не боялся. Рвал им траву и протягивал – угощайтесь, мне для вас ничего не жалко! И коровы благосклонно принимали его дары.

Чтобы отогнать эти мысли, он спросил:

– Лёш, а как получилось, что ты в "Волнорез" попал? Если это, конечно, не секрет?

– Совершенно не секрет, – отозвался Лёша, которого, видимо, тоже доставало это застывшее время. – Только история долгая…

– Мы, вроде, никуда не торопимся, – заметил Славик. – Ань, а далеко печеньки?

– Жуй-жуй-глотай, – пододвинула она Усольцеву пакет. – Попкорна хватит.

– Короче, это началось три года назад, – Лёша уселся поудобнее, смахнул с джинсов присоседившегося муравья. – Я тогда в седьмом классе был, и с нами учился такой пацан, Кирилл Банников. Мы с ним дружили. А этот Кирилл писал стихи, и очень хорошие, не хуже, чем у нашей Лиски. И посылал их на всякие детские литературные конкурсы, побеждал, получал призы. Но он нормальный был пацан, не выпендривался, не хвастал. И вот зимой объявили общегородской конкурс, в котором школа должна была поучаствовать. Ну, кого выдвигать? Ясно, нашего Кирюху. Русичка, Ольга Сергеевна, велела ему стихи принести. Он принёс, и гораздо больше, чем нужно отправлять. Типа, сами выбирайте, мне по барабану. А ему этот конкурс и вправду по барабану был, он и в тех, что гораздо круче, побеждал.

– И что дальше? – заинтересованно спросил Славик. Он по одной выуживал из пакета печеньки, но ему, похоже, хотелось и культурной программы.

– А дальше Ольга Сергеевна сделала ему интересное предложение, – мрачно улыбнулся Лёша. – Из серии, "от которых нельзя отказаться". У неё дочка, тоже двенадцать лет, Кристина. Только не у нас училась, в другой школе. И тоже вроде стишками баловалась. Так вот, русичка Кириллу сказала: а давай ты половину своих стихов отдашь, мы их подпишем Кристиной и отправим на конкурс? От тебя не убудет, ты и так всюду всё выигрываешь.

– Но это же нечестно! – вспыхнул Саня. – Как же так?

– А вот так, – сухо припечатал Лёша. – Там же, на этом конкурсе, всякие призы крутые, за первые-вторые места. И ноуты, и планшеты… Ну вот захотела доченьке на халяву подарочек сделать. А Кирюхе за это пообещала вечную пятёрку по литературе.

– И что Кирюха? – Славик задержал руку с печенькой у рта, а вот Аня никак не реагировала. Наверное, слышала Лёшину историю не в первый раз. Усевшись по-турецки, она самозабвенно углубилась в электронную книгу.

– Кирюха её, конечно, послал, – усмехнулся Лёша. – Вежливо, само собой. Типа, это вообще-то называется подлог, и все дела.

– А она? – напряжённо спросил Саня, чувствуя, как нарастает в нём злость против этой неведомой училки.

– А она стала его всячески доводить, – в Лёшином голосе прибавилось грусти. – Говорила, что он дутая величина, что воображает о себе много, а таланта мало, и вообще, наверное, ему какие-то знакомые взрослые стихи пишут, а он выдаёт за свои. И вот с этого всё и началось. Я за него заступился. Ну понятное дело, надо же друга защитить! Когда она опять всё это начала говорить, я встал и сказал, что она хотела у него стихи украсть, для своей дочки. Потому что завидует, за свою Кристинку, которая пишет всякую фигню. Я же не поленился, в инет слазил, нашёл, что эта Кристиночка на конкурс послала… про красивые цветочки и набухающие почки.

– Представляю, что было… – уважительно протянул Славик.

– Ага! – кивнул Лёша. – Гром и молния! Точнее, даже гроб и молния, потому что она меня вообще решила в гроб загнать. С того урока постоянно нам с Кирюхой подлянки делала. Если кто-то на уроке у неё бумажку бросил или хихикнул – это, значит, Кривцов и Банников! Писала нам замечания, докладные директору… доказывала всем, какие мы ужасные хулиганы. Особенно я. Потому что я же не молчал, я ей всё говорил, что про неё думаю. Ну ладно когда она орала, что ничего из меня по жизни не выйдет и я на помойке помру. Она же и про Кирюху гадости говорила, что типа ему премии за стихи дают, потому что жалеют. Как же, мальчик-инвалид!

– А он инвалид? – вздрогнув, спросил Саня.

– Вообще-то да! У него левая рука почти не действует, какая-то травма была, в раннем детстве, и после этого там пальцы не сгибаются, и в локтевом суставе протез. Прикинь, каково ему было такое слышать!

– Понимаю! – кивнул Саня, хотя по-настоящему представить себя в шкуре этого Кирюхи не мог. Даже пошевелил пальцами левой руки – всё работало на отлично.

– В общем, Сергеевна меня возненавидела, – продолжил Лёша. – И решила стереть с лица земли… ну или по крайней мере с лица школы. Постоянно добивалась, чтобы меня поставили на учёт в милиции.

– Точнее, в КДН, – заметил Славик. – В Комитете по делам несовершеннолетних. Я почему в курсе, зимой мы в отряде одного парнишку выручали, пришлось с тётками из этого КДН повозиться…

– Ну, я тогда этих тонкостей не знал, – невесело улыбнулся Лёша. – Только поставить меня на учёт всё не могли, не было настоящих правонарушений, и учился я без двоек. Но в апреле случилась ещё одна глупая история, когда я в ментовке всё-таки побывал. Короче, у нас во дворе старшие пацаны сидели с пивом, врубали на полную громкость музыку… это вечером было, часов в восемь. Ну и какая-то вредная бабка вызвала милицию. А когда менты приехали, эти пацаны уже разбежались. И тут я такой весь иду к подъезду. С большой сумкой… у меня там бельё было, из прачечной нёс.

– Вы что, не в стиралке стираете? – не понял Саня.

Назад Дальше