– Ну вот… – непонятно было, что говорить. Сразу вот так врубать комп и показывать видеоролики? Наверное, из вежливости надо её о чём-то спросить… какую музыку слушает, какие фильмы смотрит, в какой школе учится. Никогда ещё не было ему так неловко рядом с девчонкой. Ладно Лиска – она просто друг, но даже когда сидел у Снегирёвых и смотрел на Дашины коленки, и то удавалось справиться со смущением. А тут – застыл ледяным столбом, и непонятно, куда девать вспотевшие руки, и застёгнутая на все пуговицы белая рубашка вызывает мысли о смирительной, и чувствуешь себя дурак дураком.
– А почему ты катаешься на коляске? – проявил инициативу Мишка и тут же потрогал колёса. – У тебя ноги отрезанные?
Саня охнул и едва удержался, чтобы не влепить мелкому пониже спины. Вот просто поразительное чувство такта! Сейчас Машка побледнеет, всхлипнет… развернётся и поедет жаловаться папе…
– Ну как же они отрезанные, если вот они! – совершенно спокойно ответила полковничья дочка. – Можешь потрогать, убедиться. Только они не ходят. Поэтому и в коляске. И между прочим, даже быстрее, чем ты! Вот спорнём, я тебя обгоню, если ты побежишь!
– У тебя с моторчиком? – заинтересовался Мишка. – Как мотоцикл, да?
– Ну типа того, – кивнула Маша. – Только в мотоцикл бензин заливают, а тут от электричества, от батареи. Но скорость развивает до двадцати кэмэ в час. Как на велике!
– А почему у тебя ноги не ходят? – Мишка не сдавался так легко. Если уж запал на человека, всё ему нужно было разузнать. Небось, вырастет – следователем станет, подумал Саня, каким-нибудь лейтенантом Сухобреевым… то есть Лаптевым, конечно. Настроение тут же испортилось – потому что вспомнился недавний разговор. Получилось так, что подслушал, хотя вовсе и не собирался – просто шнурок на левом кроссовке завязался тугим узлом, и пока возился в прихожей, распутывая, услышал, что доносилось из родительской комнаты, из-за неплотно прикрытой двери.
– В общем-то, что с лагерем навернулось – это, пожалуй, и к лучшему, – папин голос почему-то напоминал мокрую губку для мытья посуды. – Пусть будет поближе. Потому что здесь такого уже не случится, я принял меры… а вот что было бы там, на югах… не преувеличивай возможности нашей структуры.
– Ты что? – мама говорила так, будто в горло ей попала пушинка: вроде и не задыхаешься, а неприятно. – Ты всерьёз думаешь, что могут попытаться снова?
– Да, Катя, есть такая вероятность, – папа понизил голос, и некоторых его слов Саня не разобрал. – …легко не отступятся. Но пойми, нельзя же схватить их обоих в охапку и всю жизнь так просидеть. Не поддавайся панике… думаю, через полгода угрозы уже не будет, события развиваются в правильном направлении.
– Может, тебе всё-таки в отставку? – робко предложила мама. – Ну и плевать, что неполная пенсия. Как-нибудь проживём, в Москве работы много… зато никакие… в общем, отвяжутся…
– Соображаешь, что говоришь? – повысил голос папа. – Там на меня такие дела завязаны, что сейчас отставка – это предательство! Блин, когда же до тебя дойдёт, что ты жена офицера?
– Поругаться хочешь? – всхлипнула мама. – Ну давай, давай будем ругаться! Ты выбрал самый подходящий момент!
Дальше Саня слушать не стал, справился с непослушным узлом и, забравшись в тапки, громко потопал на кухню.
– …А это я в том году под машину попала! – терпеливо пояснила Маша. – Каталась на велике с ребятами, ну и выехали с тротуара на дорогу. Там машины припаркованные, я объезжала, а какой-то дядька на "Мазде" меня задел, я в одну сторону, велик в другую, и другой дядька, на "девятке", мне по ногам проехался. А по велику вообще грузовик… Жалко, хороший был велик, скоростной… мне его папа на ДР подарил…
Велик ей жалко! – передёрнул плечами Саня. А себя? А ноги свои?
– Но шансы-то какие-то есть? – осторожно спросил он. – Ну, что восстановятся?
– Папа говорит, надеяться всегда надо, – кивнула она. – Но пока без вариантов. Пока мои ноги вот! – и похлопала по туго накачанным колёсам.
– А почему твоя мама к нам не пришла? – продолжил допрос Мишка.
Тут уж Саня опомнился и резко дёрнул Мишку за штаны.
– Кончай тупить! Заняться нечем? Сейчас вообще в угол пойдёшь!
– Ну зачем ты так? – вздохнула Маша. – Он же маленький ещё, он про что думает, про то и сразу говорит. А ты большой, ты тоже про это думаешь, но молчишь. Мамы нет, ее убили, когда мне шесть лет было. Шла вечером с работы, она английский в вузе преподавала, и там занятия во вторую смену… Ну и какие-то обкуренные придурки… Ты не думай, это я тогда плакала, а сейчас уже давно привыкла, и когда спрашивают, всё нормально…
– Их поймали? – хрипло протянул Саня.
– Поймали, – подтвердила Маша. – Той же ночью. А толку? Ну посадили в тюрьму, а маму-то это не вернёт.
И снова кольнуло Саню ледяная иголка: вот пожалуйста, вот тебе ребёнок в беде. Уж беда так беда, причём двойная: сперва без мамы осталась, потом без ног… и что ты, восьмой палец "Ладони", волшебник недоученный, можешь сделать? Да ничего! И не потому, что недоученный, а потому что вот такое оно, волшебство. Ни вылечить, ни оживить, ни сделать так, чтобы больше никакие гады никого не убивали…
Ему представился бескрайний тёмный океан, и это было всё зло мира. Чёрные, пенные волны зла накатывались на берег, где стояли дети, кого-то сбивали с ног, кого-то пропитывали грязью, кого-то утаскивали за собой – в холодную глубину. Причём не будь здесь редкой цепочки столбов, которые принимали на себя основную мощь волн и гасили их наглый напор, берег бы вообще обезлюдел.
А ещё вдруг он увидел, как белые чайки… нет, не чайки – белые вороны кружатся небольшой стайкой над испуганными детьми, кому-то вытирают крыльями испачканное лицо, кого-то вытаскивают из воды… но их слишком мало и нет у них вникакой волшебной силы…
– Ладно, давай уж я тебе свои видео покажу, – решительно заявил он и врубил ноутбук. – Если честно, я хочу кинорежиссёром стать и снимать настоящие фильмы. А пока так… ролики…
Но показать не удалось. Едва загрузилась винда, как отчаянно взвыл Санин смартфон.
– Ты дома? – тяжело дыша, спросил Макс Снегирёв. – Можешь опять к нам? Прямо сейчас? У нас тут адский трэш!
– Ну… – протянул Саня, отчаянно глядя на Машу. – У нас вообще-то гости… А до завтра никак не подождёт?
– Да у нас тут такой дурдом! – в голосе Макса явно прорезались слёзы. – Ну пожалуйста! И Дашка тоже просит, только стесняется сама сказать. Через пять минут у твоего подъезда буду! Я быстро, потому что на велике!
– Ну ладно, выхожу! – вздохнул Саня. А куда деваться? Первое правило волшебника. Дети в беде. И ещё – ему было очень жалко сумасшедшую, но добрую Елену Сергеевну.
– Извини, – сказал он Маше. – Парень из класса позвонил, беда у него, надо помочь. Я постараюсь быстро! Может, вернусь, пока вы ещё тут…
– Ну, ясное дело! – энергично кивнула Маша. – Раз беда, надо выручать. Слушай, может, мне с тобой скататься? Если там драться надо, то учти, я умею, папа научил! И между прочим, на коляске я вообще как мотопехота! У меня и оружие есть!
Она нажала неприметную кнопочку в подлокотнике кресла, и тут же откинулась крышечка. Внутри оказалось что-то вроде пенала, откуда Маша извлекла странную штуку, более всего похожую на очень толстый блестящий карандаш. Тряхнула им – и карандаш тут же превратился в гибкий стальной хлыст длиной более метра.
– Телескопическая дубинка, – деловито пояснила она. – Очень полезная штука, если всякие козлы привяжутся. Папа на день рождения подарил и показал, как пользоваться. Только попросил без нужды не светить, потому что вообще-то это считается незаконно. Но я же понимаю, он отмажет, если придётся воевать!
– Да нет, там не война, – торопливо бросил Саня. – Там всё очень сложно. А ты, – повернулся он к Мишке, – с зайцем своим, что ли, Машу познакомь. Паззлы покажи, и вообще.
– Разберусь! – серьёзно, по-взрослому ответил мелкий. – А ты опять с мутантами сражаться будешь?
Не ответив, Саня выскользнул в коридор. Предупреждать родителей явно не стоило: если уж быть скандалу, то после, когда Лебедевы отправятся домой.
Скатившись по лестнице – как был, в наглаженной белой рубашке и новеньких тёмносиних джинсах – он выскочил из подъезда, окунулся в душную, пахнущую асфальтом жару. Солнце ещё не закатилось, но длинные изломанные тени протянулись от деревьев и фонарных столбов, точно чёрные когти невидимых, и оттого гораздо более опасных монстров.
А спустя минуту вдали нарисовался Макс. Он мчался так, будто эти опасные монстры всей стаей гнались за ним. Резко тормознул рядом, вытер ладонью пот со лба.
– Садись на багажник, поехали!
– Да ты хоть скажи, что случилось? – взмолился Саня.
– Опёка случилась! – выдохнул Макс. – Только что ушли. Давай садись, некогда болтать. Мама там совсем никакая!
2.
Цветок эмоций у Елены Сергеевны был совсем плох – точно его долго-долго не поливали и держали в тёмной кладовке. По-прежнему желтела тревога, рыжим пламенем всплёскивался страх, синел стыд, зеленела щемящая любовь – но всё это как сквозь пыльное стекло. Тусклые тона, лёгкое подрагивание – точно цветок окутан завесой невидимости.
Сама она, если смотреть обычными глазами, кое-как держалась. Не плакала, не махала руками, не бредила. Даже налила Сане чаю и посоветовала не забывать о клюквенной пастиле. Спрашивала о планах на лето, о списках внеклассного чтения, о том, чем занимаются родители. Но видно было, что самой Елене Сергеевне до этого чая и этих Елешиных списков – как до луны. Или даже как до Плутона.
– Ну, вы тут пообщайтесь, а я пойду отдохну, – вытерпев из вежливости пару минут, сообщила она. – День что-то тяжёлый был.
Саня и не прикасаясь к белому шарику чувствовал, как скручивает её боль – и никаким пенталгином эту боль не снимешь. Да и волшебством – тоже.
Хотя он всё равно попробовал. В прошлый раз гладить мозги, может, и не стоило… но сейчас всё так плохо, что уж точно хуже не будет. Надо же хоть что-то делать! И, как тогда с Динамометром на турслёте, представил, что в голове у неё пылает пожар, но с низкого серого неба сыплется мелкий дождик, сбивает пламя, угли шипят, поднимается белый пар… или всё-таки дым?
Вбухал силы немерено, а помогло ли, понять не удалось. Пожар если и ослаб, то уж точно не погас, и спустя недолгое время разгорится снова. Да, вроде ей стало полегче – или она только притворилась? Цветок её эмоций почти не изменился – разве что ещё больше поблекла тревога, зато ярче вспыхнул стыд.
Когда Елена Сергеевна вышла из кухни, Саня сразу потянулся к пастиле. Не удовольствия же ради, а для скорейшего восстановления сил! И наткнулся на укоризненный Дашин взгляд: мол, как можно думать о сладостях, когда у нас такие беды творятся?
– Рассказывайте уж, – он отодвинул недопитую чашку.
– Пошли к нам в комнату, – распорядился Макс. – А то тут слышимость больно хорошая. Хотя, конечно, маме сейчас не до того…
На первый взгляд комната Снегирей выглядела так же, как и в прошлый раз. Те же плакаты на стенах, те же стеллажи с дисками, те же синие обои в серую клеточку. Но что-то всё-таки царапалось, что-то напрягало. Какое-то едва уловимое присутствие. А может, только его след… или запах.
– Они в семь часов пришли, – хмуро сообщила Даша, плюхнувшись на диван и обхватив коленки руками. – Три тётки из опеки, одна молодая, блондинка такая навороченная, крашеная, по ходу. Вроде главная. И две пожилые уже, у неё на подхвате. Короче, сказали, что поступила жалоба… будто мама нас лупит, сидит на наркотиках и вообще… что у нас тут всякая антисанитария, тараканы верхом на крысах скачут. Ну полный улёт!
– И что эти тётки? – Саня даже немножко успокоился. Неужели нормальные люди могут поверить в такой бред? Разумеется, сотрудницы опёки увидели, что здесь чисто, что не валяются водочные бутылки и шприцы, извинились и ушли. Разве может быть иначе?
– Ходили тут всюду, фоткали, в блокнотик записывали, – поделился Макс. – Холодильник весь обшарили, нашли какой-то сырок просроченный и обрадовались: типа вот она, смертельная опасность для детишек! Ещё дневники наши с Дашкой смотрели, про школу выспрашивали, какие учителя нравятся, какие не нравятся. Потом про маму – не наказывает ли ремнём, какими словами ругается, часто ли даёт ли подзатыльники, не бывает ли пьяной. И про бабушку – сильно ли болеет, много ли денег уходит ей на лекарства, нет ли у неё маразма…
– Потом вот к этому постеру придрались! – вмешалась Даша и указала на девушку в купальнике, сидящую верхом на оскалившемся белом медведе. – Типа безобразие, эротика, безнравственность! А сама, между прочим, в короткой юбке. Если б я в такой в гимназию пришла, меня бы Елеша с Антониной сожрали в две пасти!
– Какое вообще их собачье дело! – взвился Макс. – Пусть у себя дома что хотят вешают, цветочки там, лепесточки…
Снегири ещё долго описывали омерзительных тёток с их чудовищными придирками, а Сане вдруг вспомнилось, как тогда, на Петькином дне рождения они на два голоса распевали, сколь ужасна Жаба и каких пакостей от неё можно ждать. Может, и сейчас хитрят? Может, оклеветали чудесных людей? Во всяком случае, они на такое способны, и Саня вовсе не собирался верить им безоговорочно.
Впрочем, зачем верить, если можно проверить? Не такая уж и сложная волшебка, "запах лжи". И второе правило не нарушится, потому что не для себя же, а как раз для них, страдающих детишек… Так, прикасаемся к белому шарику, вспоминаем образ цели… ну и мерзостный же запах у вранья, точно у гнилой капусты… выжимаем аккуратно спусковой крючок волшебства, и…
И ничего. То есть никакой гнили не чувствуется. Не врали сейчас Снегири. Может, что-то преувеличили, что-то ляпнули для красного словца, но обмануть его вовсе не пытались.
– А потом? – спросил он. – Когда всё тут посмотрели, что сказали?
– Потом они с мамой в комнате общались долго, – Даша говорила так, будто из пистолета стреляла, и каждое слово – пуля. Причём не в мишень, а во вполне себе настоящего врага, вроде той накрашенной блондинки из опеки. – Мы пытались подслушать, но бесполезняк, дверь плотно закрыли. Потом они ушли, и даже до свиданья не сказали.
– Вот и хорошо, – заметил Саня. – Незачем с ними больше видеться. Я вообще не понимаю, что вы так испугались? Ничего же плохого не случилось, вас ни в какой детдом не увезли. Они пришли, увидели, что тут всё культурненько, ну и свалили.
Снегири одновременно вздохнули.
– Наивный! – и за себя, и за сестру просветил его Макс. – Думаешь, это так сразу делается? Они сейчас пришли, посмотрели, потом напишут отчёт, и кто знает, что в этом отчёте будет? Мы расслабимся, типа всё хорошо, всё кончилось, а они снова вломятся, только уже с полицией, и вот тогда нас заберут. Мама это сказала, как только за ними дверь закрыла. Что теперь надо готовиться к самому худшему.
– И у неё по новой началось обострение, – добавила Даша. – Знаешь, это сразу заметно. Глаза другие становятся, и дыхание, и движения такие… как бы сказать… механические, что ли. Как у роботов в мультиках.
– Сказала, что на этот раз тётя Галя нас реально уничтожит, что она ведьма, – с кривой ухмылочкой подтвердил Макс. – И что надо срочно отсюда уезжать, продавать дачу, продавать квартиру и валить куда угодно… хоть в область. И все симки в телефонах поменять.
– Странно, – удивился Саня, – мне показалось, она как-то более или менее нормально себя вела… я не так разбираюсь, конечно, но…
– Это она при тебе получше, – признала Даша. – Ты вообще хорошо на неё влияешь. Прямо как таблетка. В тот раз вот тоже, пришёл, посидел не больше часа, а её отпустило… и настроение поднялось, и насчёт дачи как бы забыла.
– Прямо как волшебство какое-то! – согласился с ней Макс.
Саня даже вздрогнул. А что, если это намёк? А что, если они всё знают – и про "Волнорез", и про "Ладонь", и про то, что Саня волшебник? Впрочем, бред! Ну откуда им это знать? Тем более, если б знали про него, тогда бы уж и про Лиску. Нет, чепуха. Просто шутка такая.
– Ты с друзьями своими крутыми поговорил? – строго напомнила Даша. – Насчёт нашей ведьмы?
Вот интересно, на что Даша надеется? Что крутые друзья, ушуисты-эфэсбэшники, пришьют старушку? Тюк топором, и нет проблемы? Или что её обвинят в шпионаже на американскую разведку и посадят в тюрьму?
– Ага, – помедлив, сказал он хмуро. – Обещали что-то попробовать. Но сказали, что если что и будет, то всё по закону. Давайте уж на неё данные – фамилия-имя-отчество, где живёт. Вы хоть это знаете?
Снегири знали. И даже написали ему на бумажке.
– Ладно, пойду я, – задумчиво сказал он, сам себе удивляясь. Ему и остаться хотелось, потому что здесь Даша… чёрные, распущенные волосы, большие глаза, загорелые плечи… сидеть бы вот так рядом, говорить о чём-нибудь повеселее спятившей мамы и злобной тёти Гади… и в то же время как-то тягостно тут было. Воздух муторный и кислый. То ли из-за комиссии этой опёчной, то ли от безумных мыслей Елены Сергеевны. А ведь волшебство сейчас отключено, спит белый шарик… почему же всё равно что-то такое ощущается?
Да и домой пора. При мысли о том, что его там ждёт, он поёжился. Удрать от гостей! Мама наверняка в шоке, а папа в ярости. Или наоборот. Но тем более стоило торопиться.
Дома, впрочем, грозы не случилось. Когда он осторожно проник в кухню, там уже никаких гостей не было, мама деловито мыла посуду, а папа сидел, откинувшись на спинку стула, насвистывал мелодию из битлов и рассеянно смотрел в пространство. На столе сиротливо стояла почти пустая бутылка коньяка, и Саня понял, что кое у кого вечер удался.
– Ну и что с тобой делать? – папины глаза сфокусировались на провинившемся сыне, а в голосе звучала вселенская печаль. – Сразу пороть, или сперва послушать очередные оправдалки?
– Это какой вопрос, философский или риторический? – осведомился Саня. Интуиция подсказывала ему: всё не так страшно, как он нарисовал себе, вприпрыжку мчась домой. Может, и вообще обойдётся нравоучениями.
– А в чём, по-твоему, разница? – пытливо спросил папа.
– На риторический вопрос можно не отвечать, а на философский отвечать нужно, но можно гнать всякую пургу, – Саня подумал, что если бы сейчас его слышала Супермышь, то не одобрила бы слово "пурга". Остальное бы ей понравилось.
– Отвечать всё-таки придётся, – обернулась к нему мама. – Твоё счастье, что Маша категорически потребовала тебя не ругать. Представляешь, взяла с нас слово! Ты определённо произвёл на неё впечатление. Так что там у тебя за война?