Саня вздохнул. Ну что, что сейчас говорить? Правду про снегирёвскую маму? Слишком рискованно. Вдобавок пришлось бы объяснять что-то про Дашу, а вот этого совсем уж не хотелось. Ну могут же быть у него от мамы свои маленькие секреты? Не говоря уж о больших…
– Мне парень один позвонил, из нашего класса, – осторожно начал он сочинять. – Макс Снегирёв. У него маме плохо стало, почечная колика, – кстати вспомнился Димин отец с его пиелонефритом. – Ну он растерялся, не знал, что делать, мама ему запретила в "скорую" звонить, сказала, так пройдёт, а он же видит, что ей только хуже. Вот и позвонил мне, спросил, что делать. А я подумал, что тут не с ним надо говорить, а с его мамой. Вдруг она меня послушает?
– С чего бы ей тебя слушать? – задала мама естественный вопрос. – Ты что, такой авторитет для неё?
– Ну ведь от двоих отбрыкиваться в два раза труднее, чем от одного! – возразил Саня. – Ну, если по правде, мне просто так показалось… возникло такое предчувствие, будто меня послушает. И вот поэтому я сразу ноги в руки и туда. И знаешь, действительно, получилось! Я ей сказал, что если она тут загнётся без помощи, то Макса в детдом отправят, а в детдоме всякие ужасы. Короче, разрешила ему звонить в "скорую". Пришлось дождаться, пока приедут. Её даже в больницу не забрали, просто сделали какой-то укол, и ей полегчало. Ну и я сразу домой.
Саня говорил, чувствуя, будто идёт по тонкому льду, готовому в любой момент обломиться. Насколько было бы проще, если бы мама преподавала бальные танцы или работала бухгалтером. Но она – медсестра, и очень может быть, что его слова звучит для неё так же, как и Катькин "парануклеоз".
Однако обошлось. Мама долго и непонятно посмотрела на него, потом сухо сказала:
– Ладно, попробуем поверить. Хотя всё это звучит как-то натянуто.
– А был ли мальчик? – задал вопрос папа. И не риторический, а вполне себе философский, потому что тут же продолжил: – Что, если это была девочка?
– Можете проверить, – Саня постарался вложить в голос как можно больше обиды. – Звоните Максу, спрашивайте. У него уже голос начал ломаться, с девочкой не спутаете.
– Ладно, закрыли тему, – мама взъерошила его волосы мокрой рукой. – Иди в "детскую", и потише там, Мишка только недавно уснул. И чтобы в десять уже был в кровати! Проверю.
В десять он действительно лёг, хотя мог бы отвоевать время даже до одиннадцати. Каникулы ведь, в школу утром не надо. Но заводиться с мамой не стал: всё равно ведь успел с главным делом.
Оно заняло не больше пяти минут. Долго ли врубить ноут, загрузить вконтакте, увидеть, что Серёга в онлайне и кинуть ему сообщение "888". То есть – врубай защищённую связь, сейчас будет по делу. А дальше, дождавшись ответного "000", попросить его нарыть данные на всех сотрудников опёки по Восточному округу, особенно на молодых. Желательно, с фотками и адресами. Уж такому-то компьютерному гению это как задачку на движение решить.
Мудрый Серёга даже не спросил, зачем. Понял, что раз просят, значит, нужно. Пообещал к утру скинуть в запароленном файле, причём пароль придумал хитрый: "Lesha+Lara=Sekret". Впрочем, Саня подозревал, что не такой уж это секрет.
3.
Нажимать на кнопку было страшно.
Вроде всё схвачено – никто из случайных соседей не мог его сейчас увидеть, завеса включена, сила чуть ли через край не плещется, и уже готова иллюзия, "показка", как выражается Ванька. Когда Марина Викторовна откроет дверь – перед нею окажется высокий блондинистый мужчина в самом расцвете сил. Только что без пропеллера сзади. И красная книжечка, которую он ей продемонстрирует, должна развеять все её сомнения.
А всё равно до рези в кишках, до ломоты в костях не хотелось касаться звонка. Он понимал: надо. Вот как надо войти в кабинет стоматолога и сесть в кресло, под ослепительную лампу.
Конечно, проще всего было коснуться волшебством замка, войти неслышно в квартиру и явиться пред светлые очи Марины Викторовны, точно вылупившись из воздуха. Но эту идею он сразу отмёл: получилось бы явное чудо, а здесь не тот случай, что с бандитом Поттером. Ещё вообразит потом, будто ей всё приглючилось, и не сделает нужных выводов. Нет уж, пусть будет без спецэффектов.
А когда Саня отважился надавить на звонок, то как-то сразу успокоился. Рубикон перейден, сказал бы папа, мосты сожжены, добавила бы мама, и снявши голову, по волосам не плачут, заметила бы баба Люда.
Заливисто заверещало, затренькало, и за железной дверью послышались шаги. Вернее, только потому и послышались, что Саня слегка усилил волшебством слух – звукоизоляция здесь была отличная, не то что в их доме.
– Кто там? – голос Марины Викторовны оказался высоким и резким. По фотографии и не скажешь. Такая высокая блондинка с голубыми глазами должна была, по идее, говорить мурлыкающе, завораживающе. Вроде Анджелины Джоли в фильме "Солт".
Саня ещё раз проверил, нормально ли держится "показка". Недаром целых полчаса ехал рядом с ней в плотно набитом вагоне метро, а потом и две остановки в не менее набитом автобусе. Тёрся возле, легонько дотрагивался до мозгов, не гладил, а просто изучал отзвуки касаний – и соображал, как настраивать на неё иллюзию. Тогда, с наркоманом Костиком, у них всё получилось легко и быстро, но сейчас он работал в одиночку и некому было подпитать показку резервной силой. А главное, Костик и без того пребывал в шоке – ещё бы, внезапно ослепили, внезапно утащили – и потому сочинённая картинка вошла в его сознание тютелька в тютельку. Но с Мариной Викторовной сложнее – шокировать её нельзя, пугать до умопомрачения – тоже. Она должна всё запомнить и всё потом обдумать, а обдумав, сообразить, что правильнее всего послушаться странного незнакомца.
Как же ему повезло, что у неё нет машины! Конечно, волшебством и туда можно было бы забраться, на заднее сиденье, но пришлось бы всё время держать полную невидимость, а это такие расходы…
– Могу я поговорить с Мариной Викторовной Волковой? – изобразил он красивый мужской баритон, вроде как у Джонни Деппа.
– Да, это я, – послышалось из-за двери. В голосе опёчной тётки звучала какая-то лёгкая неуверенность – будто она вдруг усомнилась, в самом ли деле её так зовут. – А кто вы и что вам надо?
– Капитан Сапожников, федеральная служба безопасности, – Саня решил, что быть лейтенантом уже как-то несолидно. – Вопросик один есть, обсудить бы стоило, с глазу на глаз.
За дверью тяжело задумались. Он попробовал было глянуть на её цветок эмоций, но сквозь несколько сантиметров стали ничего не удавалось разобрать. Наверное, "цветок" работает только в зоне прямой видимости, решил Саня. Ну и ладно, сейчас всё равно откроет.
Она и впрямь открыла дверь – еле-еле, только чтобы нос высунуть, и чем-то тут же лязгнула. Должно быть, цепочку накинула.
– Удостоверение покажите! – каким-то ржавым тоном велела она.
– Да пожалуйста! – Саня нарисовал у неё перед глазами красную книжечку со щитом и мечом (а что же ещё должно быть на ней изображено, разве не эмблема чекистов?) – и тут же слегка надавил ей на мозги, подбавил чуточку страха. Не хватало ещё, чтобы она начала эту воображаемую книжечку изучать, а то и фоткать мобильником. Не до того ей сейчас должно стать.
Сработало. Марина Викторовна протянула в дверную щель ладонь с зажатой, как ей казалось, в пальцах книжечкой. Потом откинула цепочку.
– Ну заходите! – разрешила она и, отступая вглубь прихожей, велела: – Обувь снимайте, там справа шлёпанцы резиновые.
А ведь не очень-то она и боится, сообразил Саня, раз беспокоится о чистоте своих полов. Ну да ладно, всегда можно усилить.
– Проходите на кухню, – велела Марина Викторовна.
Сейчас, при свете трехрожковой люстры в коридоре, её можно было рассмотреть как следует. Собранные в хвост пшеничного цвета волосы. Глаза, ярко-голубые на фотке из вконтакте, на поверку оказались серыми с очень небольшой примесью синевы. Наверное, тоже фотошопом балуется. Губы в косметике, но явно недокрашены – очевидно, Санин звонок прервал её на середине процесса. Одета она была совсем по-домашнему – короткие лиловые шорты, голубая майка. Стоило больших усилий не пялиться на загорелые ноги.
"Волкова Марина Викторовна, 26 лет, старший инспектор муниципального отдела опеки и попечительства по Восточному округу, – значилось в Серёгином файле. – После окончания педагогического университета (химический факультет) год работала в школе, затем перешла в опёку. Родилась в городе Дмитрове Московской области, родители живут там же. Квартиру в Москве унаследовала от бабушки. Не замужем". Большего Серёге нарыть не удалось. Да и зачем? Хватило и просто фотки из вконтакте. "Она! – решительно заявил Макс, едва взглянув на картинку в Санином смартфоне. – Сто пудов, она! Взгляд такой, змеючий!"
Дальнейшее было просто. Адрес управления нашёлся в интернете за пять минут, и оставалось только за полчаса до окончания рабочего дня подъехать туда, накинуть слабенькую завесу невнимания и прогуливаться возле двери, поглядывать на выходящих.
– Ну так какое у вас ко мне дело? – недовольно поинтересовалась Марина Викторовна, посматривая то на него, то на плиту, где в духовке, подсвеченной электричеством, что-то жарилось. И судя по запаху – мясо.
Между прочим, раз уж всё происходит на кухне, могла бы хоть чаю предложить! День жаркий, а покупать газировку ему показалось слишком опасным. Вдруг в самый неподходящий момент потребуется кое-куда?
Он устроился на табуретке с мягким кожаным сиденьем, обхватил коленки руками. Всё равно Марина Викторовна видела сейчас высокого мужчину в чёрном костюме и белой рубашке, при синем галстуке, с аккуратной причёской.
– Начнём издалека, – улыбнулся Саня. – Скажите, Марина Викторовна, вам нравится ваша работа?
– Ну… – удивлённо протянула она, – работа как работа. Оплата, конечно, оставляет желать, но мы приносим пользу обществу…
– Это как сказать, – Саня показал ей широкую, на все ослепительно-белые чекистские зубы, улыбку. – Вы не могли бы припомнить те дела, которыми занимались последние пару дней? Особенно меня интересуют выездные мероприятия…
Сейчас он уже совсем не волновался, даже странным казалось, что пять минут назад боялся коснуться звонка. Как сказала бы одна бывшая актриса, а точнее, мама, вошёл в образ. Ему не нужно уже было ломать голову, подбирая слова – они сами просились на язык. В конце концов, не самая сложная роль – капитан ФСБ. Что, мало он всякого такого кино посмотрел?
– Ну… – задумалась Марина Викторовна. – А, простите, вам это для чего нужно?
Зубастая, понял Саня. Зря он думал, что стоит ей показать красную книжечку, и она захлебнётся слезами и соплями. Значит, придётся подпугивать.
– А вот это, уважаемая Марина Викторовна, вам знать совершенно необязательно. Закрытая, понимаете, информация. Обратите внимание, мы же пока с вами просто беседуем, неофициально. А можем и на Лубянку пригласить, повесткой, только это вам гораздо меньше понравится. Итак, я прямо-таки жажду узнать, по каким делам вы выезжали вчера и позавчера. Подробностей не пока надо, просто перечислите фамилии и адреса.
Марина Викторовна помолчала. Щёки её заметно наливались багрянцем, пальцы нервно стискивали друг друга. И ещё она то и дело бросала взгляд на свои крошечные, с рублёвую монету, наручные часики. Точно ждёт кого-то. Но кого ей ждать, она ведь живёт одна!
Саня вновь коснулся белого шарика и посмотрел на её цветок эмоций. Ничего интересного. Два страха – один, поярче, густо-лиловый, другой, послабее, оранжевый, приторно-жёлтая тревога, красное раздражение – это, конечно, к нему. Но кроме раздражения, было что-то ещё, какого-то неопределённого, постоянно меняющегося цвета. Более всего оно походило на интерес. Странный какой-то интерес, мутноватый.
– Да, я понимаю, – наконец кивнула она. – Секундочку, только посмотрю, что со свининой делается. – Она открыла духовку, вытащила противень, уставилась на него изучающе, потом задвинула вновь. – Да, конечно, у вас оперативные соображения. В общем, позавчера, в воскресенье, у меня вообще выездов не было… вообще-то выходной день. Конечно, если бы что-то ужасное случилось, например, какой-то пьяный урод своего ребёнка убил, полиция всё равно бы нас вызвонила, выходной не выходной, а ехать надо. Но повезло. А вот вчера было четыре плановых выезда. Семья Гуреевых, улица Борискина, девять. Там социальное неблагополучие, родители не работают, соседи давно сигнализируют, что дети запущены. Далее… – наморщила она лоб. – А, точно, Васёнкины, Щербаковская улица, семь. Там родители в разводе и у них суд по родительским правам, папа требует лишить маму, соответственно, надо составить акт обследования условий… Потом Снегирёвы, Третья Соколовская, двадцать два. Там мать-одиночка, и поступил сигнал, что наркомания и плохое обращение с детьми… И наконец…
– Стоп! – перебил её Саня. – Вот про Снегирёвых-то и расскажите подробнее.
– Да что там рассказывать, – вздохнула Марина Викторовна. – Мать-одиночка – правда, социально благополучная, работает в торговой компании, прилично зарабатывает. Двое детей, подростки. Бабушка, то есть мать Снегирёвой, тяжело больна, последние полгода почти всё время по больницам и санаториям. Поступил сигнал, что Снегирёва употребляет наркотики и бьёт детей. Мы поехали по адресу, посмотрели. Ну что сказать? Бытовые условия приемлемые, хотя то, что разнополые подростки в одной комнате живут – это непорядок. Факты телесных наказаний дети отрицают. В школе успеваемость приличная, я смотрела их дневники. Но мать действительно какая-то странная. Я затребовала от неё справку из наркодиспансера, по результатам будем реагировать. Возможно, поставим семью на учёт…
– А вот этого, – понизил голос Саня, – делать ни в коем случае не следует. – Он слегка усилил давление на мозги. – Вообще, забудьте про существование семьи Снегирёвых. Мы сами по ним работаем и нам не нужно, чтобы кто-то путался под ногами. Будут поступать сигналы на них – смело спускайте в унитаз.
– Там что-то серьёзное? – испуганно спросила Марина Викторовна. – Снегирёва во что-то замешана?
– Это вам знать необязательно, – суровым баритоном Джонни Деппа сообщил Саня. – А вот что обязательно знать – нам эта женщина нужна и портить нам игру мы никому не позволим. Кстати, откуда к вам поступил сигнал на неё?
Она совсем было собралась ответить, но тут к ним пришли. Неплотно прикрытая дверь кухни слегка отворилась, и в образовавшуюся щель просочилась белая кошка с высокими острыми ушами. Удивлённо уставилась на Саню, выгнула спину и угрожающе зашипела.
Пришлось и её коснуться волшебством – благо силы ещё оставалось достаточно. А тут и требовался пустячок – погладить крошечные кошачьи мозги, внушить, что он свой. Лиска как-то объясняла ему, что коты и кошки считают своих хозяев членами стаи, причём вовсе не обязательно главными. Вот и этой белой он дал понять: тут на табуретке не кто-нибудь, а Главный Кот.
Белая преобразилась: перестала шипеть и буравить его жёлтыми глазами, а потом и вовсе прыгнула ему на колени. Пришлось гладить.
– Муся, это не к тебе! – вскричала Марина Викторовна. – Извините, господин капитан, я сейчас уберу её!
– Не стоит, – запротестовал Саня. – Пускай ласкается. Меня животные любят. У моей… гм… в общем, хорошей знакомой аж четыре кота в доме, и со всеми у меня общий язык. Так что Муся нам не помешает.
Действительно, не хватало только, чтобы Марина Викторовна схватила кошку – и случайно дотронулась бы до него. Иллюзия же только зрительная и слуховая, а на осязание не влияет, и вместо глаженых брюк она ощутила бы голые Санины ноги. Разрыв шаблона, как сказал бы папа.
– Итак, вернёмся к нашей приятной беседе, – напомнил он. – Так откуда поступил сигнал на гражданку Снегирёву?
– Это к нам из полиции направили. Скан письма и просьба провести проверку адреса… а данные заявителя замазаны… ну вы же знаете, федеральный закон о защите персональных данных.
Саня такого закона не знал, но ему хватило ума не переспрашивать. Тем более, что и так понятно: тётя Гадя, кто ж ещё?
Он вновь коснулся белого шарика – надо было проверить, сколько осталось силы. Не хватало ещё, чтобы она внезапно иссякла, иллюзия рассеялась и Марина Викторовна обнаружила бы на табуретке никакого не капитана ФСБ в строгом костюме, а тринадцатилетнего пацана в спортивных шортах и футболке с надписью "I want to heaven!" И что тогда? Особенно если истощишься до нуля и не хватит силы даже на простейшую завесу невидимости?
Тревога оказалась ложной – силы в нём плескалось достаточно. "Придумай визуализацию, – учил его Дима. – У меня, например, это столбик термометра. У Серёги – часы со стрелками. А ты своё сочини, и потом оно на автомате будет показываться".
Сочинилась почему-то бутылка. Пузатая, из голубоватого стекла, и даже с ручкой на боку. Сейчас она была полна более чем наполовину, и хотя самое главное уже прозвучало, Саня решил слегка задержаться. Закрепить внушение, а заодно попрактиковаться в хитрой волшебке "правдоруб". Так её называл Ванька, который вообще любил придумывать всякие забавные словечки для волшебных дел.
– Вот смотри, – разъяснял он ещё в тот день, когда они следили за Костиком, – есть волшебка "запах лжи", она простенькая, ей все быстро обучаются. Но что будешь делать, если человек и не врёт, и не говорит правду? Просто молчит, например? Тогда умелые волшебники применяют "правдоруб". Развязывают язык, понимаешь?
– Это как сыворотка правды у спецслужб? – вспомнились Сане разные книжки и фильмы.
– Типа того, – солидно кивнул Ванька. – Но от сыворотки правды потом крышу сносит, а от "правдоруба" никакого вреда. Просто сам себе удивляется: чего это я трепался?
– А ты умеешь? – уважительно спросил Саня.
– Не, – махнул Ванька рукой. – Сколько ни пробовал, не выходит. Мне и Данила показывал, и Лёха… а не получается. Вроде бы и простой образ цели, а точность нужна… чуть недожмёшь силой, не сработает, чуть пережмёшь – человек почует, что его несёт, и заткнётся. Это всё равно как десятку выбить, со ста метров.
Когда-то же нужно начинать, решил Саня. Почему бы не сейчас? Вот сидит тётка, от которой зависит судьба Снегирей. Значит, второе правило не мешает, значит, с ней можно. Ради Дашки же! Ну и Макса, конечно. В худшем случае он зря потратит часть силы – и тогда вовремя смотается.
Очень скоро Саня убедился, что самое сложное в "правдорубе" как раз не расход силы. Самое сложное – правильный образ цели. Вот что ему нужно сейчас? Чтобы Марина Викторовна начала всю свою жизнь рассказывать, начиная с ясельной группы детского сада? Чтобы делилась всеми своими радостями и горестями? Нет, не то. Нужно, чтобы она честно отвечала на вопросы, но не болтала лишнего.
Он представил её мозг как огромный аквариум, в котором плавают мелкие рыбки, чёрные и красные. Чёрные – это враньё, красные – правда. Задать вопрос – это всё равно что открыть кран, и по стеклянной трубке внизу аквариума потечёт вода слов. И с водой – рыбки. Нужно, чтобы какая-то невидимая ладонь тормозила чёрных и пропускала красных. Но только тех красных, которые по делу.
Он аккуратно выжал спусковой крючок, подпитал "правдоруб" силой – и только тут сообразил, что не придумал, о чём вообще спрашивать. Пришлось сочинять на ходу.
– Скажите, Марина Викторовна, а почему вы не остались работать в школе? Ведь это же, наверное, так интересно – учить детей, знания им всякие давать?
Марина Викторовна нервно вздохнула.