- Папа, - спросила она, - а зачем надо убивать русских? - С чего ты это взяла? - возмутился отец. - Что за гадость у тебя в голове? - В "Родной речи" написано, - ответила дочка и вслух прочитала: русские - свиньи, они наши враги. Когда ты вырастешь, научись убивать их при всяком удобном случае. Гадаборшев не читал учебники на родном языке, а тут взял, полистал - и схватился за голову. Сплошные антирусские сентенции. Москва не контролировала издания на национальных языках, чем и пользовались башибузуки от просвещения.
Как правоверный коммунист Гадаборшев пошел с запиской в Чечено-Ингушский обком КПСС, где тогда, кстати, не последнюю должность занимал Доку Завгаев - будущий глава республики. Но обком не отреагировал на записку. И Осман направил письмо в ЦК КПСС.
Поднялся шум. В обкоме во след Гадаборшеву зло бросали: "Стукач!" А однажды он поздно вечером возвращался с работы домой и как только открыл калитку, ему выстрелили в спину из пистолета. Метили в сердце, но чуть занизили - пробили легкое.
Его едва вытянули с того света. Отдел пропаганды ЦК пристроил Османа в "Правду" (где тогда работал и я) - корреспондентом по Вологодской области. Подальше от Кавказа! Мы - его коллеги ездили в Вологду, чтобы помочь южному человеку освоиться в северных краях.
В 80–е годы чечено–ингушский официоз усилил героизацию личности абрека Зелимхана Гушмазукаева. Колхоз имени Зелимхана, улицы имени Зелимхана, фильмы и книги о нем - что–то вроде "Жития святого Зелимхана". Молодежь должна была ему подражать и следовать примеру героя.
Как гимн звучала по утрам кантата Гешаева:
Когда над горами сгущался туман
И был камнепад небывалый,
В Харачое родился абрек Зелимхан,
Гроза всей России немалой…
А чем он прославился, шастая по Кавказу еще в царское время? Вот некоторые его подвиги: застрелил начальника Грозненского округа Добровольского и начальника Веденского округа полковника Галаева, совершил налет на Грозненский вокзал, умыкнув из кассы 18 тысяч рублей, остановил со своей бандой пассажирский поезд и расстрелял 17 ехавших в нем русских офицеров с семьями. Особенно красочно расписывалось нападение отряда Зелимхана на Кизляр (позже Радуев повторит его "подвиг"), где он ограбил банк. Все это, естественно, выдавалось чеченскими пропагандистами за решительную борьбу с проклятым царизмом.
Со стороны Чечено-Ингушетия тогда не выглядела мятежным регионом. Но внутри стояла предгрозовая духота - русские семьи стали покидать республику.
В один из приездов в Грозный я не нашел на прежнем месте памятник генералу Ермолову - его задвинули в грязную нишу и обмотали колючей проволокой. Зато при въезде в ущелья стоял во всей красоте в гипсе и бронзе абрек Зелимхан - в бурке, папахе, держа под уздцы вороного коня.
А экономика автономной республики едва волочила ноги. Первым секретарем Чечено-Ингушского обкома КПСС прислали из Куйбышева Владимира Фотеева. Энергичный, умный человек, он был стреножен указанием Центра: "Нам не важны показатели - нам нужна тишина в республике".
- О какой эффективности вы говорите? - морщился Фотеев от моих неуместных вопросов. - Все тейпы требуют себе руководящие должности. Чтобы всех ублажить, приходится дробить совхозы и предприятия, создавать новые начальственные посты. В обкоме я встретил и Доку Завгаева - он был тогда уже вторым секретарем обкома КПСС и отвечал как раз за идеологию. Прикидываясь несведущим, я спросил его:
- А что это у вас за джигит с конем у каждого въезда в ущелье?
- Ну, не у каждого, а кое–где стоит, - уточнил Доку Гапурович. - Это наш национальный герой Зелимхан. - Тот, что промышлял грабежами? - Да, тот. У каждого народа свои герои, - философски произнес Завгаев. (Летом 1989 года, на волне горбачевской раздачи страны национальным баронам, "философ" станет первым секретарем этого обкома КПСС - начнется бурное вытеснение с руководящих постов нечеченских кадров и насаждение примитивизированного ислама. Главный коммунист Вайнахии ковал, пока горячо: за два года - до сентябрьских событий 91–го - в республике вместо школ построили 200 мечетей, открыли исламские университеты в Курчалое и Назрани. Осенью 90-го Верховный Совет Чечено-Ингушетии под предводительством Завгаева принял Декларацию о ее государственном суверенитете и пригрозил подписать Союзный договор с другими республиками СССР, т. е. остаться в составе Советского Союза, только после "возврата отторгнутых территорий Ингушетии".
Первый секретарь пытался усидеть на двух стульях - коммунизме и вульгарном исламе. Но шмякнулся между ними. Позже, после провала Завгаевым всех чеченских миссий, Ельцин назначит его Чрезвычайным и Полномочным послом России в Танзании, а Путин сделает замом министра иностранных дел РФ - не по каким–нибудь второстепенным вопросам, а по финансовым. Бнай Брит не позволяет вассалам разбрасываться полезными для Суперордена кадрами.
Кажется, перенасытил я себя удовольствием слушать по утрам кантату о Зелимхане. Теперь трудно спуститься с ее высокого слога. Так вот, "когда над горами сгущался туман", тогда и готовилась почва под такое событие, как явление Дудаева Джохара народу.
4
В начале сентября 91–го архаровцы Дудаева захватили грозненский телецентр и Дом радио. Для нашего Министерства печати это стало чрезвычайным событием. Из Грозного мне звонили журналисты - их не пускают в рабочие кабинеты.
Я пытался связаться с главой Чечено-Ингушской Республики Доку Завгаевым, но в приемной ответили, что сами ищут его не первый день.
Направить в Грозный кого–то из министерских чиновников? Но это выглядело бы не по–мужски. Положение такое, что надо отправляться самому.
Я позвонил президенту Ельцину - получить разрешение на поездку (так было положено). Он дал "добро" без особой охоты и сказал:
- Туда я направляю Бурбулиса с группой - вы присоединитесь к нему. Потом добавил:
- Посмотрите там все своими глазами и мне доложите. В начальственных кабинетах Грозного гулял ветер - был полный вакуум власти. Я взял в помощники двух влиятельных знакомых чеченцев и приехал в телецентр. После долгих препирательств вошли в здание, а там - бедлам. По углам высокими кучами лежали буханки хлеба, на полу - грязные тулупы, от которых тянуло прелой овчиной, на подоконниках стояли пулеметы Симонова со свисающими заправленными лентами.
Какой–то молодой вайнах подскочил и попытался сорвать с лацкана моего пиджака знак народного депутата СССР.
- Брысь, салага! - сказал я ему по–чеченски (этому меня научили вайнахские одноклассники еще в Восточном Казахстане) и ребром ладони резко ударил по бицепсу. Рука нападавшего обвисла, а другой он потянул к себе автомат. Но бородачбоевик сказал ему что–то строгое по–чеченски - инцидент был исчерпан. Мы повели разговор. Приказ захватить телецентр был отдан Дудаевым, и уйдут они отсюда только по приказу Дудаева. Так объяснили мне ситуацию архаровцы генерала.
Группа госсекретаря Геннадия Бурбулиса (в ней были начальники из МВД РСФСР) уже встречалась с Дудаевым, и я назавтра присоединился к ней. Захват телецентра был только частью возникших проблем.
Джохар со своей командой располагался на окраине Грозного, в двухэтажной школе. Воды в здании давно не было, а в обесточенные туалеты люди ходили тоже давно - это было видно по заросшим дерьмом унитазам и их окрестностям, а также слышно - по вони, щипавшей ноздри даже в коридорах и комнатах. В одной из таких комнат мы проводили переговоры.
Перед школой располагалась небольшая площадь - на ней группа старых чеченцев кружила в своем ритуальном танце (в результате трехдневных наблюдений я взял себе на заметку: около семи часов вечера старики–чеченцы расходились по домам, площадь пустела и дудаевская команда с десятком охранников оставалась одна. При желании ее можно было интернировать вертолетным десантом "без шума и пыли").
Усы выдают характер мужчины. Хозяева пышных усов, как правило, открытые люди, без вождистских амбиций, в военном деле - рубаки. А тонкая строчка под носом - признак высокого самомнения, коварства их обладателя. Такие люди и в гражданской жизни, и в военном деле стремятся взобраться на высокие командные должности.
У Джохара были тонкие усы, а большие глаза с поволокой секс–охотника только подчеркивали их узость.
- Вы меня оставите без моей гвардии, - пошутил он при знакомстве со мной, имея в виду стычку с его архаровцем в телецентре. Ему доложили все обстоятельства моего посещения учреждения, и в голосе Дудаева я уловил нотки уважения. - А зачем вам телевидение? - неожиданно спросил он. Отвечать на детские вопросы всегда трудно. - Народу хлеб нужен, а не телевидение, - продолжал Джохар. - Мы вырубили его (часть программ закрыли, оставили политагитки с лозунгами, типа: "Ичкерия - субъект Аллаха ". - Авт.), и народ даже не заметил. Он говорил это в присутствии Зелимхана Яндарбиева, говорил подчеркнуто небрежно.
Я обратил внимание: на переговорах, когда рядом был Яндарбиев, Дудаев вел себя жестко, несговорчиво, а без него менялся, становился благоразумным собеседником, как бы освобождался от пресса. Правда, от Зелимхана отрываться не удавалось: мы с Дудаевым выходили на улицу подышать - он рядом, мы, перебрасываясь словами, останавливались на лестнице - он тут же спешил к нам (после убийства Джохара Зелимхан сразу же станет президентом Ичкерии).
Яндарбиева я знал раньше: он вращался в московских литературных кругах, занимался поэзией, издавал сборники своих стихов с такими милыми сердцу названиями, как "Сажайте, люди, деревца!". Он родился недалеко от Усть-Каменогорска, в таежном селе Выдриха на горной реке Уба. В ней водился крупный таймень с алыми плавниками и хариус. Об этом мы как земляки непременно вспоминали с Яндарбиевым, встречаясь в прежние годы.
Потом Зелимхан увяз в сетях спецслужб Турции, Иордании и черт знает еще каких стран. Буквально на глазах переродился в непримиримого врага России и стал главным идеологом сепаратизма в Чечено-Ингушской АССР. Он со свирепым рвением исполнял возложенную на него заграничными шефами роль смотрящего за политиками Северного Кавказа. И распоряжался финансами, поступавшими "оттуда" для разогрева Вайнахии.
Зелимхана опасались.
Улучив момент, я взял его под локоток и тихо сказал:
- Земляк, зачем ты так усердно пасешь Джохара? - Это не ваше дело, - окрысился он, переходя на "вы", - А ваш земляк я по несчастью. Моя родина Ичкерия и земляки - чеченцы.
И повернулся ко мне спиной. Не научила меня жизнь тонкостям дипломатии. Хотя из дикого волка в любом случае не получишь дрессированного Полкана, приносящего домашние тапочки.
На переговорах Яндарбиев выбрал скандальный тон. Мы даже обращались к Дудаеву, чтобы тот утихомиривал соплеменника. Но Джохар не обращал внимания на наши протесты, а только поддакивал своему идеологу, сидевшему от него по правую руку.
Архаровцы Дудаева разогнали журналистов и оккупировали телерадиокомитет, потому что его председатель вместе с главой республики Доку Завгаевым поддержал ГКЧП. Так наши партнеры по переговорам трактовали события. А кто они такие, чтобы распоряжаться собственностью и кадрами Министерства печати и информации РСФСР? Яндарбиев на это кричал: они здесь хозяева, и нечего Москве лезть в дела республики. Тем более - выручать гэкэчепистов (прием демагогов: речь–то шла не о защите чести мундира какого–то человека, а об ответственности за самоуправство).
Дудаев немного смягчал позицию бывшего учителя "сажать деревца": вот подберут кандидата на пост председателя, и телекомпания заработает в прежнем режиме. "Давайте подбирать вместе", - предложил он. А почему Москва должна решать такой вопрос под дулом пистолетов каких–то башибузуков?! Вокруг этого и шли наши споры. В конце концов (не без помощи Хасбулатова) мы нашли общий язык: журналисты вернулись в студии, компания заработала. В разговорах о политическом положении в республике солировал Бурбулис. Много было вымыслов в прессе о его якобы сговоре с сепаратистами, но я должен сказать - на переговорах он твердо отстаивал интересы России. Шумливому Яндарбиеву он бросал, чтобы тот и не мечтал о выходе из состава РСФСР. А всей команде Дудаева говорил в грубоватой форме: если они действительно патриоты Чечено-Ингушской Республики, пусть помогают вводить ситуацию в конституционное русло, а если будут вилять и смутьянить - Россия их разделает под орех.
Конечно, это были только слова. Генералы МВД РСФСР, чьи службы должны бы уже и разблокировать телецентр, и поставить на место мятежников, тут же сидели молча, с равнодушием выслушивая эскапады политика.
Когда страсти накалялись до предела, Бурбулис просил оставить его с Джохаром один на один. Они долго о чем–то беседовали (Яндарбиев шмыгал к ним в кабинет почти ежеминутно), после чего Дудаев осаживал свою группу.
Все сходились на том, что выходу из кризиса мешает поведение Доку Завгаева: он числится при верховной власти, все еще глава Вайнахии, но находится в бегах, не делает никаких заявлений, и никто не может понять, что происходит. Правительство не функционирует. По улицам городов сновали машины с высунутыми из окон стволами автоматов. Кто эти вооруженные люди, чьи кланы они представляют?
Для нормального государства ситуация возникла более чем нелепая. Хотя группа Дудаева и устроила погром в Верховном Совете (якобы за поддержку ГКЧП), но была еще ничем. Была далеко от власти, сидя в загаженном здании школы. А легитимная власть со всеми силовыми структурами самоустранилась от выполнения своих функций, зарылась в норы, как выводок пауков перед ливнем. И хитрован Доку Завгаев - закрутил своими интригами "вихри враждебные", теперь сидит где–то, как филин в дупле, наблюдая за расползанием по республике сепаратистского гноя.
Я позвонил Ельцину и рассказал о первых впечатлениях об увиденном.
- Постарайтесь найти Завгаева и поговорить с ним, - поручил Борис Николаевич. В Грозном у меня оказалось немало знакомых чеченцев. С кет–то мы провели детство в Восточном Казахстане, но по большей части это были люди, окончившие, как и я, Казахский государственный университет в Алма-Ате. Много чеченцев училось в КазГУ, почти все они занимались борьбой или тяжелой атлетикой, и я достаточно времени провел с ними на тренировках и спортивных сборах перед всесоюзными соревнованиями.
Знакомые давно обустроились на престижных должностях в спецслужбах и аппарате правительства - им был нужен покой в республике. А припадки сепаратистской эпилепсии тревожили их. Куда, как не к ним, надо было двигать за информацией о местоположении Завгаева, да и о закулисной стороне дудаевского мятежа?
Друг про друга вайнахи знают все или почти все. Но поскольку они - нация, как вещь в себе: закрытая, непрозрачная, вытащить из них сведения о внутренней жизни постороннему человеку непросто. Правда, если они "съели пуд соли" с тобой и тебе доверяют, то рассказывают про все без утайки.
Как случилось, рассуждали друзья за скромным вечерним столом, что генерал Дудаев в свои сорок шесть лет бросил перспективную военную службу (был командиром дивизии дальней авиации в эстонском городе Тарту) и подался в Чечню? Раньше он не баловал Кавказ своими приездами - жил и учился в Тамбове, служил в далеких от родины городах, заканчивал Военно–воздушную академию имени Гагарина, воевал в Афганистане.
И отпуска с русской женой проводил где–нибудь на море. Чеченцы только слышали, что у них, как у ингушей Аушев, тоже есть свой боевой генерал, который управлял полком в Афганистане, подвергая ковровым бомбардировкам позиции и аулы моджахедов.
- Вай–вай, - качали головой старики, - как может вайнах сжигать родовые гнезда братьев–мусульман?
Тогда "откуда у хлопца" чеченская грусть?
В начале 90–го активизировалась на кавказском направлении работа посольств Турции и Иордании в СССР. Судьба Советского Союза, как мы знаем, была предрешена. Бнай Брит, словно лев, насытился и, чуть отодвинувшись в сторону, издавал утробные звуки отрыжки: пусть шакалы ковыряются в остатках добычи. У них со львом одно поле охоты.
Службы посольств организовывали поездки в Грозный чеченских делегаций из своих стран. В тамошних вайнахских диаспорах антисоветский настрой был в порядке вещей, и в делегации подбирали людей соответствующих. Зелимхан Яндарбиев стелился перед гостями кошмой: возил их по городам и поселкам, устраивал встречи со старейшинами и молодежью.
Никто не скрывал пропагандистских целей своих приездов. На всех встречах гости повторяли, как заученное: советская держава ослабла, дышит на ладан, и время пришло для национальной идеи вайнахов - идеи реванша. Реванша за депортацию, за довоенные чистки аулов чекистами и даже за ермоловские операции в горах.
Пожилые чеченцы встречали заезжих провокаторов настороженно. Но молодежи их слова нравились. Реванш - это ведь автомат в руки и пали по встречным–поперечным.
А кураторы Яндарбиева под реваншем подразумевали нечто иное - возрождение на Северном Кавказе независимого исламского государства - верного союзника Турции и других ближневосточных сателлитов США. Вайнахия должна былаиграть роль собирателя соседних земель в Конфедерацию Горских республик, объединившую на первом этапе ЧеченоИнгушетию с Дагестаном, а затем - с Кабардино-Балкарией, Карачаево-Черкесией и даже с буддистской Калмыкией.
Надо выдернуть из–под России стратегически важный регион с разветвленной нефтегазотранспортной системой и превратить его для русских в минное поле.
Планы большие, а где взять для их исполнения нового имама Шамиля? Завгаев не годился - вертляв, как флюгер. Среди дагестанских политиков влиятельных сепаратистов не было.
Вспомнили о генерал–майоре Дудаеве - кавалере ордена Боевого Красного Знамени. Он не запятнан межтейповыми разборками, решителен и смел. Приучен командовать вооруженными силами. Политические взгляды? Они у основной части вайнахов одни: брать для себя больше свободы, за счет несвободы других. Правда, Джохар не знал чеченского языка. Не беда - выучит.
В Тарту съездил сначала один Яндарбиев. Потом свозил туда активистов только что созданной Вайнахской демократической партии, затем представителей диаспор из США и Турции. Генералу сказали: парень, хватит сидеть в стороне! Горбачев собрался дать автономиям статус союзных республик - Чечено-Ингушетии потребуется авторитетный президент, чтобы кремлевская чиновничья мелкота выстраивалась перед ним во фрунт и чтобы он выбивал финансы из Центра (об идее создания Конфедерации горских республик пока умалчивали - Дудаев сам должен дозреть до нее). Словом, пора Джохару уходить в отставку и перебираться в Вайнахию - готовить народ к своему воцарению. Летом 90–го отставной генерал Дудаев прибыл в Грозный.
Нахватался же он в Эстонии европейских заморочек: собрал в толстую папку компромат на местную власть и отправился по селам рассказывать людям - с этой папкой Джохар поедет в Гаагу судить Международным трибуналом "клику Завгаевых ". Власть достала народ взятками, и все соглашались, что ее надо судить. Только зачем для этого ехать за тридевять земель? "Бери власть, - говорили ему, - и суди взяточников здесь, принародно. Люди тебя поддержат".