Несмотря на воскресенье, вся школа гудела как улей. Вовсю шли приготовления к празднованию Нового года. В коридорах украшали стены, вешали под потолком нитки с ватой, изображавшей снег, и вырезанные из тонкой белой бумаги ажурные, прозрачные снежинки.
Вход в школу оформили сосновыми пушистыми ветками с красными шелковыми бантами и "снегом" из крошек пенопласта.
Больше всего ребят собралось в актовом зале, где посредине высилась пышная елка, вокруг которой стояли большие коробки с елочными игрушками, гирляндами, разноцветными флажками, бусами и хлопушками. Здесь же стояли две стремянки, стоя на которых, ребята и наряжали елку.
На сцене шла генеральная репетиция сказки "Золушка". Все артисты были одеты в костюмы эпохи французского короля Людовика IX и двигались среди декораций так уверенно и так вдохновенно при этом читали свой текст, как если бы они были не московскими школьниками, а настоящими придворными дамами и кавалерами, королями и королевами, волшебниками и карликами. Очень хороша была и Золушка, сначала в простой одежде и грубых башмаках, а потом уже в изящном бальном платье и "хрустальных" (Горностаев сам лично превратил туфли Машиной мамы из белых в подобие хрустальных, оклеив их серебряной фольгой) туфельках.
В моменты, когда за кулисами (а попросту за бархатной портьерой, за которой образовался закуток для переодевания) Золушка и Мачеха встречались в более доброжелательной атмосфере, Света уже в который раз обращала внимание Маши на рыжую девочку, довольно плохо игравшую роль придворной дамы. "Она так двигается, словно платье с обручами мешает ей, а ведь платье красивое, не то что у меня, - говорила Света. - Ты не знаешь, кто это такая?" - "Понятия не имею, - отвечала Маша, думая о своем и представляя себя настоящей артисткой, которой после репетиции предстоит еще один важный визит в театр. Она слушала Свету вполуха. - Кажется, она из параллельного класса и зовут ее Женей". - "Понимаешь, когда я только выхожу на сцену, она прямо-таки глаз с меня не сводит". - "Да брось ты, Света, все это тебе только кажется. Ну подумай сама, зачем ей на тебя смотреть? Если бы она была мальчиком, я еще понимаю… Все, сейчас мой выход". - И Маша, подхватывая подол платья, бежала на сцену.
Света же, глядя из-за кулис на стоящую в глубине сцены рыженькую и сильно напудренную Женю, пыталась вспомнить, откуда она ее знает. Лицо девочки казалось ей до боли знакомым, но вот причину ее колючего взгляда так для себя и не выяснила. "Наверное, мне действительно показалось, - решила она и стала готовиться уже к своему выходу. - Дочки, за мной!" - скомандовала она, обращаясь к своим дочерям по сказке, и тоже вышла на сцену.
Света понимала, что весь спектакль Саша Дронов, несмотря на свою любовь к ней (не далее, как вчера он шепнул ей на ухо слова любви: "Света, я тебя… …"), все же любовался красивой и талантливой Машей. Да и не только он один, еще и Горностаев со всей мужской половиной школы. Маша считалась первой красавицей, к тому же была свободна и легка в общении, чувствовала себя уверенно и ничего не боялась. Больше того, от нее постоянно исходила, чувствовалась какая-то тайна, что делало ее в глазах мальчишек еще более привлекательной. А что было бы, если бы в школе узнали про ее, пусть даже и односторонний и безответный, роман с Юрием Могилевским?..
Идея заманить Могилевского в ресторан "Прага", чтобы сфотографировать его там вместе со своей мамой, доказав тем самым Маше, что он прежде всего шут, которого можно купить за деньги, провалилась. Маша буквально пару часов назад, еще перед репетицией, успела обмолвиться о том, что ей сегодня надо будет срочно увидеть его. Конечно, она поедет в театр. Вот только что она задумала, Света не знала. А как было бы хорошо, если бы Маша разочаровалась в своем кумире. Тогда бы она вернулась к Горностаеву, а Дронов в присутствии друга не стал бы таращиться на Машу и время от времени оказывать ей знаки внимания, как это было до сих пор. Они оба увивались за Машей словно по инерции, и с этим Свете приходилось мириться и от этого же страдать. Вот если бы ее отцу удалось уговорить Филиппова пригласить к себе в банк на праздник красавца актера! Но Света так и не поняла, удалось ли отцу дозвониться до Филиппова и чем закончился их разговор.
После репетиции все возвращались домой усталые, но, не сговариваясь, вдруг дружной гурьбой ввалились в подъезд, где жил Горностаев, и поднялись в штаб.
- Устала, - говорила Маша, снимая шубку и бросая ее на диван. - Уф…
Хочешь, я сварю тебе кофе? - спросил Сергей, весь день не сводящий с нее восхищенных глаз и тайно наслаждавшийся тем, что Золушка - его девчонка и только он имеет на нее право. Но, предложив кофе, тотчас понял, что ведет себя глупо, и поправился: - Давайте все пить кофе!
Я помогу тебе, - сказала Света и пошла за Горностаевым на кухню.
Я тоже устал, хотя почти ничего не делал, - признался Никита, доставая платок и промокая вспотевшее лицо. - Подумаешь, станцевал пару менуэтов со своей дамой да помог повесить гирлянду.
Да ты ни минуты без дела не сидел, - сказал ему Дронов.
- У меня на сегодняшний вечер были другие планы, но я просто физически не могу сейчас двинуться с места… - глядя куда-то в пространство, сказала Маша, чем заинтриговала сидящего рядом с ней Дронова, хотя у него мелькнула мысль о том, что она собиралась в театр. - Кстати, что-то Горностаев ничего не говорит, чем закончилось дело с дискетами…
Во всяком случае, утром он еще ничего и сам не знал, - сказал Никита и расхохотался, вспомнив свой телефонный розыгрыш. - Да и вообще, у него голова была забита другим… он боялся ареста… - И мальчик в двух словах рассказал, как было дело.
Какой же ты жестокий, братец. - Маша дала ему легкий, но вполне педагогический подзатыльник и тут же нежно, по-сестрински, поцеловала в розовую щеку: - Хотя молодец, ничего не скажешь… Вот если бы мне такое сказали по телефону, я бы тоже испугалась и побежала собирать теплые вещички…
Зазвонил телефон. Маша взяла трубку.
- Света, это тебя, - позвала она Свету из кухни, а когда та пришла, добавила с лукавой улыбкой: - Мужчина… И у него довольно приятный голос…
Света взяла трубку - звонил ее отец, Михаил Александрович.
Зайка, - говорил он радостно, - я обо всем договорился! У Филиппова радость - террористов схватили, он сэкономил целых десять тысяч баксов, поэтому, как ты понимаешь, то есть на радостях, согласился пригласить Могилевского на роль Деда Мороза. Но самое главное, что и мы, наша семья тоже приглашена в банк, на празднование Нового года. И это будет уже завтра…
Но у меня завтра спектакль!
Ничего страшного, он же закончится в первой половине дня, в мы приглашены аж к семи вечера! Ты бы видела, как обрадовалась мама. Она сказала, что обязательно потанцует с Дедом Морозом. Я рад за нее, честное слово. А то она у нас, бедняжка, совсем затворницей стала, все дома да дома, только и делает, что обед варит да меня ублажает… Ну все, я тебя обрадовал?
Да, хорошо, что позвонил… - Света, с трудом скрывая свою радость, положила трубку.
И кто это был? - с любопытством уставилась на нее Маша. - Поклонник? Кому ты дала телефон штаба?
Не вредничай и не приставай к человеку, - одернул ее Никита. - Вечно во все нос суешь… Только без рук! - И он увернулся от сестры. - Помогите! Спасите!
В комнату вошел Горностаев с подносом, на котором стояли чашки с горячим кофе.
Сергей, ты бы позвонил отцу, спросил, как там наш кондитер, - сказала Маша. - Да и вообще, надо же узнать, что нас ждет и какой срок мы получим за съеденные пирожные и угон автомобиля…
Да! - спохватился Сергей и чуть не уронил поднос. - А про машину-то я отцу ничего не сказал, в смысле, где мы ее бросили… Ты права, что-то я заигрался совсем в этом спектакле и о самом главном забыл.
Он позвонил домой. Трубку взял отец, голос у него был сонный:
- Сережа? Все нормально, дискеты мы забрали, а этого парня отпустили. Я же обещал… Так что с вашей помощью нам удалось предотвратить аж четыре крупных террористических акта. Вы молодцы, но больше постарайтесь не встревать в подобные истории… Сережа, ты извини, но я очень устал, мне надо поспать. У меня для вас есть еще одна хорошая новость, но это потом, потом… - И он положил трубку.
- Ну что? Почему ты ничего не спросил и не сказал, где машина? Что-нибудь случилось?
- Да нет, все нормально… просто он очень устал, я разбудил его своим звонком.
Я вас поздравляю, господа! Дело закончилось в нашу пользу. Мы предотвратили четыре взрыва. Дискеты у отца, а твоего дядю Гришу отпустили на все четыре стороны…
Да уж, не повезло ему, - усмехнулась Маша, - бедный дядя Гриша! Упустил десять тысяч долларов! Правду люди говорят: чем богаче человек становится, тем жаднее. Но вопрос о машине всплывет все равно… Это "Рено", дорогая машина…
Тогда я съезжу к нему и скажу, где она находится, если ее, конечно, еще не эвакуировали на стоянку… - сказал Сергей.
А где ты будешь его искать?
В кондитерской, где же еще! Он же хозяин, а вы сами видели, сколько там бисквитов приготовлено, чтобы из них сделать торты… Ведь Новый год на носу, Белобородову нужно выручку делать… Могу поспорить хоть на эти десять тысяч долларов, что кофейня открыта, а в цехе кипит работа…
После такой напряженной репетиции было довольно волнительно оказаться в заснеженном и тихом Никольском переулке в воскресенье, да еще и поздним вечером. И как же ребята удивились, когда вместо ожидаемых темных витрин, едва приметной красно-желтой вывески и занесенного снегом крыльца они увидели совершенно другую картину: сверкающая новогодними огнями "Кофейня-кондитерская" с яркими елочными игрушками и Дедом Морозом в витринах, заполненных бутафорскими тортами и пирожными, затоптанное следами крыльцо…
Похоже, там кто-то есть, я имею в виду посетителей… - сказала Света, не веря своим глазам. - Когда же это он все успел?
Да чего только не сделаешь на радостях, - отозвался Горностаев. - А если там посетители, так нам это только на руку… Ну что, зайдем выпьем кофейку?
И вся пятерка поднялась на крыльцо. Распахнули дверь, и в лицо им хлынул вкусный и теплый кофейный дух. Кондитерскую было не узнать: за накрытыми зелеными скатертями столиками сидят посетители, звучит медленная спокойная музыка Моцарта, за стойкой красуется нарядно одетая в красную шляпку девушка-барменша. На стене надпись: "Поздравляем с Новым годом!"
- Вон он, я только что видела его… Он промелькнул возле стойки… - Маша двинулась навстречу дяде Грише. Окликнув его, она махнула ребятам, зовя за собой.
- А-а, Машенька? - Белобородов-нынешний очень сильно отличался от Белобородова-вчерашнего, напуганного до полу смерти и блеющего что-то про дискеты и террористов. Сегодня это был довольный жизнью и упивающийся своим успехом предприниматель, хозяин дорогой кондитерской, уверенный в себе человек. Разве что синяк на лбу слегка портил его внешность, да и то он был тщательно замазан крем-пудрой, как сразу же наметанным глазом определила Маша. - Это твои друзья? Присаживайтесь вон за тот столик, сейчас я распоряжусь, чтобы вас быстро обслужили. Угощение - за счет заведения! Машенька, тебе помочь снять шубку?..
Маша, бросив на Сергея недоумевающий и вместе с тем восхищенный взгляд, подмигнула ему. Если бы она только знала, каким счастливым он почувствовал себя в тот момент!
Ребята расселись вокруг столика, им тут же принесли блюдо с пирожными, кофе, молоко в кувшинчике.
- А когда будете уходить, я подарю каждому из вас по торту, - сказал, загадочноулыбаясь, Белобородое и как-то чересчур пристально посмотрел в глаза Маше. - Не возражаете?
Да нет, конечно, не возражаем… - густо покраснела она и подумала: "Неужели он меня узнал?"
Что будем делать? - спросил Горностаев, когда Белобородов наконец ушел, оставив их одних. - Как-то неловко теперь расплачиваться с ним за те пирожные, которые мы вчера съели, но, с другой стороны, мы же должны рассказать ему, где бросили машину…
Да я и сама не знаю, как быть.
Можно деньги вложить в конверт и оставить на столе или отнести барменше, - предложил Пузырек. - И там же оставить записку
Нет, он должен знать, с кем имеет дело, тем более что вопрос с машиной следует решать немедленно…
Кондитер возник рядом с их столиком неожиданно.
Ну, как вам у нас? - спросил он, по-птичьи склонив голову набок и продолжая загадочно улыбаться и разглядывать Машу.
Мы задолжали вам около пятисот рублей, за вчерашнее… - набрав в легкие побольше воздуха, выдохнула Маша. - Сережа, расплатись…
Но Белобородов остановил.
- Не стоит. За счет заведения, за счет заведения, - как заведенный повторял он, а лицо его просто-таки засветилось от счастья.
И Маша поняла: это было последнее звено в его страшной истории, и ему куда приятнее было услышать в подтверждение своих предположений, что вчера в его кондитерской орудовали простые дети, а не террористы.
Сергей назвал станцию метро, возле которой они бросили его "Рено".
- Все это пустяки, пустяки, хотите еще кофе? - и между прочим: - Так где находится моя машина? Отлично, отлично… А у тебя, Машенька, тяжелая рука, ничего не скажешь, - и кондитер вдруг дико захохотал, потирая свой лилово-розоватый синяк.
Глава 8
ТЯЖЕЛА И НЕКАЗИСТА ЖИЗНЬ ИЗВЕСТНОГО АРТИСТА
На двадцать девятое декабря у Маши было назначено слишком много дел. Bo-первых, это, конечно, спектакль и елка в школе. Во-вторых, она собиралась поздравить с наступающим Новым годом своего любимого - Могилевского. И в-третьих, Горностаев обещал им всем именно в этот вечер преподнести сюрприз. Как это все уложить в один день да еще и не рухнуть без сил, Маша себе не представляла.
Она проснулась очень рано и долго сидела перед зеркалом, приводя в порядок не только свое заспанное лицо, но и мысли с чувствами. А их было немало, и они, перемешиваясь в новогоднюю, пахнувшую хвоей, подарками, елкой и мандаринами кашу, лишали ее покоя.
"Главное - это составить план по минутам", - рассуждала она, подкрашивая ресницы и припудривая и без того матовые, со здоровым утренним румянцем, щеки.
Маша оделась и вышла из комнаты. В прихожей мама, стоя в розовом халате нараспашку и разглядывая себя примерно так же, как недавно делала в своей комнате ее дочь, одновременно придерживая щекой и плечом телефон, разговаривала с кем-то:
- …чувствую себя великолепно, даже и не подумаешь, что шесть месяцев… Что? Да уж, устала по гостям ходить. Но знаю: еще немного, и вся моя жизнь резко изменится, начнутся бессонные ночи, пеленки… Не представляю, как воспримет все это моя малышка, она же такая впечатлительная. Вот с Никиткой, я уверена, никаких проблем, он не будет ревновать меня к своему маленькому братишке… Нет, думаю, что пока еще они ни о чем не догадываются. Ой, спасибо, Кларочка, и вас тоже с наступающим… Даст Бог, будущий год принесет нам радость… Целую… - Она отключила телефон и вдруг резко повернулась на шорох. - Машенька? Ты уже, детка, встала? - У нее был вид, словно ее застигли врасплох. - Что с тобой? Почему ты плачешь? Ты… Ты слышала разговор?
Маша с воем бросилась к матери. Обняла ее, теплую, мягкую, и зарылась в складки халата. Она плакала, и слезы ее были жгучими, стыдными - она не могла себе простить, что за своими любовными переживаниями к неизвестному и такому далекому артисту она не заметила таких огромных перемен в самом близком человеке - в своей маме.
А ведь она ждет ребенка!
Маша подняла свое мокрое от слез лицо к маме и улыбнулась:
- Я рада, понимаешь? Рада! И я не буду тебя ревновать к нему. - Она показала взглядом на мамин живот. - Пойду расскажу Никитке! - И, все еще не веря своему счастью, побежала к брату.
На сцене Маша думала только о том, что произошло в их семье, что, кроме Никитки, в их доме появится маленькое существо, которое они все будут любить и оберегать. Быть может, поэтому ее игра была вдохновеннее, чем прежде, когда она думала о Могилевском.
Зал был набит до отказа. Пришла вся школа, учителя, родители, все! Но Маша не волновалась, как это бывало с ней на репетициях. Она играла только для одного человека - мама сидела в первом ряду, самая красивая из всех мам, и вместе со всеми хлопала своей дочери, сказочной Золушке.
Все было особенным на этом спектакле, и декорации словно заиграли новыми красками, и огонь в камине Золушкиного дома полыхал, как настоящий, и даже менуэт на балу звучал так, как это было, по мнению Маши, в семнадцатом веке… Спектакль получился пышным, настоящим, поэтому и аплодировали долго, не отпуская артистов. Маше и многим другим участникам спектакля подарили цветы. Это был настоящий триумф.
И вдруг в самом конце произошло событие, настолько потрясшее Машу, что она еще долго вспоминала о нем как о новогоднем чуде.
После того как артисты с цветами скрылись за кулисами, кто-то позвал ее. Как была, в бальном платье, с локонами, посыпанными блестками, Маша выпорхнула на сцену, и глаза ее расширились. Она смотрела на человека, который решительным шагом направлялся к ней, и даже зажмурилась, ослепленная… К ней стремительно приближался сам Юрий Могилевский.
- Вы - Машенька? Очень приятно познакомиться. - От одного звука его голоса у Маши закружилась голова. - Вы не могли бы уделить мне несколько минут?
Она смотрела на него, слышала аромат его одеколона, и ей казалось невероятным, что это он, что она видит его высокий красивый лоб, добрые глаза, шелковистые и блестящие вьющиеся волосы, к которым так мечтала прикоснуться, слышит его божественный бархатистый голос…
Да-да, конечно… пройдемте вон туда, за рояль, там и поговорим… - сказал кто-то весьма деловой и практичный внутри ее, словно сейчас в ней жила еще одна Маша.
Дело в том, что я - артист. Может быть, вы когда-нибудь слышали мою фамилию. Я - Могилевский. Пусть вас не удивляет, но я собираюсь попробовать себя в режиссуре. Мне принесли отличный сценарий, и я собираюсь снять по нему фильм о подростках. Все актеры почти подобраны, осталось только найти девочку на главную роль. Женя, моя дочь, рассказывала мне о вас, о том, какая вы талантливая и как хорошо играете Золушку, но сегодня я сам имел счастье в этом убедиться. Я поздравляю вас, Машенька, это успех!
Машу зашатало. Она уже ничего не понимала. Ей казалось, что сцена куда-то поплыла, а вместе с ней и декорации, и даже рояль…
- Я бы хотел, чтобы мы после праздников встретились с вами, если не возражаете, сделаем несколько кинопроб. Вы согласны?
Я вижу, что вы устали и вам сейчас не до меня, но все же продиктуйте мне ваш номер телефона… - Он достал записную книжку.
Маша продиктовала.
И тут Могилевский совершил самый невероятный поступок - он, нежно приобняв Машу, поцеловал ее. "С наступающим вас, Машенька…" - услышала она как в тумане. И он тут же исчез. Как видение. "Ну вот, теперь у меня еще развиваются галлюцинации", - подумала Маша и, вырвавшись из темного закутка за роялем, бросилась в гущу нарядно одетой толпы. Ей надо было найти маму, Никитку…
В шесть часов ровно Маша, никому ничего не сказав, надела теплый свитер, джинсы, меховую куртку с капюшоном и поехала в театр. Ей было важно понять, привиделся ей Могилевский или нет. Она уже начала опасаться за свое здоровье.