Матерь Моя - Дух Святой.
Mater mea, Spiritus Sanctus.
Ilе mèter mou to agion pneuma.
Религиозный путь Данте - путь всего человечества: от Матери к Сыну в прошлом, а в будущем обратно - от Сына к Матери.
Antiquam exquirite Matrem,
Матери древней ищите, -
этот ветхий и новый, вечный завет Вергилия и всего дохристианского человечества исполнил Данте.
Две любви к Беатриче соединяются в сердце его, - та, которою жених любит невесту, и та, которою сын любит мать.
…Я обратился к той,
Которая вела меня… и так,
Как матерь к сыну, бледному от страха,
Спешит, она ко мне на помощь поспешила.
Это в середине пути; это и в начале:
…От жалости ко мне она вздохнула
И на меня взглянула молча так,
Как смотрит мать на бредящего сына.
В тайне божественного материнства соединяется для Данте Беатриче с Пресвятою Девою Марией:
Дал ей Всевышний воссесть
В небе Смиренья, там, где Мария.
Это в первом видении Рая, около 1292 года, вскоре по смерти Беатриче, и через двадцать восемь лет, около 1320 года, в последнем видении, - то же. Солнечно-желтым сердцем, "Вечная Роза", Rosa candida. Rosa sempiter na, цветет под солнцем вечной Весны, в Огненном небе. Эмпирее Сонмы Блаженных, неисчислимые, образуют ее лепестки. В первом, высшем круге их, - Дева Мария; у ног Ее - Ева, "древняя Матерь", Mater antiqua; эта "род человеческий ранила, - та исцелила". А в третьем круге, у Евиных ног, - Беатриче. Но в этих трех Одна - Матерь-Дух. Если этого Данте еще не знает наяву, то "уже видит, как бы во сне", quasi come sognando, gia vedea.
Теми же почти словами, какими Ангел Благовещения говорит. Деве Марии:
Дух Святой найдет на тебя, и сила Всевышнего осенит тебя (Лк. 1, 35), -
Данте говорит о Беатриче:
Сила Божия нисходит на нее… Дух Небесный…
…Вот для чего создана была она от вечности.
Теми же почти словами говорит Данте о ней, какими Символ Веры говорит о Христе:
Ради нашего спасения сошла Она на землю.
Смертную женщину, никому, в те дни, еще неизвестную девушку, Биче Портинари, возносит он выше всех святых, - может быть, выше самой Девы Марии. Это "ересь" и "кощунство", если нет "Третьего Царства Духа", а если оно есть, то это новый, в христианстве небывалый, религиозный опыт, уже по ту сторону христианства, - не во Втором Завете, а в Третьем.
О, тихий Свет Христов, вознесся Ты на небо,
Чтоб слабых глаз моих не ослепить.
И в тот цветок, на небе пламеневший,
Единственный, чье сладостное имя
Я призываю вечером и утром, -
Я погрузил всю душу…
И между тем, как та Звезда живая
Все затмевала так же здесь, на небе,
Как некогда затмила на земле, -
Сошедший с неба, огненный венец
Обвил ее, вращаясь в чудном блеске,
И музыка тишайшая земли…
И для души сладчайшая, громами,
Что раздирают на четверо тучу,
Казалось бы пред тою тихой песнью,
Что славила Божественный Сапфир,
В чьей синеве еще синее небо.
И так звучала песнь Святого Духа:
"Я - вечная Любовь, венец блаженства,
Которым дышит девственное чрево,
Обитель Сына Божья на земле".
И повторяли все Огни: "Мария!"
И вознеслась на небо Матерь к Сыну.
И, как дитя, напившись молока,
У груди матери, к ней простирает руки,
Так все они простерлись к Ней с любовью…
И хором пели все: Regina coeli, -
Так сладостно, что не забуду ввек.
Может быть, Беатриче, ушедшая в Белую Розу, снова выходит к Данте Девой Марией, так же, как Мария, ушедшая к Сыну, выйдет снова Матерью-Духом. Как бы две "Дамы Щита", Donne di Schermo: Беатриче скрывает от Данте Деву Марию, а Дева Мария скрывает от него Духа-Мать.
Ближе всех святых к Данте - Бернард Клервосский (1090–1153), потому что больше всех любит Землю Мать, так же как Матерь Небесную.
Я - Девы Марии верный служитель.
Кажется иногда, что над ними обоими, святым Бернардом и грешным Данте, совершилось нежнейшее чудо любви - "кормление молоком" Богоматери, lactatio. В 1111 году, когда юный Бернард молился ночью в пустыне Сэн-Ворльской (Saint-Vorle), в часовне Девы Марии, перед Ее изваянием, и произнес слова:
Матерью тебя яви,
Monstra te esse matrem, -
изваяние вдруг ожило, и Царица Небесная сжала один из пречистых сосцов своих так, что брызнувшие из него капли молока упали в полураскрытые от восхищения уста Бернардо.
О clemens, o pia,
О dulcis Virgo Maria, -
эта сладчайшая песнь могла родиться только на этих устах, вкусивших божественной сладости того молока, которым был вскормлен Младенец Христос. Горькою полынью кажется Ангелам, по сравнению с нею, и мед райских цветов. Только на тех же устах могла родиться и эта молитва святого Бернарда за грешного Данте:
О, Дева Мать, дочь Сына своего,
Всей твари высшая в своем смиреньи…
Услышь мою молитву! Горячее
Я не молился никогда
И за себя, чем за него молюсь…
Спаси его, помилуй… Видишь, сколько
К Тебе Блаженных простирает руки,
Со мной и с Беатриче, за него!
Так же, как первый, подземный вождь Данте, Виргилий, исчезает, только что появляется на пороге Земного Рая вождь его, второй, небесный, - Беатриче, - исчезает и она, только что св. Бернард появляется на пороге Света Неизреченного - молнии Трех.
…Я обернулся к ней, горя желаньем
Спросить о том, чего не мог постигнуть…
Но в светлых ризах я увидел старца.
С отеческою благостью лицо
Он обратил ко мне,
И я воскликнул: "Где же Беатриче?"
И он в ответ: "Она меня послала
Желание твое исполнить до конца.
И если взглянешь ты на третий круг
В Небесной Розе, то на троне славы
Ее увидишь там"… Глаза я поднял
И увидал ее в сиянье вечном…
Так и морское дно не отстоит
От тех высот, где молнии родятся,
Как было далеко ее лицо.
Но все же видел я его так ясно,
Как будто не был от него ничем
Я отделен. И к ней я обратился
С молитвою… И молча на меня
С далекою улыбкой оглянувшись
В последний раз, - она вернулась снова
К Источнику Предвечному любви.
В эту минуту Данте не отделен от Беатриче уже ничем: тело ее так же, как тело Пресвятой Девы Марии, есть огненное, всего его объемлющее и проникающее дыхание Духа-Матери. Он - в Ней; Она - в нем. То, чего он хотел и не мог достигнуть на земле, - тайны брачной любви: "будут два одною плотью", - здесь, на небе, исполнилось.
Вся "Божественная комедия", так же как вся человеческая трагедия Данте - любовь его к Беатриче, есть не что иное, как совершаемое над ним чудо Пресвятой Девы Марии, а через Нее, может быть, и чудо Духа-Матери.
XIV. ТРИ
Истину говорю вам: лучше для вас, чтобы Я ушел; ибо если Я не уйду. Утешитель не придет к вам, а если уйду… то пошлю Его к вам.
Это предсмертное слово Христа к ученикам, вспоминаемое райской Сибиллой, Беатриче, в видении о грядущих судьбах Церкви, исполнится и на судьбах Данте: Лика Христова не видит он в Первом пришествии, - только во Втором увидит; Сына в Нем самом не видит, - увидит только в Духе.
…О Юпитер,
За нас распятый на земле, ужели
Ты отвратил от нас святые очи?
Или, быть может, в бездне сокровенной
Премудрости своей, Ты нам готовишь
Неведомое благо?
Вся "Комедия" есть не что иное, как утвердительный ответ на этот вопрос: да, "неведомое благо" готовится людям в грядущем явлении того Божественного Существа, под видом "Гончей", Veltro, o котором возвещает Виргилий, когда, по выходе из "темного леса", перед сошествием в ад, Данте встречает "Волчицу".
Тебе иным путем отсюда выйти должно…
Затем, что здесь Волчица стережет…
Всех убивая встречных…
Лютый голод
Ее таков, что никогда ничем
Насытиться не может:
Чем больше ест она, тем голодней.
Со многими блудит она зверями,
И будет с большим множеством блудить.
Но Гончая придет убить Волчицу.
Не золото той Гончей будет пищей,
Но добродетель, мудрость и любовь.
Меж войлоком и войлоком родится
И жалкую Италию спасет…
Волчицу же из городов и весей
Загонит снова в ад, откуда в мир
Ее когда-то выманила зависть.
Самое близкое к Данте и частное явление этой "древней Волчицы", antica Lupa, есть Римская Курия, или даже вся Римская Церковь, а самое далекое и общее - "алчность", "жадность", cupidigia - то царящее в мире зло, которое мы называем "социальным неравенством".
О Жадность, всех живущих на земле
Ты поглотила так, что к небу
Поднять очей они уже не могут!
Будь проклята, о древняя Волчица,
Что в голоде своем ненасытимом,
Лютее всех зверей!
Кто эта "Волчица", понять легко. Но кто же "Гончая"? Много у Данте темных загадок, крепко замкнутых дверей, от которых ключи потеряны; но из всех загадок темнейшая, крепчайшим замком замкнутая дверь, - эта.
Кажется, два самых ранних истолкователя "Комедии", Безымянный, Anonimo (между 1321 и 1337 гг.) и Пьетро Данте, ближе всех остальных к разгадке. Оба они видят в "Гончей", Veltro, "Христа Судию" Второго Пришествия. Очень вероятно, что истолкование это идет от самого Данте, через сына его. Но если так, то, по-видимому, сам Данте не хотел разгадать загадку до конца; или те, кто от него слышал истолкование, не поняли его, как следует, потому что если имя Veltro, как очень на то похоже, есть тайнопись Иоахимова "Вечного Евангелия" - откровение уже не Второго Лица, Сына, а Третьего, Духа, то и само явление Божественного Существа, чей геральдический образ для Данте есть ослепительно белая и быстрая, как молния, "Гончая", будет явлением тоже не Сына, а Духа.
Вот для чего "святые очи отвратил от нас Распятый": чтобы "приготовить нам неведомое благо". Два бывших и ведомых блага: первое - создание мира; второе - Искупление, а третье, будущее, неведомое, - явление Духа. В этом третьем благе будет что-то прибавлено к начатому, но не конченному в первых двух: мир создал Отец, искупил Сын, оправдает Дух. Это, идущее от Духа, третье благо и есть, может быть, то, что Ориген называет "восстановлением всего", apokatastasis ton panton, и о чем говорит Павел:
Да будет Бог все во всем. (I Кор. 15, 28.)
Вот что значит: "лучше для вас, чтоб Я ушел".
О, тихий Свет Христов, вознесся Ты на небо,
Чтоб слабых глаз моих не ослепить!
"Отступи от меня, чтоб я мог подкрепиться"…
Сын "ушел" - "отступил", чтобы мог прийти Дух.
Каждый бедный человек, каждый пастух в Апеннинских горах и каждый нищий брат св. Франциска Ассизского, понял бы в те дни, что значит: "меж войлоком и войлоком родится". Очень дешевая и грубая шерстяная ткань, которая шла на одежду бедных людей и рясы нищих братьев, изготовлялась из "войлока", feltro. Это значит: будет рождение Духа в такой же нищете, как рождение Сына в вифлеемских яслях, на соломе. Данте согласен и в этом, как во всем, с первым благовестником Духа, Иоахимом Флорским: "Истинный монах (служитель Духа) ничего не почитает своим, кроме кифары".
Будущее всемирно-историческое действие Духа становится понятным в борьбе "Гончей", Veltro, с "Волчицей". За семь веков до нас Данте понял то, чего, и в наши дни, почти никто не понимает, - что страшный узел социального неравенства, грозящий именно в наши дни затянуться в мертвую петлю и задушить человечество, может быть развязан только в Третьем Завете - в Царстве Духа, Veltro.
Главная сила святости христианской. Новозаветной, - в личном спасении, в правде о человеке, а в спасении общественном, - в правде о человечестве, - будет главная сила святости Третье-Заветной. Данте мог бы согласиться с Августином: "Вся жизнь Града Божия будет общиной, sorialis". - "Лишним владеть, значит владеть чужим" - "Общая собственность - закон Божественный; собственность частная - закон человеческий".
"Древняя Волчица", antica Lupa, есть ненасытимая Алчность, Cupidigia, - проклятое богатство, частная собственность, а "Гончая", Veltro, есть благословенная Бедность, Общность имущества. Дело великого святого, Франциска Ассизского, - разрешение социальной проблемы, второе чудо Умножения хлебов, начатое в Церкви, - продолжает великий грешник Данте, в миру. Общество человеческое будет строиться в Третьем Завете по образу того, что св. Тереза Испанская называет "Божественным Обществом" Пресвятой Троицы. Все металлы человеческие - церкви, государства, народы, сословия ("классы" по-нашему) - сплавит в один нужный для царства Божия сплав всемирно-историческое явление Духа, которое Данте предчувствует как "молнию" Трех.
Да будут все едино, как Ты, Отче, во Мне, и Я в Тебе, так они да будут едино. (Ио. 17, 21.)
Только в Третьем Царстве Духа совершится "великий переворот" совсем иной качественно, чем тот, который мы называем "социальной революцией". Собственники - "богатые, великие, сильные мира сего, - учит Иоахим, учитель Данте, - будут унижены, а нищие, малые, слабые, - возвышены… И увидят они наконец правосудие Божие, совершенное над их палачами и угнетателями".
Только тогда, после великого переворота, наступит "покой субботний", по Иоахимову Вечному Евангелию, - "мир всего мира, pax universalis", по Дантовой "Монархии", и воздвигнут будет из новых камней, на развалинах старого "Града человеческого - диавольского" (civitas hominum - civitas diaboli, по Августину), "тысячелетнее Царство Святых" - Вселенская Церковь, "Царство Божие на земле, как на небе". Это и будет предсказанное Данте "совершенно неведомое нам", третье "благо".
Каждым биением сердца, каждым дыханием, каждым тройным созвучием стихов - терцин (terzina, значит "тройной - троичный стих"), и всем исполинским тройственным зодчеством "Комедии" - "Адом", "Чистилищем", "Раем", - Данте повторяет бесконечно, бесчисленно, одно-единственное: Три; не Отец, - Один; не Отец и Сын, - Два, а Отец, Сын и Дух, - Три. Это пережить, сделать, и значит узнать - увидеть будущего Данте, чтобы с ним, погибавшим и спасшимся, и нам, погибающим, спастись; потому что, может быть, не только в спасаемых, великих Святых, но и в погибающих, великих грешниках, таких, как Данте и мы, совершается вечное движение Духа, от Иисуса к нам.
Первым исповеданием Трех кончается "Новая жизнь". - "Часто и недаром упоминалось в повествовании моем (о жизни Беатриче) число Девять; то же число имело и в смерти ее великий смысл". Ибо, "в первый час девятого дня месяца, по счислению Аравийскому, отошла от нас душа ее благороднейшая, а по счислению Сирийскому, - в девятый месяц года; по нашему же счислению, - в тот год, когда девять раз исполнилось число совершенное (десять: 10 х 9=90, - год смерти Беатриче, 1290)… Ибо этим числом (Девятью) была она сама… Три есть корень Девяти… Если же Три, само по себе, производит Девять, и если начало всех чудес - Три: Отец, Сын и Дух Святой, Три в Одном, то Дама эта была сопровождаема числом Девять для того, чтобы показать, что сама она была Девятью - тем чудом, чей корень есть… единая Троица".
В жизни смертной женщины совершается для Данте чудо Пресвятой Троицы. Тут надо выбрать одно из двух: это или кощунство кощунств, ересь ересей, или в этом религиозном опыте Данте заключена какая-то великая, новая, для нас непонятнейшая и неизвестнейшая истина.
"Новая жизнь" кончается первым явлением Трех, а последним - "Комедия".
Когда третий вождь Данте, св. Бернард, после молитвы за него к Пресвятой Деве Марии, так же исчезает, как два первых вождя, Вергилий и Беатриче, Данте остается один, лицом к лицу с Единым в Трех.