ПОБЕГ
Выйдя из дому, Винце зорко оглянулся по сторонам и зашагал не в спортивный зал, а вовсе в другом направлении. И не по прямейшей улице Марите Мельникайте, на которой стоит красивое здание мореходного училища, а петлял, как заяц, по узким переулкам, чужим задворкам и огородам, мимо дровяных сарайчиков и голубятен.
Мореходное училище уже давно манило Винце, но он лишь один-единственный раз побывал в заветном здании - это когда нынешние курсанты мореходки проводили торжественную встречу с воспитанниками первого выпуска. На эти торжества дядя Витаутас взял с собой и Винце. У парня даже дух захватило от полного морского порядка, царившего на каждом шагу, и от вида молоденьких курсантов, которые в матросской парадной форме несли вахту у входа и лихо приветствовали гостей, в том числе, конечно же, и Винце…
В коридоре, на небольшой площадке, стоял настоящий корабельный штурвал. Со стен строго смотрели портреты знаменитых мореплавателей и путешественников мира. В глазах рябило от множества морских парадных мундиров, шевронов и орденов.
В тот раз Винце просто не успевал охватывать все взглядом - так много было интересного, нового, невиданного. Дядя Витаутас показал ему класс, в котором был оборудован самый настоящий капитанский мостик со всеми навигационными и поисковыми приборами, с автоматическим рулевым, со штурманской рубкой, морскими картами. В других классах Винце первый раз в жизни увидел машинное отделение рыболовного траулера, пульт управления, холодильную установку, радиорубку… Мечта! Беда только, что от скамьи семиклассника до этой мечты было далеко, как до луны.
…Никем не замеченный, Винце шмыгнул в ворота и очутился на колхозной пристани, где знал каждый закоулочек. Выждав момент, когда на причале не осталось ни одной живой души, он проскочил на палубу стального тралбота и спрятался под брезент, которым были накрыты сети. Лежал неудобно, прижав правую руку, но даже шевельнуться не смел: на палубе послышались мужские голоса. С залива тянул пронзительный ветерок. Винце продрог и сжал зубы, чтоб не клацали. Прижатая рука онемела. А рыбаки все еще курили на палубе тралбота.
- Ионас! Виктор! - наконец кто-то окликнул курильщиков. - Готовьте трюм!
Рыбаки спустились в трюм, а Винце выбрался из-под брезента и оглянулся. Прильнув бортом к тралботу, стоял новенький траулер. Дядя Витаутас сошел с его палубы на причал и куда-то зашагал. Помощник капитана Крюков и матрос Владас таскали на палубу какие-то ящики и мешки. Винце подождал, пока они сойдут на пирс, и прыгнул на палубу траулера. Здесь он заметил открытый люк трюма и скатился по трапу вниз, где царил прохладный полумрак. Удобно умостившись среди пустых ящиков, Винце наблюдал, как моряки грузили в трюм запасы продовольствия. Затем они ушли и закрыли люк. Стало так темно, что Винце не мог разглядеть даже своих рук. Ему сделалось страшновато. От холода занемело все тело. Ожидание превратилось в вечность. Время, казалось, застыло от холода. Винце почувствовал, что скоро превратится в сосульку.
Вдруг что-то заурчало, траулер задрожал всем корпусом, стал легонько раскачиваться. Пустые ящики, за которыми прятался Винце, тоже задвигались, и Винце понял, что "Дивонис" отчалил от пирса и взял курс в открытое море… От радости он позабыл о холоде. А когда спохватился, то уже не чувствовал ни ног, ни рук. Тогда Винце выбрался из своего убежища и стал прыгать вокруг ящиков. Устав и кое-как согревшись, он снова спрятался в укромном местечке и незаметно задремал.
ПОТОМОК БАРТОВ
В нашем рыболовецком колхозе насчитывается более полусотни морских судов, но среди них вы напрасно будете разыскивать траулер с чудным названием "Дивонис". У нас и рыболовные боты, и средние черноморские сейнеры, и стальные тралботы, и производственные рефрижераторы, и новенькие траулеры типа "Балтика" ходят под номерами. А о "Дивонисе" никто никогда не слыхал. Даже председатель колхоза о существовании такого траулера не знал.
И все-таки такое судно было. В тот день, когда пропал Винце, "Дивонис" стоял у колхозного причала, готовый выйти в свой первый промысловый рейс. На капитанском мостике хозяйничал дядя Винце Витаутас Юргутис и злился. Видите ли, отдел кадров до сих пор не нашел для "Дивониса" кока. А промысел без хозяина камбуза на борту - это, простите, не промысел, а бесполезная прогулка по морю.
Дядя Витаутас с мальчишеских лет увлекался морем и историей. Эти два предмета его увлечения и определили его дальнейшую судьбу. Витаутас Юргутис поступил работать матросом на колхозный флот и стал заочником Клайпедского мореходного училища. В свободное время он часами простаивал у стендов краеведческого и морского музеев или корпел над историческими фолиантами в читальном зале библиотеки. Дедушка Доминикас с большим удивлением однажды узнал, что его младший сын, а, следовательно, и он сам являются выходцами из давно исчезнувшего древнего прусского племени - бартов, которые несколько столетий назад обитали у побережья Балтики и промышляли рыбу в Куршском заливе.
Штудируя в библиотеках и музеях исторические источники, Витаутас открыл для себя много интересного. Так он узнал, что еще в начале нашей эры римский историк Тацит, соотечественники которого закупали у берегов Балтики янтарь и хорошо знали местных жителей, писал о смелых мореплавателях из этих земель. Летописец одиннадцатого столетия Адам Бременский в своих хрониках упоминал моряков бартов, которые, бывая в Скандинавских странах, никогда не промышляли морским разбоем, а, наоборот, всегда спешили на помощь подвергшимся нападению пиратов судам. Особенно заинтриговала дядю Витаутаса старинная датская сага о моряке с берегов Куршского залива Видгаутасе, который на торговых судах в двенадцатом веке захаживал в города Ютландского полуострова и в Великий Новгород.
Обитая у моря, наши пращуры вывозили в другие страны лес, смолу, мед, янтарь, пушнину, даже живых зубров, а у соседей закупали и доставляли морскими путями соль, сахар, сукно, металл. Рыбной ловлей они занимались в Балтийском море, Куршском заливе и реке Неман.
И еще узнал Витаутас, что начало городу и порту Клайпеда дало небольшое рыбацкое поселение, выросшее в устье реки Дане на заре тринадцатого века. Удобное географическое положение поселения наших далеких предков и незамерзающий порт не раз привлекали внимание заморских грабителей. Захватить литовское взморье постоянно стремились то датчане, то шведы, то немцы. Особенно жестокие сражения вспыхивали с крестоносцами, которые в 1252 году все-таки захватили Клайпеду, сожгли рыбацкое поселение и выстроили на пепелище свой замок. Целых семь столетий Клайпедский край был оторван от Литвы и страдал под игом чужестранцев.
Литовцы, а особенно жемайтийцы, множество раз пытались отбить захваченные земли, сжигали Клайпедский замок, но всегда отступали под натиском крупных сил крестоносцев, которых благословлял римский папа и поддерживали рыцари всей Европы. Четырнадцать лет пылало восстание пруссов и западных литовцев против засилья крестоносцев. Руководил восставшими Геркус Мантас, именем которого теперь названа центральная улица Клайпеды. Крестоносцы задушили восстание, а Геркуса Мантаса убили.
В честь наших мужественных предков капитан Витаутас Юргутис и назвал новый траулер "Дивонисом". Только об этом никто и знать-то не знал, так как это название оставалось лишь в голове капитана. В официальных же документах колхоза и порта судно значилось как траулер № 2429.
Да разве в номере дело? Мы траулер тоже будем называть "Дивонисом". А чтобы не гадать, что обозначает это имя, скажу, что Дивонис был предводителем бартов и совместно с Геркусом Мантасом и другими прусскими и литовскими повстанцами колотил в 1260-1274 годах крестоносцев.
Итак, потомок бартов Витаутас Юргутис, начавший трудовую деятельность матросом колхозного флота, через год освоивший специальность тралмейстера, изучивший судовождение на заочном отделении мореходного училища и назначенный после мореходки помощником капитана, теперь готовился самостоятельно вести в Балтику траулер "Дивонис". Таких судов колхоз до сих пор не имел и вот сразу получил несколько траулеров типа "Балтика"…
В тот день, когда пропал Винце, а его дядя поднялся капитаном в рубку "Дивониса", я закончил отпуск и перешагнул порог отдела кадров колхоза.
- Жми к капитану Юргутису, - увидев меня, обрадовалась кадровичка. - Мы просто обезножели, разыскивая ему кока.
- А я не привык менять ни кораблей, ни капитанов, - ответил я так, чтобы кадровичка почувствовала, что не на того напала. - Вернусь только на свой сейнер.
Я три года кормил экипаж СЧС. Едят, бывало, рыбаки мои блюда и в кастрюльки заглядывают: много ли еще осталось? Капитаны других судов мне золотые горы сулили, чтобы я к ним на камбуз перешел. Но я не летун, где однажды стал на якорь, там и держусь. Потому и к Юргутису идти не хотел.
- Ваш сейнер на ремонте, - прервала мои размышления кадровичка. - И весь экипаж перешел на этот траулер. Лишь капитана отправили в санаторий на поправку. Потому и назначили туда капитаном Юргутиса.
"Ах ты, бумажная душа! Так бы сразу и сказала, - думал я, печатая шаги по гулким коридорам конторы. - А то заладила, словно она одна здесь всему голова: "Отправили, назначили"! Есть и без тебя кому моряков назначать и распределять. Вот вернусь из рейса, загляну в твою канцелярию и выложу мнение настоящего рыбака о бумажных душонках…"
По причалу я бежал, подпрыгивая от радости: опять своих ребят кормить буду! Да еще на новеньком траулере! А уж молодого капитана сегодня же вечером своим кулинарным мастерством подивлю…
- Ура! Марите явился! - еще издали услыхал я громоподобный голос Владаса, и мою радость словно девятым валом снесло. Опять… И когда это только кончится?
Поднимался на палубу злой как черт. А моряки подхватили меня под руки, начали обнимать, поздравлять с возвращением… Нет, в такой обстановке амбициям не место. Я размяк, кому-то пожал руку, кого-то толкнул под бок, а Владасу все-таки напомнил старый уговор:
- Забыл, что у причала стоим?
- Прости, Мари… - ухмыльнулся Владас и тут же поправился: - Извини, Марий, уж очень я по тебе соскучился.
- Еще не известно, по ком ты соскучился: по Марионасу или его блюдам? - подковырнул матроса дед.
- Утоплю! - взревел Владас и, раскинув руки, медведем двинулся на старшего механика.
- Где кэп? - спросил я.
Повилас Валужис указал через плечо на рубку. Я деликатно постучался:
- Разрешите, капитан?
- Почему опаздываете, Грабаускас? - словно ледяной водой окатил меня Юргутис и, кинув взгляд на часы, приказал: - Ужин должен быть готов вовремя. Идите!
Я выскочил на палубу, как буй из воды. А навстречу Владас с ухмылочкой:
- Что скажешь о новой "метле", Марите?
- На судне должен быть порядок, - сухо отрубил я. - Кэп как кэп. А вот ты… слова не держишь.
- Черт за язык дернул, - оправдался Владас.
Вот уже сколько раз я давал себе зарок не делать ни малейших уступок судовому острослову, но Владас умеет поддеть человека и тут же приластиться, смягчить сердце.
Вахтенный береговой матрос отдал швартовые. Застучал двигатель, и "Дивонис" легко побежал по серебристой ряби залива. Совсем по-весеннему играло солнце, с Балтики дул свежачок, траулер шел навстречу ему, в открытое море. Много раз хаживал Витаутас Юргутис этим путем, но сегодня он впервые самостоятельно вел на промысел "Дивониса" и потому все, что видел из рулевой рубки глаз молодого кэпа, было по-особенному торжественно, празднично, ново…
Я забыл напомнить, что у нас, моряков, есть свой запас терминов, выражений и словечек, без которых на судне просто невозможно обойтись. Капитана мы нередко называем кэпом, его старшего помощника - чифом, старшего механика - дедом, повара - коком, его помощника, который, кстати сказать, не числится в судовой роли, то есть в списке экипажа траулера, - камбузником. К берегу мы не подплываем, а причаливаем или швартуемся. Еду для команды я готовлю не на кухне, а на камбузе. На судах нет лестниц. Мы их называем трапами. Пороги - комингсами. Комнат на судне нет, только каюты или кубрики. Стены между ними называются переборками. Рулевую рубку, где размещены штурвал, компасы, эхолот, другие навигационные и рыбопоисковые приборы, мы называем капитанским мостиком. На нем всегда несут вахту штурман и рулевой.
Название "капитанский мостик" пришло из далекого прошлого, когда моря бороздили парусники. В те времена мореплаватели не имели никаких приборов, ориентировались в океане по солнцу, звездам, ветрам. На высочайшей мачте парусника подвешивалась специальная корзина. В ней сидел вахтенный матрос и внимательно смотрел по сторонам. Увидев судно, землю или какой-нибудь предмет, он сообщал об этом капитану, находившемуся на специальном возвышении над палубой. Эту площадку моряки в старину и назвали капитанским мостиком. Времена парусников давно минули, а капитанский мостик остался. Только "переселился" он в рулевую рубку…
Хорошо торчать на палубе, но уже близится вечер. Я пошел на камбуз, осмотрел свое хозяйство, остался им доволен и приступил к обязанностям кока. Спустившись в трюм, где хранились продовольственные запасы на целый месяц, я почувствовал, что зябну. Это потому, что в трюме "Дивониса", способном принять семнадцать тонн рыбы, смонтирована холодильная установка, которая поддерживает такую температуру, при которой свежая рыба не портится. Правда, мы еще только шли на промысел, в трюме громоздились пустые ящики, но здесь хранились свежее мясо, яйца, овощи, фрукты, поэтому холодильная установка была включена. Разглядывая заготовленные помощником капитана Николаем Крюковым припасы, я обдумывал, что приготовить на ужин, да еще так, чтобы и команде пришлось по вкусу, и кэп с первого раза увидел, что такие коки, как Марионас Грабаускас, на дороге не валяются…
В море я не новичок. Штормы меня не пугают. Даже ураган мне нипочем. Морская болезнь, качка - лишь детская забава. Но крысы… Да еще такие, что ящики по трюму швыряют…
В один миг я выскочил на палубу и позвал Владаса. Он сооружен из таких мускулищ, что не только крыс - медведя или тигра морским узлом завяжет. Владас спустился по трапу в трюм, разбросал ящики, схватил кого-то за загривок и, задрав голову вверх, крикнул:
- Эй, Марите, а крыса-то твоя - двуногая и бесхвостая, ха-ха-ха!
- Что там, Бальчитис? - вдруг раздался строгий голос кэпа.
- Морской заяц, капитан, - загремел Владас и легко, как соломинку, поднял не крысу, даже не зайца, а… мальчонку.
Парнишка не сопротивлялся. Только закрыл глаза. Мы все, хотя и замерзшего, узнали его - Винце! Племянник капитана!
ЧЕСТЬ МУНДИРА
Кэп не кричал, не топал ногами и даже ремня не расстегнул. Он только грозно взглянул на племянника, произнес одно-единственное слово "та-а-ак" и закрылся в радиорубке.
Холодный ветер раздергивал клочья тумана, которые развесил над морем вечер. Жалобно кричала заблудившаяся во мгле чайка. На траверзе засветился огнями корабль, до боли напоминая Винце оставшиеся далеко-далеко за туманами город, уличные фонари, уютное тепло родного дома. Сидел он на перевернутом ящике униженный, пристыженный к совсем маленький и жалкий.
На палубе, сливаясь с ровным гуденьем машины, звучали голоса моряков. И их голоса, и жалобный призыв чайки, и пронзительный вечерний холодок, и многозначительное "та-а-ак" капитана не обещали Винце ничего хорошего. А тут еще Владас, эта огромная трещотка, подсмеивался над ним:
- Ребята, а что в морских законах записано насчет найденного на судне "зайца"?
Мы молчали. А помощник капитана Крюков пристыдил насмешника:
- Кончай травлю, Владас. Разве не видишь, что парню не до твоего зубоскальства?
- Закон - не столб, его не обойдешь, - разглагольствовал Владас, подмигивая второму механику Феликсасу Вагнорюсу. - Предлагаю высадить гражданина Винцентаса Юргутиса на необитаемый остров.
Винце из-под насупленных бровей зыркнул на матроса и негромко сказал:
- В Балтийском море нет необитаемых островов.
- Знает географию, чертенок! - хлопнул в ладоши Владас. - Но и морские законы не дураками писаны… Повилас! - окликнул он деда. - Что ты скажешь по этому поводу?
- Первым делом надо бы накормить парня, - сдержанно сказал он, - а потом - в теплую постель. А мы…
- Пустяки болтаешь, дед, - отмахнулся Владас и приказал Вагнорюсу: - Принеси с капитанского мостика первый том морских законов. Разберемся.
Второй механик не спеша направился в рулевую рубку. Феликсас уж таков: если Владас прикажет, то и за борт бросится. И только в воде подумает, правильно ли поступил или глупость сморозил. Не знаю, чем его обворожил Владас, но дружат они так, что водой не разольешь.
Тралмейстер Антанас Паулюс, стоявший в рулевой рубке у штурвала, видимо, пристыдил Вагнорюса, ибо второй механик вернулся на палубу с пустыми руками и какой-то пришибленный.
- Ну! - прикрикнул на него Владас, но тут на палубе появился кэп.
Был он озабочен и зол. Владас вмиг прикусил язык. А капитан еще раз взглянул на Винце да как гаркнет:
- Марш на камбуз!
Винце подскочил с ящика и растерянно огляделся. Только позже я смекнул, что он просто-напросто не знал, где находится камбуз.
- Кому сказано? - опять прикрикнул капитан и, схватив Винце за плечо, подтолкнул в мою сторону. - Посади его чистить картошку, Марионас!
А я ничего умнее не сообразил, как радостно воскликнуть:
- Ура! На завтрак будут картофельные оладьи!
- Смотри, Марите, производительно используй дармовую рабочую силу! - громко захохотал вслед нам Владас.
А капитан озабоченно сказал:
- Связь с берегом пропала…
Говорят: пришла беда - отворяй ворота! Так случилось и на "Дивонисе". Мало забот было капитану с беглецом, и на́ тебе - радио забарахлило. Траулер новенький, впервые на промысле; в порту радиостанция работала как часы, а пришли в район - и началось… Ну, да ничего страшного, у нашего Владаса, кроме ловко подвешенного языка, еще и золотые руки есть, и светлую голову он имеет. Найдет неисправность, как пить дать. Найдет и устранит.
Я усадил Винце на камбузе у большого ящика с картошкой, сунул ему ножик, а сам присел на корточки с другой стороны. Винце выбрал самую крупную картофелину и не успел я глазом моргнуть, как он выстрогал из нее грязный квадрат. Вторую он еще старательнее обстрогал. Получился малюсенький кубик. Тут мое сердце не выдержало.
- Лучше уж ты отдохни, Винце, - сказал я. - Обогрейся. В трюме ты, наверное, продрог.
- Дядя, видимо, вызовет пограничный катер, - вздохнул Винце. - А я даже малюсенького штормика не понюхал.
- Глупости, - возразил я. - У тебя еще вся жизнь впереди. Нанюхаешься.
- Нет, не будет мне теперь жизни, - еще тяжелее вздохнул Винце. Сидел задумавшись, бдительно прислушиваясь к каждому звуку за переборкой камбуза.
Мне и вовсе стало жаль парня.
- Ну, зачем ты прятался в трюме? Зачем в море стремился? - спросил я.
Винце строго поглядел на меня, взял из ящика картофелину, повертел-повертел ее и, бросив обратно, сказал:
- Даешь слово?
- Какое слово?