Наверняка случаются варианты, когда надо отказываться наотрез. Мне, к счастью, их не предлагали. Мой опыт подсказывает, что с предложениями, имеющими и плюсы и минусы, все же соглашаться следует. Но девушка, сразу "на все согласная", как правило, пользуется у представителей сильного пола повышенным, но неустойчивым спросом. А вот если мы изображаем из себя недотрогу, если мы согласны, но не сразу, не всегда и не везде, цена наших акций взлетает, как цены на нефть после снижения квоты на ее добычу.
С другой стороны, всем известно, что печальное сообщество "старые девы" формируется, в основном, из недотрог.
Где же золотая середина? Универсального ответа на этот вопрос не существует. Каждому приходится искать его самому, на собственный страх и риск.
Два раза я соглашался на предложения моих отцов-командиров очень даже "не сразу". О первом, связанном с переходом на кафедру учета и финансов, я уже рассказывал. Второе не очень "вкусное" предложение я получил в начале 1987 года. Именно тогда меня пригласил к себе на беседу организатор Пермского научного центра АН СССР Ю. С. Клячкин и предложил возглавить Пермский отдел Института экономики Уральского отделения.
К этому времени я седьмой год заведовал кафедрой (теперь одной из лучших в университете), третий созыв был членом парткома (число голосов "против" на каждых выборах снижалось). В стране набирала обороты перестройка, начались альтернативные выборы ректоров. Не предпринимая к тому ни малейших действий, я, к своему удивлению, оказался среди трех наиболее вероятных кандидатов (наряду с Владимиром Маланиным и Олегом Тиуновым)…
Академический отдел, куда меня сватали, в городе и в области мало кто знал. А те, кто знал, отзывался о нем неважно. Короче, я отказался.
Через неделю последовало аналогичное предложение от заведующей отделом обкома КПСС Валентины Русейкиной. Вот тут я почувствовал, что дело не только в моих научных и организационных качествах, но и желании "почистить" список кандидатов в ректоры. Отказался.
Директором Института экономики был член-корреспондент АН СССР Валерий Чичканов. Он получил это звание, возглавляя аналогичный институт в Хабаровске. Мы давно знали друг друга, были на "ты", я был членом Ученого совета его Дальневосточного института.
Последовал звонок от Чичканова с тем же предложением. Очень, очень мягко, аргументированно, но отказался.
Следующее приглашение – к секретарю обкома по идеологии Валентину Котову. Отказался.
Проходит месяц. Думал, что все утряслось. Подал документы на заграничную туристическую поездку. И вдруг в субботу – звонок В. Русейкиной:
– С вами хотел бы встретиться Борис Всеволодович (Коноплев), высылаем машину.
Царь Борис! Царь – он и в Африке царь, а в Пермской губернии тем паче. Коноплев не стал терять время на уговоры:
– Товарищ Сапиро, вы собираетесь уезжать из Пермской области?
– Нет, что вы!
– Тогда о чем разговор, если первый секретарь обкома предлагает вам ответственную работу?
– Предлагает?..
– Предлагает! И считает это предложение для вас перспективным.
Мысли крутятся в голове с бешеной скоростью. Отказываться – себе дороже…
– Если первый секретарь предлагает, будем соглашаться…
– Ну и отлично. Вы, насколько мне известно, собираетесь отдохнуть за рубежом?
– ??? Да.
– Поезжайте, отдохните и приступайте к новой работе.
Вполне вероятно, что, если бы этого назначения не состоялось, мне не пришлось бы заниматься реальной экономикой Пермской области, "попасть на глаза" сотням людям, и в том числе тем, кому весной 1990 года пришло в голову благословить меня "во власть"…
Лучше синица в руках, чем журавль в небе
Эта истина тоже спорная. Ее справедливость я оцениваю как пятьдесят на пятьдесят. Как показывает последний пример, большинство моих "журавлей" были ко мне благосклонны и рано или поздно оказывались рядом. В то же время на моей памяти много примеров, когда "синица" оказывалась не только надежной, но и вырастала до размеров упитанного "журавля".
Весной 1990 года, в самый разгар перемен, снова избранный председателем облисполкома В. А. Петров в моем присутствии предложил ректору Пермского госуниверситета Владимиру Маланину высокий пост – заместителя председателя облисполкома по социально-культурной сфере. Владимир Владимирович поблагодарил за доверие и… отказался.
Потому что обладал способностью заглянуть лет на десять вперед, хорошо понимал разницу между работой временной и постоянной.
В начале 1960-х в СССР произошли два знаменательных события: было объявлено о приближении коммунизма и построена Останкинская башня. Никита Хрущев велел оборудовать на ее вершине наблюдательный пункт, оснащенный прямой связью с Кремлем, найти мужика поглазастее и доставить к нему для инструктажа. Инструктаж был краток:
– Как зовут?
– Вася.
– Поручаю тебе, Вася, важнейшее задание: сиди и смотри приближение коммунизма. Вот тебе самый лучший бинокль, удобное кресло… Сиди и бди! Как увидишь, первому звони мне по этому красному телефону. С оплатой не обижу: платить буду, как доктору наук.
Вася занял ответственный пост и стал добросовестно вести наблюдение. Через несколько месяцев, в ясную солнечную погоду, на западе он обнаружил какое-то сооружение. Навел резкость – ажурная башня. Еще подкрутил настройку – на башне человек. Прокашлялся Вася и заорал:
– Эй, ты кто?
– Я француз, Жаном зовут.
– А что за хреновина, на которой ты сидишь?
– Эйфелева башня.
– А чем ты на ней занимаешься?
– Смотрю на приближение кризиса капитализма.
– И сколько тебе за это платят?
– Если в рублях, то шестнадцать тысяч.
Тут набежали облачка, исчезли видимость и слышимость. А информация, вызывающая дурные мысли, осталась.
Через недельку Никита Сергеевич, посетив ресторан "Седьмое небо", поднялся к Васе.
– Как дела?
Тот без энтузиазма:
– Нормально.
– Ты чем-то расстроен?
– Да нет…
– Колись, Вася, в чем дело? Вася все рассказал как на духу.
– Так что тебя огорчило?
– Никита Сергеевич! Вы мне за наш, за КОММУНИЗМ, платите четыре тыщи, а они ему за поганый КАПИТАЛИЗМ – в четыре раза больше.
– Дурак ты, Вася! У него работа временная, а у тебя – постоянная.
Владимир Владимирович Маланин до сих пор занимает ту же ректорскую должность. Но в рамках "той же" должности, на которую он недавно избран пятый (!) раз, он в трудные перестроечные годы построил новые университетские корпуса, вывел ПГУ на качественно новый уровень в науке и преподавании, завоевал огромный авторитет не только на краевом, но и федеральном уровне… Вряд ли бы он "потерялся", и придя в политику. Но, думаю, что, не погнавшись за журавлем, он достиг бо́льшего.
Старый друг лучше новых двух, или Земляк земляка видит издалека
В кадровой политике эти родственные истины означают: среди многих показателей оценки кандидата на высокий пост главным является проверенная ранее надежность претендента по отношению к своему патрону, личная преданность ему. Хотелось бы написать: "личная преданность при прочих равных условиях", но практика показывает, что "свой" выигрывает и при условии, что он слабее своих конкурентов.
Категорию "своих" образуют земляки или (и) сослуживцы.
Свято следовал курсу "землячества" выходец из Днепропетровска Л. И. Брежнев, о чем свидетельствует "персональный" анекдот.
История России делится на три периода – допетровский, петровский и днепропетровский.
У М. С. Горбачева этого заболевания не наблюдалось, у Б. Н. Ельцина оно проявлялось в легкой форме: Г. Бурбулис, Е. Бычков, В. Илюшин, О. Лобов, Ю. Петров, Р. Пихоя и еще несколько свердловчан не на самых высоких федеральных постах…
О кадровой стратегии В. Путина я уже упоминал во 2-й главе. Здесь мы посмотрим на нее с одной позиции – земляческой.
Список тех, кто когда-либо работал с президентом в санкт-петербургской мэрии либо входил в круг общих знакомых, впечатляет.
Возглавляет список преемник Путина Дмитрий Медведев. За ним следуют вице-спикеры обеих палат Федерального Собрания Борис Грызлов и Сергей Миронов, вице-премьеры Виктор Зубков, Игорь Сечин, Алексей Кудрин, Дмитрий Козак, министр обороны Анатолий Сердюков, бывший министр экономического развития и торговли, ныне президент Сбербанка Герман Греф, председатель правления "Газпрома" Алексей Миллер, полпред Путина в Дальневосточном федеральном округе Олег Сафонов, управделами президента Владимир Кожин, министры Виталий Мутко и Александр Коновалов, множество начальников рангом пониже.
Вице-премьер Сергей Иванов, секретарь Совета безопасности Николай Патрушев, глава Госнаркоконтроля Виктор Иванов, полпреды президента Виктор Черкесов и Георгий Полтавченко служили с Путиным в Ленинградском управлении КГБ.
Глава Следственного комитета при генпрокуратуре Александр Бастрыкин – однокашник президента по юридическому факультету ЛГУ. Президент ОАО "Российские железные дороги" Владимир Якунин служил в КГБ, был соседом В. Путина по даче.
Бывший директор Службы внешней разведки, ныне исполнительный секретарь СНГ Сергей Лебедев и глава госкорпорации "Ростехнологии" Сергей Чемезов одновременно с будущим президентом работали в ГДР.
Как мы убедились, и до "эпохи Путина" случалось, что на более высокую карьерную орбиту претендента возносили не только "типовые двигатели" (профессионализм, образование, организаторские способности, управленческий опыт…). Порою куда мощнее оказывались движки "индивидуального производства" (связи, деньги, интриги, постель…).
Особенности кадровой политики "эпохи Путина" – в масштабной замене приоритетов. Во всей системе классические оценки карьерной конкурентоспособности отошли на второй план. На первом оказался принцип "свои да наши".
Довольно солидные люди с учеными степенями со всей серьезностью не раз убеждали меня, что такой подход имеет право на жизнь, что он по науке: из "своих да наших" отбираются тоже лучшие, да к тому же проверенные!
Согласен. Но всю эту научную обоснованность обесценивает объем выборки. Кто из двух старателей, восемь лет моющих кадровое золото на одной и той же речке под названием Россия, добудет больше самородков? Тот, кто "прошел" 84 участка (субъекта Федерации), или один (питерский)? Видимо, Владимир Владимирович считает, что "питерский" участок – самый золотоносный, и на нем копать да копать, а не бегать по всей реке, где, кроме мелочевки, ничего не найдешь.
Может быть, оно и так, но я, немало походивший по российским берегам, в это не верю.
Не мельтеши, или В защиту дилетанта
На седьмой год эксплуатации, в условиях посыпаемых солью зимних пермских дорог и теплого гаража, крылья моей первой автомашины "Волга-21" проржавели насквозь. Запасные можно было достать только по блату, которого у молодого доцента политеха еще не было. Сварщик-"шабашник" дырки заварил, а зашкурить швы снисходительно поручил хозяину. Минут пятнадцать, сидя на "запаске" и покуривая, он брезгливо поглядывал на мои потуги, затем тяжело вздохнул и спросил:
– Мельтешишь?
– Мельтешу.
– Больше не мельтеши!
Он отодвинул меня в сторону, отобрал все "приспособы" и играючи прошелся ими по металлу. Через полчаса крыло сверкало зеркальным блеском…
С тех пор выражение "не мельтеши" прочно вошло в мой лексикон, стало "программной" истиной. Ее смысл: для собственного развлечения можешь заниматься чем угодно, но в присутствии настоящего МАСТЕРА не мельтеши.
Я много лет не только сам свято соблюдал эту истину, но и пытался склонить к этому других. Однажды Андрей Климов, ныне депутат Госдумы, а тогда доцент кафедры, которой я заведовал, гордо показал мне свой фельетон, опубликованный в журнале "Крокодил" (между прочим, органе ЦК КПСС). Я его поздравил, но не обошелся без ложки дегтя:
– Вы по-прежнему намерены работать над докторской диссертацией?
– Конечно.
– Тогда настоятельно рекомендую покинуть сатирический жанр.
Тем более что научные публикации у вас получаются лучше.
Надо сказать, что Андрей Аркадьевич моему совету внял. А чувство юмора не повредило ему в политике.
Но подошло время, и я сам несколько раз нарушил эту заповедь: замельтешил.
Осмелился острить в присутствии Михаила Михайловича Жванецкого.
Весной 1997 года продюсер Леонид Новоселицкий сотворил два добрых дела: организовал в зале Пермского оперного театра гастрольное выступление Михаила Жванецкого и пригласил на это выступление меня.
По давно заведенной традиции гастролер после концерта на несколько минут заходил в гостиную театра, и у приглашенных была возможность хоть накоротке, но пообщаться с ним. Поэтому я захватил с собой официальную стенограмму заседания Совета Федерации, на котором один из губернаторов-сенаторов, пытаясь решить проблему неплатежей, предложил резко увеличить темпы инфляции, обеспечив в то же время ее "управляемость и контроль". Я среагировал на его предложение репликой: мол, это "ценное" предложение напоминает мне рецепт "доктора" Жванецкого: одновременный прием снотворного со слабительным…
Первое отделение прошло на ура. В антракте Леня подошел ко мне и попросил после окончания выйти на сцену и сказать пару благодарственных слов. И, чтобы отрезать путь к отступлению, вручил мне букет.
Да подтвердят присутствующие на концерте, но это был тот самый случай, когда между выступающим и зрителем был стопроцентный контакт, когда "кураж" ощущался не только артистом, но и каждым зрителем.
Если бы этого не было, я бы, конечно, не рискнул острить в присутствии САМОГО. Все произошло "на автомате". Не ручаюсь за точность своего монолога, но большинство фрагментов память сохранила:
С М. М. Жванецким. Москва, 1997 год
– Михаил Михайлович! Даже не знаю, как к вам обратиться. Сказать "дорогой" – подумают, что намекаю на цену билетов…
Разогретый до температуры плавки металла, зал бурно среагировал на эту незамысловатую шуточку.
– Присутствующие здесь знают, что Жванецкий – классик. И убедились в этом еще раз. Но знает ли об этом сам Жванецкий – это вопрос. И, чтобы он в этом не сомневался, позвольте зачитать протокол Совета Федерации, на котором Жванецкий, как и положено классику, цитируется "по делу"…
Далее в полном объеме прозвучал вышеприведенный отрывок из дискуссии в верхней палате российского парламента, после чего я вручил ему этот документ.
Из четырех последних сюжетов, прочитанных М. Жванецким на концерте, два оказались посвящены теме "голубизны"…
– …Михаил Михайлович! Только не обращайте внимания на цвет моего костюма (он был сине-голубой, на что зал незамедлительно и бурно среагировал), но все присутствующие в этом зале теперь имеют право и удовольствие сказать: "Я целый вечер имел самого Жванецкого! И как имел!"
Зал снова взревел.
Когда дали занавес, Михаил Михайлович, по-моему, без восторга, обратился к устроителям: кто такой порушил мне концовку? Меня представили: профессор, спикер, сенатор… Михаил Михайлович внимательно взглянул на меня:
– Посмотрите! Сенатор, а на человека похож!
После концерта поехали на Гайву, в одну из немногих тогда в Перми "еврогостиниц". За столом было человек 7–9, в том числе областной министр культуры Лидия Лисовенко, директор оперного театра Михаил Арнопольский…
Я еще больше обнаглел, продолжая свои шуточки уже не "при", а "вместе" с МАСТЕРОМ.
Тормоза сдали…
От светлой атмосферы, царившей в этой небольшой компании…
От выпитого за этим столом, от теплоты и детской искренности, исходящей от этого гениального и совсем не "великого" человека…
От его обращения где-то через час ко мне по имени, от "прекрати, зови меня Миша…".
Оказалось, что именно от меня великий одессит впервые услышал отличную одесскую хохму.
В 1968 году мы с женой отправились в круиз по Средиземному морю. Конечным пунктом путешествия была Одесса. Туристов выпустили на берег, сказав, чтобы пришли за вещами через два часа. Поднимаемся по знаменитой одесской лестнице. Навстречу спускаются две девушки, в руках у них розовое мороженое. Поднимаемся дальше, и на верхней площадке лестницы обнаруживаем старого одесского еврея, торгующего именно мороженым, но белого цвета. На всякий случай жена спрашивает у мороженщика:
– А у вас нет розового?
– Так розовое такое же говно, как моя жизнь! Возьмите крэм-бруле: чтоб я так жил!
Михаилу Михайловичу понравилось название "аидобуденновец" (еврейский буденновец), которым, со слов своей бабушки, четверть века назад меня одарил друг нашей семьи Миша Кацнельсон. Мы закрепили сорокоградусной тезис, что "аидобуденновец" и "гусар" – близнецы-братья. А когда выяснилось, что девичья фамилия моей жены – Гусарова, последовало:
– Тогда с тобой все ясно!
От этого вечера остался материальный след – книга Жванецкого с автографом:
Жене и Гусаровой!
Огромное спасибо за вечер!
Чтоб мы всегда "гуляли на именинах,
а наши враги – на костылях".
Ваш автор
М. Жванецкий
(……номер домашнего телефона)
Наверняка я тогда мельтешил. Но с удовольствием, естественно, без потуг… Да, я нарушил заповедь, но каяться в этом не тороплюсь.
Тяжесть первого проступка была не такой большой, потому что это было "камерное" мельтешение, в узком кругу. Второй раз я оступился более серьезно. Хотя понял это не сразу.