Подобным образом развивались в США и другие программы создания ракетных средств ПВО. Еще в 1945 году одновременно с фирмой "Уэстерн Электрик" к выполнению программы экспериментальных работ по созданию зенитного управляемого ракетного оружия приступила фирма "Боинг". Ее специалисты вместе с сотрудниками Мичиганского университета провели исследования, показавшие, что зенитное ракетное оружие, обладающее дальностью действия 300–400 км (а не 50‑150, как у семейства "Найков"), могло бы обеспечить оборону отдельных районов страны при наличии небольшого количества батарей, связанных с надежной системой раннего обнаружения и управления. Поскольку к тому времени такая система под обозначением "Сейндж" уже разрабатывалась, оставалось создать только ракету, обладавшую подобной дальностью. Программа ее создания получила название "GAPA" и в ходе ее реализации изготовили и испытали 112 экспериментальных ракет, оснащенных различными двигателями. Результаты, полученные в процессе этих испытаний, позволили выработать в 1950 году основные требования к новому проекту. Для его реализации в январе 1951 года фирма "Боинг" заключила контракт на разработку зенитной ракеты дальнего действия, оснащенной маршевым прямоточным воздушно‑реактивным двигателем, и в конце 1957 года эта ракета под обозначением "Бомарк" была принята на вооружение армии США.
В военно‑морском флоте США задача защиты от воздушного нападения уже в первые послевоенные годы встретила самую серьезную поддержку, поскольку тысячекилометровые океанские расстояния не могли обезопасить корабли от самолетов противника. Поэтому первая зенитная ракета "Ларк", созданная для флота фирмой "Фейрчайлд", оказалась на вооружении на несколько лет раньше ракеты "Найк‑Аякс", и именно ей довелось стать первой в мире зенитной ракетой, поразившей воздушную цель. Это произошло в процессе испытаний, проводившихся в 1950 году. Правда, оснащенный жидкостным ракетным двигателем, работавшим на анилине и азотной кислоте, "Ларк" недолго продержался на кораблях. Нареканий на подобную "неморскую" ракету, с обслуживанием которой в корабельных условиях возникало множество хлопот, было более чем достаточно. С тех пор на американском флоте зенитные ракеты, использовавшие жидкие компоненты топлива, больше не применялись.
Среди зенитных управляемых ракет, созданных в первые послевоенные годы, можно выделить и английскую ракету "Лоп‑Гэп", которую продемонстрировали на одной из первых послевоенных выставок в 1948 году. Эта ракета имела целых семь (!) отделяющихся боковых твердотопливных стартовых ускорителей, а ее маршевый ЖРД работал на метиловом спирте и жидком кислороде. Из‑за него "Лоп‑Гэп", конечно, не мог использоваться в качестве такого специфического оружия, как зенитная ракета, а потому использовался английскими специалистами только для экспериментальной отработки различных элементов аппаратуры. С этой целью ракету снабдили телеметрическим оборудованием, которое передавало на землю данные, полученные в ходе перехватов воздушных целей.
Летные испытания первой французской зенитной ракеты "Матра" проводились уже в начале 1950‑х годов. Как и у "Лоп‑Гэп", на ее борту была установлена записывающая аппаратура, опускавшаяся вместе с ракетой на парашюте после завершения программы полета.
Еще одну зенитную ракету в первые послевоенные годы разработали в Швейцарии в фирме "Эрликон". Информация об этом впервые появилась в 1951 году. Конечно, для маленькой Швейцарии такая ракета имела больше политическое, чем военное значение, но тем не менее ее характеристики вполне соответствовали своему времени, а в чем‑то даже его опережали.
Безусловно, информация о ходе работ на Западе по созданию зенитного ракетного оружия не оставалась без внимания у советского руководства…
Глава 7. Вновь с Лавочкиным
Сделанные в СССР в 1940‑е годы важнейшие открытия и изобретения в области радиолокации и телемеханики позволили вплотную приблизиться к созданию управляемого ракетного оружия. Именно под идею создания такого оружия в условиях глубочайшей секретности и было создано в Москве Специальное бюро № 1, которое в дальнейшем переросло в крупную интегрированную структуру, лидера отечественной оборонной промышленности НПО "Алмаз" имени академика А. А. Расплетина. Официальной датой создания С Б № 1 стало 8 сентября 1947 года, когда вышло Постановление ЦК КПСС и Совета Министров СССР № 3140–1028. Этим документом определялось, что СБ‑1 создается на базе НИИ‑20 и завода № 465, расположенных на развилке Ленинградского и Волоколамского шоссе.
Новую организацию возглавили директор Павел Николаевич Куксенко, один из ведущих в стране радиоспециалистов, и главный инженер Сергей Лаврентьевич Берия. Заместителем директора стал полковник Министерства государственной безопасности (МГБ) Григорий Яковлевич Кутепов, незадолго до этого руководивший одной из наиболее известных в стране "шарашек" – КБ‑29. В ней в предвоенные и военные годы довелось поработать многим известным авиаконструкторам – А. Н. Туполеву, В. М. Мясищеву В. М. Петлякову, Д. Л. Томашевичу…
Офицеры МГБ возглавили и большинство отделов СБ‑1. Это было вполне закономерным, поскольку заметное количество среди работников составляли "репрессированные" и "реабилитированные" советские специалисты (так, здесь оказались Д. Л. Томашевич, А. И. Путилов, К. Сциллард и другие).
Трудились в СБ‑1 и немецкие инженеры, попавшие сюда после войны из Германии. Находились они здесь не в роли пленных, а как специалисты, работавшие по соответствующему контракту. Немцы занимались в КБ в основном разработкой различных устройств ракет, элементов их радиооборудования – автопилотов, рулевых приводов, датчиков и пр. К решению общесистемных вопросов они, естественно, не допускались.
Следует отметить, что роль "спецконтингента" на начальном этапе работ, в конце сороковых – начале пятидесятых годов, была весьма заметной, что в результате ускорило выполнение целого ряда научно‑технических разработок.
Патронат над новой организацией осуществлял всесильный Лаврентий Павлович Берия, что позволило СБ‑1 быстро решать многочисленные организационные вопросы. В то время под аналогичным патронатом находились многие грандиозные проекты: создание атомной бомбы, строительство электростанций, заводов… В руках Берия была сосредоточена огромная власть, мощный аппарат и немереная рабочая сила из числа заключенных. В этих условиях шутить по поводу сокращенного названия организации – "СБ‑1 = Сергей Берия" вовсе никому не хотелось. Одно упоминание этой фамилии приводило в трепет всех смежников.
Сын Лаврентия Берия – Сергей – окончил Ленинградскую академию связи, куда он поступил в конце войны. Несомненно, фамилия Берия однозначно определяла отношение к ее владельцу и со стороны преподавателей, и со стороны курсантов. Но все, кто был более или менее с ним знаком, отмечали, что Сергей Берия, будучи человеком воспитанным и тактичным, старался не пользоваться своим исключительным положением.
В то же время после окончания академии двадцатидвухлетнему Берия нашли место для реализации в "железе" темы, положенной в основу его дипломного проекта, – авиационной противокорабельной ракетной системы.
Эта система получила название "Комета". Создавая ее, в СБ‑1 занимались общесистемными вопросами, а саму ракету, которая должна была запускаться с самолетов, разрабатывали в ОКБ‑155, которое возглавлял А. И. Микоян – брат еще одного известного руководителя страны. Но следует признать, что успех в разработке "Кометы" был достигнут во многом благодаря высокой квалификации привлеченных специалистов и той жесткой организующей роли, которую вносило в эту работу МГБ. Несколько десятков работников министерства непосредственно участвовали в деятельности СБ‑1, поддерживая единоначалие и не позволяя "разбегаться мыслям" разработчиков.
* * *
25 июня 1950 года началась война в Корее. Спустя две недели американцы заявили о предстоящей высадке своих войск на Корейском полуострове. При этом ими не особенно скрывалась директива, выпущенная Советом национальной безопасности США всего лишь за несколько месяцев до этих событий. В документе раскрывался план предстоящего перевода экономики США на военные рельсы под предлогом начала "тотальной войны с коммунизмом".
Дальнейшее развитие событий грозило обернуться очень большой войной, в которой могли непосредственно столкнуться СССР и США. И здесь уже мог реализоваться один из многочисленных американских планов ядерной войны, что означало вступление в действие сотен бомбардировщиков, от которых в СССР не существовало эффективной защиты. Это нашло подтверждение очень скоро, во время войны на Корейском полуострове. Средства ПВО северокорейской столицы Пхеньян, максимально оснащенные и зенитными пушками, и самолетами‑истребителями, не смогли предотвратить разрушение этого города, что после окончания войны было зафиксировано специальной комиссией. А потому возможность повторения Москвой такой участи к какому‑либо оптимизму не располагала.
Уже в начале августа на одном из заседаний советского руководства вопрос создания в стране новых систем ПВО стал центральным. Однако ничего радикального в самые ближайшие месяцы ракетчики из созданного весной 1950 года в НИИ‑88 ОКБ‑2 (где были продолжены работы по развитию немецких разработок зенитных ракет) предложить не могли, в лучшем случае обещали уложиться в ранее заданные сроки. Кабинет Сталина, в котором проходило это заседание, видел немало подобных сцен, случавшихся при принятии решения о создании атомной бомбы, дальнего бомбардировщика, первых баллистических ракет. Присутствовавшие на совещании, конечно, не знали о том, что Сталин предварительно несколько раз встретился с одним из наиболее опытных разработчиков ракетных систем в стране П. Н. Куксенко, который возглавлял СБ‑1 и поэтому прекрасно представлял себе намечавшийся объем работ.
"Мы должны получить ракету для ПВО в течение года". По воспоминаниям очевидцев, именно эту фразу произнес своим негромким голосом Сталин, после того как выслушал специалистов. В том, что слова, произнесенные этим голосом, приобретают гигантскую силу, создатели ракет убедились уже через несколько дней, когда все начало развиваться по уже накатанной атомной эпопеей колее.
Для скорейшего создания вокруг Москвы зенитной ракетной системы "Беркут", которая по уровню сложности и затрат ничуть не уступала атомной бомбе, 3 февраля 1951 года организовали 3‑е Главное управление при Совете Министров СССР (ТГУ), по аналогии с 1‑м Главным управлением (ПГУ), призванное заниматься созданием атомной бомбы. Первые же несколько месяцев координация работ на новом направлении осуществлялась аппаратом Берия и начальником ПГУ Б. Л. Ваниковым.
Руководителем 3‑го Главного управления был назначен Василий Михайлович Рябиков, работавший до этого первым заместителем Д. Ф. Устинова. Заместителем Рябикова стал Валерий Дмитриевич Калмыков, ранее возглавлявший НИ И‑10, где разрабатывались всевозможные корабельные системы управления. В 3‑е Главное управление перешел и Павел Владимирович Цыбин, бывший Председатель Государственной комиссии по летным испытаниям Р‑101.
С первых дней существования ТГУ при нем началось создание необходимых для работы структур – своей приемки, своего зенитно‑ракетного полигона в районе Капустина Яра, а по мере создания и введения в строй объектов "Беркута" началось и создание специальных войсковых формирований, предназначенных для их эксплуатации. По первоначальным планам систему "Беркут" предполагалось передать в военное министерство полностью готовой к боевому дежурству, с техникой, обученными кадрами и даже с жилыми городками.
Таким образом, создание зенитной ракетной системы для обороны Москвы приобрело статус национальной программы со всеми вытекающими из этого последствиями. На "объекты" было брошено все, что требовалось, все, что нужно, все, что можно… А что нельзя – бралось из мобилизационных ресурсов страны. Работы разрешалось проводить без утвержденных проектов и смет, оплату труда – по фактическим затратам, финансирование Госбанком – по фактической стоимости, отменялись лимиты на расходование горючего…
* * *
Все работы по созданию "Беркута" велись в строжайшем секрете, держались в тайне даже от военного руководства страны и находились под полным контролем МГБ. Центром всей разработки стало КБ‑1, преобразованное в августе 1950 года из СБ‑1.
В КБ‑1 в считаные недели лета – осени 1950 года число работников возросло в несколько раз. Начальник КБ‑1, а им первые месяцы был заместитель министра вооружения Константин Михайлович Герасимов (освобожденный для этой цели от всех других работ в министерстве), имел возможность, не спрашивая ничьего согласия, переводить к себе на работу кого угодно и откуда угодно. Как это происходило? Рассказы тех, кто попал в те месяцы на работу в КБ‑1, на редкость похожи. Вот свидетельство будущего работника ОКБ‑2 (МКБ "Факел") Вилена Петровича Исаева:
"Ближе к вечеру в один из дней августа 1950 года к нам, нескольким молодым инженерам, работавшим в одном из конструкторских бюро НИИ‑88, подошла секретарь и сказала: "Завтра к девяти утра вам следует быть по такому‑то адресу". На наши "зачем, почему" она даже не пыталась ответить – сама не знала. Остаток вечера у каждого из нас прошел в догадках. Но назавтра в том же составе мы собрались возле одного из очень солидно выглядевших зданий в самом центре Москвы. Раньше мы и подходить‑то к таким не решались. А теперь без каких‑либо проблем нас пропустили вовнутрь. Поднялись мы наверх с сопровождавшим нашу группу неразговорчивым человеком и разместились в приемной. Вскоре нас позвали в кабинет какого‑то большого начальника и загадки продолжились. "Вы переводитесь на новое место работы", – только это услышали мы от него. В надежде, что хоть от него мы получим какую‑либо информацию о нашем будущем, мы тут же обратились к нему с мучившим нас вопросом: "Куда, в какой город?". Но он, сохраняя на своем лице глубокую таинственность, только снисходительно бросил: "Там рядом есть метро". У нас сразу отлегло от сердца – мы знали, что метро было тогда только в Москве, а значит, никакой дальней поездки не предвидится. Ну, а на следующий день мы уже направились по указанному нам адресу – в КБ‑1, располагавшееся рядом со станцией метро "Сокол". Там с каждым из нас отдельно поговорил Павел Николаевич Куксенко, разузнал, чем мы занимались, чем хотели бы заниматься, и направил нас в соответствующий отдел, где разрабатывались ракеты. Так что вся эта процедура перехода на новую работу заняла у нас меньше трех дней".
Спустя несколько месяцев после создания эту организацию, получившуюся весьма солидной – и по количеству работников, и по количеству зданий, в которых разместились конструкторские и производственные подразделения, возглавил "железный" сталинский директор Амос Сергеевич Елян. До этого назначения он руководил крупным заводом в Горьком и прославился в годы войны своими успехами в выпуске вооружения.