У меня, спасибо тебе, всё хорошо: Дурслеи боятся, как бы ты не объявился и не превратил их по моей просьбе в летучих мышей.
Вот только ночью случилась странная вещь. У меня опять разболелся шрам. Последний раз это было, когда Вольдеморт проник в "Хогварц". Но вряд ли же он где-то рядом, правда? Ты не слышал, может, шрамы от проклятий и много лет спустя болят?
Я пошлю это письмо с Хедвигой, когда она вернётся, она сейчас улетела поохотиться. Передавай от меня привет Конькуру.
Гарри
Да, подумал Гарри, вроде нормально. Не стоит описывать сон, а то получится, как будто он слишком испугался. Он скатал пергамент и отложил в сторону, чтобы сразу отдать Хедвиге, как только она прилетит. Потом встал, потянулся, снова открыл шкаф. И, не глядя в зеркало, стал одеваться к завтраку.
Глава третья. Приглашение
В кухне Дурслеи уже собрались за столом. Когда Гарри вошёл, а затем сел, на него не обратили внимания. Громадное красное лицо дяди Вернона скрывалось за утренней "Дейли мейл". Тётя Петуния, поджав губы - лошадиных зубов не видно, - делила грейпфрут на четыре части.
Дудли злился и дулся. Казалось, он занимает гораздо больше места, чем обычно, - а это кое-что, да значило, поскольку обычно он занимал одну сторону большого квадратного стола от угла до угла. С боязливым: "Вот, нашему Дюдюшечке" тётя Петуния положила ему на тарелку четвертинку грейпфрута без сахара. Дудли гневно воззрился на неё. С тех пор как он привёз из школы свой табель, жизнь обходилась с ним чересчур сурово.
Нет, плохим оценкам дядя Вернон и тётя Петуния, как всегда, нашли оправдание; тётя Петуния считала, что Дудли очень одарённый мальчик и учителя просто не способны его понять, а дядя Вернон твердил, что ему вообще не нужен в доме зубрила и маменькин сынок. Они также умудрились деликатно обойти обвинения в хулиганстве и жестокости. "Дудли, конечно, активный ребёнок, но он и мухи не обидит!" - сквозь слёзы заявила тётя Петуния.
Однако в конце табеля рукой школьной медсестры в очень тактичных выражениях было приписано такое, против чего ни дядя, ни тётя возразить не могли. Сколько бы ни причитала тётя Петуния, что у её сына крупная кость, что его вес - это детский жирок и что растущему организму требуется хорошее питание, факт оставался фактом: на школьном складе не было бриджей такого размера. Школьная медсестра обратила внимание на то, чего глаза тёти Петунии - так зорко замечавшие отпечатки пальцев на сверкающих чистотой стенах и приходы-уходы соседей - попросту не желали видеть: Дудли не только не нуждался в дополнительном питании, но давно уже приобрёл габариты молодого кита-убийцы.
Итак, после многочисленных скандалов и споров, сотрясавших пол комнаты Гарри, после обильных потоков слёз, пролитых тётей Петунией, в доме ввели новый режим. Листок с диетой, рекомендованной школьной медсестрой "Смылтингса", прикрепили к дверце холодильника, а сам холодильник полностью очистили от всего, что так любил Дудли, - от газировки и пирожных, шоколадок и бургеров - и наполнили овощами, фруктами, одним словом, тем, что дядя Вернон называл "силосом". А чтобы Дудли было не так обидно, тётя Петуния решила: пусть диеты придерживается вся семья. Сейчас тётя передала Гарри четвертинку грейпфрута - гораздо меньше, чем четвертинка Дудли. Видимо, тётя Петуния считала, что для поддержания у сына боевого духа нужно, чтобы он, по крайней мере, получал больше еды, чем Гарри.
Но тётя Петуния не знала, что припрятано у Гарри наверху под половицей. Она понятия не имела, что Гарри вовсе не придерживается диеты. Едва почуяв, что ему предстоит пережить лето на сырой морковке, он разослал друзьям письма с мольбой о помощи, и те проявили редкостную отзывчивость. От Гермионы Хедвига вернулась с огромной коробкой не содержащих сахара батончиков (родители Гермионы были зубными врачами). Огрид, лесник "Хогварца", откликнулся целым мешком печенья собственного изготовления (к печенью Гарри не прикоснулся: ему слишком хорошо были известны кулинарные способности Огрида). Миссис Уизли прислала Эррола, семейного филина, с громадным кексом и многочисленными пирожными. Бедняга Эррол, который был очень стар и слаб, целых пять дней приходил в себя после трудного путешествия. Потом на день рождения (который Дурслеи полностью проигнорировали) Гарри получил четыре великолепных именинных пирога, по одному от Рона, Гермионы, Огрида и Сириуса. Два у него ещё осталось, и поэтому, предвкушая настоящий завтрак у себя в комнате, Гарри послушно приступил к грейпфруту.
Неодобрительно фыркнув, дядя Вернон отложил газету и посмотрел в собственную тарелку.
- И это всё? - ворчливо обратился он к тёте Петунии.
Тётя Петуния метнула на него свирепый взгляд и выразительно указала подбородком на Дудли. Тот, покончив со своим грейпфрутом, поросячьими глазками кисло косился в тарелку Гарри.
Дядя Вернон издал глубокий вздох, отчего зашевелились его густые кустистые усы, и взялся за ложку.
Раздался звонок в дверь. Дядя Вернон тяжело поднялся и направился в прихожую. С быстротой молнии, пока мать возилась с чайником, Дудли украл у отца грейпфрут.
Гарри услышал разговор в прихожей, чей-то смех и резкий ответ дяди. Затем дверь захлопнулась, и донёсся звук разрываемой бумаги.
Тётя Петуния поставила чайник на стол и с любопытством обернулась. Ей не пришлось долго ждать, чтобы узнать, чем это занят её муж; не прошло и минуты, как он вернулся. Вид у него был разъярённый.
- Ты! - рявкнул он Гарри. - В гостиную. Быстро!
Изумлённый, гадая, в чём же таком опять провинился, Гарри встал и проследовал за дядей в соседнюю комнату. Дядя Вернон с грохотом захлопнул дверь.
- Ну. - Он протопал к камину и повернулся к Гарри, будто собираясь объявить, что тот арестован. - Ну.
Гарри ужасно хотелось ответить: "Баранки гну", но вряд ли стоило так сурово испытывать дядино терпение с утра пораньше; дядя и без того на пределе из-за недокорма. Поэтому Гарри ограничился невинно-удивлённой гримасой.
- Вот что сейчас принесли, - дядя Вернон помахал листком лиловой почтовой бумаги. - Письмо. Про тебя.
Гарри совсем растерялся. Кто бы из его знакомых стал писать про него дяде Вернону? И вдобавок посылать письма по почте?
Дядя Вернон некоторое время прожигал Гарри глазами, а затем уставился на письмо и зачитал вслух:
Уважаемые мистер и миссис Дурслей!
Мы с вами друг другу не представлены, но я не сомневаюсь, что вы много слышали от Гарри о моём сыне Роне.
Возможно, Гарри говорил вам, что в следующий понедельник вечером состоится финальная игра чемпионата мира по квидишу. Моему мужу Артуру благодаря связям в департаменте по колдовским играм и спорту удалось достать билеты на лучшие места.
Я очень надеюсь, что вы позволите нам взять с собой Гарри на матч, поскольку такая возможность выпадает буквально раз в жизни, игры на кубок не проводились в Англии вот уже тридцать лет и достать билеты практически невозможно. Мы, разумеется, будем счастливы, если Гарри погостит у нас до конца каникул, и проводим его на поезд в школу.
Будем признательны, если Гарри пришлёт ответ как можно скорее нормальным способом, нам не доставляют мугловую почту, и я не уверена, что почтальон вообще знает, как нас найти.
Ждём Гарри с нетерпением.
Искренне Ваша,
Молли Уизли
P.S. Надеюсь, я наклеила достаточно марок.
Дядя Вернон дочитал, сунул руку в нагрудный карман и вытащил оттуда кое-что ещё.
- Взгляни, - пробурчал он.
Он протянул конверт, в котором прибыло письмо миссис Уизли, и Гарри с трудом удержался от хохота. Конверт был усеян марками сплошь, за исключением одного квадратного дюйма на лицевой стороне, куда миссис Уизли микроскопическим почерком вписала адрес Дурслеев.
- То есть марок она наклеила достаточно, - сказал Гарри таким тоном, будто подобную ошибку мог совершить всякий.
Дядя сверкнул глазами.
- Почтальон обратил внимание, - процедил он сквозь зубы. - И очень интересовался, откуда могло прийти такое письмо. Потому он и позвонил в дверь. Он, видите ли, подумал, что это забавно.
Гарри промолчал. Кому другому, возможно, показалось бы странным, что дядя Вернон поднимает такой шум из-за чрезмерного количества марок, но Гарри жил с Дурслеями давно и знал, что их ужасает всё, хоть на йоту выходящее за рамки обыкновенного. А больше всего на свете они боялись, как бы кто не пронюхал, что они имеют отношение (пусть и очень отдалённое) к миссис Уизли и ей подобным.
Дядя Вернон сверлил племянника глазами, а Гарри старался сохранять нейтральное выражение. Если сейчас повести себя правильно и не сглупить, его ждёт настоящий подарок, мечта всей жизни! Он подождал, пока дядя Вернон что-нибудь скажет, но тот только стоял и таращился. Гарри решился нарушить молчание.
- Так что... мне можно поехать? - спросил он.
Еле заметный спазм исказил большое багровое лицо. Усы ощетинились. Гарри точно знал, что происходит за этими усами: отчаянное сражение, конфликт между двумя главными инстинктами дяди Вернона. Разрешить поехать - значит, доставить Гарри удовольствие, а против этого дядя боролся целых тринадцать лет. С другой стороны, разрешить Гарри уехать к Уизли на весь остаток каникул - значит, избавиться от него на две недели раньше, чем предполагалось, а дядя ненавидел, когда Гарри дома. Он снова посмотрел на письмо миссис Уизли - видимо, тянул время и размышлял.
- Кто она? - спросил он, с отвращением взирая на подпись.
- Вы её видели, - объяснил Гарри. - Мама Рона, моего друга, она встречала его с "Хог...". Со школьного поезда.
Он чуть не сказал "Хогварц-экспресс", а это был верный способ разозлить дядю. Под крышей дома Дурслеев запрещалось упоминать название школы, где учится Гарри.
Дядя Вернон сморщился, будто вспомнил нечто ужасно противное.
- Такая толстуха? - выдавил он после долгого раздумья. - С рыжим выводком?
Гарри нахмурился. Со стороны дяди Вернона, пожалуй, немного слишком называть кого-то толстухой, когда его собственный сын Дудли наконец достиг того, к чему шёл с трёхлетнего возраста, и таки сделался поперёк себя шире.
Дядя Вернон продолжал изучать письмо.
- Квидиш, - пробормотал он себе под нос. - Квидиш... что ещё за ерунда?
Гарри снова кольнуло раздражение.
- Это спортивная игра, - коротко ответил он. - В неё играют на мёт...
- Тихо, тихо! - замахал руками дядя Вернон. Гарри с известным удовлетворением отметил, что дядя запаниковал - видно, не мог перенести упоминания о мётлах в своей собственной гостиной. Пытаясь уйти от реальности, он вновь перечитал письмо. Гарри смотрел, как его губы беззвучно произносят слова: "пришлёт ответ как можно скорее нормальным способом". Дядя скривился.
- Что она хочет сказать, "нормальным способом"? - рявкнул он.
- Нормальным для нас, - сказал Гарри и, не успел дядя его остановить, добавил: - Ну, знаете, совиной почтой. Как обычно у колдунов.
Дядя Вернон вознегодовал так, словно Гарри произнёс самое грязное на свете ругательство. Содрогаясь от ярости, он затравленно стрельнул глазами в окно, будто ожидая увидеть прижатые к стеклу уши соседей.
- Сколько раз тебе говорить? Не поминай ваши штучки в моём доме! - зашипел он. Его лицо приобрело оттенок спелой сливы. - Стоишь тут в одежде, которую тебе дали мы с Петунией...
- Когда Дудли проносил её до дыр, - холодно бросил Гарри. И в самом деле свитер на нём был огромный - чтобы освободить руки, пришлось закатывать рукава пять раз, и свисал он до колен невероятно мешковатых джинсов.
- Я не позволю тебе разговаривать со мной таким тоном! - заявил дядя Вернон, дрожа от гнева.
Но Гарри не собирался всё это безропотно сносить. Прошли времена, когда он подчинялся идиотским правилам Дурслеев. Он не сидит с Дудли на диете и не позволит лишить себя удовольствия побывать на финале кубка. По крайней мере, сделает всё, что в его силах.
Чтобы успокоиться, Гарри глубоко вдохнул, а затем сказал:
- Значит, мне нельзя поехать на чемпионат? Ладно. Можно тогда я пойду? Мне нужно закончить письмо Сириусу. Ну, знаете - моему крёстному.
В точку! Ему удалось произнести волшебное слово. Багрянец стал пятнами сходить с дядиного лица, и оно сделалось похоже на плохо перемешанное черносмородиновое мороженое.
- А вы... переписываетесь? - псевдоспокойным тоном спросил дядя Вернон. Но Гарри видел, как зрачки маленьких глазок от страха съёжились.
- А?.. Ага, - небрежно обронил Гарри. - Я уже, кажется, давно ему не писал. Ещё подумает, будто случилось что, если не объявлюсь.
И умолк, наслаждаясь произведённым эффектом. Он почти что видел, как под густыми и тёмными, расчёсанными на ровный пробор дядиными волосами заворочались шестерёнки. Если запретить Гарри писать Сириусу, тот может заподозрить, что с крестником плохо обращаются. Если запретить Гарри поехать на матч, он пожалуется Сириусу, и тот узнает наверняка, что с крестником обращаются плохо. То есть оставалось одно. Гарри наблюдал, как в дядиной голове формируется решение, - словно большое усатое лицо было прозрачным. Гарри старался не улыбаться и смотреть пусто. Наконец...
- Ладно. Езжай на этот свой идиотский... этот дурацкий... на кубок этот твой. Только напиши своим... как их... Уизли, что ли, пусть сами тебя забирают. У меня нет времени возить тебя по всей стране. И можешь остаться у них до конца лета. Да, и напиши своему... крёстному, скажи... скажи, что едешь на матч.
- Вот и хорошо, - радостно ответил Гарри.
И направился к двери, еле сдерживая желание подпрыгнуть и заорать от восторга. Он едет!.. Едет к Уизли и увидит финал!
В прихожей он чуть не столкнулся с Дудли - тот ошивался под дверью в надежде подслушать, как ругают Гарри. Довольная улыбка Гарри его явно потрясла.
- Завтрак был замечательный, правда? - невинно сказал Гарри. - Я прямо объелся - а ты?
Дудли оторопел, а Гарри расхохотался и, прыгая через две ступеньки, взлетел наверх и скрылся в своей комнате.
Первым делом он увидел, что Хедвига вернулась. Она сидела в клетке, смотрела на Гарри огромными янтарными глазами и щёлкала клювом, давая понять, что недовольна. Кем, стало ясно почти мгновенно.
- ОЙ! - вскрикнул Гарри.
Ему в висок врезался маленький, серый и пернатый теннисный мячик. Гарри возмущённо потёр голову, недоуменно поднял глаза и увидел крошечного совёнка, такого маленького, что легко поместится на ладони. Совёнок с жужжанием носился по комнате, как запущенная петарда. Тут Гарри заметил, что совёнок бросил к его ногам письмо. Он наклонился, узнал почерк Рона и вскрыл конверт. Внутри лежала наспех нацарапанная записка.
Гарри! ПАПА ДОСТАЛ БИЛЕТЫ!!! Матч Ирландия - Болгария, в понедельник вечером. Мама написала муглам, чтобы они разрешили тебе приехать к нам. Может, они уже получили письмо, не знаю, сколько идёт мугловая почта. На всякий случай решил послать тебе со Свином записку.
На слове "Свин" Гарри вытаращил глаза, а затем посмотрел на крошечную птичку - та сосредоточенно наворачивала круги вокруг люстры. Никогда он не видел ничего менее похожего на свинью. Может, не разобрал почерк? Он продолжил читать:
Мы тебя заберём в любом случае, нравится это муглам или нет, не пропускать же тебе кубок, только мама с папой сказали, что для приличия надо сначала спросить. Если муглы скажут "да", срочно посылай Свина обратно с ответом, и мы заберём тебя в пять часов в воскресенье. Если скажут "нет", срочно посылай Свина с ответом, и мы всё равно заберём тебя в пять часов в воскресенье.
Гермиона явится сегодня после обеда. Перси пошёл работать - в департамент международного магического сотрудничества. Пока будешь у нас, ни слова про заграницу, а то он занудит тебя так, что от скуки штаны сползут.
Увидимся!
Рон
- Да угомонись ты! - прикрикнул Гарри. Совёнок трепыхал крылышками у него над головой и отчаянно клекотал от (только и мог предположить Гарри) гордости: он сумел не просто доставить письмо, но к тому же по назначению. - Иди сюда, понесёшь обратно ответ!
Совёнок плюхнулся на клетку Хедвиги. Та смерила его ледяным взором - мол, только посмей приблизиться.
Гарри схватил орлиное перо, чистый лист пергамента и написал:
Рон, всё в порядке, муглы разрешили. Увидимся завтра в пять. Я не доживу!
Гарри
Он скатал записку в комочек и привязал его к крошечной лапке - с превеликим трудом, потому что совёнок подпрыгивал на месте от нетерпения. Как только записку приладили, совёнок взмыл в воздух. С бешеной скоростью он вылетел в окно и был таков.
Гарри повернулся к Хедвиге:
- Как насчёт долгого путешествия?
Хедвига с достоинством ухнула.
- Отнесёшь это Сириусу? - попросил Гарри, взяв письмо. - Подожди... я только закончу.
Он развернул пергамент и торопливо добавил постскриптум:
P.S. Если захочешь со мной связаться, я буду у Рона Уизли до конца лета. Его папа достал билеты на финал квидишного кубка!
Закончив письмо, он привязал его к лапке Хедвиги; та держалась на удивление чинно, будто желала показать, как должна себя вести настоящая почтовая сова.
- Возвращайся к Рону, я буду у него. Хорошо? - сказал Гарри.
Она любовно ущипнула его за палец, а затем с мягким шелестом расправила огромные крылья и бесшумно вылетела в окно.
Гарри проводил её взглядом, а потом заполз под кровать, отодвинул половицу и достал большой кусок именинного пирога. Он ел, сидя на полу, и его переполняло небывалое счастье. Он ест пирог, а Дудли - паршивый грейпфрут; сегодня солнечный летний день, завтра Гарри отсюда уедет, шрам больше не болит, и скоро квидишный финал. Сейчас почти невозможно было нервничать - даже из-за Лорда Вольдеморта.
Глава четвёртая. Возвращение в "Гнездо"
К двенадцати часам следующего дня Гарри сложил в сундук школьные принадлежности, а также самые драгоценные свои сокровища - унаследованный от отца плащ-невидимку, подаренную Сириусом метлу и волшебную карту "Хогварца", полученную в прошлом году от Фреда с Джорджем. Он выгреб еду из тайного хранилища под половицей, дважды перепроверил все закутки на предмет забытых учебников и перьев, а затем снял со стены самодельный календарик, на котором вычёркивал дни, оставшиеся до первого сентября.
Атмосфера в доме № 4 по Бирючинной улице накалилась до предела. Неизбежное появление в доме колдовской делегации пугало и злило Дурслеев. Когда Гарри известил дядю Вернона, что Уизли будут уже завтра в пять вечера, тот встревожился до крайности.
- Надеюсь, ты сказал, чтоб они оделись нормально, эти типы, - сразу же зарычал он. - Знаю я, что вы на себя напяливаете. В общем, пусть оденутся по-человечески - им же лучше. Вот так.
Гарри охватило нехорошее предчувствие. Ему не доводилось видеть родителей Рона в чём-нибудь, с точки зрения Дурслеев, человеческом. Дети их, может, в каникулы и надевали мугловую одежду, но мистер и миссис Уизли обычно носили длинные колдовские мантии, к тому же потрёпанные. Гарри мало беспокоило мнение соседей, но он опасался за своих родственников - вдруг они нахамят Уизли, если те явятся в дом этакими типичными колдунами.