Я обещал, что сделаю все, что в моих силах, ибо в мои обязанности входит крепить здоровье офицеров и заниматься профилактикой, тьфу, любых заболеваний. С этим и расстались. Через несколько дней я поймал Т…ского на верхней палубе, увлек в безлюдное место и прямо сказал, что знаю все и предупреждаю о возможных нежелательных последствиях его легкомысленной связи.
- В Поти есть случаи сифилиса, - пугнул я его.
Т…ский с удивлением смотрел на меня, а потом неожиданно очень серьезно произнес:
- Да, док, прав ты, почти, как всегда. На какой хрен мне эти шлюхи, если у меня жена еще хороша. Видел ее? - вопросительно посмотрел на меня.
- Нет, не видел, но слышал от офицеров. - Вот видишь, значит и другим нравится. Все, док, даю тебе слово - завязываю.
На этом все и закончилось. Больше претензий к нему не было.
В такие ситуации я попадал неоднократно. Так однажды уже в Севастополе вахтенный у трапа, через рассыльного, вызвал меня на стенку. Со мной хотела поговорить не кто иной, как жена самого старпома (Слона). Передо мной стояла высокая, красивая блондинка с волевым лицом. Весь ее облик излучал спокойствие и уверенность в себе.
- Здравствуйте, доктор. Я Барсукова, по образованию юрист, поэтому без лишних объяснений и сантиментов давайте перейдем к сути дела и причинам, заставившим меня обратиться к вам. Говорю откровенно, зная, что все останется между нами. Я не ошибаюсь, доктор?
- Нет, нет, только между нами.
- Так вот. Вы, как и я, должны быть заинтересованы в укреплении семей офицеров корабля, тем более, вашего начальника. Я правильно понимаю вас, доктор?
- Совершенно верно, семья залог хорошей службы офицера, его морального состояния, а значит, и здоровья.
- Вот! Вот! Вы все правильно говорите. Ну, тогда слушайте. Мне 27 лет, я нормальная здоровая женщина, занимаюсь серьезным делом, Но мне катастрофически не хватает… ну, Вы понимаете, мужского внимания. Я порядочная женщина и жена, и не хочу получать это внимание где-то на стороне. А мой благоверный, в лучшем случае, придет один раз в неделю, вкусно поест, прямо скажу, "от пуза", выпьет пару рюмок водки и, еле скрывая зевоту, скажет что-нибудь приятное и потом дрыхнет всю ночь. А я что? Что, не живая, что ли? "Устал, рыбка! Ох, как я устал… потом, потом" - и дрыхнет, дрыхнет. А это "потом" все время, "потом"! Мне это, доктор, надоело. Итак, или вы его приводите в боевое состояние перед приходом домой, или я, извините, пойду "налево". Вам это надо?
- Нет, нет! Мне это никак не надо! - залепетал я. - Надо что-то придумать!
- Вот, вот, доктор, вы уже постарайтесь, проведите соответствующую психологическую обработку, используйте какие-либо медспособы и средства, но чтобы он "живым трупом" не был. Надеюсь на вас. О моем приходе ни слова, и вахте, кстати, это растолкуйте. Не было меня здесь, не было и разговора. До свидания.
И она величаво удалилась, наградив меня запахом дорогих духов, и оставив в глубоком раздумье о методах приведения "живого трупа" в бойца сексуального фронта. Да, время было другое, у нас практически ничего не было, разве только женьшень. Для повышения общего тонуса. Пришлось придумывать незатейливую легенду и давать старпому настойку женьшеня. Об эффекте не знаю, но его жена меня больше не тревожила. Но эта история имела продолжение.
Слон на пляже
Года через два, когда "Слон" был уже командиром спасательного судна на Северном флоте, я госпитализировал матроса в 41-й инфекционный госпиталь, находящийся на Северной стороне Севастополя. Рядом с госпиталем был пляж под названием "Учкуевка". Решил искупаться и, проходя через ряды лежащих тел, внезапно увидел Слона. Он стоял в характерной позе загорающего, подставив грудь и живот к палящему солнцу, руки его были закинуты за голову, глаза закрыты. Рядом у ног лежали два бронзовых тела женского пола. Я, не долго думая, зашел к нему сзади, зажал ладонями глаза и тонким голосом, имитируя женский, проворковал:
- Мишенька, и ты здесь!
В ответ получил резкий толчок, от которого чуть не отлетел в сторону, и громогласный шепот, слышимый, видимо, в отдаленных уголках пляжа:
- Ты что, дура, я ведь с женой!!
Картина, как сейчас говорят, "маслом". Раздался взрыв хохота. Хохотали все лежащие вокруг, в том числе и две дамы у его ног. Одну из них я тот час узнал. Это была она, его законная жена, юрист, так озадачившая меня своей "вводной" два года назад.
- Доктор! Ну что ты так шутишь, а? Ты же меня в такое глупое положение поставил, смотри, все ржут, как лошади, и ведь надо мной! Ну, доктор, мало я тебя наказывал за ваши проделки на корабле! - приговаривал Слон, держа меня за воротник. - Ну, док, будет мне теперь допрос с пристрастием дома.
После того, как все успокоились и отсмеялись, мы хорошо поговорили о службе на "Безудержном". Потом он рассказал о своей командирской доле на Северном флоте. Жена его со мной была очень любезна, угощала припасенными для пляжа деликатесами. В общем, все кончилось хорошо, хотя шутка моя была, явно, провокационной и не очень обдуманной. Больше Слона я никогда не видел.
И на кораблях бывают больные
Жизнь на корабле течет строго по регламенту, традиционно начинаясь с подъема военно-морского флага. Команда выстраивается по обоим бортам на корме и шкафутах и замирает по команде "Смирно, флаг и гюйс поднять!". Играет горнист и полотнище флага уже трепещет на ветру. Затем экипаж занимается на боевых постах обслуживанием техники или проводит боевую и политическую подготовку. Доктор сидит на приеме страждущих. Большинство обратившихся были больны ОРЗ, ангинами, отитами, различными грибковыми заболеваниями, гастритами и т. д. Тяжелые больные бывали редко, но бывали. Однажды, вернувшись из отпуска, я увидел на палубе очень бледного матроса-артиллериста.
- Слушай, зайди ко мне, - пригласил я его в медпункт.
Он зашел, бледный, весь какой-то потухший, чувствовалось, что даже обычная ходьба дается ему нелегко. Я сразу понял, что здесь что-то очень серьезное. Когда он разделся, я неожиданно увидел многочисленные расчесы на коже.
- А это что?
- Так вши, товарищ старший лейтенант!
- Как вши? Откуда вши?
- Так вот, как я стал слабость ощущать, так и заметил одиночных, а теперь их уйма, не успеваю давить. Никому не говорю, стыдно мне.
- Да почему ты не обратился раньше, ведь еле ноги носишь!
- Да не поверят ведь, не болит ничего, только слабость.
Я ринулся в его кубрик и вместе с санитаром стал перетряхивать его вещи. Волосы у меня стали дыбом - кругом вши, и в других рундуках тоже. Побежал к командиру и все доложил. Он схватился за голову.
- Ну, доктор, погорели мы, мне звание задержат, а тебя вообще затопчут.
Вши! С войны их не было! Что делать? Несмотря на сильное волнение, меня вдруг осенило:
- Товарищ командир! Надо срочно выскакивать в море, куда-нибудь подальше, а там проведем дезинсекцию, объявим противобактериологическое учение, в душе офицерского состава устроим вошебойку, а в кубриках все пересыплем дустом, простираем и т. д. Матроса я срочно госпитализирую, предварительно обработав его форму. У него что-то очень серьезное, анемия тяжелая, без анализа видно, а причина ее не ясна. Бежим из базы, товарищ командир, срочно, пока никто ничего не знает, кроме завшивевших матросов, а они помалкивают, стесняются признаваться.
Командир отправился к комбригу с просьбой срочно выйти в море. Уж не знаю, чем он это мотивировал, но с утра, внимательно прогладив одежду больного и осмотрев ее самым тщательным образом, повез матроса в госпиталь. Кстати, в дальнейшем оказалось, что у него апластическая анемия, от которой он и умер через месяц после поступления в госпиталь.
Борьба с вшивостью и что из этого получилось
В течение дня получили топливо, провиант, воду и ушли в море. Только после этого я вздохнул свободно. Уже не помню, какие задачи поставило перед нами высокое начальство, главное, рванули на рейд Новороссийска, где встали на якорь и борьба со вшивостью началась. Для начала провели теоретические занятия и тренировки по одеванию химкомплектов, противогазов и т. д. Составили план проведения дезинфекционных мероприятий и проверили расписание матросов по боевым постам, напомнили правила поведения в зараженных помещениях и т. д. Я с помощниками еще раз проверил пятый кубрик, где завшивел личный состав. Стало понятно, что эпицентр распространения насекомых был рундук больного матроса. И тут я вспомнил, что мне когда-то рассказывала моя бабушка о гражданской войне и страшных бытовых условиях, в которые она попала с малыми детьми. Она утверждала, что вши появлялись сначала на ослабленных, анемичных людях, а потом уж расползались на окружающих. Так было и у нас. Чем дальше от рундука больного матроса, тем меньше уровень завшивленности. Но пятый кубрик - это жилье для многих десятков человек, самое большое жилое помещение на корабле. Весь кубрик подлежал санобработке.
Я приготовил мешочек дуста, чтобы пересыпать обмундирование, а рядом приготовил упаковку с сухой хлорной известью для дезинфекции. Оба препарата лежали на топчане в медпункте. Позвал санитара Шевчука, объяснил, где и что лежит, и что он конкретно должен делать.
- Все ясно? - спросил его.
- Так то-то-чно, - немного заикаясь, по привычке доложил Шевчук.
- Ну, ладно. Как объявят бактревогу, одевай химкомплект, противогаз и в бой. Не подкачай, смотри, вши-то не условные, а настоящие.
Объявили тревогу. Личный состав пятого кубрика по легенде был поражен бакоружием и должен быть вымыт в завершении учения в бане, а нижнее белье прожарено в вошебойке, под которую приспособили душ офицерского состава, а остальная одежда пересыпалась дустом с определенной временной экспозицией и дальнейшим вытряхиванием и проветриванием. Я уже писал об особенностях нашего душа, куда был подведен перегретый пар, так что эффект от обработки был стопроцентный. Бегая по тревоге в противогазе и химкомплекте, я приказал Шевчуку пересыпать одежду в рундуках пятого кубрика дустом, а сам пошел контролировать работу вошебойки. Минут через пятнадцать очередь дошла до дезинфекционных мероприятий и надо было развести хлорную известь. Побежал в медпункт, чтобы ее взять и, к своему ужасу, через стекло противогаза заметил, что дуст на месте, а хлорки нет. Не поверив, снял противогаз, чтобы лучше разглядеть и, не веря в случившееся, убедился, что дуст действительно на месте, а хлорки нет. Я все понял: этот болван Шевчук пересыпал обмундирование всего пятого кубрика хлоркой. А обмундирование-то было дорогое - форма № 3 - суконка, брюки и т. д.
- Перепутал хлорку с дустом! - завопил я и галопом помчался в пятый кубрик.
Мой нерадивый помощник завершал свое черное дело, добросовестно обрабатывая рундуки, не жалея хлорки. Тут уже было не до учений! Я сиганул к старпому и все доложил. Борис Васильевич, не мешкая, дал команду матросам кубрика № 5 срочно перетрясти всю свою одежду, пока хлорка окончательно не доконала все обмундирование десятков матросов. Откуда ни возьмись, появился интендант Вася Празукин. Юмору он не изменял никогда, даже в экстремальных ситуациях. В руках у него были счеты, на костяшках которых, он стал сразу что-то отсчитывать.
- Что ты делаешь? - удивленно спросил я.
- Как что, прикидываю нанесенный урон Военно-морскому флоту СССР. Начет на тебя будем оформлять, цифра-то… о! какая будет. Да, очень внушительная цифра, но не бойсь, скинемся всем экипажем, немного поможем тебе.
Это окончательно доконало меня, находящегося уже на хорошем нервном взводе.
- Пошел к черту! - завопил я. - Уйди с глаз долой! Подошел старпом.
- Ну, доктор, ты и дел наделал. Что теперь с формой будет? Чуешь, как интендант оживился, вместо учения со счетами бегает, упырь.
Судьба хранила меня. Хлорка была сухая, и из формы пострадали только майки и трусы. На них сразу появились беловатые пятна. Но это была мелочь. Главное - суконки с брюками были невредимы, а тельняшки прожаривались в вошебойке. От волнения виновник ЧП Шевчук забился в угол кубрика и, еще больше заикаясь, канючил:
- Товарищ старший лейтенант, о-о-шиб-ся я, с-с-спутал и т и другое… По-порошки-то оба белые.
Ну что было с ним делать? Мы внимательно осмотрели все вещи, вновь пересыпали, но уже дустом, потом вытрясли, проветрили, и все закончилось благополучно. Испорченные майки и трусы постепенно были списаны, и я не заплатил ни копейки. Но сколько нервов попорчено!
А умершего матроса жаль - отличный был матрос.
Севастополь - город-герой
Севастополь - главная база кораблей КЧФ. В те времена, о которых идет речь в моем повествовании, он был закрытым городом. Это означало, что для того, чтобы попасть в него, нужно было оформить ряд документов, которые получить могли далеко не все граждане СССР. Севастополь - это крепость, это городкрасавец. Человека, впервые попавшего в него в те времена, поражали явные признаки города морской твердыни и великолепие южного города с прекрасной архитектурой центральных улиц, с чудесными бульварами, пляжами, историческими памятниками.
Город был чистым, ухоженным, но кое-где еще были руины, напоминающие о недавней войне. Так при спуске к минной стенке справа на горе, торчали останки бывших зданий, восстановили которые только в начале 60-х годов. Чистота города обеспечивалась не только хорошей работой уборщиков, но и культурным поведением севастопольцев. Я был свидетелем такой картинки. Вальяжный капитан II ранга в белоснежной форме бросил окурок на панель и тут же, как по волшебству, появились два пионера с повязками, и чистый звонкий голос привел офицера в явное смущение:
- Дядя! Вы бросили окурок, поднимите, пожалуйста!
И представьте этот блестящий капитан II ранга перед лицом этих малолеток, нагибается и, поднимая окурок, что-то бубнит в свое оправдание. Вот это да! Вот это сознание!
Севастополь не входил в Украинскую ССР, он был центрального подчинения и снабжался гораздо лучше городов Крыма, да и других городов страны. Помню, рабочие-кораблестроители из Сормова, проводящие гарантийные работы, закупали килограммы сливочного масла и другие продукты, и везли все это с собой в город Горький.
Когда я впервые попал в Севастополь в 1955 году на практику на крейсер "Молотов" (в дальнейшем "Слава"), то был поражен не только его красотами, но и каким-то военным духом, пропитавшим все поры этого замечательного города. Днем и ночью над ним стоял гул от летающих реактивных истребителей, военные корабли занимали все причалы, а в Северной бухте на бочках стояли громады линкоров и крейсеров. Гордое чувство, что ты тоже причастен к этой военной мощи и силе, укрепляло наш дух и стремление стать офицерами ВМФ.
По улицам Севастополя по вечерам ходили толпы людей в морской форме, белоснежной и красивой. Это были здоровые, веселые люди и, как мне казалось, такие свои, свои. Помню в августе 1955 года, то есть за несколько месяцев до гибели линкора "Новороссийск" я с однокашником сидел на Павловском мыске, находящимся на территории Главного госпиталя ЧФ и смотрел на стоящий на бочках метров в двухстах от берега линкор. Его огромные артиллерийские башни с орудиями 305 калибра, со снующими по палубам моряками - вызывали в наших молодых душах такую гордость, такую уверенность в силе нашего родного флота. Подошедший незнакомый мичман сказал:
- Смотрите на эту громадину. Один залп - и трактор в воздухе!
- Как трактор? - удивился я.
- А так. Масса металла снарядов залпа равна массе трактора.
- Вот это да! - восхитились мы.
И каково было наше удивление и огорчение, когда через пару месяцев после этого, мы узнали, что он взорвался и утонул на том самом месте. Официальной версии его гибели долгое время не было, но мы были уверены, что это диверсия. Кстати через пару лет, когда я уже служил на "Безудержном", у нас дослуживал матрос с него. В 1957 году в одну из боевых частей был назначен офицер, который тоже служил на "Новороссийске" в момент его гибели. Однако прослужил он у нас совсем мало, так как особист бригады узнал, что тот собирает свидетельские показания у моряков "Новороссийска", разбросанных по кораблям эскадры. Все, что касалось гибели линкора, было под секретом, поэтому нашего офицера быстренько куда-то перевели. Впоследствии я видел остов "Новороссийска" в какой-то балке Севастополя, где его утилизировали на металлолом.
Но я отвлекся. Итак, мы молоды и ещё не очень разумно относимся к месячному бюджету, а это приводит к тому, что частенько деньги заканчивались еще до получки, и мы сидели без них. Но пойти куда-нибудь хотелось. Вот и шли в Приморский бульвар, где по воскресеньям играл духовой оркестр, гуляло много народа, было весело и спокойно. Духовой оркестр исполнял марши, классическую музыку, а иногда выдавал и танго с фокстротом. Дом офицеров всегда был открыт для нас. Ходили на танцы и вечера, посвященные различным праздникам. Люди в те времена были в основном доброжелательными и редко грубили. В кинотеатрах пару лет вообще не было контролеров - все было на доверии.
Когда я вспоминаю Севастополь, возникает щемящее чувство того, что он так долго был оторван от России. Глупо, неестественно. За одно это я люто ненавижу нашего бывшего президента, даже мертвого. Будь он проклят во веки веков за его неудержимую жадность к личной власти, которая и привела, в конце концов, к потере наших территорий, в том числе и Севастополя. Я считаю, что он виноват в том, что сотни тысяч, если не миллионы, русских людей вынуждены были бежать с насиженных мест в новую Россию, бросая жилье и терпя лишения, или чувствовали себя вне Родины, в одночасье оказавшись или "оккупантом" или нежелательной этнической группой населения. На совести этого малообразованного политика с высокими амбициями и алкогольной зависимостью миллионы разрушенных судеб. Вот что может наделать один недалекий, амбициозный человек, вышедший, как говорится, "из грязи в князи". И слава Богу, что я дожил до дня возвращения Крыма и Севастополя домой, в Россию!
Но я отвлёкся от корабельной жизни…
Семьи приходят на корабль
На фоне серых служебных будней бывали и праздники, а на праздники готовился праздничный обед и приглашались семьи. Моя супруга с дочкой впервые пришла на корабль года через два после моего назначения. К этому времени я уже стал полноправным членом офицерского коллектива и воспринимал корабельную жизнь с ее порядками, служебными взаимоотношениями, в том числе и неофициальными, как данность. Как-то, когда моя благоверная проходила по шкафуту мимо камбуза, направляясь в кают-компанию, она неожиданно услышала громкий разговор с большим количеством ненормативной лексики. А голос раздалбливающего кого-то был очень похож на голос ее обычно интеллигентного и не позволяющего в словах никаких отступлений от общепринятых правил мужа. О чем она тут же поделилась с встретившим ее интендантом.
- Вася, а кто у вас на камбузе так матерится? И, главное, голос похож на Володин.
- А это он и есть. Это он коков к работе стимулирует.
- Как он? Разве он может так грязно ругаться? Да не может этого быть.