* * *
Что известно мне было известно о судьбе "Тихого Дона"?
Роман-эпопея "Тихий Дон" общепризнан как выдающееся произведение русской литературы, да и всей мировой литературы. Его ставят рядом с "Войной и миром" Льва Толстого. С момента выхода в свет первых двух томов шолоховского романа, а именно они служили объектом главных нападок, прошло много лет. За эти годы "Тихий Дон" прочли миллионы людей. Роман публиковался многократно в Советском Союзе и за рубежом. Постоянно появляются новые издания, как на русском языке, так и переводные. Время над романом не властно. Но рукописей первых двух томов в государственных архивах нет. И это обстоятельство породило множество домыслов, бороться с которыми пришлось с помощью ЭВМ, да и их выводы пытаются оспаривать…
– Знаете, – предостерегал меня опытный литературовед, – дело, за которое вы беретесь, столь же сложное, как вопрос об авторстве "Слова о полку Игореве".
Рукопись "Слова о полку Игореве" сгорела в войне 1812 года. С тех пор литературоведы спорят о подлинности великого творения древности.
Не раз писали, что рукописи "Тихого Дона" сгорели в войне 1941–1945 годов…
Неужели только в романах они не горят?
Шолоховский роман-эпопея состоит из четырех томов.
""Тихий Дон" имеет около девяноста печатных листов, – рассказывал писатель до войны корреспонденту "Известий" Исааку Экслеру, одному из первых приоткрывая завесу над историей создания романа. – Всего же мною написано около ста листов. Удалить пришлось листов десять… А вообще материала было так много, что одно время я подумывал о пятой книге романа".
Что это именно так, подтверждает четвертый том "Тихого Дона", наиболее объемистый: в нем печатных страниц на сто больше, чем в ранее вышедших томах.
Произведем несложный подсчет. В собрании сочинений М. А. Шолохова (изд-во "Правда", 1980) четыре книги романа составляют свыше 1800 страниц печатного текста. Поскольку его восемь частей переписывались по нескольку раз, в свое время у автора хранились тысячи рукописных страниц, не считая машинописных.
В Пушкинский Дом поступила из архива М.А. Шолохова всего одна папка с автографами романа – рукописными и машинописными.
Вот что пишет К.И. Прийма, у которого эта папка несколько лет находилась, после чего в июне 1975 года по воле писателя поступила в Пушкинский Дом.
"Ветхая, оранжевого полукартона, папка с надписью, сделанной красивым шолоховским почерком: "Черновики "Тихого Дона".
В ней – сто сорок три страницы автографов Михаила Шолохова. Они написаны чернилами черными, фиолетовыми, красными, синими и даже простым черным карандашом. На двух из них есть пометки, тоже сделанные рукой Шолохова. На одной – дата: 14.11.29 г., и тут же написано: "Скупой пейзаж"; на другой стоит только дата: 17 декабря 1938 г. Кроме них, еще сто десять страниц машинописных, правленых рукой Шолохова".
Трагическая история довоенного архива Михаила Шолохова не раз описывалась с его слов писателем Анатолием Софроновым на страницах журнала "Огонек", затем в книгах. Рассказывали об этом другие авторы.
"Никогда раньше не видел я рукописных страниц шолоховского романа, – писал Анатолий Софронов в очерке "Над бесценными рукописями "Тихого Дона", – а сейчас вот держу их перед собой: черные, красные, синие, фиолетовые чернила, страницы, написанные карандашом, и страницы, отпечатанные на машинке. Все они с авторской правкой. Вот они, пожелтевшие, исписанные густо с двух сторон, некоторые – примятые и разорванные кое-где, с расплывшимися чернилами… А среди них страница, на которой Шолохов описал гибель Аксиньи. Откуда же взялась эта страница? Разве нашлась рукопись "Тихого Дона"? И все ли они нашлись? Ведь известно, что во время войны пропал весь литературный архив Шолохова, находившийся в станице Вешенской".
Некоторые страницы рукописи романа Анатолий Софронов изучил, сделал текстологический анализ, называет он первую рукописную страницу третьей главы восьмой части, описал страницу из главы первой восьмой части, датированную 17 декабря 1938 года, более раннюю страницу, датированную 14 февраля 1929 года с пометкой Шолохова: "Скупой пейзаж". Сохранилась страница с заключительными строками романа: "Это было все, что осталось у него в жизни…".
Перечитав все попавшие к нему в руки листы рукописи, писатель делает с горьким чувством вывод, что сохранилась незначительная часть архива. Цитирую: "В папке, которую вернул писателю в ноябре 1945 года неизвестный командир танковой бригады, нет рукописей большого количества страниц и целых глав из третьей и четвертой книг…".
По-видимому, у Анатолия Софронова не хватило духа написать, что не оказалось в этой папке НИ ОДНОЙ страницы рукописей первой и второй книг, то есть тех томов "Тихого Дона", вокруг которых бушуют страсти.
После опубликования очерка в "Огоньке" пришли в журнал письма очевидцев, бывших защитников Дона. Станица Вешенская пережила тяжелые дни войны, она оказалась на линии фронта. Фашистские дивизии вышли к Дону, и от дома Шолохова их отделяло русло реки. На станицу обрушился артиллерийский огонь, ее бомбила авиация. Одна из бомб взорвалась у порога дома Шолохова, убив его мать. Дом служил наблюдательным пунктом артиллеристов…
Наиболее ценную часть архива, в том числе рукописи романов "Тихий Дон", "Поднятая целина", а также другие рукописи законченных и начатых произведений, письмо и телеграммы И. В. Сталина, письма Александра Серафимовича и другие документы, уложив в цинковый ящик, нечто вроде сейфа, Михаил Шолохов осенью 1941 года сдал на хранение в местное отделение НКВД, ошибочно полагая, что милиция сбережет архив.
Фашисты были тогда сравнительно далеко от Дона, когда же в 1942 году, во время летнего наступления, германские дивизии, рвавшиеся на Кавказ и Волгу, вышли стремительно к Дону, местные организации поспешно отступили, бросив на произвол судьбы ящик с архивом М. А. Шолохова.
Очевидцы в письмах в журнал сообщали, что рукописи Шолохова после взрыва бомбы устилали улицу, их гнал по станице ветер, они шли на курево солдатам… Одним словом, автографы попали под молот войны, не щадившей ни жизней, ни городов и сел, ни рукописей.
Командиры пытались спасти бумаги, приказывали солдатам их собрать, передавали в штабы частей. Но в руки писателя вернулась одна папка, которую пронес через всю войну командир танковой бригады, в дни войны оборонявший Вешенскую.
Анатолий Софронов, естественно, обратился к читателям с просьбой помочь разыскать утерянные рукописи, сообщить все, что запомнилось людям о рукописях "Тихого Дона".
Нашлись очевидцы, которые видели в Вешенской грузовую машину, чей кузов был наполнен рукописями "Тихого Дона" и "Поднятой целины"…
Однако в руки Шолохова вернулись разрозненные листы из третьей и четвертой книг, рукописных и машинописных. Им литературовед П. Бекедин посвятил статью, напечатанную в "Молодой гвардии" № 10 за 1983 год.
В отличие от К. Приймы, автор статьи в журнале ведет счет не на страницы, а на листы, и по поводу поступивших рукописей пишет:
"Летом 1975 года, вскоре после своего семидесятилетнего юбилея, писатель пригласил к себе в гости ростовского литературоведа и изъявил желание, чтобы тот отвез все 137 рукописных и машинописных листов "Тихого Дона" в Институт русской литературы на вечное хранение…".
В 1976 году обнаружился и поступил в архив 138-й лист из последней главы четвертой книги, лист, которым заканчивается "Тихий Дон".
Дело в том, что Михаил Шолохов, как правило, писал с двух сторон листа, поэтому и возможен такой двойной счет рукописей… Хотелось бы, чтобы читатели запомнили это обстоятельство.
Излагая подробно, какие рукописи находились в сейфе, сданном милиции, наиболее ценной части архива, П. Бекедин утверждал следующее: "В железный ящик, оказавшийся роковым, писатель сложил АБСОЛЮТНО ВСЕ АВТОГРАФЫ ЧЕТЫРЕХ ТОМОВ "ТИХОГО ДОНА" (выделено мною. – Л.К.).
Автор этой статьи, хотя его не покидала надежда, что в будущем обнаружится еще какая-нибудь часть писательского архива, обладающего исключительной ценностью, высказал, однако, и пессимистические мысли, пришел к выводам, мимо которых пройти нельзя.
"Не исключено, – пишет П. Бекедин, – что утраченное в годы лихолетья больше никогда не порадует нас, что к 138 листам "Тихого Дона" уже ничто не присоединится. Но шолоховские шедевры и без того навсегда останутся шедеврами – они СТОКРАТ ДОРОЖЕ РУКОПИСЕЙ (выделено мной. – Л.К.), главное, стократ нужнее человечеству… Рукописи изданных произведений имеют относительную ценность, абсолютной же ценностью обладают книги, пришедшие к читателю, и черновики неопубликованных сочинений…"
Если это так, то зачем было так торжественно, как описывает автор статьи, проводить в Институте русской литературы АН СССР – Пушкинском Доме церемонию передачи сохранившихся рукописей, называть их "бесценными", "драгоценными"? Зачем строить здания архивов, содержать штат, насчитывающий множество хранителей, чтобы беречь для потомков то, что, как полагает автор, имеет "относительную ценность"?
Нет, конечно, рукописи Михаила Шолохова имеют ценность абсолютную, непреходящую. Что о них говорил он сам?
Из статьи "Над страницами автографов "Тихого Дона"" К. И. Приймы мы узнаем:
"Однажды в беседе с Михаилом Александровичем Шолоховым я спросил, много ли раз он переписывал страницы и главы "Тихого Дона" и какие сцены – бытовые или батальные, лирические или драматические – писать легче?
Шолохов ответил:
– Работал я всегда с подъемом, упорно преодолевая великое множество трудностей. Бывало – по-разному. Случалось, что легко выливавшиеся страницы позже, при более строгом их критическом анализе, исправлялись и перерабатывались, а главы, которые писались медленно, трудно, оставались уже навсегда завершенными… Бывали страницы, написанные на едином дыхании столь хорошо, что в них я мог сдвинуть или убрать – добавить лишь некоторые слова…
– А пейзажи? – не унимался я. – А ваши лирико-философские раздумья?..".
Много других вопросов задавал дотошный литературовед, узнав следующее:
"– Право же, я этого уже не помню, – ответил Шолохов. – Чтобы тебе ответить, надо держать в руках автографы-черновики, наброски, варианты и правленый машинописный текст. А весь мой архив пропал в годы войны. Кое-что случайно уцелело из автографов "Тихого Дона", ПРИМЕРНО ОДНА ДЕСЯТАЯ ЧАСТЬ (подчеркнуто мною. – Л.К.). Но эти странички находятся в Москве. Как-нибудь при случае я тебе их дам посмотреть-почитать…
И вот эти бесценные страницы-автографы и машинописные листочки "Тихого Дона", собранные в оранжевой папке, у меня в руках… Михаил Александрович сидит в своем небольшом кабинете на Сивцевом Вражке, в Москве, и грустно рассказывает об утрате рукописей "Тихого Дона", "Поднятой целины" и многих других ценнейших документов его архива…".
Что следует из слов Михаила Шолохова?
Одни страницы им исправлялись и перерабатывались, сочинялись разные варианты глав.
Другие – писались на едином дыхании и не переписывались.
В рукописном архиве писатель выделяет:
1. Автографы-черновики.
2. Наброски.
3. Варианты.
4. Правленый машинописный текст.
И вот, разобравшись в особенностях рукописного хозяйства автора романа, мы можем усомниться в сказанном К. Приймой. Получив в руки оранжевую папку, шолоховед испытал большую радость, понятную каждому исследователю, но, пересчитав рукописные и машинописные страницы, он на радостях решил, что в его руках та самая "десятая часть" автографов, что хранилась в Москве, которую писатель обещал при случае показать.
"И вот эти бесценные страницы-автографы и машинописные листочки "Тихого Дона", собранные в оранжевой папке, у меня в руках", – полагает шолоховед.
Да, в руках у него были автографы "Тихого Дона", но совсем не "десятая часть".
110 машинописных страниц составляют менее 5 печатных листов романа, а это только менее двадцатой части машинописного оригинала.
Рукописные страницы Михаила Шолохова, судя по опубликованным фотографиям, в объеме несколько превышали машинописные. 138 страниц рукописи составляют примерно шесть печатных листов. Мы знаем, что Михаил Шолохов написал сто печатных листов, и кроме автографов-черновиков, у него имелись рукописные наброски, рукописные варианты глав. Выходит, что 138 страниц оранжевой папки не составляют и тридцатой части написанного.
Какой вывод напрашивается?
В руки К. Приймы не попала "десятая часть" автографов "Тихого Дона", не попали "странички", которые, по словам писателя, "находятся в Москве". Случай, о котором упоминал он, не состоялся. Михаил Шолохов говорил об одном, шолоховед пишет о другом… Так бывало не раз с теми, кого писатель удостаивал внимания, не один Константин Иванович Прийма полагал, что вошел в творческую лабораторию писателя, на самом же деле он только к ней приблизился, но порог не перешагнул.
Подхожу к главному, к тому, ради чего написана эта книга. Потому что "странички", о которых говорил Шолохов, попали в руки мне.
Глава третья. Недописанная…
Глава третья, самая короткая, в ней автор объясняет, почему рукописи, волнующие литературоведов многих стран, попали в руки ему, журналисту, занимающемуся проблемами, далекими от шолоховедения.
Когда-нибудь я ее обязательно допишу и расскажу, как, где и при каких обстоятельствах нашел черновики и беловики "Тихого Дона". Сейчас отвечу на несколько вопросов, которые обычно мне задают.
Скажу сразу. Никто и никогда рукописи не прятал от автора. Шолохов знал, в чьих они руках, был уверен, что в этих руках они никогда не пропадут, и оказался прав.
Далее. Почему не ученые, а журналист вышел на след рукописей? Потому что никто из шолоховедов не занимался поисками. Ни те, кто никогда не сомневался в авторстве Шолохова. Ни те, кто считал его плагиатором. Последних, оказывается, добрый десяток. Кроме книги Д*, вышла в Париже и Лондоне книга Р. А. Медведева, оспаривающая авторство у Шолохова. Активно занимаются антишолоховедением в Ленинграде, Ростове, Москве, за границей. Но никто из опровергателей поисками рукописей не занимался. До сих пор не написана научная биография Шолохова. Впрочем, многие классики XX века не имеют таких биографий, что открывает простор для домыслов и монографий, подобных Д*.
Если кто искал рукописи, то не там, где нужно. Более-менее изучен Дон, донские связи писателя. Московскими связями никто до меня серьезно не занимался. А именно в Москве комиссия под председательством М.И. Ульяновой разбирала слухи о плагиате, в Москву автор привез черновики двух первых книг романа. Их изучала комиссия. Не случайно в письме, опубликованном в газетах в 1929, году речь шла о рукописях. Тогда остались рукописи в Москве. К счастью. Потому что, если бы они оказались в Вешенской, то их бы постигла участь тех рукописей, что пошли на курево. Станица Вешенская в оккупации не находилась, однако дом писателя был полностью опустошен.
В руки солдат попал цинковый ящик-сейф, хранившийся в местном отделении НКВД. По свидетельству очевидцев, он был вскрыт штыками, все находившиеся в нем бумаги пошли по рукам. На письмо И. В. Сталина М. А. Шолохову никто не покусился, оно переправлено было в Москву, в Институт марксизма-ленинизма, откуда писателю вернули копию этого документа, оригинал присвоили. Малая часть рукописей третьей и четвертой книги "Тихого Дона" возвратилась к автору. Все остальное, по моим предположениям, никогда не попадет в руки ученых.
Поскольку я вел поиск в Москве, а этот город знаю профессионально, издал много книг о его достопримечательностях, поэтому довольно быстро удалось найти "Тихий Дон".
Последнее. В чьих руках рукописи? Отвечу – в надежных, испытанных, сумевших сохранить все до последней страницы, несмотря на войну, бомбежки Москвы и дома, где они хранились. Повторяю: никто ничего не прятал от общественности. В Москве в шестидесятые годы трижды выходили книги, где опубликованы документы, в которых речь идет именно об этих шолоховских рукописях (это сборник очерков о погибших литераторах "Строка, оборванная пулей". – Л.К.). Но издатели книг не обратили никакого внимания на содержащую в них информацию, иначе бы они быстро нашли бы этот архив.
Где он? Если бы я был уверен, что после ответа на этот вопрос к хранителям архива на следующий день не явятся непрошеные гости – коллекционеры, литературоведы, грабители и т. д., то я бы, конечно, назвал их имена, адреса. Однако такой уверенности у меня нет. Поэтому сия глава пока останется недописанной. А мы перейдем к главному. Анализу рукописей.
(Пассаж, где в один ряд с литературоведами я поставил грабителей, очевидно, не самый лучший в книге. Но то, как литературоведы ИМЛИ повели себя, выкупив в 1999 году рукописи, оправдывает мою некорректность, допущенную в первом издании. Эти господа заявили публично, что нашли "Тихий Дон" … в результате многолетних поисков.)
Сокращение, сделанное в первом издании
Начав розыск, идя по адресам, где жил и работал в Москве Михаил Шолохов в 1914–1916 годах, 1922–1927 годах, я надеялся найти документы, автографы писателя.
Уверен был, что многое хранится в московских квартирах, где бывал в молодости писатель. Так оно и оказалось.
В конце 1983 года после поисков, осложнявшихся тем, что жена шолоховского друга Василия Кудашева оставила при замужестве девичью фамилию, я попал в одном из новых районов Москвы в дом, где жили вдова писателя – Матильда Емельяновна и его дочь.
К моему приходу на столе лежали старые фотографии, сделанные в московских ателье, куда захаживали в молодости не раз Михаил Шолохов и Василий Кудашев, благо, ходить далеко им не требовалось. Кудашев, как уже упоминалось, жил в самом центре Москвы, в проезде Художественного театра, ныне Камергерском переулке.
Переписал в тот день я к себе в тетрадь строки автографа Шолохова, его открытку на фронт, не отправленную осенью 1941 года, поскольку посылать было поздно… Рассказала мне Матильда Емельяновна, как познакомились писатели, как Михаил Шолохов приходил прощаться перед отправкой на фронт, как исчезли из кабинета мужа письма Шолохова, унесенные в дни войны квартировавшим временно неким полковником.
Одним словом, все шло как обычно. Матильда Емельяновна вспоминала, я записывал. Через час или два нашей беседы, когда все было переговорено, просмотрено, переписано, я возьми да и спроси:
– А нет ли у вас еще каких-нибудь бумаг, связанных с жизнью Шолохова? – Спросил так, на всякий случай, как, возможно, спросил бы любой, окажись в гостях у доброжелательной хозяйки, соприкасавшейся с великим писателем.
Случай-то оказался счастливый. Встала молча Матильда Емельяновна, прошла в другую комнату и вскоре вернулась с двумя толстыми папками.
– Что это? – спрашиваю, подумав про себя, что, наверно, это рукопись романа Василия Кудашева "Последние мужики", вышедшего в предвоенные годы.
– "Тихий Дон", – отвечает хозяйка и кладет на стол папки.
Виду не подаю, что удивлен, рад, волнуюсь, что поражен таким поворотом дела. Вообще не волнуюсь, ничего не ощущаю, заглохли все чувства, какие могут настигнуть и помешать работе в такое мгновение, которое бывает в жизни, по-видимому, один раз.