* * *
Продолжается глава 13 на следующей, 39 странице, где вверху на полях дата – 28.XI.
"Дуняшка шустро пробежала по Григорию глазами, где-то в тенистом холодке вогнутых стрельчатых век припрятала девичий свой смешок-улыбку".
Теперь, зная из сокращенного текста, как выглядел Григорий после переодевания, мы понимаем, почему Дуняшке стало весело: ее рассмешил ставший похожим на "всамделишного турка" брат. Ну, а почему автор не восполнил сокращенный им текст более "сильным", отчего появилась в романе некоторая неясность в поведении маленькой героини – ответить трудно.
Как видим, отец Григория все еще проходит на страницах романа под именем Ивана Семеновича, и живут Мелеховы пока не на хуторе, а в станице.
Какой? Казалось бы, вопрос простой: автор, подходя к финалу первой части романа, должен был бы назвать то место, где живут его главные герои. Но он не только не решил окончательно, где же поселить Мелеховых – в станице или на хуторе, но и не назвал этого места. Поразительная особенность творчества писателя.
Описывая столь детально, столь зримо место действия, каждого героя, будь то главного или второстепенного, он долго не решает, казалось бы, столь простую задачу – как назвать место действия героев.
Там, где начинается "Тихий Дон", упоминается, что носил дед Григория любимую жену-турчанку на руках "до Татарского ажник кургана".
А названия станицы (хутора) – нет…
Нет и в последующих главах названия, не нашел он его, даже когда дописал до конца первую часть… (Что хутор зовется Татарским – обозначено в XVIII главе: "Коршуновы слыли первыми богачами в хуторе Татарском".
Но это цитата не из рукописи, а из печатного текста.)
* * *
28 ноября Михаил Шолохов, забыв на какое-то время про тяготы жизни героев, приблизив к себе краски светлые и яркие, начал писать картину праздничную: богатый выезд на ладных и горячих лошадях, обряд сватовства. Он не только не дал названия места, где давно жили, любили и страдали Григорий и Аксинья. Он и Коршуновых держал пока в отдалении от них – на соседнем хуторе:
"Григорий не жалел ни кнута, ни лошадей, и через двадцать минут станица легла сзади, над дорогой зелено закружилась степь, замаячили вблизи неподалеку выбеленные стены домов хутора Журавлева.
– В проулок. Третий курень налево, – указал Иван Семенович. Григорий дернул вожжину, и бричка, оборвав железный рассказ на полуслове, стала у крашеных, в мелкой резьбе, дощатых ворот".
Сравнивая это место с текстом романа в собрании сочинений, видишь, что Журавлев хутор исчез. Стали Мелеховы и Коршуновы жить в одном хуторе, в конечном итоге, всего десять минут быстрой езды потребовалось мелеховским лошадям, чтобы домчать к дому Натальи.
Дальше в рукописи следует несколько замечательных строк, которых никто не видел. Шолохов их сократил:
"На крыльце, глянув мельком, увидел Григорий испуганную синь девичьих глаз, под черным коклюшевым шарфом. Глаза глянули на Гришку и растаяли, окутанные черным облаком мотнувшегося шарфа, в резвом перестуке проворных, убегавших в сени ног".
В черновике читаем: Мелеховы отправились к Коршуновым одни, без свахи. Ее образ появился позднее, при редактировании, поэтому место свахе нашлось на полях, где в первом приближении она предстает так:
"Свахой ехала двоюродная сестра Ильиничны – вдовая тетка Василиса, жох-баба. Она первая угнездилась в бричке и, поводя круглой, как арбуз, головой, посмеивалась, из-под оборки губ показывала черные кривые зубы. Говаривал про нее Пан. Пр.".
Больше на полях места ей не хватило, и то, что "говаривал" про сваху Пантелей Прокофьевич, автор написал на другом листе черновика, не сохранившемся, успев переписать его текст в беловик, поэтому каждый может прочесть о свахе в XV главе…
28 ноября Михаил Шолохов был в ударе, работал много часов подряд, заполнил полностью четыре страницы, кончив главу на словах:
"– К. предыдущему воскресенью надбегем, – сулил, сходя с крыльца, Иван Семенович. Хозяин провожал их до ворот и умышленно промолчал на слова Ивана Семеновича, будто ничего и не слышал".
* * *
Текст 13 главы находится на пяти страницах. Их номера: 38, 39, 40 и… 45, 46.
Это первая загадка. Ответ на нее дает первоначальная нумерация рукописи. Посмотрим ее, прочтя внимательно "стыки" страниц.
На 40-й описывается сватовство Натальи Коршуновой. Последние строки здесь:
"– Дельце к вам по малости имеем… – продолжал Иван Семенович. Он ворошил смоль бороды, подергивая в ухе серьгу".
Далее монолог: "У вас невеста, у нас жених…" – продолжается на 46 странице.
Где пропущенные страницы 41, 42,43, 44?
На них сочинена "Вставная глава", которая нам уже встречалась в рукописи романа во 2 главе. Во "Вставной главе" выходят на сцену Моховы – запомним это обстоятельство.
Вторая загадка – когда сочинена "Вставная глава"? Снова внимательно всмотримся в даты и номера страниц рукописи.
25 ноября Шолохов сочинил две сцены 12 главы: избиение Степаном Астаховым жены и драку братьев Мелеховых со Степаном. Обе эти сцены заняли всего полторы страницы текста, который заканчивается на середине 38 страницы. Зная обычную норму писателя, можно предположить, что в тот день он на этом не остановился, а взялся за 13 главу, помеченную посредине все той же 38 страницы.
Оставшегося на ней места хватило всего на два десятка строк.
И здесь, как уже не раз бывало, работа над главой приостановилась, воображением завладели новые образы, новая тема… Взяв заранее пронумерованные страницы, принялся за работу…
Продолжил автор начатую 13 главу только спустя два дня, 28 ноября.
* * *
Что делал Шолохов 26 и 27 ноября?
Дат этих в рукописи нет. Вряд ли, однако, Шолохов дал себе передышку на два дня, как это себе позволил в праздники 6, 7 ноября.
Что же писал тогда романист? Опять всмотримся в номера страниц и глав.
Датой 28.XI помечена 39 страница. В тот день автор продолжал писать 13 главу со слов: "Дуняшка шустро пробежала по Григорию глазами…" – и сочинил четыре страницы текста.
Итак, 13 глава, начатая 25 ноября на 38 странице, завершилась 28 ноября на 46 странице. "Пропавшие" страницы 41–44 мы нашли в начале рукописи. Но возникают новые загадки.
Следом за 46 страницей, за 13 главой, в рукописи появляется 51 страница и… 17 глава, написанная карандашом.
Где главы 14, 15 и 16? Где страницы 47, 48, 49?
Эти страницы и две главы – 14 и 15 – находим в рукописи "Тихого Дона" в другом месте, в папке бумаг, относящихся ко второй части "Тихого Дона"!
На 47 странице начинается 14 глава, посвященная Моховым, на 51–52 странице следует глава, где развивается начатая тема. А впервые зазвучала она, по всей видимости, 25–27 ноября. Именно в те дни сочинены 14, 15 главы, а также "Вставная глава". Что их объединяет? Единство места действия, тема – Моховы. Возникает вопрос: куда переместилась 16 глава?
После рассуждений напрашивается вывод, что 16 главой в первоначальном варианте рукописи "Тихого Дона" являлась именно "Вставная глава", перекочевавшая в начало романа, та самая, где рассказывается, как Григорий Мелехов с Митькой Коршуновым явились в дом Мохова продавать сазана…
Вот на что пошли не оказавшиеся на своем месте страницы. Итак: 41–44 страницы – "Вставная глава" (глава 16), на 47–50 страницах – 14 глава, на 50–51 странице – 15 глава.
Остается ответить на вопрос: почему 17 глава оказалась также на 51 странице?
Дело в том, что после 28 ноября Шолохов вынужден был перенумеровать все написанные к тому времени листы, потому что, во-первых, окончилась стопка первоначально пронумерованной бумаги, во-вторых, номера страниц, начиная с 47, стали бы повторяться, усложняя ориентирование в рукописном море.
После второй нумерации и появился с 9 (бывшей первой) страницы двойной счет, а последняя в первоначальном числовом ряду страница 46 стала 50.
После 28 ноября Шолохов перестает датировать страницы. Вероятно, это объясняется тем, что при переносах глав даты могли только путать автора…
Еще одна особенность рукописи просматривается после этого временного рубежа: писатель пускает в дело карандаш.
Карандашом начата 17 глава на 51 странице:
"Только после того, как узнал от Томилина Ивана про Анисью, понял Степан, вынашивая в душе тоску и ненависть, что, несмотря на плохую жизнь и на ту обиду, что досталась ему Анисья не девкой, любил он ее тяжкой, ненавидящей любовью".
Слова "что досталась ему Анисья не девкой" мы в публикуемых текстах не найдем.
Сократил автор строки и в конце главы. Теперь она завершается так:
"– Анисья! – придушенно окликнул Григорий.
В ответ тягуче заскрипели дверцы".
За ними в рукописи было:
"Григорий скинул фуражку, чтоб не увидал кто красный околыш, и, щурясь, поглядел ей вслед. Как будто ухарской в раскачку поступью шла по-над плетнем не Аксинья, а другая, чужая и незнакомая".
* * *
Следующая, 18 глава Шолоховым также начата карандашом на 56 странице:
"За житом, не успели еще свозить на гумна, подошла и пшеница".
Чем дальше читаешь рукопись, тем больше видишь авторских сокращений, тем сильнее возникает желание, чтобы когда-нибудь (чем скорей, тем лучше) был издан первоначальный вариант "Тихого Дона". Все сокращения – будь то фразы, эпизоды или целая глава (с ней мы встретимся впереди) высокохудожественны, полнокровны, свидетельствуют о необыкновенном таланте, поразительном знании жизни народа во всех ее проявлениях.
Второй абзац 18 главы всем известен таким:
"Урожай, хвалились люди, добрый. Колос ядреный, зерно тяжеловесное, пухлое".
Вот как описывается урожай в черновике:
"В этом году урожай был добрый. Колос ядреный, зерно тяжелое, пухлое. С весны прихватило хлеба восточным суховеем, оттого стебель низковат ростом, тощ. Соломенка никудышная".
Как говорится – ни убавить, ни прибавить. Однако убавлял много раз…
Почти всю эту главу Шолохов написал карандашом, рассказав, как братья Мелеховы, поехав на покос, перессорились в дороге так, что проезжавшей соседке показалось: перекололись вилами…
* * *
На 63 странице вновь пошли в ход черные чернила со слов:
"– Ты што? Какими вилами? Кто дрался?.. – Петра, моргая, глядел на отца снизу вверх и переступал с ноги на ногу".
Отца Григория автор продолжает называть Иваном Семеновичем, на этой странице читаем: "Иван Семенович исступленно затряс головой и, бросив повод, соскочил с задыхавшейся лошади".
Однако двумя страницами ранее именно соседка, поднявшая ложную тревогу и вынудившая Ивана Семеновича мчаться в степь спасать сыновей, возьми да и скажи:
"– Климовна! Подбяги, скажи Пинтялею-турку, што ихние ребята возле Татарскова кургана вилами попоролись".
Как видим, автор даже не заметил, как в сознании у него родилось новое имя, и по инерции продолжал и дальше называть отца по-старому.
* * *
На середине 63 страницы пошла следующая глава – 19, ставшая XVIII.
"Коршуновы слыли первыми богачами в станице…"
Как видим, здесь автор уже переселил Коршуновых с хутора Журавлева в станицу, сделав их соседями Мелеховых.
Михаил Шолохов устремился к финишу первой части неудержимо и, судя по тексту черновика, не знал в те часы творческих мук, трудно даже поверить, что перед глазами некий черновик, настолько все чисто, ясно, разборчиво, завершенно.
На 64 странице Шолохов писал:
"– Бог с ним и с богатством… – шипела в заросшее волосами ухо Федора Игнатьевича. Тот сучил ногами, влипал в стенку и всхрапывал, будто засыпая".
Вот и отец Натальи, Мирон Григорьевич, как видим, еще зовется Федором Игнатьевичем…
* * *
То ли кончились чернила, то ли Шолохову понравилось писать карандашом, вверху 65 страницы со слов: "Приезд сватов застал их врасплох" – вновь взялся за карандаш. Последние строки этой главы дописывал чернилами:
"В горнице доканчивали третью бутылку, сводить жениха с невестой порешили на первый Спас".
На ускоренных оборотах катил колесо романа Михаил Шолохов к промежуточному финишу – концу первой части, сменяя перо на карандаш, карандаш – на перо, спеша излить на бумагу свои страстные желания.
* * *
На 68 странице пошла 20 (XIX) глава:
"В доме Коршуновых царила предсвадебная суета…".
По-видимому, и эту главу, четыре страницы, написал быстро, за день. Только в последнем ее абзаце видишь следы усталости, помарки, словно перо перестало повиноваться автору. Пошла правка, "седло" заменил "подпругами", глагол "поехал" – на редкий глагол – "заиноходил"… Стало лучше: "Скрипнув подпругами, легко внес плотное тело на подушку седла и заиноходил со двора дробной рысью".
И эти строки запропастились, до нас не дошли. А вот последние слова главы: ""Одиннадцать ден осталось", – высчитывала в уме Наталья и вздохнула и засмеялась", – оказались неприкосновенными.
* * *
Стопка с рукописью романа росла. На 72 странице начинается 21 (XX) короткая глава ("Всходит остролистая зеленая пшеница…"), посвященная Аксинье, ее растоптанной любви. Полторы страницы полны правок: видно, что не мог спокойно и безмятежно писать о горе главной героини автор – "…на вызревшее в золотом цветенье чувство наступил Гришка тяжелым сыромятным чириком с запахом березового дегтя". Последние три слова зачеркнул.
Не стало рукописных строк: "…поперек горла становился этот лохматый горячий клубок", толкал бабу на "свое бесчестье, на прежний позор".
Поправил такие кровью написанные строки: "И на донышке сердца остренькое, как оставленное жало пчелы, томилось, покалывало, гнало мутную в жилы кровь". Вместо последних шести слов написал: "точило сукровичную боль".
Однако эти правленые страницы не идут ни в какое сравнение с теми, что в начале "Тихого Дона" с зачеркнутыми абзацами, густой правкой, записями на полях. Единственная пометка, встречающаяся на 73 странице, – "Нов. стр.", то есть новая строка, относится к словам: "Встает же хлеб, потравленный скотиной". Перед ними Шолохов поставил также большой корректорский знак начала абзаца. В целом же глава подверглась минимальной правке, и можно сказать, что текст 21 главы рукописи относится к тексту беловика один к одному.
* * *
Заключительные главы, начиная с 22 (XXI), посвящаются свадьбе.
"За невестою в поезжанье нарядили четыре пароконных подводы: две мелеховских, две выпрошенных на свадьбу у соседей. Наряженные по-праздничному люди толпились во дворе возле бричек". Этот текст начинает 70 страницу. Уточнение – чьи лошади – позднее автор убрал…
Романист чувствовал себя как рыба в воде, в родной стихии. Он описывал то, что видел с ранних лет множество раз, что запомнил с детства в мельчайших подробностях. Прав историк С.Н. Семанов, автор уже упоминавшейся монографии ""Тихий Дон" – литература и история", когда утверждает: "Кропотливая работа автора "Тихого Дона" над сбором исторического материала безусловна и очевидна, однако объяснение беспримерного по глубине историзма шолоховского романа-эпопеи следует искать в биографии писателя" (выделено мной. – Л.К.).
Поезжанье, скачку на лошадях к невесте, состязание в остроумии свашки и дружка, обряд выкупа невесты, праздничный обед у ее родителей – все это и многие другие слагаемые свадебного ритуала, яркого театрализованного народного действа, писатель знал так, что ему мог бы позавидовать любой этнограф Дона.
"Когда выходили из-за стола, кто-то, дыша взваром и сытой окисью пшеничного хлеба, нагнулся над ними, всыпал за голенище сапога горсть пшена. Всю обратную дорогу пшено терло ногу, тугой ожерелок рубахи душил горло, и Григорий с холодной отчаянной злобой шептал про себя короткие и длинные ругательства" – это последние фразы рукописной главы, похожие и не похожие на последние строчки, публикуемые теперь. Точно также, редактируя, переписывая роман позднее, изменил, уточнил, дополнил, сократил писатель и многое другое.
* * *
Обозначив в середине 73 страницы новую главу – 23, Шолохов продолжал картину свадьбы, но теперь она описывается в доме Мелеховых. И вот именно здесь в рукописи происходят два важных изменения, которые потребуют от автора правки во всех предыдущих написанных к тому времени главах.
Во-первых, Мелеховых из станицы переселяют в хутор.
Во-вторых, отец Григория Мелехова отныне называется Пантелеем Прокофьевичем.
"Передохнувшие у Коршуновых во дворе лошади, добирая до хутора, шли из последних сил (Коршуновы, как видим, еще не стали однохуторянами Мелеховых, иначе бы передохнувшим лошадям не было бы так трудно домчаться от них к дому жениха. – Л.К.). На ременных шлеях, стекая, клубилась пена, дышали с короткими хрипами. Подвыпившие кучера гнали безжалостно. Солнце свернуло с полудня – прискакали в хутор.
Пантелей Прокофьевич, блистая чернью выложенной серебром бороды, держал икону божьей матери. Ильинична стояла рядом, и каменно застыли тонкие ее губы. Григорий с Натальей подошли под благословение, засыпанные винным хмелем и зернами пшеницы". Итак, местожительство Мелеховых определено: хутор. Однако название еще не найдено!
Перечитывая эпизод – венчание Григория в церкви, где "мельтешились Дуняшкины глаза, чьи-то как будто знакомые и незнакомые лица", Шолохов на полях 74 страницы принимает решение: "Упомянуть про Степана". Но так и не упомянул о нем ни в этой главе, ни в последующей… Аксинью, однако, упомянул…
Заканчивая картину венчания и вместе с ней всю главу, Шолохов намеревался поставить последнюю точку и первой части.
"…Держа в своей руке шершавую крупную руку Натальи, Григорий вышел на паперть. Кто-то нахлобучил ему на голову картуз. Пахнуло в легкие полынным теплым ветерком с юга, из захолодавшей степи влагой шагавшей из-за Дона ночи. Где-то за бугром сине вилась молния, находил дождь, а за белой оградой, сливаясь с гулом голосов, зазывно и нежно позванивали бубенцы на переступавших с ноги на ногу лошадях".