Остроумный Основьяненко - Леонид Фризман 10 стр.


Многие хотели ее посватать, но она не шла ни за кого, ожидала своего, "потому что знала, что когда-нибудь встретится же ей такой, кого она изберет". И вот появляется офицер, которому предстоит занять в будущем повествовании одно из главных мест. Еще не видевшая его Галочка узнает о нем из рассказов отца, и говорит он не красоте, а о душевных качествах, уме и воспитанности своего нового знакомого: "Это такой пан, доня, что благодать Господня! Я никого не видел простее, как он. Не гордый; таки-сам, своими руками, взял и посадил меня подле себя. И что то за преумные разговоры говорил! Повек того не забуду".

Происходит их первая встреча, за ней следуют другие, и новый знакомый все больше занимает ее мысли: "Вот так-то каждый божий день Галочка что-нибудь найдет в Семене Ивановиче, чего прежде не рассмотрела: то голос приятный, то как задумается чего – а что-то частенько начал задумываться! – так-так его жаль, все бы на него и смотрела! А как ходит по хате, так какой стройный!" А после его ухода волновалась, что он больше не придет и "горько плакала до самого вечера! Чего же? И сама не знает! <…> От таких мыслей она даже с ног свалилась: прилегла на постель, обливаясь слезами…"

И вот наступает момент, когда она слышит из уст Семена Ивановича признание: "Галочка! Зоречка моя!.. Не могу без тебя пробыть!.. Все тебе расскажу, как я страдаю без тебя". "…она и не почувствовала, как заснула, думая о своем счастье…" И тут мы слышим голос автора, обращающегося к своей любимой героине: "Спи, Галочка, не просыпайся! Мы счастливы в мечте, а мечта – сон… не просыпайся, бедная!..". Казалось бы, Галочка и Семен Иванович любят друг друга и нет никаких препятствий для того, чтобы их счастье претворилось из мечты в действительность. Вот происходящий между ними разговор:

"– Когда меня так любишь… Галочка! Сделаешь ли все для моего счастия?

– Что хочешь, прикажи: пошли меня на край света… да нет на свете той силы, которая удержала бы меня от любви к тебе; а потому и нет того на свете, чего бы я, от истинной любви моей, не сделала для тебя…

– Какое блаженство! – сказал Семен Иванович и, поцеловав ее страстно, промолвил: – Галочка!.. я не могу жить без тебя!.. Я женюсь на тебе… выйди за меня!.. Куда же ты встаешь?"

Но Галочка, бледная как полотно, хватаясь за стол, неожиданно называет его "ваше благородие". Он потрясен: "Кому ты это говоришь?.. Кого величаешь?.."

"Вас", – сказала Галочка уже твердым голосом. И далее: "Вам не прилично того и думать, что вы мне теперь сказали! – говорила Галочка с некоторой суровостью".

Этот "твердый голос" и "некоторая суровость" говорят о том, что ею принято продуманное и бесповоротное решение.

"– Что с тобою сделалось?.. Галочка! Так ли это ты так говоришь? – продолжал Семен Иванович, все более и более приходя в недоумение.

– Я, Галочка, дочь обывателя Алексея Таранца, простая девка, напоминаю Семену Ивановичу, что он дворянин, пан, поручик… ему не прилично и думать так".

На вопрос, любит ли она его, Галочка отвечает: "…Видит Бог, как крепко люблю вас и буду любить навек.

– Когда же так любишь, почему не хочешь идти за меня?

– Потому не иду, что люблю вас крепко; меры нет, как люблю, пламенно люблю!

– Почему же не хочешь своего и моего счастья?

– Мое счастье в моем сердце… Желая сильно, чтоб вы были счастливы, я не хочу и слышать слов ваших".

Она отвергает его довод, что любовь равняет всех. Сословное неравенство стоит для нее выше взаимной любви и стремления к счастью. Она отказывает ему из заботы о нем:

"Чтоб не погубить вас навек; чтоб не завязать вам света (не отнять у вас радостей света)… Семен Иванович! Я вам неровня!.."

Она убеждает его, что в случае их брака все будут расспрашивать его про жену: откуда и кто она такая? А узнав, что "она мужичка", "все будут над вами смеяться, все осуждать, винить, будут удаляться от вас, что у вас от жены вся родня мужики". "…каково будет вам тогда?" "Попрекам и насмешкам конца не будет. Не перенесете, спохватитесь… рады бы поправить, но уже невозможно будет. Вот и возненавидите меня… <…> Неужели мне легко будет видеть, что от меня и из-за меня вы будете страдать; и я, все видевши, могу ли жить? Так же умру, как и тогда, как вы перестанете любить меня. Да я о себе и не занимаюсь. Как хотите, меня перерядите, научите всему приличному для пани, но натуры, привычек не переделаете, все будет видно, что я коренная мужичка. Куда явитесь со мною, везде меня засмеют; каково вам тогда? <…> Вам и скучно будет без дела, и, увидевши, что грех жить праздно, желали бы возвратиться в свет, между людей, но я вам камень на шее! <…>…я, дабы отвратить от вас всякое горе, иду на видимую смерть. Разлучиться с вами смерть для меня!"

Она объясняет ему, чем ее любовь отличается от того, как любят другие. Если бы, говорит она, я любила вас "легко" (обратим внимание на это очень важное слово!), то чего было бы и желать: "я из мужички делаюсь барыней, муж у меня молодой, красив – как нарисованный; хотя на месяц, я потщеславилась бы, а потом, что бы с ним ни случилось, хотя бы пострадал чрез меня, хотя бы и оставил меня, мне все равно было бы… <…> Так я же вас не так люблю! Волос ли с вас падет, а у меня сердце разорвется; вам беда только приходить будет, а я буду страдать! И потому-то лучше целый век мучиться, горе терпеть, всякие муки перенесть, лишь бы маленькую беду отвести от вас!.. Нет у меня другого желания, как ваше спокойство, счастие, нет у меня мысли, жизни, все вы. Чрез вас, для вас и вами только живу!.."

И еще одно, завершающее признание делает она в конце разговора: "…не жалею, что так сильно полюбила такого отличного, разумного и с доброю душою человека. Счастие мое, что я вас узнала, а никого другого… но нет! Я другого и не полюбила бы. Велико и мое счастие, что вы полюбили меня. Вы мне как будто свет открыли. Без вашей любви я погибла бы. Неужели же нам не можно любить друг друга без всяких горестных последствий? Будем любить один другого, как брат и сестра. Будем всегда вместе и будем счастливы. <…>…люди будут почитать вас так же, как и теперь; никто вас ни в чем не обвинит, ничем не укорит;…я от радости буду без души, что такой человек так крепко и благородно любит меня, девку простую, необразованную, только тем немного стоящую такой любви, что любит вас выше всего на свете! <…> Любите меня так, то я и вы будем весь век счастливы!"

Но его перспектива любить ее так, естественно, устроить не может. Не умея "всего изъяснить", что у него "на мысли", он убежден, что так "не можно" и решает просить Галочкиного отца Алексея в надежде, что тот его послушает. Но Алексей ни к чему дочь принуждать не хочет: "…я так положил: кого Галочка сама изберет… тот и будет мой зять". Собственные же его доводы во многом перекликаются с тем, которые Семен Иванович слышал от нее самой.

Мы не зря уделили столько внимания этому диалогу и в особенности тем аргументам, которыми Галочка объясняет и оправдывает свой отказ от замужества со столь горячо любимым ею человеком. Здесь смысловой и эмоциональный центр произведения, ключ, может быть, единственный, к правильному пониманию и его идеи, и его заглавия. Именно он помогает понять, почему Анна Григорьевна, жена и однодумец писателя, уверяла Плетнева, что "Галочка – мое милое дитя", не удостоивая такой мерой близости ни Марусю, ни Ивгу, ни "сердешную Оксану" – ни одну из героинь, вышедших из-под пера Квитки.

Дальнейшее развитие событий подтверждает убежденность Галочки в своей правоте и решимость во что бы то ни стало добиться своего. Она делится с отцом опасениями, что Семен Иванович сумеет вынудить Алексея, чтобы он приказал дочери выйти за него замуж, и она не сможет его ослушаться. "И тем, – говорит она отцу, – погублю навсегда того, за кого бы я отдала последнюю каплю крови, и чтобы доставить ему спокойную и счастливую жизнь, готова перенести все мучения! Мысль, что я, вышедши за него, буду причиною всех бед его, убивает меня!.. Так, чтоб положить один конец, отдайте меня, таточка, замуж. Он увидит тогда, что все кончено, сам одумается и… найдет свое счастие!.."

Поскольку ее целью было "выйти за ровню", подобрали неизвестного ей человека по имени Никола, "круглый сирота, честного, хорошего рода, только бедность такая, что и не было и нет ничего". Алексей понимает существо происходящего: "Тяжко было ему на душе, хотя исполняя дочернину волю; но какая эта воля ее была!.. Это все равно, как бы она, выбрав нож, просила бы именно этим ножом зарезать ее!"

Приехавший Семен Иванович застает ее уже замужней и слышит от нее последние слова: "Прощайте! Все, забудьте и самую мою любовь, заставившую меня решиться на такой подвиг для вашего спокойствия… Счастье вы еще найдете… а я!!!" Счастья он не находит, но находит спокойствие и правоту Галочки со временем осознает. Он говорит автору: "Всегда вспоминаю Галочку и благодарен ей от полноты души, что она предусмотрела все и отвратила от нас обоих вечные бедствия. Видно, она больше людей знала, нежели я… А как любила меня.

Тут он задумался и долго все думал, наконец сказал: "И воспоминания горьки! Не облегчу ли я скорби своей, рассказав тебе все подробно?" И он рассказал мне все, что у них было с Галочкой в Харькове, на Гончаровке. Потом заключил: какой же геройский подвиг ее! Каково самоотвержение! Вот любовь!" Собственно текст повести завершается словами: "Кто научил тебя, Галочка, девушка простая, без образования, без сведений о свете, кто научил тебя так любить? – "Вот любовь!"". За этим следует некое подобие авторского постскриптума: "Все это, до последнего, истинная правда. Еще и теперь в Харькове, на Гончаровке, есть люди, которые слышали от отцов своих, а другие и сами помнят Галочку и чтό с нею это все происходило".

Заслуживает первостепенного внимания тот факт, что процитированное выше завершение повести отсутствует в ее украинском тексте, озаглавленном "Щира любовь", и было введено автором при ее автопереводе. Возьмем на себя смелость утверждать, что ее русское название глубже отвечает ее содержанию и идейному смыслу, чем украинское. "Щира" – по-русски значит искренняя. Но разве можно взять под сомнение искренность любви Маруси или Ивги? Тем не менее никто не сказал бы об их чувстве: какой геройский подвиг! Какое самоотвержение! Обе они стремились к счастью, притом Ивга, спасая возлюбленного, боролась за свое счастье, и именно настойчивость и энергия, проявленные ею в этой борьбе, вызывают наше восхищение.

А Галочка приносит свое счастье в жертву своему возлюбленному. Ею движет убеждение, что, обретя его, она его погубит. Именно это она многократно стремится довести до его понимания. Сознает ли она, что своим отказом она лишает счастья и его? Видимо, нет. Она вполне определенно и уверенно убеждает его в том, что их сословное неравенство и те толки, которые оно вызовет в его среде, побудят его позднее, когда остынет нынешняя страсть, пожалеть о том, что он соединил с ней свою жизнь, и таким образом она явится невольной причиной его несчастья, а именно это сознание для нее невыносимо и побуждают ее не только отказаться от него, но и создать непреодолимое препятствие на его пути, если бы он решил не смиряться с ее отказом.

Эта мера самоотверженности, до которой не возвышается ни одна из женщин, описанных в других произведениях Квитки, побуждает и писателя, и нас видеть в ее поведении подвиг, на который способна только она одна. Именно потому, что ее поведение исключительно, не имеет аналогов, не укладывается в обычные представления о счастье, о заботе о возлюбленном, именно потому Квитка и в тексте повести, и в письмах подчеркивает, что все описанное в его повести "истинная правда" и есть еще люди, способные это подтвердить. Именно потому и произошли разногласия с Плетневым, каковых не бывало ни по какому другому поводу и факт переделки уже отправленной ему повести – факт также беспрецедентный.

3

Помимо повестей, включенных в три рассмотренные нами сборника, Квиткой были написаны и другие. Они не равноценны и не все заслуживают особого внимания. Но на трех из этих повестей нельзя не остановиться. Две из них – "Козырь-девка" и "Сердешная Оксана" – И. Франко относил к тем, которые "глубже всех достигают основы тогдашней сельской жизни". "Первая, рисуя героизм сельской девушки в борьбе с продажным чиновничеством, а вторая, предшественница "Катерины" Шевченко, но идейно далеко превосходящая ее, рисует положение девушки, уведенной офицером и ее моральную победу над народными пересудами, осуждающими покрыток".

19 октября 1840 г. Квитка писал Плетневу: "При бывших у нас выборах меня избрали в председатели уголовной палаты. <…> Должность, требующая всего внимания и большой деятельности. Впрочем, не без того, что и сюжет из дела встретится для рассказа…" Это было далеко не первое соприкосновение писателя с нравами, царившими в современном ему юридическом мире. Еще будучи председателем уездного дворянства, он отстаивал интересы малоимущих, помогал безграмотным разбираться в законах. В 1834 г. его выбирают совестным судьей. И "сюжет для рассказа" сложился раньше, чем он упомянул об этом в цитированном выше письме. Летом 1836 г. Квитка пишет повесть "Козырь-девка", которая 9 февраля 1837 г. получает цензурное разрешение, в 1838-м публикуется отдельным изданием на украинском языке, а в 1840-м – в "Современнике", в русском автопереводе.

Не приходится сомневаться, что это произведение вобрало в себя многолетний опыт, накопленный автором, изнутри знакомым с судебной системой. Именно ей, этой системе, и адресована первая фраза повести: "Ничем мы так не согрешаем, как осуждением ближнего". Слишком часто осуждение оказывается беспочвенным: "открывается, что не тот виновен, кого подозревали, а вовсе другой, на кого и не думали". Так могло случиться и в той истории, о которой рассказывает Квитка: "так-то было пришлось одному человеку вместо виновного, и если бы не девка выхлопотала, он бы погиб навсегда. Да и девка, точно, "козырь" была!" Звали ее Ивга, и автор специальным примечанием настаивает на том, что "начальное Й должно выговаривать остро: Йивга. Ивга – Евгения".

Ивга "сметлива, расчетлива, изворотлива; еще ты ей намекни только, а она уже и рассчитала, что, куда и для чего <…> туда пошлет, сюда сама сбегает, там купит, там наймет, тут подрядит – и все у нее запасено, все есть. Вот и говорю, – хорошо было Макухе жить так беспечно, при такой дочери". Полную противоположность ей представляет собой ее брат Тимоха. Если бы он хозяйничал, спустили бы все имущество. От него и девки уходят, и шинкарь прячется. "О, да и удалой был на все злое! Пьет смертную чашу, дерется с кем попало, девок обманывает; когда сядет играть в карты, у всех берет деньги, растаскает их по шинкам да по вечерницам".

О двух чертах этого отпетого проходимца предуведомляет нас автор, и обе они очень важны для правильного понимания дальнейшего содержания повести. Первая – что "с волостным писарем были задушевные друзья и что-то между собою затевали". И вторая: "К тому же был ужасный вор. Ивга, бывало, бережется от него, как от татарина: что ни увидит у нее, все потянет". Отец же ему ни в чем не отказывал, любил его, и нежил, и тешил всем, чего захочет, и хотя Ивга упрекала его за то, что он дал такую волю сыну, он все-таки давал ему столько денег, сколько тот попросит.

Был у Макухи и приемный сын, которого звали Левкό. Усыновила Левка годовалым ребенком его покойная жена Горпина, а сам Макуха приемыша не жаловал, чем пользовался Тимоха, который по любому поводу бил сводного "брата". Бедный юноша всеми своими бедами делился с Ивгой, которая "была лет на пять моложе его, а потому и она не могла доставить ему никакой отрады и только было плачет с ним". Левко бы и отошел от них, но полюбились они с Ивгой, и "она дала ему клятву, лишь только женит брата и отделит его и отца при нем устроит, тогда же выйти за него и завести свое хозяйство". Но неожиданное происшествие нарушило все их планы. Уходя к соседке, она дала Левку ключ от отцовской светлицы и велела ему там ее ждать.

Здесь Квитка прибегает к характерному для него приему, цель которого – помочь нам ощутить авторский взгляд на события и их участников. Он восклицает: "Ах, Ивга, Ивга! Чего ты так долго у соседки засиделась? Какое дело тебя удерживает там? Пока ты там занималась, дома что делается? Приди, посмотри!" А делалось там вот что. Старик Макуха, вернувшись домой навеселе, вошел в светлицу и… "Господи милостивый! Что это такое?.. Макухин сундук отперт, разбитый замок лежит подле, на полу… над сундуком стоит… Левко! Нельзя сказать, он или подобие его!.. Бледный чрезвычайно, глаза закатились… В руке держит мешок с деньгами, другая рука полна целковых… И, верно, уже не первую пригоршню потянул из мешка, потому что кругом его на полу лежат все целковые".

Естественно, Макуха решил, что поймал вора на месте преступления. "Берите его! Хлопцы, сюда!". ""Берите его… Вяжите разбойника!" – кричат все вдруг, и схватили бедного Левка. <…> Что же бедный Левко? Что ему делать? Известно: идет, куда ведут его, не может противиться <…> Каково же было Левку переносить все это? Что он? Идет и не смеет глядеть на свет божий! <…> Иногда всматривался в кучи народа, не увидит ли, кого ему надобно… На этот шум выбежала от соседки Ивга и, не ожидая себе никакой беды, спрашивает кое-кого, кого это так ведут? Как же услужливые соседки рассказали ей по-своему о случившемся, так она и не опомнилась… Побледнела, затряслась и упала бы, если б кума ее не поддержала…"

Читатель повести только в конце ее узнает, чтό произошло на самом деле, но мы скажем об этом сейчас, чтобы избежать недопонимания, и характера происшествия, и поступков главной героини. Обокрасть старика Макуху намеревался его сын Тимоха, недаром автор, характеризуя его, особо подчеркнул, что он "был ужасный вор". Проникнув в светлицу и не видя Левка, спрятавшегося под стол, он, "взявши в углу топор, хряп по замку, он и рассыпался; отворил сундук, недолго рылся, тянет мешок с деньгами! Хотел весь унесть, но подумал и спешил развязать… И начал таскать из него горстями деньги и прятать в карман. Но как поспешал он, то и рассыпал их по земле довольно". Когда же он убежал, заслышав неподалеку голос отца, Левко решил собрать рассыпанные целковые и сложить их обратно. За этим занятием его и застали и обвинили в воровстве.

Спустя полвека Артур Конан Дойл, вероятно, не подозревавший о существовании не только повести "Козырь-девка", но самого ее создателя, воспроизвел в своем рассказе "Берилловая диадема" совершенно ту же ситуацию. Сын банкира Холдера застает на месте преступления человека, державшего в руках ювелирное изделие, представлявшее уникальную ценность. Он препятствовал попытке его похитить, но подозрение пало на него. Так же, как Левко в повести Квитки, он попадает в тюрьму, и только благодаря искусству Шерлока Холмса выясняются истинные обстоятельства дела и справедливость торжествует.

Назад Дальше