Идем визуально, то есть при видимости земли (в данном случае воды), ниже нас облаков и тумана нет. Облачность высокая, обледенения не ожидается, внутри самолета тепло, поэтому на показания термометра наружного воздуха никто из нас внимания не обращал…
Справа по курсу и немного впереди на горизонте показалась полукилометровая возвышенность мыса Святой Нос, являющегося как бы юго–западной частью "ворот" пролива Дмитрия Лаптева. А вот впереди, немного левее, показалась и их северная часть, похожая на голову гуся, - полуостров Кигилях, на южной стороне которого расположена зимовка того же названия - попутная цель нашего задания. Нас в Тикси перед отлетом нагрузили газетами и письмами, которые мы успешно сбросили вышедшим встречать зимовщикам. Сделав традиционный приветственный круг над станцией, взяли курс на остров Новая Сибирь. Через пять минут после сброса почты Киселев вручил нам радиограмму, в которой зимовщики Кигиляха благодарили за почту и приглашали погостить.
- Степан! Поблагодари за приглашение и скажи, что при случае постараемся.
- Будет сделано, командир!
Мы продолжали следовать своим курсом…
Вдруг я почувствовал запах дыма, посмотрел в сторону Малькова, встретились взглядами. Показываю пальцем на свой нос, но жест запоздалый, так как струйка дыма уже потянулась к нам в пилотскую кабину. Мальков быстрым жестом показал, чтобы я продолжал вести самолет, сам же соскочил с сиденья и скрылся в бытовом отсеке, откуда к нам проникал дым. Появление в самолете не только дыма, а даже его запаха - явление чрезвычайное, предвестник пожара… От Кигиляха прошли более ста шестидесяти километров: до бухты Темпа, что на острове Котельном, - около двухсот километров. Но зато близко Земля Бунге - где–то около тридцати километров. В случае вынужденной посадки земля все–таки… Прикидываю себе в уме…
Появление рассерженного Володи прервало мои умственные рассуждения. На мой вопрошающий взгляд он продолжает начатый с кем–то разговор, но уже обращаясь ко мне
- Кудрящов не может потерпеть, хотя бы предупредил!
- А что он? - не вытерпел я.
- Что, что! Без курева не может, - продолжал Мальков, садясь на свое мести.
Пронесло. Отделались испугом. Я успокоился. Отдаленно слышу, что Степан продолжает ещё прорабатывать Кудряшова
Передал вахту Володе. Появилось время искать "подводные, лодки" Спустился с пилотского сиденья, пошел размяться во владения штурмана Андрея Шумского.
- Андрей! А все ж, где эта таинственная Земля Бунге, которая могла нас выручить в тяжелую минуту?
- А вот смотри, - кивает Андрей головой на проплывающую панораму в его иллюминаторе.
- О–о–о, какая большая!
- Да нет! Не туда ты смотришь, - смеясь, поправляет Шумский, - это остров Фадеевский, смотри немного назад.
Смотрю и кроме воды и маленького кусочка земли, ничего не вижу.
- Вот это и есть земля? - показываю на кусочек.
- Точно.
- Зе–мля–я, тоже мне, - пренебрежительно протянул я
- Ничего, следующий раз будем пролетать - увидишь землю, - продолжая улыбаться, проговорил Шумский.
- Ну что ж, посмотрим, - недоверчиво согласился я.
Прошел в бытовой отсек. Все тихо, мирно Кудряшов отдыхает на койке, повернувшись к борту, - наверно, обиделся после "проработки", но скорее всего устал после утомительной заправки в Усть - Янске, ему больше всех досталось. Пусть отдыхает. Заглянул в блистерный отсек к Романову - тот сидит созерцает природу с неподвижным карандашом и руке Илья развел руками: мол, писать нечего, кругом чистая вода, льда нет Вернулся на свое место.
Пролив между островами Фаддеевский и Новая Сибирь тоже был чист ото льда. Справа приближался мыс Высокий - северная оконечность острова Новая Сибирь, от которого маршрут был проложен на остров Беннетта.
С этим курсом летим уже двадцать минут. Давно скрылись берега островов, но впереди по курсу что–то забелело, долгожданная ледовая кромка. Но что это?..
Опять запах… но без дыма. Ещё хуже, пахнет бензином, причем все сильнее и сильнее…
- Вот это денёк! - мог только проговорить Володя, соскакивая с сиденья и жестом показывая, чтобы я продолжал вести самолет.
- Штурман! Курс на "обетованную землю", пока курс двести пятьдесят пять градусов, - громко проговорил Андрей, просунув свою голову в проход и так же быстро исчезнув, как и показался
Мне осталось только разворачиваться круто влево и брать указанный мне курс. Хуже всего быть в неведении, но мое дело пока - выполнять, что сказано Появляется Мальков. Садясь на свое место, взволнованно произносит:
- Этого ещё не хватало! У Шмандина вдоль по борту его кабины течет ручьем бензин. Устраняют Ищут! По предположению Шмандина лопнул соединительный шланг от крайних бензобаков, где–то попала водичка Смотри: температура на "улице" минус десять! Это наша заправочка с бочек даёт себя знать! Учти на будущее…
- А–н–дре-й! - не может успокоиться Мальков.
- Слушаю, Васильевич, - отвечает Шумский, по являясь в проходе.
- Куда путь держим?
- В самые населенные места, повернули в бухту Темпа.
- Д-молодец, д-правильно.
Мальков, когда волнуется, начинает в своей речи вставлять букву "д" почти перед каждым словом. Вспоминается курьезный случай, происшедший с ним Эта приставка "д" чуть не лишила его зарплаты А было так. В кассе летного отряда начала работать новая кассирша, которая нас в лицо ещё не знала и при выдаче денег спрашивала у каждого фамилию Дошла очередь и до Малькова
- Фамилия?
Не ожидая этого вопроса, Мальков растерялся и выпалил - Д-Мальков. Минута молчания.
- Вашей фамилии в ведомости нет, товарищ Дмальков.
Володя начинает волноваться больше и громко повторяет:
- Я не Дмальков, а Д-Мальков. Та ещё раз просматривает списки…
- Братцы! - уже обращается Володя к очереди. - Д–как же так, д-я один из старых летчиков, д-меня никто не увольнял. А д-она говорит, нет!
Очередь начинает смеяться, зная, что это недоразумение. Но ему–то не до смеха. Выручил Сырокваша Николай Лукьянович, один из старейших полярных летчиков, остряк отряда. Подойдя к окошку, поясняет кассирше под смех товарищей.
- Девушка, простите его, это его французский дворянский титул подводит. Мальков любит к своей фамилии добавлять приставку "д", его настоящую фамилию смотрите на букву "М", то есть Мальков, и все станет на свои места.
- Так бы сразу и сказали, - подавая ведомость Володе для росписи, произнесла кассирша. - А вас благодарю за помощь, товарищ, как вас величать?
- Сырокваша! - поспешил назвать себя Лукьяныч.
- Продолжаете шутить, товарищ Простокваша
- Да нет, это у меня на самом деле такая фамилия, - под смех очереди оправдывался Лукьяныч.
Но сейчас нам не до шуток. Бензин не перестает течь по борту кабины Шмандина откуда–то сверху. Тот уже вскрыл все, что было можно, но до лопнувшего шланга не добрался.
- Необходимо слить бензин из крайних баков аварийно, другого выхода нет! - передает предложение Шмандина Кудряшов.
- Согласен! Передай Ивану, что без моего разрешения краны не открывать!
- Понял. Передам!
- Андрей!
- Слушаю. - Будем сливать бензин желательно над землей или где–то рядом! Понял? Где мы? - торопливо спросил Мальков.
- Подходим к Бунге.
- Опять Бунге. Далась она вам. Ну ладно, через сколько она будет?
- Минутку, - Андрей считает. - Через десять минут.
Кругом вода. Никаких берегов, никаких островов. А десять минут? За это время! Самолет летит, а время "стоит"…
Бензин льется, Иван выжимает тряпки в ведро. Ведро выливается в блистер. И это все, что можно сделать…
"Д–а–а! Вот ситуация", - думаю про себя. Концентрация бензиновых паров увеличивается, дышать становится труднее, полуоткрытая форточка мало помогает притоку свежего воздуха, начинает болеть голова …
- Подходим к Бунге. - сказал долгожданное слово штурман.
Но никакой земли я не увидел. Правда, впереди темнела узкая полоска коричневой отмели. Как позже показал мне на карте. Андрей, это был мыс Бережных - северная оконечность острова Фаддеевский. От этого мыса до бухты Темпа нам оставалось лететь около ста тридцати километров. А через семьдесят километров должен появиться берег острова Котельный. Так что теперь в любом случае, даже если нам придется слить топливо из одного из главных баков (кроме крайних), бензина до Темпа и Тикси хватит с избытком… а пока под нами водная гладь коричневатого оттенка…
- Ваня! Включай слив крайних! - скомандовал Мальков бортмеханику.
- Включаю.
- В блистерах! Кто там?!
- Я! Кудряшов!
- Пошло топливо?
- Пока нет
- Шмандин! Д-передерни краны ещё раз! Давно не включали, видно, клапаны заржавели или и туда ледок попал! Везёт… - взволнованно рассуждал Мальков.
- Пошло! Пошло-о! - радостно не проговорил, а прокричал Кудряшов. - С обеих сторон идет!
Когда видишь две большие струи, то создается впечатление, будто выливаются все запасы Томительные минуты ожидания.
- Слив прекратился! Немного идет с правого крыла, - докладывает Кудряшов.
Продолжаю держать курс на бухту Темпа. В ожидании "приговора" механиков мы с Володей терпеливо молчали и не "дёргали".
- Пойду к ним посмотрю, что там, - не выдержал Володя. - Продолжай пока с этим курсом.
Я кивнул, но тревога ещё оставалась. Правильно ли определил Шмандин дефект, из каких баков была течь? Не придется ли сливать и из одного из основных баков? Тогда, что тогда? Опять мучительно потекли минуты ожидания
- Саша, ура! Течь прекратилась, - радостно сообщил Мальков - Молодец Шмандин. Определил точно, и решение слить было правильным Что ж, потеряли немногим более двух тысяч литров, но зато устранили течь бензина, пресекли возможность возникновения пожара. Андрей' Топлива ещё осталось, давайте–ка продумайте с гидрологом сокращенный маршрут, часиков на десять, и новый курс.
- Будет сделано'
Настроение поднялось, на наших лицах появились улыбки. Кудряшов добирал по углам, на дне лодки последние капли бензина Шмандин задраивал вскрытую обшивку в своей "голубятне" Дышать стало легче, но форточку пока не закрыл. Продували внутренности самолета по системе "форточка - открытые блистеры" Выполнив сокращенный маршрут, получив ценные данные ледовой обстановки, на обратном пути вышли на мыс Анисий острова Котельного, а от него до Тикси рукой подать.
Так над Землей Бунге нам удалось справиться с экстремальной ситуацией, довольно быстро устранить неисправность. А землю как землю я в этот раз так и не увидел.
УРОКИ ПОЛЯРНОЙ АКАДЕМИИ
Уже пять лет я летал командиром корабля, знал все арктическое побережье от Архангельска до Уэлена. Опыт полярный накопился, конечно. Но в высокоширотной экспедиции только вторым пилотом. Да иначе и быть не могло высокоширотные экспедиции - подлинная Полярная академия.
Командиром Ли–2, на который меня назначили, был опытнейший летчик, один из первопроходцев Арктики, Виталий Иванович Масленников, Герой Советского Союза. На Чукотку, в бухту Провидения, он приплыл на корабле вместе со своим самолетом осенью 1934 года. Аэродромов, в современном значении слова, Арктика тогда не знала. Были только места для посадки около того или иного поселка. А запасным "аэродромом" считалась любая пригодная площадка по маршруту, "гостиницей" - снежная яма, укрытая чехлом от мотора. Приходилось Виталию Ивановичу сидеть на вынужденной около Анадыря, пережидая четырнадцать суток пургу. Приходилось в плотном тумане садиться на остров Жохова, спасая больного зимовщика. А когда в 1948 году сломало на Северном полюсе дрейфующий "аэродром", пришлось взлететь с крохотного обломка ледяного поля, огороженного грядами торосов. Предельный риск! В тот раз необходимо было максимально облегчить машину, и Виталий Иванович оставил на полюсе даже свой мольберт, с которым он, выпускник Суриковского училища, никогда не расставался в Арктике…
В общем мне и на этот раз повезло с наставником… Из Москвы вылетали 30 марта. Чувствовалась уже весна, но Химкинское водохранилище, с которого мы стартовали, было ещё покрыто льдом. После взлёта - левый разворот, и под нами шпиль с золотой звездой Химкинского речного вокзала. "Порт пяти морей", как любили тогда говорить. Но у нас впереди другие, скованные льдом моря. Стараясь перекричать шум двигателей, работающих на взлётной мощности, оборачиваюсь к штурману
- Курс?
- Пять градусов, пора знать! - недовольно отвечает Борис Иванович Иванов.
Я уже успел понять, что в экипаже Масленникова все давно "притерлись" друг к другу. Шутки, подначки, розыгрыши. Лишнего формализма здесь не любят. В экипаже собрались опытные, знающие свое дело полярные асы.
Борис Иванович - штурман первого класса. Высокий, редко улыбающийся, с глазами, прикрытыми мохнатыми бровями. Звали его в экипаже Мрачный Билль. "Мрачный", понятно, за серьезность, ну а "Билль" - это что–то английское. Он с этим языком был в ладах, что для штурмана куда как не лишне.
Пока будем лететь до мыса Шмидта, у штурмана дела не особо напряженные Магнитные компасы работают устойчиво, все аэропорты по трассе оборудованы радионавигационными точками. Дело простое, следи только за радиокомпасом: Амдерма на стрелке, Диксон на стрелке… И так далее. После острова Врангеля придется Борису Ивановичу поработать по–настоящему, показать искусство штурмана. Основными навигационными приборами при полете над Ледовитым океаном станут гирополукомпас и солнечный компас, пока зачехленный в астролюке над столиком штурмана. А ещё секстан и астрономический ежегодник - книга не меньше "Воины и мира" по объему…
До Крестов Колымских добрались без каких–либо приключений к исходу вторых суток. Здесь "переобулись" - сняли колеса и встали па лыжи. Тридцатого марта благополучно прибыли на мыс Шмидта, приледнившись на замёрзшую лагуну.
Аэродром мыса Шмидта был основной базой для прыжка на океанский лед. В районе семьдесят седьмой параллели мы должны были организовать дрейфующую станцию СП–4.
Наш самолет почти предельно загружен ещё в Москве, лыжи, спальные мешки, банки с НЗ (неприкосновенным запасом) и, конечно, палатка Шапошникова (КАПШ) - круглая палатка типа юрты, разработанная специально для полярников. Но на мысе Шмидта мы дополнительно погрузили глубоководную лебедку, продукты, баллоны с пропаном для отопления помещений и приготовления пищи. Кроме - юго, Виталий Иванович приказал получить листы фанеры и оленьи шкуры для утепления пола в палатке. Да и разных необходимых мелочей набралось порядочно.
Подсчитав взлётный вес, я обнаружил, что он намного превышает норму. Доложил об этом Виталию Ивановичу (честно говоря, хотел показать, какой я бдительный, как точно все учитываю).
Виталии Иванович посмотрел на меня с иронией;
- А ты не считай!
- Как не считать? - не понял я.
- А вот так! Во–первых, это тебе не рейсовый полет. Во–вторых, все, что взято, жизненно необходимо на льду. В-третьих, длина лагуны не ограничена для взлёта, а для посадки на лыжах у нас всегда лед под нами. Ну и в-четвертых, мы можем выкинуть все экспедиционное оборудование, если это потребуется, если один из моторов откажет… Понял теперь?
- Понял, - смущенно ответил я, чувствуя, что неудержимо краснею. - Учту на будущее.
- Так–то оно лучше, верю, - улыбнулся командир. - Закругляй с подготовкой, завтра на Врангель…
Казнил я себя тогда: ведь и сам мог подумать, нечего выслуживаться. Решил больше присматриваться, прислушиваться и наматывать на ус - в общем, стараться не быть больше объектом поучений. На мысе Шмидта в наш экипаж подключились флагштурман полярной авиации Валентин Иванович Аккуратов и Герой Советского Союза Михаил Васильевич Водопьянов. Сесть за штурвал самолета Водопьянову не разрешали врачи, он исполнял обязанности консультанта начальника экспедиции. Оба они - и Аккуратов, и Водопьянов были в 1937 году участниками высадки на полюс первой в истории дрейфующей станции, а Михаил Васильевич ещё до этого - участником челюскинской эпопеи. В общем, собрались профессора Арктической академии, а я - их единственный слушатель. Не хотелось мне, да и права не имел, быть у них плохим учеником…
Утро 2–го апреля выдалось ясным, морозным, тихим. Зашли на вышку к диспетчеру, Масленников позвонил на "полярку" (полярную станцию), расположенную в трех километрах от аэропорта. Прогноз дежурного синоптика вполне удовлетворительный, летим
Хотя взлётно–посадочная полоса не указана, даже на перегруженном самолете оторвались быстро, не пробежав и пятисот метров. Давление выше нормы - семьсот семьдесят миллиметров, да и температура низкая - ниже двадцати градусов. Все это облегчило взлёт перегруженному самолету
До Врангеля каких–то двести километров, от силы полтора часа. Но уже через полчаса появляется облачность, нижняя кромка её постепенно опускается все ниже, и к острову мы подходим на высоте ею метров. Когда садимся, высота облачности уже не превышает пятидесяти - семидесяти метров, видимость ухудшается.
- Спешить не будем, ночуем, - сказал свое слово Водопьянов. - Мы с Аккуратовым в тридцать седьмом году ждали на Рудольфе больше месяца погоду, но зато наверняка.
- Конечно, Михаил Васильевич, - подтвердил Масленников. - Утро вечера мудренее, проснемся - посмотрим…
Проснулись от громкой команды "подъем!". Механиков, как всегда, уже нет, их разбудили раньше, уже часа полтора, как они греют моторы. От вчерашнего тумана не осталось и следа, до самого горизонта ни облачка.
Взлёт, курс на север. Высота шестьсот метров - оптимальная высота, с нее хорошо просматривается лед.
Включив автопилот, я слежу за курсом по гирополукомпасу и любуюсь пейзажем острова, десятибалльными всторошенными льдами Северного Ледовитого океана. Водопьянов, сидя за Виталием Ивановичем, о чем–то говорит с ним, поглядывая в окна. Прислушиваюсь к их разговору, их оценке ледовой обстановки.
Наша задача - подыскать льдину для высадки дрейфующей станции СП–4, причем как раз в том районе, где четыре года назад начинала свой дрейф станция СП–2. Полярники во главе с Михаилом Михайловичем Сомовым прожили на ней больше года, "проплыв" к северу около семисот километров…
- Вижу хорошую льдину, да и район почти расчетный, - прервал мои раздумья Масленников.
- Вы правы, - согласился штурман, - сейчас уточним. Николай, пока летчики будут прицеливаться, возьми–ка пеленг Шмидта - обратился он к радисту.
Сомнерова линия, полученная определением по солнцу, и пеленг легли на карте хорошо, место расчетное.
Виталий Иванович взял управление и с левым разворотом зашел на выбранную льдину, чтобы измерить длину ровного участка. Среди торосов льдина выделялась своей причудливой формой, почти точно повторяющей очертания Каспийского моря.
- Двадцать секунд, при нашей скорости - одна тысяча сто метров, - доложил штурман. - Здесь и Титлову на его Ил–12 места хватит.
- Отлично, теперь посмотрим толщину, - объявил командир.
Я подозрительно посмотрел на него, на Водопьянова, на Аккуратова. Не шутят ли они? Разве можно определить толщину льдины с воздуха?
Вопросы свои я отложил на потом, а пока продолжал внимательно следить за методикой определения пригодности "аэропорта".
- Да, льдинка не меньше метра, - произнес Водопьянов.