- Лонжу не забудь надеть, Икар! - Отец Вали, сам любитель розыгрышей, держал в руках стропы страховки. Пашка затянул на поясе широкий кожаный ремень, от которого отходили страхующие верёвки.
- Давай по лестнице на мостик. Трапецию подадут…
Валентина, с интересом и нескрываемым удивлением, провожала глазами неуклюже карабкающегося по верёвочной лестнице молодого парня. Тот, часто срываясь, не попадая в узкие, то и дело ускользающие из-под ног перекладинки-ступеньки, медленно двигался к площадке подвесного моста. Отец Вали, Виктор Петрович, вовремя успевал подтянуть лонжу, лестница вновь оказывалась в объятиях Пашки. Ободрённый его голосом, шаг за шагом, он двигался к цели.
Начинающий воздушный гимнаст, поднявшись метра на три от сетки, глянул вниз и на секунду замер, переводя дух.
- Давай, давай! - подбадривали снизу. - Это тебе не на лошадях скакать!..
"Посадить бы вас всех на лошадей, да промчать галопом пару кругов - я бы на вас тогда посмотрел, летуны!" - злился на себя за опрометчивый поступок Пашка.
- Ещё немного, давай! Шайбу! Шайбу! - резвился Женька.
Рубашка на Пашке взмокла, местами вылезла из-под брюк. Пот заливал глаза, мешая взбираться. Вот, наконец и мостик. Он оказался узкой полоской из хромированного металла и потёртого оргстекла. Пашка навалился на него грудью, цепляясь за тонкие нити крепёжных тросов. С замиранием сердца медленно, но мужественно выпрямился во весь рост. Как на этом шатком мостике умещались сразу несколько гимнастов для Пашки было загадкой. Он не знал за что хвататься, чтобы не свалиться вниз. Его страховал, прижимая к себе одной рукой партнёр Валентины, другой он держал трапецию на вытянутой руке.
Пашка глянул вниз - внутри всё замерло и похолодело. Во рту моментально стало сухо. Манеж, такой привычный и просторный, казался отсюда небольшой розовой тарелкой, а широкая страховочная сетка - узкой, в мелкие квадратики, лентой.
- Блин, здесь страшнее, чем на колосниках! - вспомнил Пашка о своих первых ощущениях на куполе цирка. Но там под ногами были металлические и деревянные перекладины не шире десяти сантиметров, а тут - бездна…
Пашка с трудом воспринимал смысл советов: как раскачаться на трапеции, когда её отпустить, чтобы при сходе спиной упасть на сетку, как это делают все воздушные гимнасты. Сейчас он видел только узкую клетчатую полоску, в которую ему предстояло упасть. Но она была так далеко внизу…
Назад дороги не было. Павлик поправил лонжу, стараясь выиграть время и хоть немного убрать предательскую дрожь, постучал ладонями о мешочек с магнезией, как это делали воздушники и приготовился. Облако порошка на мгновение закрыло манеж. Кисти рук стали сухими. Полётчик с улыбкой подал Пашке гриф трапеции, в который он вцепился, как хватается за соломинку тонущий в океане. Сердце Пашки бешено колотилось. Он ещё раз глянул вниз и увидел, нет, скорее ощутил, насмешливую улыбку Вали.
Павлик набрал в лёгкие воздуха, помедлил секунду, закрыл глаза и отчаянно бросился с мостика в бездну неизвестности. Трапеция, словно гигантский маятник, качнулась из одного конца цирка в другой, увлекая за собой худое тело Пашки Жарких, его юное существо, вцепившееся мёртвой хваткой в перекладину и во чтобы то ни стало пытающееся выжить. Дыхание у него перехватило, судорога сжала горло…
- Сход! - скомандовал пассировщик с земли, перебирая верёвки страхующей лонжи. Теперь Пашкина жизнь всецело находилась в его опытных руках. Прежде чем начинающий воздушный гимнаст разжал онемевшие пальцы и понёсся спиной в сетку, команда "сход!" прозвучала не менее пяти раз на разные интонации, и однажды даже сдобренная словами, которые не говорят при женщинах и детях. Пашку скорее заставили разжать пальцы, вцепившиеся в гриф трапеции, буквально стащив его лонжей. Но этого он даже не заметил…
Несколько секунд "полёта" показались ему вечностью. Вдруг падение замедлилось. Жёсткая сыромятина спасительной лонжи впилась сначала в спину, потом в живот и новоиспечённый гимнаст благополучно приземлился на шею, не сломав её и даже не повредив.
Лёжа на ещё покачивающейся сетке и, выходя из полуобморочного состояния Пашка услышал аплодисменты гимнастов и голос Виктора Петровича:
- Хватит лежать, герой, ниже уже падать некуда!..
Нетвёрдой походкой Пашка подошёл к барьеру и сел на него.
- Ну, Пашка, ты просто молодец! Та-ак красиво летел! Голова цела? - В серых глазах Валентины плясала целая толпа маленьких вредных чёртиков. Вдруг она сделала озабоченное и заботливое лицо. - Я что-то не пойму: ты или так магнезией запачкался, или очень бледный? - Она звонко рассмеялась и выпорхнула с манежа за малиновый бархат занавеса.
Её смеющийся голос ещё долго стоял в ушах теперь уже "состоявшегося" воздушного гимнаста Пашки Жарких…
Глава девятая
Детей приобретают по-разному. Одних, с доставкой на дом приносит аист, других покупают в "детском мире", третьих находят в капусте. А вот семья акробатов Рыжовых нашла своего сына в цирковых опилках, во всяком случае так они объяснили ему его появление на свет.
По старой традиции о всех потомственных артистах говорили, что они "родились в опилках". Таковым являлся и Валерка Рыжов.
Это был хорошо упитанный флегматичный и на редкость ленивый парень, которого с великим трудом родители приобщали к цирковому делу.
Работал он вместе с матерью и отцом в номере "Весёлые мушкетёры", насыщенном комическими прыжками, каскадами и фехтованием.
Почти семнадцатилетнему Рыжову-младшему удивительно подходила его фамилия. Он был огненно рыжим, или, как его окрестил Пашка Жарких, - "гнедым". Характер он имел задиристый, но трусливый. За цвет волос, ненадёжность и за несколько белых пятен на лице кто-то назвал его "мухомором". Так и прилипло.
Предметом воздыхания для Валерки являлась всё та же Валя, с которой они вместе учились в очередной школе. Цирковые дети меняют школы и классы в каждом новом городе. Последние полгода гастроли акробатов Рыжовых совпадали с гастрольными городами воздушного полёта, а значит и школа у ребят была одна. До этого они закончили учёбу в Новосибирске, летом отдыхали и вот теперь Валерка снова гордо сидел за одной партой с Валентиной. Наступил финальный учебный год перед получением аттестата.
После уроков "Мухомор" благоговейно и смиренно нёс её портфель, стараясь тем самым растопить лёд в сердце юной красавицы и завоевать её расположение.
Валентина от природы была удивительно красивым созданием. Смуглое, чуть широкоскулое лицо, с застывшей полуулыбкой на выразительных рельефных губах, с блестящими, вечно насмешливыми глазами. Они были с какой-то полупьяной поволокой и настолько зеленовато-серыми, что казалось в них нет зрачков. Глаза обрамляли пушистые ресницы, которые неторопливо и томно прикрывались, словно постоянно пытались спрятать какую-то тайну. Кукольный, слегка вздёрнутый носик кокетничал с каждым встречным. Роскошные каштановые волосы прикрывали крепкие плечи воздушной гимнастки и её оформившуюся грудь. Во время представления, чтобы не мешать работе в воздухе, Валентина собирала волосы в тугой узел, переливающийся бижутерией, - отчего становилась ещё краше. Открывалась её высокая шея и зрители видели царственный поворот головы.
Валентина любила всё обтягивающее, что подчёркивало её формы. Ходила она, чуть покачивая бёдрами, по кошачьи мягко и тягуче неторопливо. В какой-то момент вдруг взрывалась секундной резкостью, молниеносностью движений, так необходимых в воздухе, и тут же, прикрывая глаза, словно сытая пантера, сонно и плавно продолжала свои движения.
В ней царила не по годам потрясающая женская пластика, завораживающая, манящая, обещающая будущим мужчинам рай и погибель…
Во всех школах Валентина бесспорно оказывалась первой красавицей в классе. Она к этому привыкла. Отчего характер её заметно испортился - была подчёркнуто недоступна, холодна и надменна.
Валерка Рыжов добровольно исполнял роль "пажа". Он становился безмерно счастливым от любого знака внимания, считая себя рыцарем и телохранителем Валентины. Его распирала гордость и чувство собственной значимости. Одноклассники ему явно завидовали…
Жизнь Валерки в этой роли была соразмеренной и спокойной до той поры, пока он не заметил, что Валентина своё внимание уделяет не ему, а Пашке Жарких - этому лошаднику, простому служащему по уходу за животными, этому "говночисту"!..
С той минуты существование его было отравлено ревностью, душевное спокойствие нарушено и он стал жаждать мести…
- У меня к тебе есть мужской разговор! - как-то зашёл Валерка Рыжов к Павлу на конюшню. Тот сидел на реквизитном ящике и перебирал сено. Валерка внимательно рассматривал Пашку, наперёд оценивая свои шансы. Уверенность его росла - они явно были в разных весовых категориях. Если не считать Пашкиного роста, у Рыжова было неоспоримое превосходство.
- Ну, говори, "мужчина"! - усмехнулся Пашка.
Валерка сразу решил "взять горлом":
- Если ты ещё раз подойдёшь к Вале, я тебя… я…, я не знаю, что с тобой сделаю! - ревниво выпалил Валерка Рыжов, вспыхнув своими белыми пятнами на лице.
- Ну, вот, не знаешь, а угрожаешь. - спокойно ответил Пашка, продолжая работу. Он даже не посмотрел в его сторону.
- Это я-то не знаю? Я? Ха-ха!.. - Валерка нервно хохотнул, сглотнув слюну. Он заводился всё больше и больше. Голос его подсип, то и дело срывался от злости и мандража. - Я… я тебя на дуэль вызову! Вот!..
- Дуэль? - Пашка удивлённо приподнял брови и выпрямил спину. Его серые в рыжую крапинку глаза брызнули смехом. - Интересно! Какое оружие предпочитаете, месью Рыжов - бокс без перчаток, пистолеты, кинжалы? Или может быть дуэль на соплях? Так ей тебя, случайно, и пришибить можно.
- На рапирах! - вскричал Валерка, вспомнив о своих мушкетёрских способностях, которые он пытался демонстрировать на манеже во время выступлений.
Пашка Жарких приподнялся, бросил сено и презрительно улыбаясь, произнёс фразу, которую не раз встречал в прочитанных книгах:
- Я к вашим услугам, моншер! Вот мои секунданты! - Пашка показал на мирно жующих лошадей. - Где и когда я вас смогу убить?
- Дуэль будет во дворе, и немедленно, вот только сбегаю за рапирой!..
- Ну-ну! Беги, гнедой иноходец, да не забудь наточить свою железяку! - вдогонку посоветовал Пашка Валерке Рыжову, спешащему на собственные похороны.
Павлик вспомнил о Валентине, представив её вечно улыбающееся лицо, и горячая волна нежности обожгла юное сердце.
Пора было подумать и об оружии. Оно валялось тут же под ногами, в виде сломанной утром ручки от метлы.
Появился запыхавшийся Рыжов. В руке у него блестела настоящая рапира, которой пользовались в номере "весёлые мушкетёры" во время представления. Огненная копна его волос торчала во все стороны, белые пятна на лице сияли боевым раскрасом. Валерка сейчас был действительно похож на перевозбуждённый мухомор-переросток.
Они, как и договаривались, вышли во двор цирка, куда смотрели большинство окон артистических гримёрных.
- Ромео, защищайтесь! - театрально воскликнул обладатель гнедой масти. Он тряхнул для куража своей огненной гривой, обнажил клинок, махнул им пару раз, со свистом рассекая воздух, красиво откинул руку и согнул ноги в коленях.
- Я к вашим услугам, "ржавый"! - Пашка тоже принял позу мушкетёра. В мозгу пронеслось: "Ну, держись, "мухомор"! Сейчас я из тебя буду делать бледную паганку!.."
И начался исторический поединок, которому позавидовал бы даже великий Шекспир. Свидетелями ему были - воробьи с голубями, клюющие на цирковом дворе остатки просыпанного зерна, и любопытные лица артистов, прилипшие носами к стёклам окон гримёрок.
Следовали выпады за выпадами, отбивы, туше. "Искры" в виде щепок летели во все стороны. Наступала то одна сторона, то другая.
Пашка в своё время тоже неплохо поднаторел в дворовых баталиях, особенно после многочисленных просмотров "Трёх мушкетёров". Много тогда было "дров наломано"…
Противники стали уставать. Валерка тяжело сопел. Резкие движения он не любил. Пот заливал его глаза. В ушах свистело. Сердце от мандража и усталости готово было выскочить из груди и драпать куда глаза глядят. "Мухомор" пошёл ва-банк! Намереваясь нанести последний сокрушительный удар и тем самым закончить поединок в свою пользу, он двумя руками махнул рапирой как мечом, но промахнулся. Его развернуло и он подставил Пашке, отнюдь, не фехтовальное место. "Ромео" не преминул этим воспользоваться.
Заработав основательный удар вдоль спины, оканчивающийся мягким местом, на которое рыжий мушкетёр теперь не сможет сесть пару дней, Валерка громко охнул и с воплем: "Мы ещё встретимся!..", позорно бежал с поля брани.
Пашка победоносно воткнул свою "рапиру" в кучу лошадиного навоза и пошёл доделывать отложенное. Честь "Ромео" и дамы его сердца были спасены…
Вечером, за кулисами, перед парадом, со смехом обсуждали итоги дуэли. В цирке, если что-то знает один - знает один. Если знают двое - знают все. Причина дуэли тоже ни для кого не была секретом. Секретов в цирке не бывает…
Пашку при случае поздравляли. Эльбрус, подмигнув, протянул руку со словами:
- Дай пять! Молодэц!..
Валерке, "сочувственно" улыбаясь и подхихикивая, предлагали компрессы и мази.
Последний на представлении не сделал и половины положенных трюков. Причину "недуга" он отчаянно скрывал от родителей. Но рассказать пришлось. За что, "вдогонку", получил подзатыльник от отца со словами: "Мушкетёр хренов! Об учёбе бы лучше думал! А то так и будешь всю жизнь таскать за кем-нибудь чужие портфели!.." Привязанность и выбор сына он явно не одобрял.
С той поры Валерка Рыжов старался не встречаться с Пашкой даже глазами…
Глава десятая
- Захарыч, отстань, дай поспать - сегодня выходной! Захарыч, ну, Захар… - Тут Пашка, хлопая ещё полузрячими глазами, онемел, и никак не мог сообразить: реальность это или он продолжает спать?
Перед ним, посапывая, стояла старая слониха Буня, которую неделю назад привезли в цирк, чтобы позже передать зоопарку. На манеже ей работать становилось всё сложнее и сложнее - возраст, вот и решили пристроить "почётного ветерана" в один из лучших зоопарков страны в этом городе…
Сопровождал и ухаживал за слонихой молодой служащий, который лишь на пару лет был старше Пашки "слоновожатый" Славка, или попросту "Рыжий" - как его окрестил помощник Захарыча.
- Два рыжих в одной программе - это конечно перебор! Но будем считать, что это к счастью! - прокомментировал приезд молодого коллеги по уходу за животными Захарыч. - Ты чего это, Славка, такой коноплявый? Мухи, что ли, в детстве засидели? Я такого количества конопушек никогда в жизни не видел! - Захарыч беззлобно подкалывал Славку, когда они после знакомства сели пить чай.
- Это, говорят, я в деда. - Славка абсолютно ровным голосом, даже без намёка на обиду, ответил, прихлёбывая чаёк. - Рыжие, они, сами говорите, - счастливые!
- И хитрые! - Пашка подмигнул Славке.
- Ага! И хитрые… - не меняя голоса согласился "слоновожатый" и с этим определением.
Пашку и Славку днями поселили в одном номере гостиницы, переведя их в более "приличные" условия из уж совсем "убитых" номеров. Теперь они жили вместе. Вместе по будильнику рано утром вставали, наскоро завтракали, если было чем, и шли на работу.
Рыжий был флегматичного склада. Было ощущение, что он всё время "спит на ходу". Пашке частенько хотелось дать ему пенделя - "для скорости"…
За это время помощник Захарыча не удержался и пару раз, любопытства ради, успел заглянуть к Славке в слоновник, благо он был напротив конюшни.
Рыжий как раз накануне предупредил Пашку, чтобы тот сторонился животного: "Слон есть слон - не кролик, мало ли!.."
- …Слоник! Я не съедобный… - Пашка лёжа в куче сена, вжимался в стену слоновника и силился вспомнить, как он здесь оказался.
Буня мягко сняла с лохматой, Пашкиной головы его старую кепку и метким броском отправила её себе под хобот.
- Товарищи! Раздевают!.. - скорее прошептал спёкшимся горлом перепуганный парень, нежели громко призвал к справедливости и собственному спасению. Он ещё по инерции пытался шутить.
Путанные воспоминания роем носились в его, ещё толком не проснувшейся голове: вот он в цирковой гостинице, вечер, застолье, громкие тосты, смех и глаза Валентины…
Пашка вдруг вспомнил всё!.. И похолодел. Он со стоном отчаяния помотал головой. Стало бесконечно грустно. Равнодушие овладело им. Его словно парализовало. Даже, если бы сейчас перед ним оказался лев, он не пошевелился бы…
Звякала цепь на задней ноге прикованного слона. Толстая муха шумно билась в мутное окно слоновника. День только начинался. Во рту было приторно-сладко и сухо. Нестерпимо хотелось пить…
Слон показался сейчас тем самым "кроликом", о котором говорил "слоновожатый", по сравнению со вчерашним происшествием. Сознание плеснуло на лицо жгучую краску стыда. И очередную волну отчаяния…
Вчера Валя пригласила Пашку Жарких на свой день рождения, неожиданно, поймав за руку в дверях гостиницы, когда он собирался пройтись по городу.
Служащий по уходу за животными впервые оказался в шумной компании артистов. Людей было много. Застолье разместилось в просторном гостиничном "люксе" Валиного отца Виктора Петровича. Ему, как заслуженному артисту, полагался номер с "повышенным классом удобств".
Канатоходцы, акробаты, жонглёры, воздушные гимнасты - партнёры Вали по полёту, шумно веселились. Они рассказывали анекдоты, вспоминали смешные истории из цирковой жизни, хохотали, пили вино, одним словом - отдыхали по полной - впереди был выходной.
Казбек, Пашкин руководитель, по делам улетел в Москву, и его джигиты, оставшиеся без опеки, теперь чувствовали себя вольготно. Они по-кавказски выразительно держали в руках бокалы, произносили длинные красивые тосты. Особенно неподражаем в этом деле был Эльбрус! В своё время, впервые увидев Валентину, и не зная сколько ей лет, он сделал было "заход", но вскоре понял - будут просто друзьями. Пробовали и другие. С тем же успехом - "без вариантов"…
Заздравные слова говорили многие. Отец Валентины молча сидел и довольно щурился, чувствуя свою "непосредственную" причастность к приятному событию. Пару раз выпили и за его здоровье…
Валя, встречая очередных гостей, ослепительно сияла, словно солнце среди облаков.
Пашка явно был "не в своей тарелке". От густого табачного дыма, висевшего в комнате, где жила Валя, першило в горле. Он, робея, сидел рядом с ней, не зная куда девать глаза. Пашка чуть не умер, когда рука Валентины легла ему на плечо. Его сердце всколыхнулось, ударилось о грудную клетку и замерло. Он стал проваливаться в гулкую бездну остановившегося времени. Уши его стали пунцовыми.
- Выпей шампанского! За моё здоровье! - вечно смеющиеся, а теперь игриво блестящие от выпитого вина, глаза Вали заглянули Пашке в лицо. Его обдало облаком тонких духов именинницы. - Мне сегодня - семнадцать! Я уже старая!.. - Рука Валентины ласковой змеёй проскользила с Пашкиного плеча на его ладонь. С внешней стороны её кисть была длинной и красивой, с лакированными, коротко подстриженными ногтями. С внутренней - мозолистой и шершавой. Пашка, умирая от собственной смелости и дерзости, повернул ладонь воздушной гимнастки, словно собирался ей погадать. Перед ним была рука, скорее, землекопа, нежели изящной избалованной цирковой красотки.