- Их заставляют так писать, - сказал Коноплев. - Не всегда по своей воле такое пишут.
- Нет, эта бабенка от души писала…
Неподалеку вдруг затрещали редкие выстрелы. Из-за немецких траншей ударили минометы. Ромашкин в бинокль увидел цепи наших бойцов.
- Идут! - обрадовался Василий, продолжая глядеть в бинокль. - Как всегда, впереди рота Куржакова.
Интересно было наблюдать за своими со стороны противника. Бойцы бежали, пригибаясь, и почему-то не стреляли. Куржаков с автоматом на груди широко вышагивал в боевых порядках и что-то кричал отстающим, наверное, ругался, но лицо у него было веселым.
- Цикунов! Выйди им навстречу, а то примут нас за немцев…
Вскоре Куржаков, сопровождаемый Цикуновым, подошел к разведчикам.
- Явился, не запылился, - весело сказал Ромашкин.
- А вы прохлаждаетесь?
- Чего же ещё !.. Оборону разведали, вас поджидаем.
- Не очень-то далеко мы отстали. Вслед за вами шли.
- А все же вслед, - подмигнул Ромашкин. - Ну, ладно, старшой, есть хочешь? Садись, у нас тут трофеи.
- Пожрать не мешало бы, - признался Куржаков, - да некогда. Попробую с ходу влететь в оборону фрицев, пока они не очухались. Может, зацеплюсь вот на той высотке. Я ведь не разведка, не по кустам воюю. Привет!
Он побежал дальше за своими бойцами.
Немецкая оборона затарахтела пулемётами, забухала орудиями. Особенно плотным был огонь там, куда нацелился Куржаков. Коноплев в бинокль наблюдал за боем и докладывал, не отрывая глаз от окуляров:
- Зацепились наши за высотку!.. Куржакова вижу…
- Ну и дьявол! - восхитился Василий. - Все же влез. Ох, и дадут ему фрицы жару!.. Вот чертов Куржак, ни себе, ни людям покоя не дает. Помогать надо. Подъем, ребятки! А ты, Епифанов, здесь с саперами оставайся, встретишь штаб.
- Мне бы с вами! - попросился Епифанов.
- Нет, сержант, кончилось наше с тобой взаимодействие. Теперь твое дело - землю копать. Готовь НП, Караваев в тылу не засидится.
Выпрямили Курскую дугу
О подготовке немцами нового грозного наступления на Курской дуге весной 1943 года первыми вызнали те разведчики, что носили немецкую форму и работали в глубоком тылу врага, в его штабах и государственных учреждениях. Но и для Ромашкина вместе со всем его взводом перед этой битвой дел было невпроворот. Недаром зачастил в блиндаж разведвзвода Гарбуз - теперь уже не комиссар, а замполит.
Разведчики с интересом разглядывали его темно-зеленые погоны с малиновыми просветами и звездочкой в центре. По приказу погоны полагались всем ещё с января, но пока их шили в тылу, пока везли на фронт, времени прошло немало.
- Скоро, скоро и вас обрядим, - обещал Гарбуз. - В дивизии погоны получены. На днях привезут и нам. А сейчас прошу внимания.
И в который уже раз заводил речь о задуманной в немецком генеральном штабе операции, о том, какие надежды связывает с нею Гитлер и насколько важно для нашего командования постоянно быть в курсе событий, происходящих по ту сторону фронта.
А тем временем весь полк все глубже и глубже закапывался в землю. Сеть свежих траншей покрыла поля, холмы, опускалась в лощины, уходила в перелески. Каких только позиций не настроили многострадальные солдатские руки - основные, запасные, отсечные, ложные, передовые, тыльные! Руки эти перелопатили столько родной земли, что ладони покрылись сначала твердыми, как роговица, обычными трудовыми мозолями, потом стали появляться белые прозрачно-водянистые волдыри, потом волдыри заполнились розовой сукровицей, а затем кожа порвалась в клочья, обнажив живое мясо, прилипавшее к рукояткам лопат.
Строительство оборонительных сооружений ежедневно проверяли офицеры из управления дивизии. Не сидело в штабе и армейское начальство. Однажды в полк прибыл член Военного совета армии генерал-майор Бойков. Командиру полка, начальнику штаба, начальнику артиллерии и другим, кто намеревался сопровождать его, сказал:
- Свиты не надо. Пойду по батальонам только с Гарбузом. Свиту немец заметит, работать не даст, больше придется лежать под обстрелом.
Начальника политотдела дивизии, который приехал вместе с ним, тоже ввернул:
- Ты, Борис Григорьевич, действуй по своему плану…
К середине дня Бойков обошел почти всю оборону полка и позвонил Караваеву из правофлангового батальона:
- Кирилл Алексеевич, мы закончили, сейчас возвращаемся. Соберите-ка минут через двадцать работников штаба и командиров специальных подразделений, которые поблизости окажутся.
- Пообедать бы надо, товарищ одиннадцатый, - напомнил Караваев.
- А мы уже пообедали, - ответил Бойков. - Вот здесь, где я теперь нахожусь. Должен сказать, харч мне понравился. Солдат любит, чтобы в супе ложка стояла. Мы с Андреем Даниловичем проверили - ложка стоит!.. И мы, и солдаты довольны…
Среди приглашенных на совещание оказался и Ромашкин. Собрались в самом большом из штабных блиндажей. От скопления людей здесь было душно, хотя двери раскрыли настежь.
Генерал сбросил пыльную плащ-палатку у входа. Румяный и бодрый, шагнул, пригибаясь, под низкую притолоку. На груди у него маленьким ярким солнышком светилась Золотая Звезда Героя Советского Союза. Василий первый раз в жизни увидел так близко человека, удостоенного самой высокой боевой награды.
- За что? - показав глазами на Звезду, шепотом спросил он капитана Люленкова, сидевшего рядом,
- За штурм линии Маннергейма, - тоже шепотом ответил капитан. - Он тогда комиссаром полка был…
Бойков сначала высказал свое мнение о состоянии обороны полка. Похвалил - хорошо поработали. Посоветовал обратить внимание на стык с соседом справа.
Подробно рассказал о положении на фронтах. Много и с уважением говорил также о тружениках тыла. Приводил цифры и заверения рабочих, колхозников о том, что они дадут все необходимое для победы.
Перед отъездом Бойков спохватился:
- Кирилл Алексеевич, чуть не забыл спросить: среди ваших знакомых есть инженер Початкин?
- Инженер? У меня сосед под Москвой - Початкин. Старик, участник гражданской войны.
- Нет, этот молодой. Сегодня утром его задержали тут поблизости. Думали, местный житель. Проверили документы - москвич.
- Подождите, не Женька ли Початкин?
- Точно, Евгений!
- Так это сын моего соседа!
- Вот и он так отрекомендовался. И ещё сказал, что хочет у вас служить. Некоторые горячие головы в трибунал его направить собирались. Если не как шпиона, то уж как дезертира. А я говорю: какой же он дезертир? Дезертиры убегают с фронта, а этот на фронт прибежал… В общем, забирайте его. Опознаете - ваш. Оформим - и пусть служит. Парень, видно, хороший. Пошлите за ним кого-нибудь в особый отдел. Попутно могу довезти туда.
- Старший лейтенант Ромашкин! - позвал Караваев. Василий подошел.
- Поедете в штаб армии с генералом. Обратно на попутных привезете задержанного Початкина. Только не как "языка" везите, - улыбнулся подполковник, - хоть он и задержанный.
- Это не тот ли Ромашкин, который на Новый год отличился? - спросил генерал.
- Тот самый! - подтвердил Караваев. - Он теперь у нас разведвзводом командует.
- Рад познакомиться. Поехали, старший лейтенант…
В "эмку" Бойков сел рядом с шофером и сразу задремал - намаялся задень. Но дремал он недолго. И, открыв глаза, повернулся к Ромашкину:
- Здорово вы, старший лейтенант, в новогоднюю ночь действовали. А как сейчас дела?
- По-всякому. Разведка - дело мудреное.
- Учиться надо. Карту читаешь хорошо?
- Вроде бы ничего.
- А вот посмотрим. Ну-ка, Степаныч, притормози. - Генерал вышел, раскрыл планшетку с картой, подал Ромашкину. - Определи точку стояния и что вокруг нас.
Василий в первый момент смутился, потом нашел на карте, где стоит полк. Прикинул, сколько отъехали от передовой, огляделся и начал докладывать.
- Вот здесь мы. Вот лес, на юг от нас восемьсот метров. Вон деревня Лукино - трубы торчат. Вот дорога, по которой едем. Впереди мостик через речку.
- Верно! Садись, поедем дальше.
"Эмка" виляла по избитой, тряской дороге, делала повороты. Ромашкина тоже стало убаюкивать. Сам не заметил, как заснул, привалясь в угол.
Пробудился от толчка на каком-то ухабе.
- С добрым утром! - пошутил генерал и опять остановил машину. -А ну-ка, старший лейтенант, определись, где мы теперь?
Василий выбрался из машины и, даже не поглядев как следует вокруг, показал на карте точку.
- Ну, молодчина! Ориентируешься как летчик, мгновенно.
- Не взяли меня в летчики, - признался Ромашкин.
- Напрасно. Очей не успел продрать, а на местности уже сориентировался…
Когда подъехали к особому отделу и Бойков стал прощаться, Василий сказал:
- А ориентировался я, товарищ генерал, по спидометру вашего автомобиля. Вижу, проехали шесть километров, откладываю их на дороге, и - порядок. Проехали четыре - снова отмеряю, и опять точно все получилось.
- Ах ты, бестия! - рассмеялся генерал. -Для разведчика и это недурно. Будь здоров! - И коротко бросил работнику особого отдела, вышедшему навстречу: - Отдайте старшему лейтенанту задержанного Початкина.
Початкин вышел в сопровождении сержанта. В прифронтовой полосе внешность его действительно могла вызвать подозрение: гражданское демисезонное пальто, меховая черная шапка, сам слегка припадает на правую ногу. Лицо заросло щетиной, взгляд угрюмый.
- Узнаете? - строго спросил дежурный. Ромашкин молча переглянулся с Початкиным, но врать не стал.
- Его хорошо знает наш командир полка. А мне поручено только доставить этого товарища на НП.
- Распишитесь вот здесь в получении задержанного, - подсунул дежурный какую-то бумажку. - Да смотри, чтобы не ушел по дороге. Может, он и не тот, за кого выдает себя.
- Да ведь к фронту шел, - вспомнив рассказ Бойкова, заметил Ромашкин.
- К фронту! Всех нас это гипнотизирует. А если фашистскому агенту надо к своим вернуться, куда он пойдет? К Уралу, что ли?
Ромашкин насторожился: "Чем черт не шутит! Караваев-то пока что не видел этого Початкина. Может быть, достал чужие документы и вынюхивает здесь что-то. У немцев в тылу я тоже мог бы так поступить".
Початкин заметил настороженность старшего лейтенанта и молча шел рядом, не набиваясь на разговор.
Встали на дороге. Ромашкин поднимал руку перед каждой мчавшейся к фронту машиной, однако ни один шофер не затормозил, все проносились мимо.
- Тут не выгорит, идем к регулировщику, - подсказал Початкин.
- А ты, оказывается, опыт имеешь.
- Я ж от самой Москвы на попутных ехал.
- Как же тебя раньше не задержали?
Початкин промолчал.
Подошли к девушке-регулировщице. Ромашкин попросил ее:
- Посади нас, милая, в сторону генерала Доброхотова. Слыхали о таком?
- Слыхала, слыхала. Я все ваши хозяйства знаю, - ответила деловитая регулировщица. - Идите в сторонку, не мешайте. Позову, как попутная будет.
Ромашкин с Початкиным присели на бугорок у дороги. Здесь уже дымили цигарками несколько человек. Девушка время от времени вызывала:
- Хозяйство Никишина! Садитесь.
- Хозяйство Трегубова кто спрашивал? С бугорка к машинам сбегали пассажиры. На бегу благодарили регулировщицу:
- Спасибо, красавица!
- Спасибо, милая, дай бог тебе хорошего жениха!
Вскоре дошла очередь и до Ромашкина с его подопечным. Не более как через час они уже входили в землянку командира полка. Караваев обнял Початкина, обрадованно воскликнул:
- Женька! Ну и вырос ты! Совсем взрослым стал. Правда, что инженер?
- Только что испечен. Вот диплом. - Початкин достал синюю книжечку из бокового кармана.
Ромашкин стоял у двери, ожидая указаний. Их, однако, не последовало. Караваев сказал запросто:
- Раздевайся, Ромашкин, садись… Я хочу, чтобы вы подружились. - И тут же опять обратился к Початкину: - Это наш разведчик, очень хороший парень.
Початкин взглянул на Ромашкина с укором, будто хотел возразить командиру полка: "Какой же хороший? Я к нему всей душой, а он замкнулся на все запоры. Вез меня как шпиона".
Ромашкину не хотелось оставаться здесь, испытывать и дальше неловкость. Да и незачем мешать, когда встретились близкие люди, - пусть поговорят без постороннего. Деликатно, но настойчиво попросил:
- Разрешите идти, товарищ подполковник. Дела у меня…
- Да что вы не поладили? - изумился Караваев. - Что у вас произошло, Женя?
- Ничего. Взял он меня под расписку и приконвоировал. Вот и все.
- Не обижайся, его обязанность такая, - примиряюще сказал подполковник. - Идите к столу, ребята. Ты, Женя, голоден, наверное? Ну и арестант! Кстати, мать-то с отцом уведомил, когда в бега подался?
- Письмо на столе оставил.
- Сегодня же напиши, что добрался благополучно.
- Мне бы умыться, побриться, Кирилл Алексеевич!
- Извини, сразу не предложил. Гулиев! Дай бритву. Да помоги умыться гостю. У нас, Женя, ванной здесь нет, привыкай. Иди вон туда, в утолок, Гулиев тебе сольет.
Пока Женя приводил себя в порядок, подполковник рассказывал:
- Он не первый раз в бегах. Лет двенадцати в Африку бежал. Где тебя тогда поймали? В Клину, кажется?
- В Волоколамске, - рассеянно ответил Початкин.
Голый до пояса, он нагнулся над ведром. Ромашкин сразу определил: "Спортсмен. Мышцы на плечах и руках плотные, бугристые".
Караваев, проследив за взглядом Ромашкина, пояснил:
- Гимнаст первого разряда. И с детства сорвиголова. Однажды выхожу из дома, вижу, Женькина мать стоит во дворе, руки сцепила перед грудью, глядит вверх, будто молится. "Что с вами?" - спрашиваю. А она мне: "Тихо". И на крышу дома нашего показывает. Гляжу, а там на печной трубе Женька вверх ногами стойку делает. Мать пикнуть боялась, чтобы не испугать свое дитятко… Ты сейчас-то в форме? - спросил подполковник Початкина. - Стойку делаешь?
- Пожалуйста, - с готовностью откликнулся Початкин и, упершись в края табуретки, легко вскинул тело вверх ботинками, дотянулся ими до бревенчатого наката.
Гулиев ошалело глядел на гостя. Его изумила не ловкость Початкина, а то, что этот парень встал вверх ногами в присутствии командира полка. Караваев же явно залюбовался Женькой.
- Видал миндал? Силенка есть. Куда же тебя определить?
- В разведчики, - попросил Початкин, опуская ноги на пол. Кивнул на Василия: - К нему вон.
- Не выйдет! - погрозил пальцем подполковник.
- Почему?
- А если убьют тебя, что я родителям скажу?
- Я бы на месте Ромашкина обиделся. Ему, значит, можно рисковать, а меня поберечь надо?
- Погоди, не петушись. У тебя высшее образование, ты инженер - пойдешь ко мне адъютантом.
- Нет уж, дядя Кирилл, в адъютанты не пойду. Лучше назад в особый отдел отправляйте.
- Пререкаешься?
- Я ж пока что не военный, - усмехнулся Женька.
- И то правда! - согласился Караваев. - Ну, ладно, сейчас присвою тебе своей властью звание сержанта и упеку… Куда же тебя упечь? Да, ты же инженер, - значит, быть тебе сапером!
- Ну, это ещё куда ни шло! А может, все же в разведку?
- Саперы тоже в разведку ходят. Спроси Ромашкина, кто им проходы делает?
- Саперы, - подтвердил Василий, а сам подумал: "Из Женьки разведчик получился бы".
- Итак, решено: примешь присягу, подучишься кое-чему и будешь вместе с нами бить фашистов.
- С вами, дядя Кирилл! - воскликнул как-то по-мальчишески Початкин, влюбленно глядя на подполковника.
И Василий ясно представил, как этот самый Женька в свои школьные годы с завистью смотрел на красивого соседа в командирской форме, как ему хотелось быть похожим на Караваева!
Гулиев уже поставил на стол тарелки с консервированной тушенкой, свиным салом, копченой рыбой, миски с пшенной кашей и совсем домашнюю хлебницу с крупными, будто топором нарубленными кусками черного хлеба.
- Давайте, ребята, заправляйтесь, - пригласил подполковник.
Початкин брал еду не торопясь и жевать старался так же медленно. Но по тревожному взгляду, который он устремлял иногда на пустеющие тарелки, Ромашкин понял - парень наголодался. Караваев тоже понимал Женькино состояние и, чтобы не смущать его, повел разговор о делах семейных.
- Отец-то чем сейчас занимается? Мама как?
Женя рассказывал:
- Сейчас все работают. Отец опять на завод вернулся. "Не до пенсии теперь", - говорит. Мама работу берет на дом, белье шьет солдатское. На здоровье не жалуется… У ваших также все вроде бы хорошо. Валерка в школу ходит. Любаша бегает, щечки румяные. Был я у них на прошлой неделе. Тетя Аня усадила меня чай пить. Любаша у нее на руках вертелась, а потом говорит: "Я к дяде Жене хочу". Забавная такая! Спустилась на пол, топ-топ ко мне, забралась на колени. И вдруг вытаращила глазенки, спрашивает: "А сахар куда убежал?" Мы все рассмеялись. Оказывается, она ко мне из-за сахарницы пришла. А тетя Аня догадалась и, пока та по полу топала, сахарницу спрятала… - Початкин осекся и тут же поправился: - Это я так, к слову, про сахар вспомнил. Все дети сладкое любят.
- Ладно, дипломат, не выкручивайся, - невесело улыбнулся подполковник. - Понимаю все. Но вот что странно, ребята, чем дальше мы уходим от дома, тем спокойнее на душе…
Местность здесь была слегка всхолмленной. Взгорки в заплатах старой пашни.
Несколько дней лили серые дожди. В бороздах стояли мутные лужи. Неширокая река вздулась и залила отлогие берега. А к вечеру подул вдруг пронзительный ветер, резко похолодало.
На задание разведчики вышли поздно - все ждали, может, потемнеет. Но луна светила так ярко, что вся нейтральная зона просматривалась почти как днем.
Прошли первые сто метров, и Ромашкин понял, что в таких условиях захватить "языка" не удастся.
Немцы обнаружили их на середине нейтральной зоны. Пришлось залечь меж борозд, прямо в ледяную воду. Одежда сразу промокла.
Вражеские пулемётчики - сначала один, а потом и другой - били длинными очередями. Пули шлепались рядом, брызгали в лица жидкой грязью. Разведчики вжимались в лужи до твердого грунта, вытесняя на края борозд глинистое месиво.
Перед глазами Василия внезапно взметнулся столб огня. От взрыва зазвенело в ушах. Несколько таких же взрывов сверкнуло справа. Это уже минометы! Ромашкин дал команду отходить и сам стал разворачиваться в борозде. Рядом раздался негромкий вскрик.
- Кто ранен? - спросил Ромашкин.
- Я, Лузгин.
- Сам ползти можешь?
- Могу.
- Давай, отходи первым…
В траншее их встретил озабоченный Люленков.
- Все живы?
- Лузгина ранило. Куда тебя, Лузгин?
- В ногу.
Разведчики были так вымазаны грязью, что сами с трудом узнавали друг друга.
- Ну, что ж, - вздохнул начальник разведки, - идите к себе, сушитесь и чиститесь…
На следующую ночь все повторилось с удручающей неизменностью. Не принесла успеха и третья ночь. Луна будто смеялась над разведчиками.
Ромашкина вызвал начальник разведки дивизии Рутковский. Резко спросил:
- Долго вы намерены докладывать "на три О"?