И, наконец, появилось термоядерное изделие МК17. Оно было огромных размеров - весом около 20 тонн и длиной более 7 метров. Эта бомба была принята на вооружение в армии США. Предполагалось, что она будет размещаться на борту стратегического бомбардировщика. Так как многочисленные базы со всех сторон окружали Советский Союз, то проблем с доставкой этой бомбы до цели у американских стратегов не было.
По своей мощности МК17 почти в тысячу раз превосходила того "Малыша", что был сброшен на Японию.
Суммарная мощность всех термоядерных взрывов в США к 1961 году составила около 70 мегатонн. Наши же физики предложили бомбу мощностью в 100 мегатонн!
Испытания предполагалось провести на Новой Земле. Здесь ничто не ограничивает мощности оружия - населенных пунктов вблизи нет, да и радиация распространится над пустынными территориями. Однако руководство Арзамаса-16 предложило испытывать супербомбу на мощность в 50 мегатонн - этого вполне достаточно, чтобы поразить воображение не только наших потенциальных противников, но и мировое общественное мнение.
Испытания супербомбы должны были стать эффектным финалом той "ядерной сессии", которая началась осенью 1961 года.
Физики прекрасно понимали, что рано или поздно мораторий закончится, а следовательно, они смогут проверить все изделия, которые они создавали в своих ядерных центрах. Так и случилось. Академик Б.В. Литвинов вспоминает:
"1 сентября 1961 года. С этого дня ядерные испытания - воздушные и наземные - возобновились на обоих ядерных полигонах СССР - Семипалатинском и Новоземельском. Испытания проводились специалистами обоих оружейных ядерных институтов - КБ-11 и нашего НИИ - 1011 военнослужащими полигонов и различныхвоинскихчастей… Всего в 1961 г. НИИ-1011 провел 14 ядерных испытаний, из них 9 было произведено на Семипалатинском полигоне и 5 на Новоземельском. В шести ядерных испытаниях заряды, в которых были реализованы новые идеи физиков-теоретиков института, "сработали" (т. е. взорвались) в нерасчетном режиме. Это означало, что при взрыве физические процессы протекали не совсем так, как предполагали теоретики. Это было ударом не только для них, но и всего института… Острословы из КБ-11 (ВНИИЭФ), кажется, это был Е.А. Негин, обыгрывая фамилии наших руководителей - Забабахина и Леденева, придумали тогда такую шутку: "Ни 10, ни 11, все заледенело и не забабахнуло". Светлым пятном наэтом невеселом фоне было удачное испытание термоядерного заряда, который имел неоригинальную физическую схему, но удачно компоновался в боеголовку новой баллистической ракеты, которую проектировали в конструкторском бюро, возглавляемом академиком Владимиром Николаевичем Челомеем".
Хрущев хорошо знал ситуацию с испытаниями, сам бывал на полигонах, наблюдал за пусками ракет. К неудачам относился спокойно, конструкторов и ученых не наказывал. Требовал только одного: вперед! И главную свою надежду он связывал с супербомбой. Воображение рисовало картину, которая напоминала "войну миров". 50 стратегических бомбардировщиков взлетают на Дальнем Востоке и летят через всю страну. На борту одного из них - супербомба. Она сбрасывается над Новой Землей. С борта военного корабля за финалом учений наблюдает сам Н.С. Хрущев.
Ход учений должен широко освещаться в печати. Пять специальных корреспондентов должны вылететь на борту самолета сопровождения. В своих репортажах они должны подробно расписать все детали испытаний. И самый главный вывод: СССР обладает самым мощным ядерным оружием и самой современной ракетной техникой.
В то время я работал в отделе науки "Комсомольской правды". У Ярослава Голованова и у меня был допуск к секретным работам. Однажды мы получили распоряжение никуда не отлучаться и ждать. Мы выяснили, что нам предстоит лететь на испытания ядерного оружия. Куда именно, не знали.
Ситуация начала проясняться после встречи американского сенатора с Хрущевым. Во время беседы Никита Сергеевич сообщил гостю, что в СССР готовятся испытания супербомбы. Мощность ее 100 мегатонн. "Мы решили испытать ее в полсилы, - сказал Хрущев, а потом добавил: - Но и этого достаточно, чтобы уничтожить любого врага…" В интервью "Нью-Йорк тайме" сенатор добавил, что советский лидер имел в виду, что взрыв такой бомбы над Нью-Йорком уничтожит и Вашингтон.
Эту информацию перепечатали все газеты мира, за исключением наших.
В заводских цехах Арзамаса-16 супербомба не помещалась. И ее решено было собирать прямо на железнодорожной платформе, соорудив вокруг нее стены. Предполагалось, что по завершению работ одна из стен будет разобрана и платформа отправится в дальний путь на Кольский полуостров. Там бомбу будет ждать специальный самолет.
Стратегический бомбардировщик Ту-95 переоборудовался на заводе-изготовителе. "Кузькина мать" не помещалась в бомболюке, а потому потребовалось специальное устройство для подъема и крепления изделия.
Рассказывают, что академик А.Н. Туполев, узнав о цели эксперимента, заметил: "Взлетит-то птичка взлетит, а вот сядет ли?!"
Физики и авиаторы рассчитали, как именно взрыв будет воздействовать на обшивку самолета, насколько мощным будет световой удар. Было решено покрасить бомбардировщик в белый цвет. Это поможет выдержать колоссальные силовые нагрузки, которые обрушатся на машину. Экипаж тренировался каждый день, несколько десятков вылетов было совершено по предполагаемой трассе. Приказ был четок: изделие обязательно должны быть сброшено.
Была разработана специальная парашютная система, способная плавно опускать изделие в атмосфере до высоты в 4 тысячи километров. По расчетам теоретиков, взрыв на такой высоте даст минимальное количество радиоактивных осадкой. Этой проблеме академики Ю.Б. Харитон и А.Д. Сахаров уделяли особое значение.
А Хрущев с нетерпением ждал завершения работ по сборке супербомбы.
17 октября ему доложили, что эксперимент можно провести в течение десяти - четырнадцати дней. Открывался XXII съезд партии, иН.С. Хрущев выступал с Отчетным докладом. Однако он не выдержал и отвлекся от написанного и утвержденного текста. Хрущев вдруг сказал:
"Очень успешно идут у нас испытания и нового ядерного оружия. Скоро мы завершим эти испытания. Очевидно, в конце октября. В заключение, вероятно, взорвем водородную бомбу мощностью в 50 миллионов тонн тротила. Мы говорили, что имеем бомбу в 100 миллионов тонн тротила. И это верно. Но взрывать такую бомбу мы не будем, потому что если мы взорвем ее даже в самых отдаленных местах, то и тогда можем окна у себя выбить. Поэтому мы пока воздержимся и не будем взрывать эту бомбу. Но, взорвав 50-миллионную бомбу, мы тем самым испытаем устройство и для взрыва 100-миллионной бомбы. Однако, как говорили прежде, дай бог, чтобы эти бомбы нам никогда не пришлось взрывать ни над какой территорией. Это самая большая мечта нашей жизни!"
Несколько раз слова Хрущева прерывались бурной овацией. В одночасье "Кузькина мать" стала сенсацией. Все мировые агентства прервали свои передачи, чтобы сообщить сенсационную новость из Москвы.
А в Арзамасе-16, где собиралась бомба, наступили тревожные часы.
Корпус авиабомбы был изготовлен в НИИ-1011. Всего было сделано три экземпляра. Первый - штатный, второй - запасной. Он остался в Арзамасе-16 и был использован для каких-то иных целей. А третий экземпляр долго хранился на складе НИИ, а затем был установлен на пионерлагере как памятник тем событиям, что происходили осенью 1961-го.
Модели "Кузькиной матери" были изготовлены в начале 90-х годов, когда открывались музеи ядерного оружия в двух Федеральных ядерных центрах. Теперь эти экспонаты привлекают внимание всех, кто посещает музеи. Фотография на фоне супербомбы - лучший сувенир.
Из воспоминаний А.Д. Сахарова:
"Ко мне в кабинет вошел один из моих сотрудников, Евсей Рабинович. Он смущенно улыбался и просил зайти в его рабочую комнату. Там уже собрались все сотрудники отделения, в том числе ведущие "мощное" изделие Адамский и Феодоритов. Рабинович начинает излагать свои соображения, согласно которым "мощное изделие" должно отказать при испытании… Опасения его выглядели вполне обоснованными. Я считал, что конечный вывод Рабиновича неправилен. Однако доказать это с абсолютной убедительностью было невозможно… Я решил внести некоторые изменения в конструкцию изделия, делающие расчеты тех тонких процессов, о которых говорил Евсей, по-видимому, более надежными… Я решил также известить о последних событиях Министерство… Через два дня мне позвонил разъяренный Славский. Он сказал: "Завтра я и Малиновский (министр обороны) должны вылетать на полигон. Что же, я должен теперь отменить испытание?" Я ответил ему: "Отменять испытание не следует. Я не писал этого в своей докладной. Я считал необходимым поставить Вас в известность, что данное испытание содержит новые, потенциально опасные моменты и что среди теоретиков нет единогласия в оценке его надежности". Славский буркнул что-то недовольное, но явно успокоился и повесил трубку…"
Два министра вылетали на специальном самолете, чтобы проследить за взрывом "Кузькиной матери" и немедленно сообщить об успехе Хрущеву. Шел последний день съезда, и сообщение об испытании супербомбы должно было стать его финалом.
Белоснежный самолет стартовал с аэродрома под Оленегорском. Он быстро пересек Кольский полуостров, море и в расчетной точке над Новой Землей сбросил бомбу.
Парашют сработал надежно, и 20-тонная махина начала медленно опускаться к земле.
Летчики перевели самолет в пикирование, прибавили скорости: они стремительно уходили из зоны взрыва.
… К сожалению, нашей группе журналистов так и не удалось вылететь в район испытаний. Кто-то посчитал, что даже допущенные к секретным работам журналисты напишут "чтото лишнее". Насколько мне известно, "добро" не дал КГБ, хотя министры Средмаша и Обороны считали наше присутствие полезным.
Все, кроме самого факта взрыва, тогда было засекречено. И потребовалось немало лет, чтобы в воспоминаниях участников тех событий восстановить хронику происходящего.
Совсем недавно я побывал на аэродроме в Оленегорске. Теперь там садятся лишь вертолеты, которые возят рыболовов в разные уголки Кольского полуострова, и ничто не напоминает о событиях 1961 года, сыгравших столь важную роль в мировой истории.
Из записей академика Б.В. Литвинова:
"К опытному полю на Новой Земле самолет-носитель летел в сопровождении двух самолетов-лабораторий, аппаратура которых записывала сигналы автоматики бомбы и характеристики процессов ядерного взрыва. Помимо самолетов-лабораторий записи характеристик ядерного взрыва производились наземной аппаратурой Новоземельского ядерного полигона, имевшего в то время условное название "6-й Государственный Центральный полигон", или кратко ГЦП-6. Эта аппаратура - фоторегистраторы, осциллографы и их датчики - была установлена в защитных сооружениях на опытном поле, над которым самолет-носитель сбрасывал авиабомбу с ядерными зарядами. Пока авиабомба опускалась на парашюте до определенной высоты, самолет-носитель и самолеты лаборатории уходили на безопасное расстояние, после чего по команде автомата опытного поля, находившегося на расстоянии примерно 120 км на севере южного острова Новой Земли, подрывался ядерный заряд. Взрыв производился на больших высотах, чтобы исключить выпадение радиоактивных осадков на опытном поле и на островах Новая Земля".
Супербомба сработала в 11 часов 33 минуты по московскому времени. Высота взрыва - четыре тысячи метров. Академик Ю.А. Трутнев рассказывает:
"Световая вспышка была настолько яркой, что, несмотря на сплошную облачность, была видна на тысячекилометровом удалении. Через 35 минут после взрыва облако имело двухъярусную структуру с диаметром верхнего яруса 95 км и диаметром нижнего яруса 70 км. Клубящийся гигантский гриб вырос до высоты 67 км. Одна из групп участников эксперимента с расстояния 270 км от точки взрыва увидела не только яркую вспышку через защитные затемненные очки, но даже почувствовала воздействие светового импульса. В заброшенном поселке - в 400 км от эпицентра - были порушены деревянные дома, а каменные лишились крыш, окон и дверей. Мощность взрыва в десять раз превысила суммарную мощность всех взрывчатых веществ, использованных всеми воюющими странами за годы Второй мировой войны, включая американские атомные взрывы над городами Японии".
Очень важно понимать, что именно движет такими людьми, как Харитон, Сахаров, Трутнев, Литвинов и многие другие, кто принимал и принимает участие в создании термоядерного оружия. На мой взгляд, в одной из бесед директор Федерального ядерного центра Арзамас-16 академик Радий Иванович Илькаев очень точно ответил на подобные вопросы. В частности, он сказал:
"Философия у нас совершенно определенная существует, потому что заниматься столь грозными изделиями, представляющими колоссальную потенциальную опасность, и не иметь соответствующей философии - в принципе невозможно. Классные, хорошие специалисты не могут работать только из-за зарплаты, из-за лучших бытовых условий и тому подобного. Нам необходимо быть убежденными, что наша страна - раньше Советский Союз, а теперь Россия - должна иметь крепкую оборону. Это однозначно, так как без крепкой обороны Россия как целостное государство существовать не будет. И мы считаем, что без ядерного оружия такую огромную страну защитить невозможно…"
Я специально привел высказывание одного из крупных отечественных физиков, чтобы подтвердить: то, что происходило полвека назад, созвучно нашему времени! Мы можем так или иначе относиться к Н.С. Хрущеву или А.Д. Сахарову, по-разному оценивать их поступки и слова, но мы обязательно должны помнить о том, что их и всех, кто с ними работал и жил в то время, в первую очередь заботила безопасность Родины.
Мне кажется, некоторым нынешним государственным деятелям и специалистам следует напоминать сегодня об этом…
Однажды у Альберта Эйнштейна журналист поинтересовался: "Будет ли третья мировая война?" Великий ученый ответил так: "Будет ли третья мировая война, со всей определенностью я сказать не могу. Но то, что не будет четвертой, я вам говорю точно".
Эти слова были произнесены задолго до взрыва 30 октября 1961 года. Но само испытание "Кузькиной матери" лишний раз подтвердило их справедливость.
А чтобы завершить историю сверхбомбы, призову на помощь ее главного творца. Из воспоминаний академикаА.Д. Сахарова:
"Вручение наград происходило в Кремле, в очень торжественной обстановке. Вручал награды Хрущев в присутствии членов Политбюро ЦК и Президиума Верховного Совета… Хрущев прицепил мне третью звезду рядом с двумя другими и расцеловал. После церемонии Хрущев опять пригласил нас в банкетный зал: меня посадили на почетное место между Хрущевым и Брежневым (а справа от Хрущева сидел Харитон). Хрущев опять произнес речь, но на этот раз она была совсем в другом духе. Он вспоминал войну, какие-то эпизоды Сталинграда, призывая в свидетели сидевших тут же маршалов, благодарил нас за нашу работу и говорил, что она препятствует возникновению войны…"
Ни Сахаров, ни другие ученые, ни маршалы, никто из членов Политбюро и даже сам Хрущев еще не подозревали, что главные испытания для них впереди. Я имею в виду Карибский кризис.
Это уже другая история. Убежден лишь в одном: испытания "Кузькиной матери", потрясшие весь мир, безусловно, сказали свое веское слово в том противостоянии. Мы были на грани новой мировой войны, и ядерному оружию в целом, а супербомбе в частности, суждено было остановить политиков, готовых нажать ядерные кнопки. Это был реальный страх перед реальным уничтожением человечества. Испытания 30 октября 1961 года на Новой Земле показали, что такое теперь возможно.
Как и предвидел Н.С. Хрущев, супербомба вскоре вошла в историю наравне со спутником и полетом Юрия Гагарина. По крайней мере, о ней вспоминают теперь довольно часто…
Тост… за все звезды сразу!
Президент попросил прислать ему тезисы доклада, который предстояло обсуждать поутру. Мол, ему хотелось бы самому тщательно подготовиться к заседанию, да и надо им обоим "согласовать свои позиции".
Ответ был неожиданный и непривычный:
- Я докладываю без заранее написанного текста, так что содержание вы услышите…
- Все-таки вам следует изменить свою привычку, - настаивал президент, - речь идет о перспективах развития, а потому мы не имеем права на ошибку.
- В таком случае купите бутылку коньяка и приезжайте ко мне, вот и поговорим, - услышал президент.
Он так и поступил. Через полчаса с бутылкой коньяка президент Академии наук СССР Мстислав Всеволодович Келдыш нажал звонок в квартиру академика Арцимовича. Хозяин сам открыл дверь.
До позднего вечера два выдающихся ученых XX века обсуждали перспективы развития астрофизики в стране. Следующий день стал переломным в судьбе отечественной науки - была принята программа строительства ряда обсерваторий и центров, которые и сегодня определяют лидерство нашей науки в этой области познания Вселенной.
Всех физиков XX века, причастных к созданию ядерного оружия, манила тайна звезд. И рано или поздно они обязательно вторгались в астрофизику, пытаясь "приручить звезды", то есть овладеть той энергией, что скрыта в них.
Не избежал этой участи и Лев Андреевич Арцимович. Ему суждено было стать пионером в той области науки, которая притягивает к себе лучшие умы и сегодня. Я имею в виду управляемый термоядерный синтез. Некоторые ученые считают, что термоядерные электростанции будут скоро построены. Но это не так. Возможно, первая экспериментальная станция и появится - такие планы существуют и даже приняты! - но вокруг термояда всегда было много иллюзий, а потому желаемое часто выдавалось за реальность.
Академик Арцимович был одним из немногих, кто был убежден, что управляемый термоядерный синтез "штучка коварная и легко не поддастся на уговоры…" или "надежда на быстрое решение проблемы - то же, что надежда грешника попасть в рай, минуя чистилище".
Он был великим физиком и незаурядным юмористом, чьи шуточки уже пережили десятилетия. И самая знаменитая из них: "наука - это удовлетворение собственного любопытства за государственный счет".
А начиналось все с Атомного проекта СССР.
Фамилия "Арцимович" встречается практически во всех документах с грифом "Сов. секретно. Особая папка", в которых речь идет о получении урана-235. В 1945 году до конца не было ясно, какой из трех методов получения ядерной взрывчатки приведет к успеху. И.В. Курчатов занимался уран-графитовым котлом, И.К. Кикоин - диффузионным методом получения урана-235, а Л.А. Арцимович - электромагнитным разделением изотопов урана. Кто первым придет к финишу, было неизвестно. Поначалу даже казалось, что это будет Арцимович.
"Атомная тройка" поочередно выступала на совещании у И.В. Сталина 9 января 1947 года, когда определялись пути создания ядерного оружия. Каждый из ученых докладывал о своем методе, и все они были одобрены. А уже 10 февраля Курчатов и Арцимович были отмечены специальными премиями: кроме денег им выделялись по ЗИСу-110. Такие автомобили были только у членов правительства. Этим жестом Сталин демонстрировал свое уважение ученым.
На Урале начинается строительство трех заводов - № 817, № 813 и № 814. Их научным руководителями становятся соответственно Курчатов, Кикоин и Арцимович.