- А это откуда?
На зубьях "кошек" острые глаза Карасева заметили маленькие свежие кусочки сосновой коры.
- Кто знает… В сарае дерева много.
- Почему же "кошки" были прикрыты бочкой?
- Не знаю. Вероятно, завалились и лежали там. Кому они нужны?
- Действительно, кому они нужны? - иронически переспросил Лебедев. - Хозяину виднее.
Вейс пыхнул дымом и ничего не ответил.
- Ну как, ключ нашелся? - подошел опять к шкафу Карасев.
- Нет… и сама не знаю… - прошептала Мария.
- Нужно шкаф открыть? - заинтересовался Терехов. - Разрешите, товарищ лейтенант, это пустяковое дело.
- Давай, Илья.
Терехов раскрыл перочинный ножик, сунул лезвие в скважину замка, несколько раз тряхнул дверцы и тут же распахнул их. В шкафу действительно лежало белье, висели женские платья, а в самом низу в беспорядке валялись детские пеленки, распашонки и тонкое голубое одеяльце.
- Господи, что же это? - всплеснула руками Мария.
Лебедев строго посмотрел на нее.
- Чему вы удивляетесь? - спросил он.
Она боязливо оглянулась на Вейса и промолчала. И только на повторный вопрос Лебедева неуверенно и очень тихо проговорила:
- Не пойму я ничего… Вроде здесь шарил кто-то.
- Кто же мог, кроме вас или мужа?
- А ему этот шкаф ни к чему.
- Проверьте, пожалуйста, все ли вещи на месте.
Дрожащими руками Мария стала перебирать белье и платье, а когда повернулась к Карасеву и Лебедеву, лицо ее было почти белым.
- Розовенького одеяльца нет… От покойного сынка осталось.
- Куда же оно могло исчезнуть?
- Ума не приложу… Адольф Карлович, вы, может, брали?
- Глупая женщина! - Под Вейсом заскрипела кровать. - Зачем мне детские пеленки или одеяла?
- И я так думаю. Только куда же оно делось, одеяльце? - В голосе ее послышалась злость. - Не вор же сюда забрался.
- Найдется, - успокоил ее Карасев, - Терехов, узнай, как там дела?
- Есть.
Терехов не успел выйти из комнаты. На пороге он столкнулся с Игнатом Зубилиным, позади которого толпились и другие бойцы.
Зубилин двумя руками держал какой-то небольшой квадратный предмет, тщательно завернутый в детское розовое одеяльце.
- Ага, нашлось-таки! - воскликнул Лебедев. - В хозяйстве ничего не пропадает.
Мария широко раскрытыми глазами глядела на дорогое ей одеяльце, а Вейс даже не пошевелился.
- Ставь на стол, - распорядился Карасев и начал развертывать одеяльце. В нем, оказался небольшой металлический ящик серо-зеленого цвета, в котором офицер без труда узнал портативный радиопередатчик германского производства.
- Вот теперь и выясняется, Вейс, кто вы такой… И не товарищ и не гражданин, а просто-напросто фашистский шпион.
Лебедев потрогал радиопередатчик рукой, будто проверяя его целость, затем спросил Зубилина:
- Где нашли?
Зубилин, как всегда, ответил медленно, не спеша, со всякими подробностями, которые, по его мнению, были очень важны.
- За большим сараем еще один сарайчик стоит… Маленький, плохонький, вроде избушки на курьих ножках. Н-да, заглянул я туда и, кроме дров рубленых, ничего такого не заметил. Ну, вроде искать здесь нечего. Вышел я из сарайчика и все же сомневаюсь. Глазами все поглядел, а руками ничего не пощупал. Нет, так не годится. И чтобы не сумлеваться, вернулся я. Опять гляжу, дровишки рядком уложены, всю стену загородили. А в одном месте почему-то плотности нет… то есть как бы порушено что-то. Стал я поленца раскидывать, немного сверху, немного с боков… И вдруг, мать ты моя родная! Ящик под руку попал.
- Какой ящик? - нетерпеливо спросил Лебедев.
- Да обыкновенный, из дерева с фанерой, в чем посылки отправляют. Ящик - это, конечно, не дрова, но на растопку вполне годится. Только какой же хозяин будет растопочный материал так далеко прятать? Ну, думаю, обязательно в этом ящике есть что-то.
- Покороче! - бросил Лебедев.
- А уж и конец скоро. Раскидал я дрова, вытащил ящик, а в нем эта штуковина оказалась. Тогда я ее осторожно, как ребеночка, взял на руки и доставил вам. Вот так!
- Возьмите свое одеяльце, - сказал Карасев, и чувство сожаления и горечи шевельнулось в нем, когда увидел, с какой силой и нежностью схватила одеяльце Мария и прижала его к груди.
- Все? - спросил Лебедев.
- Нет, - отозвался один из бойцов. - Зашел я по нужде в уборную ихнюю и решил на всякий случай осмотреть и это сооружение. И вот нашел под крышей, между досками. Хозяин здесь, видно, стоящий, у него в отхожем месте крыша двойная, а в середке пусто.
И он протянул Лебедеву длинный пистолет черного цвета, но несколько необычной формы.
- Ракетница! - коротко определил Карасев.
- Плохо же вы свой багаж прятали, - повернулся Лебедев к Вейсу. - Думали, хутор далеко, немцы близко, пусть все будет под руками?
…Когда арестованного Вейса, с силой сжавшего в руке свою прокуренную трубку, уводили из дому, он даже не оглянулся на Марию. Женщина, зябко кутаясь в платок, стояла на крыльце и молча глядела вслед своему хозяину и "мужу". И по лицу ее нельзя было понять - жалеет ли она старика или рада, что его арестовали, а ее избавили от постылой, мучительной жизни с этим властным, грубым и совсем чужим человеком. И только Лебедев, задержавшийся на крыльце, услышал ее исступленный шепот:
- Будь ты проклят, гад фашистский!..
Когда обо всем этом стало известно Гурьянову, он недовольно хмыкнул:
- Да, проглядели.
Он повернулся к Курбатову, присутствовавшему при информации Карасева, и задумчиво протянул:
- Знаю я этого Вейса. Нелюдимый хрыч. Никто у него не бывает. Хотя нет, навещают его два приятеля - одна пара гнедых, Панов да Меркулов. Они, кажется, какие-то агенты по делам снабженческим. Ну, об этом-то, надеюсь, Кирюхин знает.
К сожалению, оказалось, что Кирюхин и его сотрудники по райотделу НКВД знали, да не все. Знали, что Панов и Меркулов вечно брюзжат, всем недовольны, антисоветскими анекдотами пробавляются. Вот, пожалуй, и все. А Гурьянову было не до них - слишком много своих дел и забот накопилось.
Правда, Кирюхин и Лебедев сразу же кинулись искать "пару гнедых". Но оказалось, что оба они еще неделю назад вместе с семьями выехали из Угодского Завода и след их пока затерялся.
БУДУЩИЕ ПОДПОЛЬЩИКИ
Виктор Иванович Алехов медленно вошел в кабинет Курбатова, но не опустился, как это часто бывало, на стул или на маленький диванчик, стоявший возле окна, а присел на край стола и, поздоровавшись, сразу же закурил папиросу. Выглядел он хмурым, сосредоточенным. Обычно подвижный, стремительный, с жизнерадостным выражением лица, он производил сейчас впечатление человека усталого, согнувшегося под тяжестью забот, и даже в голосе его, громком и звучном, появилась хрипота, будто он в жаркую погоду залпом выпил ледяной воды и застудил горло.
Курбатов вопросительно поглядел на первого секретаря райкома: с чем тот пришел, что скажет? Так как пауза затянулась, Александр Михайлович тоже вынул из коробки папиросу, но, раздумав, не закурил ее, не желая чиркать спичкой и нарушать молчание. Через минуту спичка в пальцах Курбатова сломалась, и он отбросил ее в сторону, терпеливо ожидая начала разговора.
- Ты очень занят? - спросил, наконец, Алехов и попытался прокашляться.
- Дел, как всегда, хватает, - сдержанно ответил Курбатов. - Я нужен?
Алехов опять помолчал и потом вдруг предложил:
- Знаешь, что, давай пройдемся немного… потолкуем на воле…
Это неожиданное предложение удивило Курбатова, но, понимая, что Алехов позвал на прогулку неспроста, согласился:
- Что ж, не возражаю… Далеко пойдем?
- Нет, к лесу… Что-то больно душно здесь.
- Вот в июле была духота, - возразил Курбатов, складывая в ящики стола бумаги, - а теперь уже пахнет осенью… Ну, я готов.
Он запер ключом ящики стола и собрал в кучу карандаши и ручки.
- Тогда пойдем. Мякотину я предупредил, что скоро вернемся.
Они вышли на улицу, ответили на приветствия случайных прохожих, затем свернули в первый переулок налево и прямо через пустырь направились к лесу, густой темно-зеленой стеной окружившему Угодский Завод. Шли молча, и это молчание как бы подчеркивало необычность и значение предстоящего разговора. Только один раз Алехов оглянулся вокруг и сказал, будто подумал вслух:
- А пустырь этот мы так и не успели перепахать и засадить. Гурьянов мечтал…
И опять замолчал, только вздохнул и опустил голову.
На опушке леса, где пахло сырой хвоей и опавшими листьями, они присели под большой сосной и привалились спинами к ее стволу с красноватой шершавой корой.
- Не застудимся? - спросил Алехов, щупая землю рукой. - Сыровато.
- Не беспокойся, я к земле привык, - ответил Курбатов, понимая, что этот вопрос Алехов задал просто так, для приличия, а скорее всего, чтобы еще на минуту оттянуть разговор, ради которого он и задумал эту необычную прогулку.
Алехов сорвал подвернувшуюся под руку травинку, сунул ее в рот, пожевал и тут же выплюнул. Потом подобрал под себя ноги и повернул к Курбатову усталое воспаленное лицо.
- Вот что, Александр Михайлович, - негромко сказал он, будто подводил черту под многими мыслями, которые не давали ему покоя. - Пора нам подумать о завтрашнем дне. Он не за горами. Работенку придется перестраивать, и как можно скорее, а то, чего доброго, кое в чем и опоздать можем.
Курбатов молча кивнул головой.
- Дела, ты сам видишь, складываются трудные. Немцы наступают, и кто знает, сколько времени нам с тобой удастся еще просидеть здесь. Вчера я заезжал в штаб семнадцатой дивизии, интересовался обстановкой. Ничего утешительного. Надо быть готовыми ко всему.
- Так мы вроде и готовимся, - тихо отозвался Курбатов и полез в карман за папиросной коробкой. В горле у него сразу пересохло и нестерпимо захотелось затянуться горьковатым дымком, будто этот дымок мог успокоить и облегчить сердце. - Закуривай, - протянул он коробку собеседнику.
Алехов вытащил папиросу, помял ее в пальцах и тщательно продул мундштук.
- Да, конечно, готовимся, - согласился он. - Но, кажется, действуем слишком медленно и нерешительно. Как бы не опоздать, - снова повторил он.
- Ты это о чем? О партизанском отряде?
- И о нем.
- Давай прикинем. Члены бюро уже производят отбор людей в отряд. Подбирают самых лучших и крепких. Гурьянов, кроме того, занимается заготовками продовольствия. Кирюхину, Уланову и Карасеву мы поручили найти удобные места для баз, для постройки землянок. Карты добыли. Маршруты определили. Вот только насчет оружия плохо. С голыми руками в лес не отправишься.
- Насчет оружия уже все договорено. Завтра отправим людей в Москву на грузовиках. Они привезут все необходимое - винтовки, пистолеты, взрывчатку…
- Это очень хорошо. Карасев знает?
- Знает. Кое-что он наскребет и у себя в истребительном. Так что с оружием утрясется, надеюсь. В ближайшие дни в Москве будет специальное совещание по партизанским делам, там окончательно скажут, что и как делать.
- А кто поедет на совещание?
- Поедем я, ты, Гурьянов… и Карасев, конечно. Ведь ему предстоит командовать отрядом. Думаю я, Александр Михайлович, что Уланову придется взять на себя комиссарство в отряде.
- Непривычен он к такой роли, справится ли?
- Почему непривычен? Милицией он руководит неплохо. Старый коммунист, а в отряде тоже партийная работа, только в особых, боевых условиях. Если не потянет, поможешь, рядом будешь. А не справится или куда отзовут - комиссаром станет Гурьянов. Этот все выдюжит. Так на бюро и порешим.
- Ну, предположим, - согласился Курбатов. - Военным хоть и не был, но партийная работа везде и всегда остается партийной работой. Конечно, помогу, если понадобится… Справимся! - уже твердо закончил он.
- Не скромничай. Оба справитесь. Карасев, видимо, командир неплохой, но еще молодой.
Алехов притронулся к плечу Курбатова, и, заглядывая ему в глаза, спросил:
- Но главное, Александр Михайлович, в другом. Предстоит тебе большое, трудное дело.
- Не тяни, - попросил Курбатов. - Говори яснее.
- Яснее? А тут и так все ясно. Слушай меня внимательно. Если в Угодский Завод, в наш район, придут фашисты, партизанский отряд подастся в лес и будет выполнять свои задачи. Об этих задачах, как я уже сказал, мы узнаем на совещании в Москве и, очевидно, у командира семнадцатой дивизии, с которой придется не только держать связь, но и взаимодействовать, как выражаются военные.
- Это само собой разумеется. А что еще?
- А райком партии? О нем ты забыл?
Курбатов после этого неожиданного вопроса непроизвольным движением снял очки и сконфуженно заморгал близорукими глазами.
- Да, райком, - тихо повторил он и сам через секунду-другую ответил: - Райком должен жить и работать. В любых условиях и при любых обстоятельствах.
- Вот об этом я и хотел с тобой потолковать, - проговорил Алехов и вдруг порывисто вскочил на ноги.
- Ты чего? - удивился Курбатов.
- Да так… показалось, что кто-то ходит.
Алехов внимательно огляделся, затем обошел вокруг сосны, прислушался и, убедившись, что ему только почудилось, снова присел рядом с Курбатовым.
- Знаешь, нервы напряжены, - извиняющимся тоном сказал он, - и мне иногда мерещится черт знает что. Просто лес шумит.
- Нервы нам всем надо беречь для более важных дел, - задумчиво проговорил Курбатов. - А лес этот… Мы с тобой здесь, кажется, каждую дорожку знаем. Да и без дорог я, наверное, не заплутаю. Привык. - И сразу же возвратился к прерванному разговору: - Насчет райкома ты прав. Двух мнений быть не может. И новые задачи, в условиях подполья, тоже ясны, хотя, чего кривить душой, опыта ни у кого из нас нет… У тебя есть какие-либо соображения?
- Есть, конечно. И соображения, и даже директивы.
- Директивы? - Курбатов уселся поудобнее и добавил: - Тогда выкладывай…
- А директивы вот какие. В Серпухове создается подпольный окружком партии во главе с Васильевым. Знаешь такого? Николай Михайлович.
- Знаю.
- Пока позволит обстановка, руководство подпольем будет осуществляться, так сказать, параллельно - Московским комитетом и Серпуховским окружкомом. Ну, а если связь с Москвой прервется, все сосредоточится в Серпухове. Принято решение меня ввести в состав окружкома, так что, возможно, в ближайшее время мне предстоит отправиться в Серпухов. Мякотина, сам понимаешь, физически не сможет руководить партийным подпольем в районе. Женщина она, правда, энергичная, работник толковый, но уж больно приметна, да и передвигаться ей тяжело. Так что секретарем райкома придется стать тебе.
- И находиться в отряде?
- Да. Твоя база - отряд. Твоя работа - весь Угодско-Заводский район. Что скажешь?
Курбатов пожал плечами.
- Ты же сообщил, что есть решение, - так о чем говорить? Такие вещи не обсуждаются. Передай окружкому, что я готов.
- Хорошо. Иного ответа я и не ожидал. - Алехов опять притронулся к плечу Курбатова, слоено хотел подбодрить его, и добавил: - Заместителем секретаря подпольного райкома наметили Гурьянова. Как ты, согласен?
- Согласен? Еще бы! Лучшей кандидатуры и подобрать нельзя. Тем более что уверен - быть ему партизанским комиссаром.
Курбатов даже повеселел. Большой дружеской теплотой было проникнуто его отношение к председателю райисполкома. Неиссякаемую, кипучую энергию, подлинную партийность, скромность и удивительную чуткость к людям - все это давно подметил и оценил Курбатов в Гурьянове. С таким работать можно.
Алехов помолчал и неожиданно задал вопрос:
- Семью к эвакуации готовишь?
- Как все, так и я.
- Этим делом, эвакуацией семей партийного актива и партизан, мы займемся организованно. Надо все сделать без спешки, чтобы не привлекать излишнего внимания… Да, вот еще о Мякотиной…
- А что?
- О создании подпольного райкома будут знать пока только четыре человека: я, ты, Мякотина и Гурьянов. Попозже поставишь в известность Уланова, Кирюхина и Карасева, это неизбежно.
- Райком! - задумчиво протянул Курбатов. - Конечно, без бюро, без пленума и без обязательных заседаний?
- Естественно. Райком будете представлять ты и "Гурьяныч", под вашим руководством будут действовать связные и подпольные группы в сельсоветах… Но сначала о Мякотиной. Она, понимаешь, захочет временно остаться, даже, боюсь, обидится, что ее, мол, отстраняют от важного дела в такое трудное время, когда каждый человек нужен. Придется и мне и тебе с ней поговорить, а если заартачится - проведем решением бюро. Нечего оставлять ее здесь на верную гибель.
- Да, аргументами о возможной гибели ее мало проймешь. Женщина она решительная.
- Как-нибудь уломаем… Значит, Александр Михайлович, договорились?
- Договорились, Виктор Иванович.
- Тогда начинай действовать. Сегодня же обсудите с Михаилом Алексеевичем план работы. Намечайте, подбирайте и подготавливайте людей, которых надо будет законспирировать в наиболее крупных селах. Кандидатуры согласовывайте, а если сочтете нужным - решайте сами. Подумай, пораскинь мозгами, а через денек-другой мы с тобой на эту тему еще раз потолкуем. Я передам вам обоим адреса явок и пароли. Их придется держать в памяти, никаких лишних бумажек. Дополнительные пароли получим или сами придумаем. Ну, вот, кажется, и все… Что-то мы засиделись.
- Так мы же решили прогуляться, - пошутил Курбатов.
- Правильно. Будем считать прогулку оконченной. Подышали лесным воздухом, освежились, пора и за работу. Пошли, Александр Михайлович…
Так на плечи Гурьянова и Курбатова легла еще одна тяжелая, трудная и опасная обязанность - секретарей, руководителей районного комитета Коммунистической партии в условиях предстоящего, вероятно, уже близкого подполья.
Правда, на первых порах делами будущего подпольного райкома больше занимался Курбатов. Гурьянов почти все эти дни находился в районе. Гитлеровцы приближались. Надо было обеспечить эвакуацию людей, промышленных предприятий, спасение скота. Все это требовало личного участия, указаний, помощи, всего недюжинного организаторского таланта Михаила Алексеевича.
Гурьянов навещал и соседние районные центры. С секретарями райкома партии, с председателями райисполкомов, с командирами истребительных батальонов он договаривался о средствах связи, намечал мероприятия по эвакуации скота и ценных документов, рекомендовал, как и где наиболее целесообразно закладывать продовольственные базы для будущих партизанских отрядов. И надо сказать, что к его советам и рекомендациям "соседи" относились с таким большим вниманием, будто видели в нем старшего и более опытного товарища, который фактически не просто советует, а передает установки и директивы Москвы.
Конечно, сам о себе Гурьянов так не думал, но практически становился одним из организаторов подполья и партизанского движения в отдельных районах Подмосковья.