Утреннее заседание 4 марта
ДОПРОС ПОДСУДИМОГО ШАРАНГОВИЧА
Председательствующий. Подсудимый Шарангович, вы подтверждаете ваши показания, данные на предварительном следствии?
Шарангович. Полностью подтверждаю. Позвольте мне рассказать все последовательно. Изменником родины я стал в августе 1921 года и был им до ареста. В августе 1921 года после заключения мира с Польшей, я возвращался из польской тюрьмы в порядке обмена, как заложник, с группой осужденных. Я остановился в Варшаве. В Варшаве нас вызывали поочередно в советское посольство, чтобы выяснить лицо каждого из нас. В советском посольстве работал тогда некто Вноровский. Этот Вноровский заявил мне, что поляки не хотят меня выпускать и что они смогут это сделать только в том случае, если я дам согласие работать в польской разведке. Я это согласие дал, и после этого польской разведкой и был переброшен в Советский Союз. По прибытии в Минск этим же Вноровским я был связан с ответственным резидентом польской разведки Богуцким, который занимал тогда ответственный пост в Белоруссии. Богуцкий уехал из Белоруссии в 1923 году и перед отъездом связал меня с ответственным польским резидентом, занимавшим тогда в Белоруссии тоже довольно ответственное положение, - Славинским.
Я тогда работал в Белоруссии с половины 1923 года и до половины 1924 года старшим помощником Прокурора Республики. Через меня проходило много дел, шпионских и других дел более важных. По заданию Славинского я информировал его о сущности этих дел и о лицах, проходящих по ним.
В начале 1926 года я уехал из Белоруссии в Сибирь, и у меня связи с польской разведкой временно оборвались. Оставался я, конечно, агентом польской разведки, но конкретно каких-нибудь заданий я не получал. Возобновилась эта связь - и более активная чем предыдущая - в конце 1932 или в начале 1933 года, конкретно с консулом одного из иностранных государств, граничащих с Белоруссией. Это было уже после того, как я вступил в национал-фашистскую антисоветскую организацию в Белоруссии.
Было это так. Ко мне обратился некто Жебровский, который тогда занимал пост третьего секретаря ЦК Компартии Белоруссии, но с ним разговор я имел, собственно говоря, зондирующий. Более ясный разговор по этому поводу я имел с Бенеком, который работал в Белоруссии наркомземом. Бенек предложил мне от имени этого консула следующее: хотя этот консул и имеет уже достаточно тесную связь с рядом людей, входящих в руководство национал-фашистской организацией в Белоруссии, в том числе и с ним, с Бенеком, однако он хочет установить и со мной эту связь, имея в виду, что я нахожусь на партийной работе.
В это время я передал через Бенека содержание некоторых решений ЦК ВКП(б), относящихся к Белоруссии. Потом дал информацию о шоссейных дорогах, о сети партийных ячеек и по ряду политических вопросов. Но дело, конечно, заключается не только в том, что я передавал, и не только в моих личных связях, а дело, главным образом, - в том, что уже к тому периоду наша национал-фашистская организация, одним из руководителей которой я был, была, по существу, тесно связана с польским генеральным штабом.
В национал-фашистскую организацию я был завербован Голодедом и Чернышевичем в начале 1932 года. Голодед подробно информировал меня о составе этой организации и о том, что эта национал-фашист-ская организация связана с московским центром правых, получает от него директивы, персонально от Рыкова и Бухарина. Основные цели национал-фашистской организации в Белоруссии Голодед коротко формулировал так: свержение Советской власти и восстановление капитализма, отторжение Белоруссии от Советского Союза в случае войны с фашистскими государствами. Что же касается методов и средств, то сюда входили: вредительство, диверсия, террор.
Особенно Голодедом была подчеркнута необходимость установления, в целях осуществления этих задач, тесной связи с польским генеральным штабом.
В этом направлении мы и получали систематические директивы и инструктировались московским центром правых. Я это хочу подтвердить рядом фактов.
В ноябре 1932 года в Москву ездили Голодед и Червяков. Они встречались с Рыковым и Бухариным, причем я должен сказать, что, насколько мне известно, Червяков был связан с Рыковым еще с 1928 года, а Голодед - с 1930 года. Помню, после поездки Голодеда и Червякова в 1932 году в Москву, когда они возвратились, у нас было в Минске совещание центра нашей организации в полном составе, где они и информировали нас. Информация эта сводилась к тому, что и Рыков, и Бухарин подтверждали все свои прежние установки для нашей организации, выразив недовольство слабой деятельностью нашей организации. Там же в Москве был дан ряд конкретных установок, в первую очередь - по вопросам вредительской, диверсионной деятельности и, во-вторых, - относительно усиления и установления более тесной связи с польским генеральным штабом.
Вышинский. Расскажите конкретно о вашей преступной деятельности в области вредительства.
Шарангович. Мы ставили перед собой задачу наиболее широко развернуть вредительство во всех областях народного хозяйства.
Вышинский. В каких целях?
Шарангович. В целях подготовки поражения СССР и в целях создания недовольства населения в стране.
Вышинский. В целях провокационных?
Шарангович. Конечно.
Вышинский. В чем же выразилась конкретно ваша преступная деятельность?
Шарангович. Я занимался вредительством, главным образом, в области сельского хозяйства. В 1932 году мы, и я лично, в этой области развернули большую вредительскую работу. Первое - по срыву темпов коллективизации.
Вышинский. Вы какую должность тогда занимали?
Шарангович. Я был вторым секретарем Центрального Комитета Компартии Белоруссии.
Вышинский. Так что возможности у вас были большие?
Шарангович. Конечно. Я лично давал вредительские установки ряду работников.
Вышинский. Своим сообщникам?
Шарангович. Да, сообщникам. Мы организовывали выходы из колхозов. Затем мы запутывали посевные площади. Суть этого дела заключалась в том, что мы давали одним районам такие посевные площади, которые они не могли освоить; другим районам, имевшим большие площади для посева, наоборот, давали уменьшенные задания. Кроме того, мы организовали срыв хлебозаготовок. В 1932 году это было проведено таким образом. Сначала наша национал-фашистская организация приняла все меры к тому, чтобы хлебозаготовки шли плохо, то есть срывали их. Потом, когда было вынесено специальное решение Центрального Комитета ВКП(б) о ходе хлебозаготовок в Белоруссии, то наша организация, боясь провала и возможного разоблачения, приняла срочные меры к тому, чтобы хлебозаготовки несколько подтянуть. Я должен также сказать, что в 1932 году была нами распространена чума среди свиней, в результате чего был большой падеж свиней.
Наряду с этим мы проводили организацию совхозов в Республике за счет земель колхозников и единоличников.
Вышинский. С нарушением интересов колхозников и единоличников?
Шарангович. Конечно, да. Позднее несколько по линии сельского хозяйства была проведена нами вредительская работа в области наделения колхозников приусадебными участками.
Я должен особо остановиться на вопросе относительно единоличников, потому что это связано с планами нашей национал-фашистской организации. В Белоруссии к этому периоду еще насчитывалось около ста тысяч единоличников. Нами была дана такая установка, что раз единоличник не идет в колхоз, то он является врагом Советской власти. Это было нами сделано в провокационных целях. К единоличникам, сопротивляющимся коллективизации, мы, исходя из своих провокационных установок, применяли такие налоговые мероприятия, которые создавали среди единоличников недовольство и повстанческие настроения.
Вышинский. Вы не припоминаете Лепельского дела?
Шарангович. Я это все и связываю с Лепельским делом. Лепельское дело, если можно так выразиться, было просто эпизодом в цепи нашей подрывной работы.
Вышинский. Значит, Лепельское дело это был результат вашей нарочито преступной, провокационной деятельности?
Шарангович. Совершенно правильно. В Лепельском деле вредительство выразилось в том, что там нажим на единоличников был особенно силен. Потом, когда ЦК ВКП(б) принял соответствующие меры для исправления того, что было нами проделано, то положение изменилось. Настроение у единоличников, у той части, которая была спровоцирована, резко улучшилось.
Дальше, по сельскому хозяйству я хочу сказать относительно нашей диверсии в области коневодства. В 1936 году в Белоруссии была нами широко распространена анемия. Это проводилось нами с целью, так как конь в Белоруссии играет огромное оборонное значение. Мы стремились подорвать эту сильную базу в случае, если она понадобится в связи с войной.
Вследствие этой меры пало, насколько я помню сейчас, около 30 тысяч лошадей. Я должен сказать, что эту меру относительно лошадей мы провели не только по своей инициативе.
Вышинский. А еще по чьей?
Шарангович. Мы имели прямую установку из московского центра правых. Дальше, в области сельского хозяйства была нами проведена вредительская работа, следствием которой в пограничных районах экономические показатели были худшие, чем в тыловых районах.
Вышинский. А в области промышленности?
Шарангович. В области промышленности вредительство проводилось на таких объектах, как торф. Торф, как топливная база, для энергетики Белоруссии имеет очень большое значение, и поэтому подрыв этой топливной базы вел к подрыву всех отраслей промышленности.
Энергетика. Здесь, главным образом, внимание концентрировалось в отношении Белгрэса, который снабжает промышленность Витебска, Орши, Могилева. Здесь топливо не подвозилось своевременно. Тормозилось строительство. Конкретно беру Кричевский цементный завод, Оршанский льнокомбинат, Могилевский труболитейный завод...
Дальше, говоря о вредительстве, я должен остановиться на культурном фронте, потому что наша национал-фашистская организация придавала этому участку особое значение в условиях национальной республики. На этом участке работало значительное количество участников нашей национал-фашистской организации. Это вредительство проводилось в целях компрометации национальной политики партии и Советской власти. Здесь вредительство шло и по линии школ, и по линии писательских организаций, и театра.
Вышинский. Значит, подытоживая вашу преступную вредительскую деятельность, можно сказать, что ни одна отрасль социалистического строительства не осталась вне вашей вредительской деятельности?
Шарангович. Совершенно правильно.
Далее, мы приняли и проводили, как практическую задачу, террор: мы создавали террористические группы, подготовляли террористические акты, в первую очередь подготовляли террористический акт в 1936 году против Ворошилова, когда он приезжал в Белоруссию на маневры. Тогда были нами созданы две террористические группы, но этот террористический акт нам не удалось совершить. Наряду с этим здесь, в Москве, нами была создана группа, которая находилась в связи с белорусской национал-фашистской организацией и существовала на случай необходимости проведения террористического акта в Москве.
Вышинский. Откуда вам известно, что такая группа в Москве была?
Шарангович. Мне известно об этом было от Голодеда и Волковича.
Вышинский. Подытожим кратко, в чем вы себя признаете виновным по настоящему делу.
Шарангович. Во-первых, что я изменник родины.
Вышинский. Старый польский шпион.
Шарангович. Во-вторых, я заговорщик. В-третьих, я непосредственно проводил вредительство.
Вышинский. Нет. В-третьих, вы непосредственно один из главных руководителей национал-фашистской группы в Белоруссии и один из активных участников "право-троцкистского антисоветского блока".
Шарангович. Правильно. Потом я лично проводил вредительство.
Вышинский. Диверсии.
Шарангович. Правильно.
Председательствующий. Организатор террористических актов против руководителей партии и правительства.
Шарангович. Верно.
Председательствующий. И все это совершал в целях...
Шарангович. И все это совершал в целях свержения Советской власти, в целях победы фашизма, в целях поражения Советского Союза в случае войны с фашистскими государствами.
Председательствующий. Идя на расчленение СССР, отделение Белоруссии, превращение ее...
Шарангович. Превращение ее в капиталистическое государство под ярмом польских помещиков и капиталистов.
Председательствующий. Вопросов у меня больше нет.
ДОПРОС ПОДСУДИМОГО ХОДЖАЕВА
Председательствующий. Переходим к допросу подсудимого Ходжаева. Показания, которые вы давали о вашей антисоветской деятельности в течение многих лет, вы подтверждаете?
Ходжаев. Подтверждаю.
Вышинский. Скажите, подсудимый Ходжаев, в чем вы себя признаете виновным?
Ходжаев. Мои преступления против революции, против Рабоче-крестьянского государства, против партии начинаются с 1920 года. В 1920 году я был поставлен во главе Советского государства - я говорю о Бухарской народной республике, - во главе высшей ее исполнительной власти. Вот в этот период моей работы я примкнул к буржуазно-националистической организации - "Милли Иттихад".
Вышинский. Что это значит?
Ходжаев. Это значит "национальный союз", который ставил перед собой задачу превратить Бухарскую народную республику в буржуазно-демократическую республику как буферное государство между Англией и Советской Россией. Я вошел в эту буржуазно-националистическую организацию и, как активный руководитель этой буржуазно-националистической организации, участвовал, руководил ее контрреволюционной, антисоветской работой. Это - первый этап.
В 1925 году я был назначен Председателем Совнаркома Узбекистана. Начиная с 1928 года, я сблизился с националистическими кругами бывшей Туркестанской республики, а в последующее время, в Узбекистане, в лице одного из руководителей Компартии Узбекистана, в лице Икрамова, я нашел себе союзника и вместе с ним мы составили то ядро, которое вело в Узбекистане националистическую, антисоветскую работу.
Наконец, третий этап - 1930 год, когда я в один из своих приездов в Москву, после деловой встречи с Рыковым в Совнаркоме Союза, беседуя на различные темы, договорился с ним о нашей совместной антисоветской работе.
Вышинский. То есть?
Ходжаев. То есть о совместной работе узбекской националистической организации под руководством правых против руководства партии, против Советского государства. Рыков тогда еще мне говорил о том, что в случае нашей совместной работы центр правых гарантирует независимость Узбекской республики...
Вышинский. Что это значит - независимость Узбекской республики?
Ходжаев. В данном случае эту независимость от Советского Союза надо рассматривать, как зависимость от какой-то другой - капиталистической - страны.
Вышинский. Вы так понимали Рыкова?
Ходжаев. Да, я так и понимал.
Вышинский. А чем он мотивировал это?
Ходжаев. Мотивировка была одна - что и правые и мы, националисты, боролись против руководства партии, против Советского правительства. Для того чтобы правые достигли своих целей, для того чтобы мы достигли своих целей, мы должны были сломать это руководство. В этих целях мы заключили союз. Значит, цель оставалась одна - свергнуть Советское правительство, свергнуть руководство ЦК ВКП(б).
Вышинский. Ослабить СССР?
Ходжаев. Ослабить СССР, безусловно.
Вышинский. А для чего ослабить СССР?
Ходжаев. Я коротко хочу остановиться на бухарском периоде, чтобы было понятно, каким образом я пришел к сегодняшнему моему положению.
В заговорщическую организацию бухарских националистов после революции 1920 года я пришел не случайно, а потому, что я был воспитан как националист. И вот, будучи уже членом партии, я тогда вошел в буржуазную националистическую организацию.
Большинство буржуазно-националистической организации Бухары ориентировалось тогда на Англию. Разумеется, эти националистические круги и тогда совершенно ясно представляли себе, что независимость от Советской России, опора на Англию не могут обойтись так просто, и не ради прекрасных глаз будет Англия оказывать содействие. Они и тогда считали возможным принять протекторат Англии и под этим протекторатом отделиться окончательно от Советской России. Вот в целях осуществления этой задачи мы тогда проводили целый ряд действий.
Мы систематически вытесняли из советского и партийного аппарата действительных членов партии, настоящих советских людей, и занимали эти посты своими людьми. Свои кадры для этого мы формировали, главным образом, из буржуазной молодежи, обучали их не в советских школах, а посылали преимущественно за границу - в Германию, в Турцию.
Мы, вместе с тем, вели очень большую работу по организации вооруженных сил, так как мы не имели большого влияния в армии. Наши вооруженные силы мы формировали, главным образом, в виде милиции. Мы пытались использовать басмачество, которое к этому времени уже появляется в пределах Бухары. Мы пытались создавать новые кадры басмачества.
Между прочим, это мое антисоветское настроение выразилось еще в том, что, когда в 1923 году был поставлен вопрос об экономическом объединении Туркестана, Бухары и Хорезма в целях координации действий, я был ярким противником этого экономического объединения, считая, что это экономическое объединение есть преддверие к еще большему усилению влияния Советской России и советизации Бухары.
Дальше, когда в 1924-25 годах был поставлен вопрос о национально-территориальном размежевании советских республик Средней Азии, я был против этого размежевания. Но быть открыто против размежевания означало ставить тогда себя открытым врагом, на что я не мог итти. Вот почему я под маркой сторонника национального размежевания оказался во главе Узбекского советского государства.
Вышинский. Значит, сманеврировали?
Ходжаев. Сманеврировал, сдвурушничал.