Освобождение
- Будем считать, что до второго суда ты сидел в человеческих условиях.
- Будем считать. Тем более, что меня почти не допрашивали. Всем всё было ясно. И вот назначили день суда, на котором будет решаться мера пресечения - сидеть ли мне под следствием или ходить под подпиской. Подняли в три часа ночи. Если в Лефортово ты встаёшь на суд в восемь утра, то здесь в три ночи. В четыре часа тебя отпускают на сборку, куда нагоняют много народу. Начинают рассаживать по автозакам и - по судам. К десяти-одиннадцати часам ты в здании суда. Если процесс идёт каждый день, то тебя где-то к полуночи привозят в тюрьму, к часу ночи поднимают в камеру, а в три - обратно везут на скамью. Через неделю любой нормальный человек согласен на всё, лишь бы дали поспать. Согласен на любой срок, только дайте упасть где-нибудь. Вот что делается в тюрьмах.
Меня привезли в суд, и началось судебное заседание. Судья: "В чём обвиняется Литвиненко? Документы покажите". Прокурор: "Обвиняется в вымогательстве зелёного горошка на овощной базе". Я: "Никогда не вымогал горошек, гражданин судья". Адвокат: -Вы вменяете Литвиненко имущественное преступление. Вы установили, где это имущество? Где этот горошек, который он вымогал? Где он сейчас? Установили?" Они говорят: "Нет". Тогда адвокат спрашивает: "А какой умысел был у Литвиненко вымогать горошек? У него что, были рынки, магазины, деньги он получал за этот горошек? Какой умысел? Умысла нет. Вымогательство - преступление умышленное. Как можно человека обвинять в умышленном преступлении без умысла?"
Адвокат спрашивает: "А кто же потерпевший? У кого мой клиент горошек вымогал?" Говорят; "У гражданки Киселёвой". Я: "Никогда с такой не встречался".
И тут выясняется, что Киселёва меня тоже не знает. Она написала жалобу на следователя, как он выбивал у неё показания: "Он повёл меня в свой кабинет, на котором висела табличка "Помощник прокурора полковник Иванов С. В.", где я оказалась с ним наедине. Там он мне сказал:
"Ты мне его сдай, сдай! Ты всю жизнь ни в чём не будешь нуждаться"… Когда я взмолилась и стала уверять, что мне нечего сказать, он схватил меня за волосы, начал таскать силой. Я закричала: "Больно, пустите!"… Он пытался меня целовать. Поднимал мне юбку, я изворачивалась …"
Суд рассмотрел дело и вынес решение об освобождении меня из-под стражи. Причём в тот день председатель суда поставил охрану и приказал ФСБ не пропускать. Чтоб не хулиганили.
- И тебя освободили?
- Да. Это было 16 декабря 1999 года.
После этого в зал вошёл следователь Паламарчук и вызвал меня в прокуратуру на следующий день. В коридоре стояли журналисты, но я решил не давать никаких интервью. Прокуратура и ФСБ боялись, что я открою рот. Барсуков мне всё время говорил: "Веди себя хорошо". Молчи, стало быть. Вышел из зала суда, адвокаты давали интервью журналистам, я - без комментариев. Мне специально повестку дали на следующий день, то есть намекнули: если открою рот, завтра меня арестуют в прокуратуре. А когда я туда пришёл, мне предъявили результаты экспертизы какого-то гражданина Украины, которому я якобы сломал ребро резиновой палкой.
Вот так. Вымогая горошек, я сломал человеку ребро. Не то шестое, не то седьмое. Адвокат говорит: "Подождите. Как же так, вы вменяете моему подзащитному, что он сломал ребро, а какое - не установлено?" Следователь объясняет, что аппаратура не позволяла это установить точно. Адвокат опешил: "А как же она позволила установить, что ребро вообще сломано? Как это - не то шестое, не то седьмое? Мы просим назначить повторную экспертизу". Следователь задумался; "Ведь в 1996 году сломали. Они уже заросли, через четыре-то года-. Адвокат заявил: "Это ваши проблемы. Вы обвиняете человека, я прошу провести повторную экспертизу.
Но в общем я тогда отбился и остался на свободе под подпиской. Хотя прокуратура и опротестовала моё освобождение из-под стражи.
- А чем закончилось твоё второе дело?
- Барсуков был вынужден закрыть дело о вымогательстве горошка за отсутствием состава преступления. У меня было стопроцентное алиби. Я вспомнил, где был 30 мая 1996 года в два часа дня. В это время я проводил другое мероприятие. Совместно с сотрудниками ГУОПа и со службой безопасности Армении мы задерживали лиц, которые занимались контрабандой оружия, в том числе и в Чечню. Пять машин с оружием поймали на границе Армении и Грузии.
Президент Армении и министр безопасности тогда прислали бумаги, чтобы поощрили участников этой операции. То есть прокуратура "умылась" со своим горошком. Не вспомни я про армян, скажи я, что был с женой дома или с друзьями, меня бы осудили. Дали бы лет восемь или девять за вымогательство зелёного горошка…
- Что ты чувствовал сразу после выхода на волю?
- Первые дни - это, конечно, незабываемое ощущение. Когда спишь в тюрьме, тебе снятся дом, жена, дети. Просыпаешься - и видишь тюрьму. Ужас. Как будто с воли в тюрьму попал.
А дома мне снилась… тюрьма. Мне и сейчас она часто снится. Ещё снится, что я в Москве, у себя дома, а за мной послана группа захвата.
Мы сразу же отправились с друзьями в дом отдыха, встречать 2000-й год. Там же был мой бывший товарищ Сергей Нефёдов. Мы вместе ловили бандитов в 1991 году. Он отдыхал с женой и ребёнком. Я как-то подсел к ним за стол. Он с пистолетом, сотрудник ФСБ. А я под следствием, преступник вроде, Пошёл разговор. Но говорили мы уже на разных языках.
Счастливая, благополучная гебистская семья такая. Сытый ребёнок, весёлая жена и уверенный в себе муж с ксивой в кармане и с пистолетом на боку. Он вообще без пистолета и удостоверения на улицу не выходит. В стране, где они обеспечивают безопасность, мало кто из них ходит по улицам без оружия.
Нефёдов спросил:
- Ты что, от Березовского за пресс-конференцию денег не получил? Я ответил: "Нет".
- А у нас считают, ты получил миллион долларов. Ты чего, дурак, денег с него не взял? Мы-то думали, хоть за бабки там сипишь. А ты чего, за бесплатно?
Его жена просто зашлась:
- Ты чего, дурак? Посмотри, как все живут, ездят на джипах. Это говорила дочка офицера, жена подполковника. Квартира у них трёхкомнатная на Рублёвском шоссе, которую Нефёдов купил. На зарплату.
- Какая зарплата у подполковника ФСБ?
- Три тысячи, чуть больше ста долларов.
- Хорошенькая зарплата для человека с пистолетом и удостоверением ФСБ!
- Да, но у этого офицера, кроме квартиры ещё и загородный дом хороший со всеми удобствами. Тоже куплен на зарплату. У него две иномарки, для себя и жены. Это нормально. Он живёт себе, никто его не трогает. Все знают. Когда Нефёдов покупал себе квартиру на Рублёвке, написал рапорт, что в "МММ" выиграл. А на машины, наверное, в "Спортлото"…
Глава 2. Разработчик
Личное дело
- Ты всю жизнь ходил в форме?
- Это - семейное. Казаки Литвиненко век служили Отечеству.
Мой прапрапрадед Сергей Причисленко служил в Русской армии на Кавказе, в отрядах Ермолова. В 1822 году в бою с чеченцами он был ранен, потом поселился в крепости Нальчик. Он из Черкасс, из крепостных. У него был выбор - либо обратно в крепостные, либо остаться в Нальчике, получить пять рублей от царя и завести своё хозяйство. Он остался, купил лошадь, корову - на те пять рублей, построил дом (сейчас это угол Советской и Республиканской, напротив здания Министерства внутренних дел). Там родились все мои предки.
Дед воевал в Отечественную в должности командира эскадрильи, а потом начальника разведки воздушной дивизии. Прошёл всю войну. Дважды горел в самолёте, выпрыгивал с парашютом. У деда орден Боевого Красного Знамени, два ордена Красной Звезды и медали "За отвагу, и "За боевые заслуги". Но ожогов и дырок на теле у него больше, чем орденов.
Когда мне было пять лет, дед привёл меня за руку в краеведческий музей в Нальчике, показал знамя и сказал:
- Вот под этим знаменем воевал твой дед. Запомни, вся наша семья защищала Россию, и ты должен её защищать.
Дядька мой, брат отца, который сейчас живёт в Смоленске, весь Афган прошёл. Он на войну не просился, по жребию вытащил. В их отдел пришла разнарядка - одного человека в Афганистан. Дядька сказал: "Знаете, идти на войну - надо быть дураком, сумасшедшим. Давайте тянуть жребий". Тянули спички, и он вытащил Афганистан. Вечером шёл домой и не знал, как объяснить жене (у них двое детей), что идёт на войну. Вдруг окрик: "Товарищ майор, почему не отдаёте честь?" Он повернулся - генерал. Дядька подошел к нему, говорит: "Товарищ генерал, извините, я вас не заметил".
Дядьку за это разбирали на партсобрании. Перед Афганом! Вместо того, чтобы сказать ему: "До свиданья, будь жив!", его песочили - почему генералу не отдал честь.
А отец был врачом в МВД. За несколько лет до пенсии в звании капитана был выгнан из органов. Он служил тогда на Сахалине в колонии общего режима.
Администрация зверствовала: били зэков, воровали передачи. Отец рассказывал, что один даже руку под пилу сунул, только чтобы его с этой зоны убрали. Некоторые зэки, получив посылку, закапывались в снег, сидели там и съедали присланное. Их искал конвой. Солдаты мёрзли, и когда находили зэков, били нещадно, жестоко, потому что караул озверевал - сутками-то на морозе… Находили и били. И когда их, искалеченных, приносили к отцу, он увещевал:
- Ну что же вы делаете, вас ведь изувечат. Они объясняли:
- Зато сытно покушали. Хоть раз. Отец встал как-то на собрании и сказал:
- Если вы офицеры, почему воруете? Почему вы у зэков отбираете продукты?
Он написал Брежневу письмо: "Это не лагерь, а концлагерь, я врач, принимал клятву Гиппократа, а здесь людей калечат. Я как врач не могу это видеть. Прошу Вас разобраться и прекратить это преступление. Вы лишали людей свободы, но никто не дал вам права лишать их человеческого достоинства".
Приехал разбираться, как отец рассказывал, из Москвы майор Гапон, осмотрел всё и говорит: "Вы сумасшедший". Отец отвечает: "Я-то нормальный…" В общем, отца уволили.
- Ты, оказывается, потомственный правдоискатель… А почему отца назвали так необычно - Вальтер?
- Бабушка Вальтера Скотта любила. Может, поэтому я в Англии? В 38-м году отца так назвали…
В общем, в семье все были военные. Пошёл на службу и я.
- А как ты попал в КГБ?
- В 85-м году, по окончании военного училища меня направили в дивизию Дзержинского. В четвёртую роту войсковой части 3419.
Батальон, в котором я служил, сопровождал грузы Гохрана. Возили золото, серебро, платину и бриллианты. Наша четвёртая рота была особая. Это единственное подразделение во внутренних войсках, которое выезжало за границу. И оно, естественно, было нашпиговано агентурой.
До меня командиром взвода был - позже он стал Героем России за операцию в Первомайском - Никитин. Как понимаю, он работал у них в агентурном аппарате. Он ушёл, понадобился новый агент - они меня и завербовали.
Говорил со мной Николай Аркадьевич Андрюшин, майор. Особый отдел КГБ СССР, войсковая часть 70850. Он сказал, Саша, так и так, надо помочь органам. Я спросил: "В чём это будет заключаться?"
- Во-первых, вы выезжаете за границу. Чтобы не было побегов, контрабанды, хищения оружия и боеприпасов.
- Но если мне что-то станет известно, я и так всегда вам сообщу.
- Понимаешь, чтобы заниматься работой, ты должен дать подписку. Ну, стандартная вербовка. У меня это не вызвало никаких проблем. Я написал подписку о сотрудничестве, избрал псевдоним - Иван, и начал с ними сотрудничать.
Была серьёзная работа по предотвращению хищения оружия, расстрела караулов. В принципе, все понимали, что особый отдел, хотя и назывался отделом военной контрразведки, на самом деле это военная полиция. Я не считал, что делал что-то плохое.
"А ты не лётчик"
- И всё же ты пошёл в организацию, которая истребила миллионы наших соотечественников. И которая до сих пор гордится своей "славной историей".
- Послушай, я был молодой лейтенант. У службы безопасности есть какая-то притягательная сила. В самом прикосновении к тайне есть что-то магическое. Вот я говорил с Владимиром Буковским. Он рассказал, что в одиннадцать лет его из пионеров выгнали за то, что он всё понял. Ну, повезло ему в жизни, что он сразу всё осознал. А я - позже. Когда я шёл в организацию эту, ни о чём таком не задумывался.
Помнишь, Анка поёт: "А ты не лётчик?! А я была так рада…" Это про девушку, которая пришла в ужас, когда узнала, что её парень служит на Лубянке. Вот когда я эту песню услышал в начале 90-х, меня тоже шокировало, что нас в песне называют "истребители народа своего". Я только тогда впервые начал задумываться, сколько народу ненавидит нас за нашу историю. Я ведь с бандитами боролся, про политику и не думал. Но ведь на одного, кто считает нас "истребителями", двое таких, для кого мы доблестные защитники Родины. Включая ВЧК и Феликса. Ты Путина послушай.
Ведь наше общество ничего и никого не осудило. У нас же не было публичного суда над КГБ. Что с меня спрашивать? Был бы публичный суд, сказали бы, что КГБ - это преступная шайка и должна быть распущена, а я бы пришел и заявил: "Хочу служить в ваших славных рядах", - вот тогда с меня могли бы спросить. С меня и тысяч других ребят, которые служат там.
Сейчас будет набор в Академию ФСБ. И снова будет конкурс - десять человек на место. Мой начальник отдела, полковник Платонов был в шоке, когда его сын поступал в Высшую школу ФСБ, а с него деньги потребовали. И заплатил он, чтобы сын пошёл по стопам отца. Тысячи мальчишек хотят работать в ФСБ, потому что слушают не Анку, а Путина. Хотят, потому что общество так и не осудило эту Контору.
- Ну вот стал ты агентом. А задания получал?
- Да, получал. Задания все сводились к тому, чтобы не было неуставных взаимоотношений, хищения оружия. Как раз когда меня завербовали, было серьёзное ЧП в дивизии: двое военнослужащих расстреляли сослуживцев и убежали. Вся Москва их искала.
Помню, в эти дни Горбачёв из Франции возвращался, тогда только начались первые поездки нашего генсека на Запад. И мы, офицеры, вместе с сотрудниками Федеральной службы охраны оцепили всю дорогу от аэропорта.
Это произошло перед 7 ноября. Как раз новую вентиляционную систему поставили в Кремлёвском дворце съездов. И нас туда посадили, чтобы мы "испытали" её. Вся дивизия целый день там сидела. А потом вдруг подняли в ружьё - и в лес.
- По политическому направлению пытались организовать работу?
- В ту пору политикой КГБ уже почти не занимался. По крайней мере, я таких заданий не получал. Так, иногда, как говорится, пытались снять реакцию. После какого-то съезда КПСС Андрюшин, морщась, попросил поинтересоваться, как офицеры отреагировали на решения. Меня, конечно, все в задницу послали с такими вопросами. Ну, я и рассказал это Николаю Аркадьевичу. Так и сказал - информации никакой, все меня послали… "Как никакой, - улыбнулся Андрюшин. - С чувством глубокого удовлетворения все восприняли. Так и напишем".
- А что стало с Андрюшиным дальше?
- Дослужился до заместителя начальника отдела. Он выпивал много. Последний раз я его видел в 2000 году, в феврале. У нас товарищ погиб в Чечне, Гриша Медведев. И на кладбище я к нему подошёл. Он никого уже не узнавал, сильно болел. А человек был очень хороший.
По тому, как работал Андрюшин, я не видел в органах КГБ ничего предосудительного. Тогда уже не выискивали - кто что сказал? - этим уже никто не занимался.
- А как ты из агентов перешёл в кадровые сотрудники?
- В 1988 году меня официально откомандировали из внутренних войск в КГБ СССР, и я поступил на Высшие курсы военной контрразведки.
Собственно, моя служба в КГБ началась в 1988 году и продолжалась вплоть до ареста - 11 лет. Я служил в разных отделах: в военной контрразведке, Управлении экономической безопасности, в Антитеррористическом центре, а в УРПО перешёл в 1997 году. Всегда занимался борьбой с организованной преступностью, терроризмом, покушениями и похищениями.
В ФСБ, в спецслужбах, существует такое понятие, как разработчик. Это человек, который собирает весь материал о преступной группе или объекте. Что такое объект разработки? Это лицо, которое попало в поле зрения спецслужб. То есть люди, которые подозреваются: в ведении шпионской деятельности, руководстве устойчивыми преступными сообществами, в подготовке и совершении террористических акций.
Разработчик изучает этих людей и их связи. Он даёт задания агентам, доверенным лицам, наружному наблюдению - за кем следить, техническим подразделениям - кого слушать. Все работают на него, и только он один знает об объекте всё. Это высший уровень, высший класс в спецслужбе. Я являлся разработчиком. Разработка обычно заканчивается возбуждением уголовного дела. На этой стадии моя группа занималась оперативным сопровождением следствия.
- В чём разница между агентом и доверенным лицом?
- Агент регулярно выполняет задания, на него есть личное дело. А доверенное лицо исполняет отдельные поручения.
- Его регистрируют?
- Доверенные регистрируются справкой. Некоторых сейчас оперативные работники не регистрируют. Мне, допустим, Трофимов в своё время советовал вообще никого на учёт не ставить. "Всё продается", - говорил. Доверенные иногда работают эффективнее агентов, и тогда их переводят в агенты.
- То есть ты был следователем?
- Нет, ты улови разницу. Я был не следователем, а опером. Следователь и опер работают параллельно. Есть уголовное дело. Есть лица в тюрьме. Есть лица из числа преступников на воле. Есть лица в розыске. Так вот подразделение, которое проводит оперативное сопровождение уголовного дела, организует разработку в следственных изоляторах, осуществляет наружное наблюдение за лицами, в отношении которых есть данные, что они могли быть участниками преступления. Словом, занимается сбором доказательств.
Следователь имеет право использовать только гласные методы - допрос и т. д., которые прописаны в Уголовно-процессуальном кодексе. А оперативное подразделение, занимающееся разработкой и сопровождением уголовного дела, использует негласные методы, которые заложены в законе об оперативно-розыскной деятельности. Приказом создаётся оперативно-следственная группа, и идёт совместная работа.
- Какого рода делами тебе приходилось в основном заниматься в качестве опера?
- Хорошо, вот, например, одно из моих первых дел.
В Москве была группа спортсменов-сванов, которая похищала людей. Главарь - Тариэл Ониани. Здоровые, крепкие ребята. И очень наивные. Некоторые даже не понимали, что совершают преступление. Плохо говорили по-русски. Жили в гостиницах "Россия", "Украина".
Был такой банк "Атлант" на проспекте Мира, и Сулхан Александрович Маградзе был его директором. Похитили его внука. Мы начали работать. Внука не успели найти, как его вернули деду. Не знаю, платил он выкуп или нет. По-моему, не платил. Но мы установили, кто был наводчиком в его окружении. Начали его разрабатывать и обнаружили, что он связан с вором в законе Микеладзе (уголовная кличка Арсен). А лидер банды - Ониани. Были установлены места их встреч; ресторан "Колхида" на Садовом кольце и грузинский центр "Мзиури" на Арбате.