А была ли у России альтернатива? Историк А. И. Уткин писал: "Пойти же на двустороннее сближение с Германией было для России в практическом смысле немыслимым, это означало превращение России в вассала Германии, означало ее фактический "уход" из Европы, обращение к Азии, где Британия и Япония постарались бы поставить предел расширению ее влияния. Именно Германия в этом случае решала бы вопрос, когда наступит час для выяснения отношений с Францией и Англией. Россия обязана была бы следовать за ней, являясь, по существу, младшим партнером в реализации германских планов".
Абсурдность подобного утверждения очевидна. Автор противоречит сам себе. Как Англия могла поставить предел расширению России в "час для выяснения отношений" с Германией? Почему Россия должна была следовать за Германией и объявлять войну Франции и Англии? Вильгельма II вполне устраивал нейтралитет России. Германская армия покончила бы с французами прежде, чем русские части добрались бы до французской границы. А русский флот к 1914 г. был крайне мал, чтобы играть какую-то роль в борьбе с Гранд Флитом (Военно-морским флотом Англии).
Ситуация в 1914 года ничего не имела общего с 1941 годом. Кайзер не собирался покорять Россию. Мало того, "собрать до кучи" буйное панство было явно не в интересах Германии.
Вступление России в Антанту и ее война с Германией не имели ни военных, ни политических, ни экономических причин, а лишь только субъективные. Под субъективными причинами я понимаю психологическое давление со стороны Англии и Франции. Его вели дипломаты, разведчики, писатели, члены различных масонских лож и т. д.
Очень соблазнительно указать в виде "морковки" для России займы и инвестиции Франции, которые достигли огромной по тем временам суммы – 25 миллиардов франков. К 1914 г. доля иностранных инвестиций в экономике нашей страны составляла: Франция – 32,6 %, Англия – 22 %, Германия – 19,7 %, Бельгия – 14,3 %, США – 5,2 %, доля же Австро-Венгрии была совсем анекдотичной – 0,4 %.
Вроде бы все сходится, и Россия оказалась у стран Антанты на коротком финансовом поводке. Но зато доля Германии в импорте России составляла около 50 %, Франции – 4,6 % и Англии – 13,3 %.
Компании и капиталы враждебного государства в случае начала войны могут быть легко конфискованы. А как с импортом? Его не заменишь ничем.
Пока русские находились в мире с Германией, Вержболово было широко раскрытым окном в мир. А при конфликте с Германией и Турцией у России для связи с внешним миром оставались лишь две узенькие форточки, и то где-то на задворках империи: Архангельск и Владивосток.
Так что экономических причин для войны с Германией просто не было. С этой точки зрения гораздо выгоднее было воевать вместе с кайзером. Что же касается разного рода второстепенных причин, как то: "война" торговых тарифов, всплеск русофобии в 1910–1914 гг. в Германии и т. д., то они были следствием тесного военного сближения России и Франции, а не наоборот.
Приобретать германскую и австрийскую части Речи Посполитой России было еще более невыгодно, чем Германии. Дело в том, что германизация поляков в Германской империи шла относительно успешно, а вот робкие попытки царской администрации в русифицировании Привисленского края закончились полным провалом.
Оттяпать у Австро-Венгрии Галицию – тоже удовольствие сомнительное. Да, действительно, там, по крайней мере с IX века, жили русские люди, не отличавшиеся по своему этническому составу, языку и культуре от жителей Киева, Смоленска и Новгорода. Но в XV веке они попали под власть поляков. За пять веков их язык, культура и менталитет сильно изменились.
К 1914 г. в Галиции имелись две партии – русские и украинцы. Я подчеркиваю – партии, а не народы. Их этнический состав был одинаков. Но русины хотели попасть в состав России, а украинцы ненавидели Россию и все русское. В 1914–1917 гг. австрийцы совместно с украинцами разгромили партию русских. Результатом всего этого стало бандитское движение на Западной Украине в 1944–1954 гг.
С точки зрения здравого смысла Российской империи было целесообразно присоединить Галицию только в одном случае – если бы там остались одни русины. Но поскольку сделать это в 1914–1918 гг. было весьма проблематично, то и Галиция была объективно не нужна Российской империи.
Тогда какой смысл нам было воевать с немцами и австрийцами?
Если мы будем руководствоваться критерием генерала Клаузевица "Война есть продолжение политики иными средствами", то увидим, что единственной целью, ради которой Россия могла пойти на войну, были Черноморские проливы – мечта русских царей, начиная с Алексея Михайловича.
Примерно с 1908 г. значительная часть военного руководства стала утверждать, что в одиночку Россия не в состоянии захватить Проливы и сделать это можно только в ходе коалиционной войны, то есть в союзе с Англией и Францией против Германии и ее союзников.
В частности, такие мысли прозвучали 8 февраля 1914 г. на Особом совещании под председательством министра иностранных дел С. Д. Сазонова с участием морского министра И. К. Григоровича, начальника Генерального штаба Я. Г. Жилинского, посла в Турции М. Н. Гирса и др. Исходя из возможности в недалеком будущем распада Османской империи, участники совещания должны были ответить на вопрос, могут ли быть захвачены Проливы силами одной России. Сазонов и Жилинский считали, что борьба за Константинополь "невозможна без общеевропейской войны".
С обоснованием этого тезиса выступил генерал-квартирмейстер Генерального штаба, генерал-лейтенант Данилов: "Мы должны стремиться к обеспечению успеха на главном театре войны, с победой на этом театре к нам придут благоприятные решения и всех частных вопросов". Правда, точка зрения, высказанная Даниловым, встретила возражения. Начальник оперативного отдела морского Генерального штаба капитан 2-го ранга Немитц, последние годы специально занимавшийся проблемой Проливов, указал на то, что тезис Данилова о необходимости сосредоточения сил против главного противника был бы правилен, если бы на пути к Проливам и Константинополю Россия имела "того же главного противника, как и на Западном фронте, то есть германо-австрийские силы". Далее Немитц заявил: "Но в действительности положение представляется, по мнению морского Генерального штаба, в ином виде. На пути к Проливам мы имеем серьезных противников в лице не только Германии или Австрии. Как бы ни были успешны наши действия на Западном фронте, они [Англия и Франция. – А. Ш.] не дадут нам Проливов и Константинополя". По мнению Немитца, необходимо "одновременно с операциями на западном фронте занять военною силою Константинополь и Проливы", ибо только в этом случае "Европа согласится" на разрешение вопроса о Проливах согласно требованиям России.
Однако предложение Немитца о формировании трех новых корпусов, специально предназначенных для Босфорской операции, не получило поддержки на совещании.
Тут следует заметить, что Сазонов, Жилинский и Данилов шулерски передергивали карты. Спору нет, после 1908 г. у России не было шансов захватить Проливы в мирное время, вне зависимости от внутриполитической ситуации в Турции и сил ее флота. Любая акция России в этом направлении встретила бы энергичное противостояние других великих держав. Но дальше шла явная ложь. Россия, направив все силы на войну с Германией, неизбежно понесла бы огромные людские и материальные жертвы. Предположить, что Англия и Франция наградили бы ее за это Проливами, мог только законченный идиот или жулик.
Еще в мирное время французские и английские банки давали огромные кредиты Турции на укрепление ее обороноспособности. В ходе войны Англия и Франция заключили секретное соглашение не отдавать Проливы России ни под каким видом. Мало того, в случае победы над Германией доблестные союзники планировали расчленение… России с отделением от нее Привисленского края, Прибалтики, а если повезет, то и Малороссии, и Кавказа. Таким образом, Российская империя была единственным в мире государством, которое воевало за собственный раздел.
Глава 22. "Разруха в головах"
Некий отставной бравый солдат сидел в трактире "У чаши" за "марьяжем" и, побивая трефового короля козырной бубновой семеркой, воскликнул: "Семь пулек, как в Сараеве!"
Действительно, сама по себе ситуация была анекдотична. Эрцгерцог Карл Фердинанд, племянник престарелого австрийского императора Франца Иосифа I, устроил провокационную поездку в город Сараево, где выступил с угрозами в адрес Сербии. Сербские террористы решили убить Фердинанда. Эрцгерцог и его жена были очень толсты, так что все "семь пулек" из револьвера гимназиста Гаврилы Принципа попали в цель.
Надо сказать, что родственников Франца Иосифа убивали постоянно. Его единственный сын Рудольф в 1889 г. застрелился со своей любовницей в охотничьем замке Майерлинг, а по другой версии, их застрелили.
Любимый брат Франца Иосифа Максимилиан решил стать… мексиканским императором. Однако новым подданным он пришелся не по вкусу, его поймали и расстреляли.
10 сентября 1898 г. итальянский анархист Луиджи Луккени проткнул напильником жену Франца Иосифа Елизавету Баварскую.
Тем не менее австрийскому императору и в голову не приходило из-за брата или жены объявлять войну Мексике или Италии.
И тут дело бы кончилось анекдотом, и мы бы никогда не узнали о дальнейших похождениях бравого солдата, если бы…
Австрийским генералам и группе банкиров захотелось после Боснии и Герцеговины присоединить к своей лоскутной империи еще и Сербию. Замечу, что от южной границы Сербии до Дарданелл всего 300 км, а до Эгейского моря – только 50 км.
Французы уже сорок с лишним лет мечтали о реванше за 1870 год и жаждали отторгнуть от Германии Эльзас и Лотарингию.
Англичане боялись за свои колонии, страдали от конкуренции мощной германской промышленности, а пуще всего опасались быстрого усиления германского военно-морского флота. Германские линкоры имели лучшую артиллерию, броню и живучесть, чем британские, а по числу дредноутов обе страны должны были сравняться к 1918–1920 гг.
Германия желала обуздать французских реваншистов и с вожделением поглядывала на огромные британские колонии, над которыми "никогда не заходило солнце".
Таким образом, в 1914 г. война отвечала насущным интересам всех великих европейских держав.
А как же Россия? Ведь еще в 1768 г., в начале русско-турецкой войны граф Григорий Орлов заявил: "Если война целей не содержит, так это вообще не война, а… драка. Тогда и кровь проливать не стоит".
Но дело в том, что у Николая II не было вообще никакой политики ни в экономике, ни во внутренних делах, ни в отношениях с другими государствами. В любом вопросе его поступки определялись не какой-то правильной или неправильной стратегией, а были лишь реакцией на текущие события и определялись влиянием тех или иных лиц, оказавшихся рядом с императором в нужный момент.
21 ноября 1914 г. император Николай II в беседе с французским послом Морисом Палеологом высказался о целях войны: "Я настаиваю, чтобы условия этого мира были выработаны нами тремя – Францией, Англией и Россией, только нами одними. Следовательно, не нужно конгрессов, не нужно посредничества. Мы продиктуем Германии и Австрии нашу волю… Главное – уничтожение германского милитаризма, конец того кошмара, в котором Германия держит нас уже более сорока лет. Нужно отнять у германского народа всякую возможность реванша. Если мы дадим себя разжалобить – через некоторое время будет новая война… Вот как я представляю себе результаты, которых Россия вправе ожидать от войны и без достижения которых мой народ не понял бы необходимости понесенных им трудов. Германия должна будет согласиться на исправление границ в Восточной Пруссии. Мой генеральный штаб желает, чтобы это исправление достигло берегов Вислы… Познань и часть Силезии будут необходимы для воссоздания Польши. Галиция и северная часть Буковины позволят России достигнуть своих естественных пределов – Карпат… Австро-Венгерский союз потерпел крах. Венгрии, лишенной Трансильвании, будет трудно удерживать хорватов. Чехия потребует по меньшей мере автономии – и Австрия, таким образом, сведется к старым наследственным владениям: к немецкому Тиролю и к Зальцбургской области… Франция возвратит Эльзас-Лотарингию и распространит свою власть, быть может, на рейнские провинции. Бельгия получит приращение в области Аахена. Франция и Англия поделят германские колонии. Шлезвиг, включая район Кильского канала, будет возвращен Дании. Воссоздав Ганновер между Пруссией и Голландией, мы бы укрепили будущий мир". В ответ французский посол Палеолог сказал: "Это конец Германской империи". Император Николай согласился: "Пруссия должна стать простым королевством".
А вот мнение царя о решении "восточного вопроса": "В Малой Азии я должен буду, естественно, заняться армянами; нельзя будет, конечно, оставить их под турецким игом. Должен ли я буду присоединить Армению? Я присоединю ее только по особой просьбе армян. Если нет – я устрою для них самостоятельное правительство. Наконец, я должен буду обеспечить моей империи свободный выход через проливы".
Посол просит царя объясниться. Тот продолжает:
– Мысли мои еще далеко не установились. Ведь вопрос так важен… Существуют все же два вывода, к которым я всегда возвращаюсь. Первый, что турки должны быть изгнаны из Европы; второй, что Константинополь должен отныне стать нейтральным городом под международным управлением. Само собою разумеется, что магометане получили бы полную гарантию уважения к их святыням и могилам. Северная Фракия, до линии Энос – Мидия, была бы присоединена к Болгарии. Остальное, от этой линии до берега моря, исключая окрестности Константинополя, было бы отдано России.
– Итак, если я правильно понимаю вашу мысль, турки были бы заперты в Малой Азии, как во времена первых Османидов, со столицей в Ангоре или в Кони. Босфор, Мраморное море и Дарданеллы составили бы западную границу Турции.
– Именно так.
– Ваше величество не удивится, если я еще прерву его, чтобы напомнить, что Франция обладает в Сирии и в Палестине драгоценным наследием исторических воспоминаний, духовных и материальных интересов. Полагаю, что Ваше величество согласились бы на мероприятия, которые правительство Республики сочло бы необходимыми для охранения этого наследия.
– Да, конечно.
Затем, развернув карту Балканского полуострова, он в общих чертах излагает мне, каких территориальных изменений мы, по его соображениям, должны желать на Балканах:
– Сербия присоединила бы Боснию, Герцеговину, Далмацию и северную часть Албании. Греция получила бы южную Албанию, кроме Валлоны, которая была бы предоставлена Италии. Болгария, если она будет разумна, получит от Сербии компенсацию в Македонии".
Как видим, гениальные стратегические планы! Но у меня, грешного, они почему-то ассоциируются не с уровнем генерала Вейротера, не говоря уж о Бонапарте, а с уровнем гимназиста, тыкающего пальчиком в карту Европы, или телеграфиста Юлия Капитоныча Карандышева.
Война с немцами шла на польской территории, а царь не знал, что делать с поляками. У австрияков и немцев в этом вопросе тоже имелась путаница, но они высказывались достаточно четко. Так, австрийцы предложили создать государственное образование в составе Австро-Венгерской империи. Ему должны были присвоить название – Королевство Польское или Герцогство Краковское. Столицей должен был стать Краков. В состав образования должны были войти земли, принадлежавшие Австрии и России.
6 августа 1914 г. канцлер Бетман-Гольвег сформулировал лозунг: "Освобождение угнетенных народов России, оттеснение русского деспотизма к Москве", а 11 августа органы печати получили указание направить пропагандистскую деятельность "в пользу Польского и Украинского буферных государств".
В свою очередь, главнокомандующий русской армией великий князь Николай Николаевич в воззвании к полякам 1 августа 1914 г. заявил: "Пусть сотрутся границы, растерзавшие на части русский народ. Да воссоединится он воедино под скипетром русского царя. Под скипетром этим возродится Польша, свободная в своей вере, языке и самоуправлении".
Позже главнокомандующий пытался присоединить к привисленским губерниям часть захваченной русскими войсками Галиции. Забавно, что это вызвало гнев императрицы Александры Федоровны, которая с подачи Григория Ефимовича стала доказывать мужу, что великий князь Николай Николаевич хочет стать "польским царем".
В 1915 г. большая часть Царства Польского была занята войсками Германии и Австро-Венгрии. К началу 1916 г. в Берлине и Вене окончательно осознали невозможность военной победы и начали поиск политических комбинаций с целью заключения почетного мира или по крайней мере изменения военно-политической ситуации в свою пользу. В качестве одной из этих мер, причем второстепенной, было провозглашение 5 ноября 1916 г. самостоятельного Царства Польского. При этом был обойден главный вопрос, интересовавший польскую верхушку, – границы. В качестве органа управления оккупированными польскими территориям в декабре 1916 г. был создан Временный государственный совет.
В ответ российское Министерство иностранных дел 12 декабря 1916 г. вяло заявило, что Россия стремится к созданию "свободной Польши" из всех ее трех частей. Однако о границе ее тоже ничего не было сказано.