- Выкладывай, Андрей, всю правду.
Долго, около четырех часов, рассказывал Елисеев. А после майор один за другим задавал вопросы. Особенно он интересовался Борисом.
- Значит, сначала он предлагал тебе явиться к нам и больше не возвращаться в "Виддер"?
- Да. Но сегодня утром, за два часа до моего отъезда из Локтя, сказал, что план меняется, что мне нужно возвратиться, связав вас с ним. Он убеждал, что этот план принесет нашему командованию максимальную пользу. Намечает использовать рацию. Вы только принимаете. Передавать не нужно… Односторонняя связь…
- Этот ключ подходит для всех передач "Виддера"?
- Нет, только для передач, которые адресуются партизанам. Его специально для вас разработал Женька Присекин.
- Стало быть, Присекин тоже посвящен в план Бориса?
- В последнее время Присекин как-то странно присматривался ко мне. Мне это показалось подозрительным. Но потом я узнал, что он уже знал, кто я, - Борис ему сказал. Вчера он объяснил мне, как пользоваться этим ключом.
- А не говорил тебе Борис о шифре "Виддера"?
- Такого разговора не было… Сведения Борис передал мне сегодня, когда мы сидели в балке. Заставил меня разуться, сам забинтовал мне ногу.
- И после с этой "повязкой" вы заходили в "Виддер"?
Елисеев развел руками: что было, то было.
- Рискованно, - покачал головой майор. - И в Навле могли засыпаться. А не логичнее ли было переобуться в самый последний момент, например, в Холмечах?
- Такая возможность была. После осмотра укрепления легионеров Борис проводил меня за Холмечи, в лес. И там никто не помешал бы…
- Как выглядят укрепления?
- В Холмечах стоит армянский легион. Когда мы прибыли на станцию, Борис спросил у легионеров, как найти их командира.
- Знаешь его фамилию?
- Борис назвал - Муса Хачатурян.
- Хорошо. Продолжай.
- Солдаты показали нам палатку, рядом с вокзалом. Палатка походная, из щитов. С Хачатуряном был немец-инструктор. Борис остался с ними обедать, а меня и Колупова немец выпроводил. Мы переждали в скверике. А потом они вышли, стали осматривать укрепления. Борис пригласил и нас. Хачатурян не препятствовал, а немец-инструктор сначала не соглашался. Но Борис сказал, что мы - свои люди. Думаю, что Борис специально это подстроил для меня, чтобы я все запомнил.
Елисеев подробно описал укрепления.
- Потом Борис вступил в спортивный спор с легионерами. На лужайке, с правой стороны вокзала, оборудована спортивная площадка. Борис был первым на турнике и больше всех выжал гирю. Проспорившие где-то достали две бутылки рому и преподнесли их Борису. Но он отдал их армянам: "Выпейте, хлопцы, за себя, за свое будущее". Когда он это сказал, легионеры сникли. Словно подливая масла в огонь, Борис тут же начал рассказывать о тяжелом для немцев положении на фронте…
- Любопытно, очень любопытно… А скажи, Андрей, ты веришь Борису?
- Тысячу раз я задавал себе этот вопрос. Иногда казалось, что попал в хитро расставленную сеть. Но все чаще говорил себе: нет, это не враг. Борис не похож на врага.
- Борис - это его настоящее имя?
- В "Виддере" все его называют Борисом. Шестаков при мне назвал его другим именем. В минуты расставания Борис сказал, что он - Андриевский Роман Антонович. Наверно, не столько для меня, сколько для вас.
- Не исключено…
Майор снова принялся изучать доставленные Елисеевым бумаги.
- М-да, загадочный это человек. Дал нам интересную задачку. - В третий раз прочитал:
"…Вас, безусловно, мучит сомнение, но не сомневайтесь, с вами имеют дело истинно русские люди, воспитанные Советской властью, и мы отлично различаем цвета и их значение. Я при любых обстоятельствах оружия не сложу, мое дело и идеи - непоколебимы! Я раньше действовал самостоятельно в штабе врага. Я уже шесть лет подряд, как не выпускаю оружия из рук, а отдыхом пользовался только в госпитале… Так давайте тоже действовать так, чтобы враги и изменники получили свою "награду".
Внизу - приписка:
"Если вас не затруднит, напишите пару слов мамаше - Лесовской С. Н. Вот ее адрес…"
На рассвете Засухин сказал:
- На сегодня хватит… Иди отдыхать, Андрей. Выспишься - зайдешь в эту же землянку.
Майор остался один, наедине со своими думами.
В тот же день он связался по рации с областным управлением госбезопасности…
* * *
- А что, Андрей, - произнес начальник особого отдела, как только Елисеев сел напротив него, - примем план Гринбаума?
Елисеев отдохнул отлично. "Спит, как убитый, - докладывали майору. - Может, разбудить?" "Не нужно", - ответил майор, а про себя подумал: "Это хорошо. Значит, на совести нет черного груза".
- Не будем мешать легенде "Виддера", - продолжал Засухин. - Ты возвратишься в отряд и объяснишь свое отсутствие тем, что ходил к матери в Страчево. В отряде будешь делать все, что и другие партизаны, - это нужно на случай проверки твоей деятельности агентами Гринбаума, если, конечно, они сумеют просочиться сюда. А чтобы твой вызов в объединенный штаб никому не показался подозрительным, скажешь в отряде, что в особом отделе недоверчиво отнеслись к твоему объяснению, что сейчас ведется следствие, мол, проверяют-перепроверяют. Под предлогом дачи дополнительных показаний и явишься ко мне…
* * *
- Как настроение, Андрюша?
- Нормальное.
- В отряде никто ничего не заподозрил?
- Все в порядке.
- Хорошо, - майор знал это.
Елисеев предчувствовал: за легкой пристрелкой последует главное. И не ошибся.
Не сводя с Андрея глаз, Засухин медленно проговорил:
- Срок, который дал тебе Гринбаум, истекает.
- Да, - Елисеев выжидательно посмотрел на чекиста. Майор улыбнулся:
- Почему же не спрашиваешь, что будем делать дальше?
- Если нужно, вы скажете. Я на все готов.
Майор подошел к Андрею, мягко опустил руку на его плечо.
- В таком случае, Андрюша, готовься к возвращению в "Виддер"!
Голос Елисеева слегка задрожал:
- Спасибо… Я думал, что вы передумали. Думал: засомневались во мне…
Майор сел рядом.
- Если откровенно, то сомневался. И сейчас сомневаюсь, Андрюша. Сомневаюсь в том, имею ли я право рисковать тобою. Тебе я верю. Но и боюсь за тебя. Потому что знаю, куда идешь. Мы имеем дело с противником очень сильным, хитрым, коварным. Немецкая разведка усиленно плетет разветвленную сеть шпионов, диверсантов, чтобы помочь своему командованию любой ценой добиться перелома в войне. И эти намерения нельзя недооценивать. Небось, слышал это крылатое выражение: чтобы построить Днепрогэс, нужно усилие десятков тысяч людей, а чтобы взорвать - двух-трех человек; чтобы выиграть сражение, нужно усилие армии, а чтобы проиграть его - достаточно иметь в штабе одного опытного шпиона? Суди сам, насколько это важно - упредить врага, насколько это перспективно - иметь своего человека в сердце "Виддера", в самом "осином гнезде". Но все ли продумали мы, все ли предусмотрели, чтобы перехитрить Гринбаума? А если в чем-то дали промашку? Тебе, как и саперу, ошибаться нельзя… Как будто все продумали, с учетом даже того, что немецкая разведка затеяла игру с нами. И здесь твоя роль, Андрюша, исключительная. Надеюсь на твои находчивость, ум, осмотрительность. Об этом мы еще поговорим с тобой. А сейчас… Скажи, Андрюша, ты сможешь подобрать из своего отряда пару надежных ребят, которые помогут тебе перебраться к немцам, сохранив секретность операции?
- Да.
- Назови их.
- Вася Балыкин, тоже из Страчево. Друг детства. Николай Романенко из хутора Новинского.
- Миссия у них, прямо скажу, неблагодарная. Они объявят тебя… предателем.
Елисеев отшатнулся.
- Так нужно, Андрюша. Я обязан сказать больше - неизвестно, когда мы сможем назвать тебя как разведчика. Через год или два. Или пять… Или десять…
Елисеев кивнул.
- Еще труднее будет сознавать, что ты не тот, за кого тебя станут принимать. Мучительно сложно это. Порой тебя будет распирать желание кому-то открыться: "Да свой же я, черт побери!", но - нельзя, не имеешь права называть себя. До отбоя. А когда он наступит - не знаю.
- Понимаю.
- Нет, по-настоящему поймешь это потом… А пока взвесь все хорошенько. У тебя еще есть время подумать…
- Товарищ майор, если так нужно - пусть будет так. Я готов выполнить это задание.
…Спустя два дня Балыкин и Романенко уйдут на задание вместе с Елисеевым, а возвратятся без него, и объявят своего лучшего товарища предателем…
* * *
…И вот Елисеев возвращается в "Виддер".
Немецкий офицер, легко определивший в незнакомце по паролю "Пауль-цвай" агента "Абвергруппы-107", доставил его из Гавриловки на хутор Холмецкий. Оттуда позвонили Гринбауму. Зондерфюрер распорядился хорошо накормить его и обещал прислать за ним свою машину.
Ужинать позвали в просторную избу, которая, вероятно, служила столовой: несколько столов, за ними сидели уже изрядно выпившие немцы и несколько полицейских.
Не знал Андрей, что это был проверочный пункт для агентов, возвращающихся из "партизанской зоны".
Такого разгульного пиршества Елисееву еще не приходилось видеть. От этих оргий веяло чем-то тоскливым, загробным. У собравшихся здесь был вид людей обреченных, пытающихся как-то забыться, уйти подальше от действительности, которая, однако, давала о себе знать ежесекундно.
- А ты, м-мил-человек, што не того… не ве-веселишься? - Щупленький человечек с реденькой бородкой присел на скамейку, обдавая Андрея перегаром, перемешанным с тяжелым запахом несвежего винегрета, лука и еще чего-то брыдкого, тошнотворного. - Ай гребуешь?
- Я не пью, - отворачивая лицо, сказал Елисеев.
- Не обижай, м-мил-человек.
Широко расставляя ноги, к ним подошел немец. Ни слова не говоря, он налил полный стакан мутной жидкости, поставил его перед Елисеевым.
- Пить, Иван! - потребовал он.
Андрей жестом показал: не пьет, не любит.
Немец принес с соседнего стола откупоренную бутылку с красивой этикеткой. Взглядом поискал пустых стаканов - все полные. Поочередно из двух слил самогонку в кружку, налил в них немного ярко-коричневого напитка. Широко улыбнулся.
- Это есть ко́ньяк… Пить!
Елисеев помнил слова Бориса: "Категорически рекомендую - избегайте употреблять спиртное. Это зелье расслабляет волю, развязывает язык. В тех же случаях, когда вас проверяют, оно вдруг может действовать подобно гипнозу".
Андрей отрицательно покачал головой.
- Спасибо. Не могу.
Немец удивленно пожал плечами и, подумав, быстро осушил свой стакан. Еще немного постоял, взял было бутылку с коньяком, но тут же поставил ее перед Елисеевым и, пошатываясь, побрел прочь.
- Обид… Обиделся господин офицер, - испугался человечек с реденькой бородкой. - К-как же это, м-мил-человек?.. Эт-то он тебе оставил. Налей. Слышь?.. Ублига… уб-ла-гот-вори нас… Слышь? Налей… Я ж тебе доб-добра желаю…
Чтобы отвязаться от этого назойливого "доброжелателя", Елисеев таинственно поманил его пальцем поближе к себе и у самого уха шепотом произнес:
- Через час я буду у своего шефа. А он не может терпеть запаха алкоголя. Если я… того, то он мне голову оторвет, и вас не пощадит.
Человечек с выразительным испугом посмотрел на Елисеева и, поцокав языком, тихонько отошел и больше не подходил.
Андрею нужно было сосредоточиться, еще раз перевернуть в памяти все наставления майора Засухина. Хватит ли у него выдержки, чтобы не растеряться, не выдать себя волнением?
Как ни шумно было на этой пирушке, но обостренный слух Елисеева уловил нарастающий гул мотора. Спустя минуту за окном монотонно урчал "оппель".
Человечек с реденькой бородкой, увидев машину, опрометью бросился открывать дверь.
- Добро пожаловать, дорогие гости!
И заикаться перестал!
Вошли двое. Оба в коричневых кителях, с погонами. Елисеев сразу узнал их. Один - переводчик Отто, а другой - Борис. Взгляд у Бориса быстрый. Он весь собранный, какой-то пружинистый. Заметив Елисеева, слегка кивнул ему. Андрей встал, направился к выходу.
На мгновение оставшись наедине, Борис тихо спросил:
- Ну как?
- Все в порядке.
Вздох облегчения вырвался из груди Бориса. Он пригласил Елисеева в машину. За рулем сидел шофер Гринбаума, старикашка, призванный в армию по тотальной мобилизации. За его спиной - высокий, худощавый парень. Это Женя Присекин. Андрей отметил: "Тоже в парадной форме. К чему такой маскарад?" Спустя несколько дней Борис ответит на этот вопрос:
- Я встревожился, когда узнал, что тебя завезли на хутор Холмецкий. - Борис уже прочно перешел на "ты". - Там появился проверочный пункт зондерфюрера. Тех агентов, которые возвращаются в "Виддер", спаивают. Когда человек теряет самоконтроль, из него можно вытянуть то, о чем трезвым он никогда не проговорится. А наш план, согласись, может погубить одно неосторожное слово. Вот я и подумал: а вдруг с тобой что стряслось? Мне нужно было первым увидеть тебя. Поэтому я и "попался" на глаза Гринбауму, чтобы он поручил мне поехать за тобой. Захватил с собой, с разрешения зондерфюрера, Женьку Присекина. А Отто нужен был для маскировки. Когда я увидел тебя и ты сказал: "Все в порядке", я успокоился. А в случае опасности, наверно, догадался бы дать мне сигнал? И тогда бы пошел в ход запасной вариант: мы пристукнули бы Отто и шофера и втроем умчались в лес. Поэтому и приоделись так. У Женьки в кармане были погоны зондерфюрера, которые помогли бы благополучно миновать немецкие посты. Ты знаешь, по-немецки он говорит свободно. И шофер он отличный…
Но прибегнуть к этому запасному варианту, к счастью, не пришлось. "Оппель" мирно мчал своих пассажиров по пыльной проселочной дороге. К вечеру въехали в затемненный поселок Локоть. Остановились у штаба Каминского, куда срочно вызвали зондерфюрера, который велел по приезде немедленно показать ему агента, успешно выполнившего задание.
Штаб размещался в двухэтажном здании средней школы. В большом зале, куда Борис ввел Елисеева, видимо, только что закончилось какое-то совещание, которое вел немецкий генерал, и теперь офицеры группами о чем-то оживленно переговаривались. Генерала ни на минуту не покидал обер-бургомистр Локотского военного округа Каминский, с лица которого не сползала слащавая улыбка.
Борис слегка подтолкнул Елисеева в спину: смелее! Андрей сделал несколько решительных шагов навстречу Гринбауму.
- Господин зондерфюрер, ваше задание успешно выполнено! - уверенно отрапортовал Елисеев.
На его голос повернулись рядом стоявшие офицеры. Даже генерал удивленно приподнял одну бровь.
- Поздравляю, господин Елисеев, - пожал руку сияющий зондерфюрер.
- Герр генераль…
Гринбаум не упустил случая доложить генералу: разведгруппа, возглавляемая им, капитаном Гринбаумом, надежно протянула свои щупальца в самый партизанский штаб; этот агент - только что оттуда. Генерал благосклонно кивнул ему и продолжил свой прерванный разговор с Каминским.
Зондерфюрер важно прошелся по залу. В коридоре набросился на Елисеева с вопросами. Фельдфебель мягко перебил его:
- Господин зондерфюрер, наш агент буквально валится с ног. Не лучше ли ему дать отдохнуть? Поспит, соберется с мыслями. А завтра утром на свежую голову доложит.
У Гринбаума было превосходное настроение. В один день столько удач. И главное - показался генералу.
- Хорошо. Ваше условие принимается, но с одной существенной поправкой.
- Слушаю, господин зондерфюрер, - Борис насторожился.
- Сейчас вы пойдете ко мне. Я подарю вам из своих запасов бутылку отличного французского коньяка. Распейте его всей группой. Надеюсь, у господина Елисеева после этого будет крепкий сон.
- Ах, это… Спасибо, господин зондерфюрер. Ваш приказ будет выполнен, - в тон ответил Борис.
Зондерфюрер расхохотался. Чудесно, когда его шутки понимают!
От зондерфюрера возвращались вдвоем. Им было о чем поговорить.
Спустя полчаса Борис сказал:
- А вот и наше гнездо. Зайдем, отдадим коньяк. Ты тут же уйдешь спать.
Но уйти сразу не удалось. С двух сторон Елисеева сжали Шестаков и Быковский. Андрей отделывался общими фразами, но не тут-то было. Вытирая пот с лоснящейся лысины - разогрелся двумя рюмками коньяка, - Шестаков настойчиво добивался своего:
- Не отнекивайся - выкладывай.
- Что ты ломаешься? - поддерживал его Быковский.
- Господа, - пригубив из рюмки, громко сказал Борис. - Не будем наш веселый вечер разбавлять деловой кашей. К тому же господин зондерфюрер велел Елисееву отдыхать. У него было трудное задание. Он устал. Потерпим - завтра все узнаем.