* * *
Одно за другим шли донесения от "Осы".
"На станции Холмечи расположен русско-немецкий батальон, имеющий на вооружении 10 пулеметов (станковых и ручных), одно орудие, 2 ротных миномета. Штаб в помещении бывших детских яслей".
"Главный штаб разведки и контрразведки "Виддер" переехал из Орла в Карачев. Командиром главного штаба является Гебауэр. Второй штаб, находящийся в Бежице, занимается только разведкой против партизан. Возглавляет его обер-лейтенант Шпеер…" (Далее следовал перечень сотрудников "Виддера").
"Из района Кокоревки к вам заслана карательная группа СД. Выброшены из Орла две разведывательные группы с радистами. Первая группа - радист Овчинников Сергей Николаевич, среднего роста, волосы темные, глаза серые, брови густые, одет в форму старшего лейтенанта, имеет командировочное удостоверение с пунктом назначения в г. Рязань. С ним следуют разведчики Агафонов Валентин Петрович, среднего роста, глаза голубые, Апокин Игорь Савельевич, выше среднего роста, черноволосый, лицо круглое. Оба в форме старших сержантов, вооружены автоматом ППШ. Вторая группа разведчиков. Вот их фамилии и приметы…"
"К вам должен скоро явиться "немецкий агент" Королев Василий Маркович. Это наш человек. Прежде чем попал он в лапы к Шестакову, им были получены инструкции от моего человека. Имейте в виду, что Королев не знает, кто я".
"На станции Борщево тысячи бочек бензина. Замаскированы ветками, имеют форму овала…".
"2-ю танковую армию сменяет 9-я . Каминский стянул свою артиллерию в Новую Гуту. В Локоть прибывают немецкие воинские части, военная техника, поставлено много зениток".
"Оса" также сообщала о том, что фашистское командование ищет безопасный путь прохода через Брянские леса на правый берег Десны. О сроках эвакуации бригады Каминского в Лепель (Белоруссия), о передвижениях других частей.
Особую ценность имел пакет, который из рук в руки передал Андриевский майору Засухину. Чекисты переслали его в Москву. Оттуда получено заключение специалистов: эти важные сведения не только о "Виддере", но и о другом немецком разведоргане - "Принце Евгении". Достать их было крайне трудно. Майор отлично понимал, что это было сопряжено с огромным риском.
На одной из очных встреч с майором Засухиным Андриевский сообщил, что при поездке в Брянск он поближе познакомился с командиром роты армянских легионеров Хачатуряном, которая охраняет железнодорожное полотно между Навлей и Холмечами. По мнению Андриевского, Хачатуряна можно использовать, чтобы организовать переход роты на сторону партизан: из роты несколько человек сбежало в лес, и командир это скрывает от немцев. Засухин поблагодарил Андриевского за сообщение и обещал что-нибудь сделать для перевода роты к партизанам.
Через несколько дней из тайника извлекли следующее письмо:
"После нашей встречи я вернулся на ст. Холмечи, все благополучно. Решил выполнить начатое мною дело с армянским батальоном, который находился на ст. Холмечи, а на 10/VIII-1943 года находился на станции Кокоревка.
Я от вас, тов. майор, поехал в Кокоревку, где собрал своих людей, которые давно меня ждали, так как я решил поднять восстание в случае, если не наладится связь с объединенным штабом. Итак, на ст. Кокоревке мои единомышленники мне заявили, что большая часть солдат на нашей стороне, т. е. на стороне восстания, и ждут сигнала.
Учитывая это, я не поехал дальше, а остался на ст. Алтухово, где повел свою работу. Беседовал с командирами взводов, а также с командиром роты Хачатуряном Мусой, которому я дал карту, а для его помощника, по имени Володя, дал пароль: "Я люблю Кавказ. Борис "А".
Это донесение "Осы" не на шутку встревожило майора. Андриевский развил активнейшую деятельность. И пытается делать больше, чем от него требуется сейчас. Однажды вызвался взорвать железнодорожный мост между Локтем и Погребами, заверял, что сделать это - сущий пустяк. Засухин не разрешил. Еще через некоторое время Роман попросил прислать бесшумные приспособления к оружию. Он надеялся, что ему не откажут: Андриевский разработал план покушения на самого обер-бургомистра Каминского. Как ни велик был соблазн принять этот план (в особом отделе уже вынашивали замысел уничтожить обер-предателя), майор все же не дал согласия: дело "Осы" и его людей - сбор разведывательных данных, а для других операций имеются другие исполнители.
И вот теперь - "я решил поднять восстание". Было видно, что на этом "Оса" не остановится. Он слишком рискует. Его надо уберечь от чрезмерной опасности - в сердце "Виддера" нужен свой человек.
В тайник опускается приказ майора:
"Категорически запрещаю рисковать с разложением солдат "РОА", это в определенное время может вас провалить, от этой работы откажитесь".
Однако начатую "Осой" работу все же хотелось довести до конца, но уже без участия Андриевского - он пусть занимается другими делами. Чекисты встретились с двумя солдатами из роты легионеров, которые перебежали к партизанам. Их уговорили возвратиться в свое подразделение, подробно проинструктировали. Они переоделись в ту же немецкую форму и прибыли к легионерам. Им не потребовалось времени на прощупывание настроения каждого из них - это они знали превосходно, поэтому действовали весьма решительно. Вскоре рота в полном составе перешла на сторону партизан. Правда, пятерых легионеров, поднявших было тревогу, не досчитались.
А от "Осы" поступило новое сообщение: Гринбаум забросил к партизанам еще пять агентов, все они имеют задания террористического характера. Трое из них должны явиться с повинной. Двух следует обезвредить.
С повинной явились двое. Майор вызвал к себе начальников отделений особого отдела: во что бы то ни стало нужно выловить еще трех лазутчиков. Приметы их известны. Об этом были предупреждены командиры и комиссары бригад и отрядов. Через короткое время два террориста были арестованы. А одного так и не удалось задержать.
После этого Засухин встретился с теми двумя, которые пришли с повинной, - Котовым и Харьковым. Они подтвердили: зондерфюрер дал им задание убить командира и комиссара одной бригады, но они не хотят быть изменниками. Майор задумался: искренни ли их признания, не является ли эта явка какой-то хитростью? Как будто искренни. И "Оса" предупреждал: явятся сами… А что, если и их использовать так же, как Елисеева и Колупова? Безусловно, риск есть. Но зато, в случае удачи, отдача "сотрудничества" с "Виддером" возрастет. И майор принимает решение: возвратить Котова и Харькова в Локоть. Когда Засухин объявил им о своем намерении, они заколебались: это не входит в их планы, и зондерфюрер не поверит.
- Поверит, - многозначительно сказал майор. - Вы доложите Гринбауму, что выполнили его задание. Он и сомневаться не станет.
…В бригаде быстро разнеслась весть о гибели начальника штаба бригады. Он убит неизвестными, когда возвращался из объединенного штаба. Убийцам удалось скрыться. Тут же вышла листовка, в которой партизаны предупреждали, что за смерть начальника штаба фашистские захватчики расплатятся во сто крат своей кровью. 500 экземпляров листовки советский самолет выбросил вблизи поселка Локоть - крепости бригадного генерала Каминского.
А "убитый" начальник штаба в это время уже был в Ромасухских лесах, в том же качестве, но в другой бригаде.
Котов и Харьков спустя несколько дней подробно рассказывали зондерфюреру о "своей операции".
* * *
О деятельности "Осы" и его группы стало известно Государственному Комитету Обороны.
* * *
Женя Присекин нервничал.
- Заметно, - проходя мимо, предупредил Елисеев.
Присекин кивнул: понял.
Да, надо вести себя спокойнее. Но попробуй сохрани хладнокровие, если все внутри кипит от злости и досады.
…Когда Борис открылся ему, Женя испугался: немецкий разведчик - вовсе не немецкий разведчик? Не ловушка ли это? Даже когда убедился в том, что Борис не способен на такой грязный прием, все равно страх не проходил. Напротив, нарастал. И вдруг Присекин понял: боится он не предложения Бориса, не той опасности, которая окружит его, когда он примет это предложение. Он боится завтрашнего дня. Вот-вот надо срываться с насиженного места и уходить невесть куда, вместе с отступающей "непобедимой" германской армией. Что его ждет? И где - вдали от Родины? Тоскливо и страшно даже подумать об этом. Но и оставаться ему нельзя - не простят, несмотря на ветреность молодости. Виноват он сам. Если бы только не страстная увлеченность радиоделом, он не оказался бы здесь, в этом "осином гнезде". Старался себя убедить в том, что ничего вредного он не делает, - никого не убивает - лишь отстукивает морзянку. Но разве этим самым он не помогает убивать своих? Тех, кто выпестовал его, кто научил его любить жизнь? И вот за это такая неблагодарность. Подло, мерзко…
За несколько дней он заметно осунулся. И без того худощавый, теперь он выглядел изможденным, надломленным. Стал молчаливым, замкнутым.
Эти перемены не могли не броситься в глаза Гринбауму. Но зондерфюрер расценил по-своему: немецкие войска потерпели сокрушительное поражение на Курской дуге, каждый преданный Германии человек болезненно переживает эту неудачу. А считать таковым Присекина зондерфюрер имел основания: мать у него то ли немка, проживавшая в Польше, то ли полька, родившаяся и проживавшая на немецкой земле.
Душевным терзаниям пришел конец, когда Присекин сказал Андриевскому:
- Я с вами.
…Локотской филиал "Абвергруппы-107" имел радиосвязь не только с главным штабом, но и со всеми другими станциями "Виддера". Не раз приходилось Присекину отбивать морзянку в Орел и через короткую паузу связываться с одним из филиалов "Виддера". Радисту главного штаба в этом случае не было необходимости принимать текст, который адресовался не ему, и он, как правило, после отбоя передающей станции немедленно прекращал свой сеанс. Этим обстоятельством и воспользовался Присекин. Передав завизированную зондерфюрером радиограмму, Женя тут же давал отбой и через паузу переключал рацию на другую волну - для передачи сообщений принимающей станции майора. Связь с этой станцией, конспирации ради, была односторонней: Присекин только передавал - не принимал. Он сам придумал способ, причем, настолько хитрый, что майор не без труда разобрался в нем.
Эти односторонние передачи велись по скользящему графику, который также имелся у майора.
Сначала все шло гладко. Радист "Осы" передал в эфир немало сведений.
И вот дело застопорилось. Срывается третий сеанс подряд. Конечно же, майор всполошился. Наверно, строит самые невероятные предположения, вплоть до провала. А провала вроде нет. Вроде… Но кажется Присекину, что за ним наблюдают. Или это плод пылкого воображения? Какое, к черту, воображение, если все время рядом топчется часовой, если то и дело мимо проходят и зондерфюрер, и Шестаков, и Быковский, и какие-то другие типы! Присекин как на ладони, ведь по чьему-то дурацкому распоряжению радиостанцию установили прямо на веранде, у самого прохода. Не с умыслом ли сделано?
А если рискнуть? Коль подозревают - не отвяжешься все равно. Бездействовать сейчас - преступлению подобно. Столько новостей… Нет, Присекин не будет советоваться с Борисом. В случае чего, ответит один…
- Господин зондерфюрер, - обратился Присекин к Гринбауму, когда тот задержался у рации, - не кажется ли вам, что наша радиостанция расположена не слишком конспиративно?
Гринбаум с любопытством посмотрел на радиста.
- Зачем станцию держать на виду у всех? - простодушно продолжал Женя. - В случае диверсии ее сразу же можно вывести из строя.
- Диверсия? - переспросил Гринбаум.
Присекин попал в самую точку. На днях на Каминского было совершено покушение. Не иначе, это дело рук партизанских разведчиков. Обер-бургомистра вызвали по телефону на станцию Брасово. Двое в форме солдат карательного полка "Десна" вручили ему пакет за пятью печатями, потребовали расписку в получении. Каминский, недовольно хмыкнув, дал им расписку и с пакетом на машине умчался в Локоть. Случай спас предателя. Говорят, он распечатывал пакет с тыловой его стороны и заметил взрыватель. Двухсотграммовая шашка была обезврежена немецкими саперами. Перепуганного обер-бургомистра теперь окружал батальон телохранителей.
Этот случай произвел на впечатлительного Гринбаума гнетущее впечатление. Выходит, нет защиты и в крепости Каминского. Кто знает, может, очередной такой "подарок" будет преподнесен не кому-либо, а ему, зондерфюреру. Не каждый раз помогает счастливый случай.
- Диверсия? Да, да, - пробормотал Гринбаум. - Вы правы. Надо найти для рации более подходящее место.
- А если ее спрятать на чердаке? - робко предложил радист.
Гринбаум окинул рассеянным взглядом веранду, чердак и не успел ответить - подошел фельдфебель.
- Не помешал, господин зондерфюрер?
- Нет, нет. Даже кстати. Не находите ли вы, господин Андриевский, удачной идею перенести радиостанцию с этого проходного двора на чердак?
- Ваша идея разумная, господин зондерфюрер.
- Нет, нет, она принадлежит не мне. Благодарите нашего юного радиста… Если не ошибаюсь, вы тоже с каким-то предложением?
- Совершенно верно, господин зондерфюрер. В Холмечах наш человек что-то разнюхал. Не мешало бы повидаться с ним.
- Да, конечно. Пожалуйста, выезжайте. Действуйте, господин Андриевский. Не теряйте времени. У нас его очень мало… Кстати, отправьте по назначению, через наш тайник, вот эту записку Колупову.
* * *
Андриевский спешил. Его срочно вызывал на встречу майор. Если бы ее не назначил Засухин, свидания запросил бы он, "Оса". Требовали обстоятельства.
Холмечи. Железнодорожное полотно. Смешанный лес. Шорох прошлогодней листвы под ногами. А вот и вывернутая с корнями сосна. Со стороны могло показаться, что человек устал, присел отдохнуть. Вел себя беззаботно. Но он тут же преобразился, когда из-за куста вышел к нему плотный человек в штатском. Майор отметил про себя завидную пунктуальность Андриевского - снова прибыл минута в минуту.
Они поздоровались. Никаких лишних слов. Вопросы и ответы по существу.
- Мы беспокоимся: Еслисеев молчит, радист не выходит в эфир. Что случилось?
- Ничего страшного, товарищ майор. У рации изрядно любопытных.
- Подозревают?
- Не думаю. Гринбаум не стал бы церемониться, если бы Женю засекли. Рацию перепрятали. Ждите - выйдем в эфир. Подберем кое-что интересное и передадим. А пока примите вот это.
Андриевский передал Засухину пачку бумаг.
- Что здесь?
- Больше всего вас заинтересует список немецкой агентуры, которая остается на оседание в Орле и Брянске, после отступления немцев. Здесь же список шпионов, которые перейдут линию фронта.
- А это записка для Колупова?
- Да. - Андриевский усмехнулся. - Зондерфюрер благодарит Андрея Колупова за добросовестную службу и требует его возвращения, с автоматом, в "Виддер".
- Хорошо. Я предложу ему возвратиться. А как там Елисеев?
- Зондерфюрер им доволен.
- Как Котов и Харьков?
- А ими Гринбаум не особенно доволен. И наполовину не выполнили свое террористическое задание.
- Хватит им и одного начальника штаба бригады, - улыбнулся Засухин.
Когда вопросы начальника особого отдела иссякли, Андриевский спросил:
- Товарищ майор, теперь меня волнует такой вопрос. Как мне посоветуете, отходить с немцами или оставаться?
Майор ждал этого вопроса. Ответ был готов: "Осе" нужно отходить вместе с "Виддером", возглавить группу советских разведчиков.
Роман с готовностью согласился. Его беспокоит только одно - нарушается привычная связь. Передавать донесения станет значительно труднее, ведь "Виддер" будет на колесах.
- Когда снимаетесь с места?
- Со дня на день.
- На случай отступления известен маршрут "Виддера"?
- Предположительный. Сначала едем в Бежицу, где собираются вместе главный штаб (он сейчас в Карачеве) и группы "Виддера" из Трубчевска, Бежицы, наша. В нашем распоряжении несколько вагонов, паровозик. Свой и машинист - сотрудник разведки. А как и куда пойдем из Бежицы - зависит от обстановки на фронте. Скорее всего, через Унечу и Новозыбков.
- Понятно. Подберите в местах остановки тайники.
- Сделаю.
- Давайте условимся, как вы дадите о себе знать…
Перед расставанием молча посидели.
Лес задумчиво шумел. В его таинственной симфонии столько красок и оттенков, что она всегда созвучна настроению человека, каким бы оно ни было: грустно тебе - и мелодия печальная, сердце поет - и лес подпевает.