Евреев привозили в грузовых машинах. Позднее – в поездах по железной дороге, по узкоколейке. В битком набитых кузовах грузовиков или в вагонах коротких составов. В основном женщин и детей, иногда мужчин, но по большей части уже пожилых. Самых сильных отбирали для работы в лагере. Они ходили с цепями на ногах, с утра шли к колодцу за водой, искали еду и т. д.
Их убивали не сразу. Это происходило позднее. Я не знаю, что с ними стало. Но ясно, что они не выжили.
Кроме двоих…
Кроме двоих.
Они были закованы в цепи?
Ноги были закованы.
У всех?
Да, среди них – у всех. Остальных почти сразу убивали.
И эти евреи проходили по деревне с цепями на ногах?
Да.
Разрешалось ли с ними говорить?
Нет, нет. Это было невозможно.
Почему?
Никто не осмеливался.
Что?
Никто не осмеливался.
Да.
Вы поняли меня?
Да. Никто не осмеливался. Но почему? Это было опасно?
Да. Их сопровождала охрана. И вообще люди предпочитали держаться от них подальше, не правда ли? Когда видишь такое каждый день, нервы могут не выдержать. Какая жестокость – заставлять всю деревню присутствовать при этой трагедии. Видеть, как прибывают евреи, как их загоняют в церковь или в замок… И эти крики! Ужасно! Невыносимо! И день за днем – все та же картина…
Ужасно, это было ужасно. Печальное зрелище. Они кричали. Они прекрасно понимали, что их ждет. Сначала евреи верили, что у них просто будут выводить вшей. Но они быстро все понимали, и их крики становились все безумней. Просто ужасающие крики. Крики агонии! Потому что они понимали, что их ждет.
Вам известно, сколько евреев было здесь уничтожено?
Кажется, цифра начинается на "четыре". То ли четыреста тысяч человек, то ли сорок тысяч…
Четыреста тысяч.
Значит, четыреста тысяч… Я же говорила – начинается на четыре. Грустно, грустно.
Симон Шребник, бывший заключенный лагеря смерти в Хелмно, переживший второй этап уничтожения заключенных, так называемый период церкви
Когда солдаты маршируют по улице, Девушки открывают Окна и двери в доме.
Мадам Михельсон
Вы помните еврейского мальчика? Ему было тринадцать лет. Он был членом команды евреев-рабочих. Он пел на реке.
На Нере?
Да.
Он жив?
Да, он жив. Он пел немецкую песню, которой его научили эсэсовцы из Хелмно: "Когда солдаты маршируют по улице…"
Мадам Михельсон
…Девушки открывают Окна и двери в доме…
Симон Шребник
Когда солдаты маршируют по улице, Девушки открывают Окна и двери в доме.
Группа крестьян из деревни Хелмно, обступивших Симона Шребника
Сегодня в Хелмно праздник?
Да.
Какой праздник?
Рождество Богородицы. Сегодня ее день рождения.
Сегодня Рождество Богородицы!
Да, да.
И ведь масса народа собралась!
Обычно бывает больше. Но сегодня плохая погода, дождь идет…
Они рады снова увидеть Шребника?
Очень. Для них это большая радость.
Почему?
Да, для них это большая радость, потому что они снова его увидели и потому что им известно все, что он пережил. Сегодня, видя, каким он стал, они очень, очень радуются.
Почему вся деревня помнит о нем?
Ну, они хорошо его помнят, потому что он ходил с цепями на лодыжках и пел на реке. Он был такой юный и такой худой, что, казалось, уже одной ногой стоял в могиле. Он был таким худым, что казалось, это не жилец.
А вид у него был веселый или грустный?
Когда она увидела этого ребенка, она сказала немцу: "Послушайте, да отпустите же его!" Тогда тот спросил: "Но куда он пойдет?" "К отцу и матери!"
Тогда немец посмотрел на небо и сказал ей: "Да, скоро он туда отправится – прямо к отцу и матери!"
Немец так и сказал?
Да.
Помнят ли они времена, когда евреев держали в этой церкви?
Да, они это помнят. Евреев на грузовике привозили сюда, в церковь.
В какое время их привозили на грузовике?
Весь день и даже ночью.
И как же это происходило? Могут ли они подробно все описать?
Сначала евреев доставляли в замок; только потом их стали держать в церкви.
Да, на "втором этапе".
А утром их вывозили в лес.
И как же их доставляли в лес?
В очень больших бронированных грузовиках. Снизу туда подавался газ.
То есть их перевозили в газенвагенах?.. Так?
Да, в газенвагенах.
И куда за ними приезжали грузовики?
За евреями?
Да.
Сюда, к воротам церкви.
Там, где они сейчас стоят?
Нет, грузовики подъезжали к самому входу.
Грузовики подъезжали к самому входу в церковь! И все знали, что это смертоносные автомобили, в которых евреев травят газом?
Да, невозможно было этого не знать!
Слышали ли они крики по ночам?
Они стонали, стонали от голода.
Стонали от голода!
Они были заперты в церкви, им хотелось есть.
У них совсем не было еды?
Нельзя было смотреть в их сторону. Нельзя было заговаривать с евреем.
Нельзя?
Да. И даже если ты шел мимо по дороге, в ту сторону нельзя было смотреть.
Но они все-таки смотрели?
Да, сюда приезжали грузовики, на которых евреев перевозили дальше. Мы смотрели – тайком!
Ах, тайком!
Да.
Краем глаза?
Именно так. Мы смотрели искоса.
Какие крики, какие стоны доносились до них ночью?
Евреи взывали к Иисусу, деве Марии и к милосердному Богу; иногда они молились по-немецки, как говорит мадам.
К Иисусу, деве Марии и милосердному Богу!
А в доме священника устроили склад, где лежала груда чемоданов.
И это были чемоданы евреев?
Да, и там было золото.
Там было золото. И откуда мадам знает, что там было золото? Спроси ее… А, вот и процессия! Тогда прервемся? Евреев в церкви было столько же, сколько сегодня христиан?
Почти.
И сколько требовалось газенвагенов, чтобы их всех вывезти?
Ну, в среднем штук пятьдесят.
Требовалось пятьдесят грузовиков, чтобы вывезти их всех из церкви! Машины шли непрерывным потоком?
Да.
Недавно мадам упомянула, что в соседнем доме хранились конфискованные у евреев чемоданы. Что было в этих чемоданах?
Кастрюли с двойным дном.
Что владельцы чемоданов прятали в кастрюлях с двойным дном? Что было в кастрюлях под вторым дном?
Они прятали драгоценности, различные ценные предметы. Еще они прятали золото в… складках одежды. Когда мы давали им еду, евреи бросали нам то драгоценности, то деньги.
Но только что вы сказали, что с евреями нельзя было говорить, что немцы запрещали это.
Это было строжайше запрещено.
Жалко ли им евреев?
Конечно. Мы все плакали, как и они, говорит мадам. А месье Кантаровский давал им еду – хлеб и огурцы.
Почему, по их мнению, все это приключилось с евреями?
Потому что они были богаче всех! Поляков тоже немало пострадало, кстати! Священников, например. Месье Кантаровский хочет рассказать то, что слышал от одного из друзей. Это произошло в Миндьевицах, под Варшавой.
Евреев Миндьевицей собрали на площади, и раввин решил обратиться к ним с речью. Он спросил у эсэсовца: "Могу я с ними поговорить?"
И тот ответил: "Да".
Тогда раввин сказал, что очень, очень давно, около двух тысяч лет назад, евреи осудили на смерть Иисуса Христа, который ничем перед ними не провинился. И вот, когда евреи это сделали, когда осудили его на смерть, они испустили крик: "Кровь его на нас и на детях наших!" Тогда раввин сказал им: "Быть может, настал как раз тот момент, когда нам придется ответить за его кровь. Давайте же не будем сопротивляться, идемте, сделаем то, чего от нас требуют. Идем!"
Значит, он считает, что евреи таким образом искупили свою вину за смерть Христа?
Он…
Он так не считает, он вообще не думает, что Христос хотел, чтобы за него мстили. Нет, он совсем другого мнения. Так сказал не он, а раввин!
Ах, так сказал раввин!
Это была Божья воля, вот и все.
Да, да… что она говорит?
Так что Понтий Пилат умыл руки. Он сказал: "Этот человек невинен, я не хочу участвовать в расправе" и послал на казнь Варавву. Но евреи завопили: "На нас кровь его!"
Вот и конец истории, теперь вы все знаете!
Пан Фальборский
Была ли дорога от деревни Хелмно до леса, где закапывали тела жертв, заасфальтирована или асфальт положили позже?
Дорога была не такой широкой, как сейчас, но да, она была асфальтирована.
В скольких метрах от дороги закапывали тела?
Примерно в пятистах, шестистах или семистах метрах от дороги; даже если смотреть с обочины в том направлении, ничего не увидишь.
На какой скорости двигались грузовики?
Они двигались со средней скоростью, скорее даже медленно. Это делалось нарочно, потому что по пути нужно было уничтожить всех, кто сидел внутри. Когда грузовики ехали слишком быстро, люди были еще живы, когда машина прибывала в лес. Когда машины двигались медленнее, немцы успевали убить тех, кто сидел внутри.
Один раз машину занесло на крутом повороте. Где-то через полчаса после этого я зашел к леснику, которого звали Сендяк. И он мне говорит: "Как жаль, что ты опоздал.
А то бы увидел грузовик, который занесло на повороте. Кузов открылся, и евреи вывалились на дорогу. Они были еще живы. Тогда один гестаповец, глядя на этих евреев, ползающих по дороге, вытащил револьвер и начал по ним стрелять. Он их всех прикончил. Потом привели евреев, которые работали в лесу, и с их помощью подняли грузовик и уложили туда трупы".
Симон Шребник
Вот по этой дороге ездили газенвагены. В каждый помещалось восемьдесят человек. Когда они прибывали на место, эсэсовцы приказывали: "Открыть двери!"
Мы подчинялись. Из машин тут же начинали выкатываться трупы. Эсэсовец командовал: "Два человека в машину!" Пара заключенных обслуживала печи, у них имелся необходимый опыт.
Другой эсэсовец вопил: "Кидайте быстрее. Быстрее! Сейчас приедет другой грузовик!"
И мы работали, пока все тела не сгорали в печах. И так весь день… вот так все и было. Помню, один раз их привезли еще живыми, печи были заполнены до отказа, поэтому их оставили лежать на земле. Они стали шевелиться, приходить в себя… И когда их бросали в печи, все были в сознании. Их сожгли заживо. Когда мы построили печи, я спросил, зачем они.
Какой-то эсэсовец мне ответил: "Здесь будет производиться древесный уголь! Для утюгов". Так он мне сказал. Я ничего не знал. Когда достроили печи, положили дрова, добавили бензина и разожгли огонь, когда прибыл первый газенваген, мы узнали, для чего понадобились печи. То, что я увидел, никак на меня не подействовало. И второй, и третий грузовик не подействовали тоже. Мне было всего тринадцать, и в жизни я не видел ничего, кроме смертей и трупов. Может быть, я не понимал.
Если б я был постарше, тогда, возможно… Наверно, я просто не понимал. Я никогда не видел ничего другого. В гетто я видел… В Лодзинском гетто люди падали замертво на каждом шагу. Я думал: так и должно быть, это нормально. Когда я гулял по улицам Лодзи, на каждые сто метров пути приходилось по двести трупов…
Людям нечего было есть. Они шли и падали, падали… Сын отбирал хлеб у отца, отец – у сына, каждый цеплялся за жизнь. Поэтому, когда меня привезли сюда, в Хелмно, я был уже… мне было все равно… Еще я думал: если останусь жив, хочу лишь одного – чтобы мне дали пять батонов хлеба. И я бы их ел… И больше ничего не нужно. Так я думал. И еще мне казалось: если я выживу, то останусь единственным человеком на свете. Кругом – ни души. Только я. Один. На планете никого, кроме меня, не останется, если только я выйду отсюда.
Секретное дело из архива Третьего рейха
Берлин, 5 июня 1942 года
Проект изменений, которые предлагается внести в конструкцию специальных транспортных средств, используемых в городе Кульмхоф (Хелмно) в настоящее время (или находящихся в стадии производства).
Начиная с декабря 1941 года тремя такими транспортными средствами было обработано (verarbeitet) девяносто семь тысяч единиц. Серьезных инцидентов не отмечено. Однако, учитывая высказанные пожелания, необходимо внести следующие технические усовершенствования:
1. Средняя вместимость грузовых автомобилей составляет примерно девять-десять единиц на квадратный метр. В грузовиках фирмы "Заурер", которые отличаются излишней громоздкостью, максимальное использование пространства кузова невозможно. Данное обстоятельство обусловлено не столько возможностью перегрузки автомобиля, сколько риском снизить устойчивость его движения в случае полной загрузки кузова. Поэтому представляется необходимым сокращение объема полезного пространства. Вместо того чтобы решать проблему устойчивости автомобиля за счет уменьшения числа загружаемых, как это делалось вплоть до настоящего времени, необходимо на один метр уменьшить пространство загрузки. Первый из упомянутых способов плох тем, что требует большего времени функционирования машины, поскольку образовавшийся пустой участок должен, как и все пространство, заполниться окисью углерода. Если, напротив, уменьшить пространство загрузки и вместе с тем заполнять автомобиль до отказа, время функционирования машины можно существенно сократить. Конструкторы грузовиков заявили нам в частной беседе, что уменьшение задней части машин может привести к серьезному нарушению равновесия всего транспортного средства. Они утверждают, что на передний мост будет приходиться избыточная нагрузка. В действительности же равновесие непроизвольно восстанавливается вследствие того факта, что во время функционирования машины груз имеет тенден цию смещаться к задним дверям и в конце операции сосредотачивается преимущественно сзади. Таким образом, на передний мост не приходится никакой избыточной нагрузки.
2. Необходимо обеспечить большую сохранность осветительных ламп. На них должны быть надеты защитные металлические решетки, чтобы избежать возможных повреждений. Практика показывает, что без ламп вполне можно обойтись, так как они, по-видимому, почти никогда не находят себе применения. Однако было замечено, что в момент закрытия створок машины, с внезапным установлением темноты, начинается активное движение груза к дверям. Это происходит ввиду естественного притяжения груза к свету после наступления темноты и приводит к возникновению трудностей с закрытием дверей. Кроме того, было замечено, что в силу известных свойств темноты, которая склонна вызывать страх, в момент закрытия дверей слышатся крики погружаемых. Поэтому было бы целесообразным заранее зажигать свет в машине и не гасить его в первые минуты процесса.
3. Для эффективной очистки кузова необходимо проделать в центре днища герметично закрытое сливное отверстие. Затычка отверстия, диаметром от 200 до 300 мм, должна быть оснащена наклонным сифоном с целью вывести из машины легкие жидкости уже в процессе работы машины. Открытием затычки из грузовика выводятся плотные жидкости, грязь. Если речь идет о машинах, находящихся в данный момент в эксплуатации, технические усовершенствования, которые мы упомянули в этом отчете, следует вносить только во время прохождения машинами ремонта. Что касается десяти новых автомобилей, заказанных в фирме "Заурер", они, по мере возможности, должны быть произведены с учетом всех рационализаторских предложений, выведенных из практики и опыта.
Передано на рассмотрение группенляйтеру второго департамента СС оберштурмбанфюреру СС Вальтеру Рауффу.
Подписано: Юст.
Фильм второй
Франц Зухомель, унтерштурмфюрерСС
Твердый шаг, прямой и зоркий взгляд,
Весело и бодро
Зондеркоманда идет на работу.
Сегодня для нас нет ничего, кроме Треблинки:
она – наша судьба.
Едва прибыв в Треблинку,
Мы стали с ней единым целым.
Все, что мы знаем, – это приказы.
Нами движут лишь послушание и долг.
Мы хотим служить, еще и еще служить,
Пока однажды нам не улыбнется счастье.
Ура!
Еще раз, и погромче, пожалуйста!
Да. Вот мы смеемся, а между тем это грустно!
Никто не смеется!
Не сердитесь на меня. Вам нужна история, я вам ее рассказываю. Слова придумал Франц. Мелодию позаимствовали из Бухенвальда, где Франц когда-то служил в охране. Когда в лагерь поступали новоприбывшие…
То есть евреи-рабочие…
Да. Они должны были быстро выучить эту песню наизусть, чтобы тем же вечером ее исполнить.
Понятно, но спойте ее еще раз.
Хорошо.
Отлично! Только погромче, пожалуйста!
Ладно…
Твердый шаг, прямой и зоркий взгляд,
Весело и бодро
Зондеркоманда идет на работу.
Сегодня для нас нет ничего, кроме Треблинки:
она – наша судьба.
Едва прибыв в Треблинку,
Мы стали с ней единым целым.
Все, что мы знаем, – это приказы.
Нами движут лишь послушание и долг.
Мы хотим служить, еще и еще служить,
Пока однажды нам не улыбнется счастье.
Ура!
Довольны? Это эксклюзив. Больше ни один еврей не знает этого гимна!
Как в Треблинке в отдельные дни удавалось "обработать" восемнадцать тысяч заключенных?..
Восемнадцать? О нет…
Но я читал в протоколах…
Ну да.
"Обработать" восемнадцать тысяч человек… Ликвидировать восемнадцать тысяч человек…
Месье Ланцман, это преувеличение, можете мне поверить.