Ну вот, встретил свое сорокалетие. Встретил, как самый богатый художник Москвы! – все картины, а их около пятисот, находятся при мне, а в кармане пустота!
Спасибо тебе, старина, за книгу, спасибо за быстрый ответ. Искусство, кто-то сказал, это то, что говорится шепотом. Моранди, Саврасов, малые голландцы этот шепот знали. Знает его и Кораб. Скромный, большой художник. Сплав итальянской метафизической школы с "сюром" – даже это проходящее в культуре идет ему на пользу и благо.
Истина – это нечто вечное, статичное, видима и невидима, и дело тут не в открытии нового, а в припоминании вечного. На этом живет все подлинное в культуре. Истина, как и Божественное, может проявляться в пространстве и времени, а может и оставлять пространство. Наше время – богооставленное время. Теперь все географии мучительно стремятся к освобождению, но свобода обернется тайной, и человек получит то, что он не хотел.
У меня есть знакомый чех. По-французски была опубликована его переписка с Марселем Дюшаном (основателем авангардного искусства 20 столетия). И этот человек много раз бывал на Западе и в Париже в 60-е годы. Все, что ты мне пишешь о Париже, я слышал от него тогда. По его словам, Париж в плане искусств – это дыра и пустота. Подтверждаешь и ты. Конечно, дыра, конечно кормушка и проституция. Мы не привыкли ни к какому-либо воздуху, кроме русского. Мы пережили тягу к освобождению, обкрадены историей и освободились от химер. Мы получили свободу подлинную, а не романтическую, научились многое ценить, и потому русским очень трудно жить вне своей географии. Русские научились "шептать", сохранили идеализм в этом мире, а в идеализме наше спасение, но не надо забывать, что была Голгофа.
Обязательно прочти воспоминания об Ахматовой. У нее так замечательно – философия нищеты! Прочти обязательно! В Париже это просто сделать.
Не унывай, старина. Будет и у тебя праздник, только надо много силы от многого отказаться. Мы ведь привычные. Я верю в тебя, верю, что все будет "окей". Только не надо себя провоцировать на отчаяние. Это большой грех, как говорят святые отцы.
В городе Париже, на перекрестке двух улиц стоит человек и торгует перегоревшими лампочками. Это привлекает внимание. Полиция стоит на страже. Он торгует лампочками, наш "искусствовед". Смешно и даже очень. Но все, что я знаю о его жизни на Западе, что ему трудно, что он нищ, что у него большие неприятности, что его жена чуть не отправилась на тот свет. Все это совсем не смешно. А вот ситуация с лампочками смешная. Я видел все каталоги. Они шикарны, но товар плох.
Видел каталог Мастерковой, видел и журнал "Михаил-77". Какой-то Петров – основной автор этого журнала – всем раздает из окна по гениальности, и все это происходит в чайной, на станции Чухлома.
Теперь Валя, твоя просьба насчет книг. Сразу ее выполнить нельзя. Потому что книг просто нет, но при первой возможности я это сделаю. В Париж я бы с удовольствием приехал. Может быть, ты мне сделаешь приглашение? Я тебя не обременю? Надо попробовать.
У меня намечается выставка с Володей Янкилевским. Даже трудно поверить. Вот старина и все.
Сейчас позвонили и сказали, что умер Варази. Знал ли ты его? Ему было около пятидесяти.
Целую тебя, старина. Большой поклон твоей бабе и всем, кто меня помнит.
Твой Эд.
7 марта 1977 года, Москва.
Напиши, что ты знаешь о Гробмане. Спроси у Алика Рабиновича. Кажется, он его видел недавно. Ты знаешь, что Мишка уехал 6 лет назад.
Э. Шт.
9
Дорогой Валька-Борода!
Все сажусь тебе писать, начинаю и кончаю ровно через пять месяцев. За это время произошло событие – ты был в России, мы не увиделись, а я поехал в Париж, да застрял на улице Пушкинской, дом 17, а потом моя дочь вышла замуж, но я все же оптимист, увидимся, Бог даст, даже если я буду трижды дедушка.
Свобода, видимо, заключена в несвободе, и оттуда памятны замечательные слова Спасителя о смирении. В смирении – мудрость и жизнь, и особенно это важно для художника.
Встретил тут "классика" Немухина, и он живо мне прочел лекцию о западной жизни. Он не верит, а разговор крутился о мерседесе Лиды Мастерковой, и о коллекционере. Я бы его заставил перевести в газету Юманите песни – "Пусть всегда светит солнце", а жизнь Шемякина, как у графа Монтекристо.
При этом забыли, что Марк Ротко покончил жизнь самоубийством, а Мансуров умер в полной нищете и неизвестности, и это тоже на Западе, полном свобод. А Дюшан просто отказался от профессиональной карьеры, а Мондриан для жизни писал натюрморты. А судьбы наших русских художников? Идет беда, закрывай ворота. Все можно простить, кроме глупости.
Художник всегда изгой, а уже мудрости у Запада нам не занимать, вся история России на этой мудрости стоит, и бес беса подгоняет, как только выйдешь на улицу и встретишь московскую сплетню.
В Париже собрался кружок, прямо как "у наших" из романа Ф. М. Достоевского "Бесы", и подъехали другие "классики" – Целков, Жарких, Рабин с семьей. Что меня поражает, так это влюбленность художников в себя, а не в искусство как таковое. Это результат наших коммуналок, хотя, поверь мне, и это мое глубокое убеждение, в России сегодня замечательный климат для художника. У нас есть возможность залезть в себя, откуда делается искусство, пишутся картины. У нас слово Божие ценится подлинно, информация об искусстве, философии воспринимается религиозно, и в этом нет никакой меркантильности. Это в здешней России, где современная история трагична. Трагично и то, что многие, уезжая, бегут от себя, но объяснить это невозможно, как нельзя объяснить настоящую картину.
Все лето я провел в деревне, ловил рыбу, стирал, мыл пол и кормил маленьких щенят, которых мне подарила собака. Учился дышать, старина!
Мне пошел пятый десяток, так что надо поторопиться что-то успеть. Старина, напиши мне немного или много обо всем, ибо мы немного добчинские!
Вот тебе еще новость. Вася Ситников перед своим отъездом передал в музей Рублева 2 иконы. И одна из них, когда очистили, оказалась 11–12 века! Это Спас, и это чудо! Вчера я был в музее и видел этот шедевр. По этому поводу была конференция, и говорят, что эта икона домонгольского периода. Может, мы и доживем, когда откроют монастырь, и икона сия будет спасать людей. Сейчас сам Вася торгует марками, то ли в Австрии, то ли где-то под Женевой. Вот тебе и подвал – тоже русская история!
Старина, все американцы пишут акриликом, что это за материал?
Крепко тебя целую, люблю, твой Эд.
Галочка целует тебя, привет твоей половинке Анне и всем, кто меня помнит.
Кулачный бой продолжается. Драка – Шемякин, Глезер, Нусберг – слышна по радио. Ты мне подробно напиши об этом, но мой совет, не лезь в эти склоки, даже за мильон!
Эдик.
25.12.77, Москва
10
Здорово, старина, Валька-Борода!
Спасибо тебе, старик, за внимание! Краски так красиво выглядят, что жаль их расходовать, а решил попробовать – похоже на темперу. Знаешь, я родился в Москве и никогда не бывал на Воробьевых горах, а благодаря тебе там оказался. Вышел из метро на знаменитом месте, откуда Воланд покидал Россию. Тут какой-нибудь "соц-арт" должен поставить памятник этому господину. И от этого господина-черта отходит эфимерия чертовская.
Да, художники ничего не делали, только писали доносы друг на друга. Только и слышно радио вечернее, то "метафизический синтетизм", то "синтетизм метафизический". Или еще Нусберг вещает из Бохума. Вот лежит каталог предо мной, и глядит на меня морда или личина господина Хлестакова.
Мой тебе совет – по любви говорю – не лезь никуда ни в коем случае! Как бы тебе трудно ни было, кто бы тебя ни обидел, не лезь! – правда. Больше получишь потом. Жизнь на этом не началась и не кончилась.
Что это художественная жизнь? Все это х… и на х.. не нужна, и скоро потеряется к ней интерес. Все это похоже на поезд, который мчится и не уехал, и кто-то висит на подножке.
Так художественная история не делается! Поехали за славой и позабыли самих себя. Одна латинская пословица говорит: спасая свое тело – повредишь своей душе. Вот Гоголь выпустил Хлестакова, из художественного образа вылился в роль, да в такую, что теперь х… спрячешься! – живет сука!
А наши специалисты по всем вопросам – Глезер, Голомшток и компания – только стояли у кассы! Ведь делают "меценаты", а платят дураки.
И им вторит господин Петров – главный гений "Аполлона" – что, мол, из клоповника вышли, из смрада, из коммуналок. Кандинский, Цветаева тяжелее жили, а остались людьми.
Зло берет, старина!
Как ты живешь? Мне, Слава Богу, легче стало. Тут я познакомился с журналистом из Ньюсвика, а его жена Надя очень хорошо знает твою бабу, Кристину и Боба. Они тоже поженились в Москве, и я видел старую фотографию с Кристиной и Бобом у них…
У нас с Володей Янкилевским вроде бы выставка должна открыться 20 мая 78 года. Сначала не верил, а поверил, когда открылась выставка Володи Вейсберга. Это замечательно, старина, он не умер при жизни, и мир его замечательного таланта подтвердился. Открылась и выставка основателя "оста" Д. П. Штеренберга. Так что художественная жизнь в России постепенно налаживается. Слава Богу, но будет видно.
Целую тебя. Привет твоей Анне и всем, кто меня помнит. Галочка тебя целует. Пиши, твой Эд.
Терновскому скажи, чтобы он написал, а то такой важный стал. Ему привет.
11
Дорогой Бородушка, Христос Воскресе!
Только что отправил тебе послание, и отвечаю на новое письмо. Если ты приедешь в Россию, то дай мне телеграмму на мой деревенский адрес: Горьковская область, Ветлужский район, п/о Маркуша, дер. Погорелка, дом Штейнберга. Я тут же приеду с тобой повидаться, а если у тебя будет возможность, то ради Бога приезжай ко мне. У нас рыба, грибы, хорошая водка и замечательное место, это правда.
20 мая должна открыться наша выставка с Володей. Печатают буклет, пригласительные билеты и плакаты. Мне даже трудно в это поверить, но как будет, так и будет, что делать.
Я хочу выставить 50–60 холстов, приблизительно 1972–1978 годов. Сейчас я занят тем, что оформляю работы и убираю квартиру перед Пасхой.
Старина, я рад, что ты показал свои работы и кое-что продал. Ты знаешь, коммерция приходит потом, а пока лучше выставляться в некоммерческих выставках, а если коммерческая, то должна быть хорошая, серьезная галерея. Мне так кажется. Может быть, я ошибаюсь. Но выставки – это не главное, главное – это работа, и на х… класть мнение буржуа. Эта публика вне всяких географий, а социальные системы (носороги) одинаковы, только любят себя или себя в искусстве. Жить, старина, тяжело, но это наш Крест, а его нести – сам знаешь как.
В Москве тепло. 1-го или 2-го поеду сажать огород, а потом приеду домой. Числа 10–15 июня уеду в деревню до осени, а потом видно будет.
В Париже собралось довольно много русских художников, и очень плохо, что ругаются. Один из них решил выставляться в Москве. Произошло это у Аиды, ты ее знаешь. Ловкий молодой человек этот художник, даже слишком. Жалко, ведь он талантлив, и зачем ему такая дешевая реклама, да и денег навалом! Все это кончится быстро.
Как наш неоэкспрессионист Оскар Рабин? – так его называет великий комбинатор в Париже! Здесь он был нонконформист и самый главный лидер.
Старина, не лезь! Знаешь, как говорят умные люди – будь прост, как голубь, и хитер, как змей! Это я тебе говорю и опять повторяю, тебя любя.
Очень бы хотелось увидеться, выпить, поговорить, а письмо есть письмо – много не скажешь.
Передай всем от меня поздравления с праздниками, кто меня помнит. Целую тебя и твою Анну.
Христос Воскресе!
Пью за тебя рюмку.
Твой Эд.
12
Дорогой мой Бородушка, здорово старина!
Вот сел на задницу и решил тебе кое-что сообщить, и услышать от тебя кое-что.
В Москве открылась выставка художников, и довольно большая. Народу валит, как перед потопом! Так, наверное, не бывает в Европе. Люди так оглохли, что малейший звук или даже шепот заставляет их бежать. И опять очередь, чтобы что-то посмотреть.
Одновременно открылась выставка современного американского искусства 19–20 века в нашем Пушкинском музее. Правда, нет совсем беспредметного искусства, а все остальное, и поп-арт, и гипер-триппер, и фотореализм, вся классика представлена. Мне по правде это не понравилось, но это определенный шок, от которого я спасся только после того, как проспал 2 часа.
В Москве много разговора по этому поводу, но мое мнение отрицательное.
Манеж – это рай, который должен быть, а америкашки – это рай, который есть! При этом полное отсутствие духовности. Правда, за этим все же стоит художественный акт, самое главное в этом искусстве, и за это платят кучу долларов. Все это относится к америкашкам, а о Манеже ты сам можешь судить, видел полжизни.
Эта выставка (США) подтвердила мое мнение о Западе – избави Бог от всего этого! Может быть, это однобоко, заранее беру слова назад. Трагедия или абсурд. Тут нет тоски по истине, которую нам оставил Господь. Откуда тогда искусство?
Свобода, как сказал Достоевский, страшна, и это страшно!
Мир будет спасен истиной, любовью, красотой, повторял и Вл. Соловьев. Неужели эта истина стала в наше время банальностью, неужели идеализм умер? И это после того, что произошло в человеческой истории 20 века! Я в это даже не хочу верить, хотя я сталкиваюсь с банальностью каждый день.
Носорогом быть не хочу!
Что касается русских художников – трудно что-либо сказать определенное. Время – время – и, конечно, – подвал!
Наше искусство – это подвальное искусство, но как из ручья получается река, озеро и океан, так из подвала вырастает дом.
Господь поможет!
Что творится в Париже?
[Конец письма, к сожалению, утерян.]
13
Дорогой Борода, пользуюсь возможностью отправить от себя весточку.
В Москве так остановилось время, что не поймешь, то ли 60-е, то ли 80-е годы. Сплошные похороны. Так что кухня, дом, город один и тот же паноптикум. Впрочем, на грандиозной выставке "Москва–Париж" я увидел Любу Попову, тобой и Снегуром реставрированную и отданную Костаки, но он теперь Джордж! Ха-ха-ха! Вот так судьба! Попова висела рядом с Пикассо и выглядела отлично в этом буржуазном пространстве.
Художественная жизнь Москвы сегодня отлична. В мастерские, я говорю о себе, ходят одни иностранцы! Хорошо ли это – один черт знает, но Бердяев предвидел буржуазность новой истории и ее адептов. Вот тебе, Федор Михайлович, и "юрьев день"!
Прошла выставка Толи Зверева, замечательные работы, конец 50–60 годов. Остальное на мой вкус хуже, но, увы, в 80-е годы он пришел на свою первую персональную выставку и сделал прекрасный перформанс, вытащил член и все это обмочил! Блеск!
Умом Россию не понять, в Россию можно только верить!
Старик, мне уже стукнет в марте 47, из них я верой и правдой 30 лет рисую, я дедушка, гражданин России, все так же чувствую социальную неполноценность, даже не буду получать пенсии, а мне бы этого хотелось. Вот так!
Жизнь – страшная штука, как говорил юноша Сезанн, а нам же остается только не гневить Бога!
Часто тебя вспоминаю, вспоминаю Терновского (правда он на меня обиделся, мне не понравилась его книга), вспоминаю Одноралова. Всех разбросала игра в жизнь, остались осколки географий. А как мы славно жили на улице Карла Маркса, давили клопов и воровали хлеб из столовки. Это надо нам помнить!
Художник работает для своего детского "я", и от этого не убежишь, мой дорогой! Простить, да, простить! – но меня трясет сегодня от советских буржуев, не могу от этого избавиться. Видимо, они все одинаковы на разных географиях, но, когда коверкают слово, искусство, жизнь, это уже не шутка!
Обнимаю тебя.
Твой Эдик Штейнберг /Эд/.
Большой привет супруге и дочери. Говорят, она похожа на тебя!
Увидишь Евг. Терновского – передай, что я прошу у него прощения, если что не так. Витьке Стацинскому передай поклон и его фотографиям.
Еще раз твой старый Эд.
14
2 октября 1984.
Эд, старина, здравствуй!
Несказанно рад твоему письму, печальному с ног до головы. Спасибо, старый, чувствительно ударил по сердцу. Я, конечно, выпил, как следует: шутка ли, умер Акимыч! твой отец и мой наставник! 8 августа, на реке, прямо в лодке! – гениальная кончина! вот так бы умереть каждому!..
Акимыча я любил безмерно и бездумно, как ребенка. Сам знаешь, были какие-то нелепости и дурь со всех сторон, но нежность оставалась до конца. Последний раз я его видел в апреле 1978 года, в "железке", на углу Гиляровского и Сухаревки, выглядел он молодцом с папкой под мышкой, а я на чемоданах мудаком. Тогда он мне сказал напоследок: "Я остаюсь здесь навсегда!" Это был человек глубокого корня, запущенного в потемки античности, артист во всем, а не овца на тротуаре. Одним словом, живой человек и прямой обломок "возрождения", а не член "ослиного хвоста". Акимыч всегда ходил в истине! В наш мусорный век он честно прожил свое без больших доходов, как сказочный персонаж.
Для меня Таруса нераздельна с Акимычем. После смерти Паустовского в 66 и отъезда Акимыча Таруса для меня кончилась. Пара – Отен и Голышева уже не справлялись с биографией Тарусы, и я оттуда бежал в Гомельскую область, в село Перевоз, на родину.
Рассказы Юрки Купермана о Тарусе 70-х годов кажутся мне неестественным и гнилым романом, сплошной обман без "севастопольского вальса".
Эд, я очень зол, что сверток с каталогами Вейеберга до тебя не донесли (летом в Москве был один алкоголик по кличке Серега Голубятников и целую пачку каталогов сдал, по его словам, Игорю Снегуру и Тольке Лепину), но прошу тебя звякнуть им и потребовать свое.
Мало этого, одной мошеннице Эмме я передал сверток с драгоценными для тебя вещами: рыболовная снасть, красивая матроска и дамская "живопись" для Гали… ты ничего не написал о получении, я теряюсь в догадках. Знаешь, старик, бегал, старался и получается лабуда без результата, обидно!..
Убегу в африканскую пустыню и сварюсь от гнева!
Теперь о нашей суете. Ты, очевидно, знаешь, что Миша Левидов остался один с детьми на руках, жена от него сбежала "в люди", а Мишка остался соломенным вдовцом с непроданными картинами. В безумном Нью-Йорке он получил пособие и стал шофером такси. Изредка его натюрморты выставляет Сашка Глезер в своем бараке. Картин у него никто не покупает, русский гипноз не действует, но Мишка жив и честно трудится на "западном фронте".
Мишка Гробман покинул временно Израиль и кантуется у Левки Нусберга на американской даче. Здесь речь идет не о рисовании, а о торговле иконами "чашниками", на которой сгорел Лев Нусберг.
Старик, такой обширной темы, как "наши в Америке", мне не поднять, слишком много скверной погоды и пособий, а значит, хвастать нечем и баловней судьбы у нас нет!