– Впечатление человека, занимающегося делом.
– Заметно было, что он посещал лекции исправно?
– Постоянно.
– Со стороны его характера что вы заметили?
– Он держался особняком, по крайней мере я не видал, чтобы он с кем-нибудь сближался в институте.
– Вы говорите, что Рысаков держал себя особняком?
– Да.
– О перемене в образе жизни Рысакова вы говорите, что к концу 1880 года он стал реже посещать институт?
– В 1881 году, после рождественских каникул, он начал реже ходить.
– А в августе, сентябре, октябре?
– Продолжал заниматься.
– Вы имеете возможность удостоверяться в посещении студентами института?
– Я часто ходил в библиотеку, раза три или четыре в день, и часто видел его там.
– Вы оказывали ему пособие один или несколько раз?
– Несколько раз. Первый раз по бедности, второй – когда перешел на другой курс, то ему нужно было отправиться на практические занятия, и так как он человек бедный, то ему было дано пособие, не помню лишь сколько, кажется, рублей 40. Затем в августе внесли за слушание лекций 30 или 40 рублей, так как он перешел в следующий курс.
– Сколько раз вы узнавали про обстановку Рысакова?
– Только один раз.
– Она была крайне бедна?
– Экзекутор говорил, что он занимал один угол.
– Спрашивали вы у Рысакова, от кого он получает средства к жизни?
– Нет, не спрашивал.
Свидетельница, дочь урядника Артамонова, показала: 4 января я вывесила билет на сдачу комнаты. Потом мне кухарка говорит, что приходил какой-то господин, и она сказала, что комната маленькая, а большой нет. Оказалось, что это приходил Ельников. Я попросила его прийти в 10 часов утра. Это было около 7-го или 8 января. Он дал мне рубль задатку, а я спросила, чем он занимается, кто он такой? Он ответил, что занимается просто в конторе письменной работой. Я попросила его быть скромнее; он сказал, что у него никто не бывает, что он выходит из дому в 10 часов утра, а приходит в 11 часов ночи. Я предложила ему ключ, чтобы, если когда поздно вернется, самому войти в квартиру. Потом он передал мне деньги за квартиру 1 февраля через кухарку. Приходили к нему гости, но их было немного; слышала мужские и женские голоса. Вел себя Ельников скромно. Я спрашивала кухарку, кто такие приходили, и она сказала, что все такие же, как и он, в лицо же я сама никого не видала.
Товарищ прокурора: А служанка имела возможность видеть гостей?
Артамонова: Да.
– При производстве дознания вам был предъявлен труп человека?
– Да.
– Вы признали в этом трупе вашего бывшего жильца?
– Да, признала, потому что за три дня до смерти его видела.
– Это тот самый, который под фамилией Ельникова снимал у вас комнату?
– Да.
– Показывали вам его платье, ключ?
– Показывали. Ключ был от наружной двери квартиры, я ему отдала.
– У него было много вещей с собой?
– Он был очень бедный. Я на третий день пришла посмотреть и его комнату и видела по его книгам, что он просто какой-нибудь конторщик.
– Ваша квартира помещается на Симбирской улице?
– Да.
– Это место глухое?
– Кажется, ничего… Я первый раз живу за Выборгской.
Свидетельница, вдова солдата Смелкова, отвечая на вопросы первоприсутствующего, показала, что она была служанкой у Артамоновой.
– У вас проживало лицо, которое называло себя Ельниковым?
– Да.
– Что вы можете сообщить суду о его жизни?
– Он вел очень хорошую жизнь, жил смирно и тихо; больше ничего не знаю.
Товарищ прокурора: Помните, когда этот человек, называвшийся Ельниковым, переехал на квартиру к вам?
Смелкова: Я числа верно не могу сказать, около 15 января, должно быть.
– Вам показывали труп человека при производстве этого дела?
– Самого человека не показывали.
– А показывали карточку?
– Да.
– Вы признали в ней вашего жильца?
– Да.
– Показывали вещи?
– Да.
– Вы признали их принадлежащими Ельникову?
– Да.
– В том числе был и ключ?
– Да.
– Ключ был от наружной двери вашей квартиры?
– Да.
– Он с собой его брал, когда уходил?
– Да.
– Днем он оставался дома или же уходил?
– Уходил. Он вставал в девятом часу, а уходил в начале одиннадцатого, возвращался же около 11 часов или в половине двенадцатого ночи.
– А по праздникам?
– И по праздникам.
– Круглый день дома не бывал?
– Да.
– Навещал его кто-нибудь в квартире?
– Да.
– Несколько человек?
– Да, несколько.
– По сколько же человек вместе приходили?
– Поодиночке; они приходили в 6 час[ов] вечера, когда он ждал гостей.
– В числе этих гостей были и женщины?
– Да.
– Сколько их было?
– Всегда приходила одна.
– А мужчины?
– В другой раз трое, четверо придут.
– Подолгу они сидели, эти гости?
– В 12, кажется, уходили.
– Не уводили ли они и самого Ельникова с собой?
– Никогда.
– Они сидели, запершись в комнате?
– Да.
– Разговор вели тихо или нет?
– Тихо.
– Посмотрите на скамью подсудимых и скажите, кого из них вы признаете за лиц, бывавших у вашего жильца?
Свидетельница указала на Рысакова и Гельфман, которая, по ее словам, приходила три раза.
– В последний раз она не оставила Ельникову записки?
– Да, оставила.
Потом Смелкова указала на Перовскую, как приходившую к Ельникову.
– Не эта ли женщина с большим лбом, о которой вы показывали?
– Та самая.
Наконец свидетельница указала на Желябова, как на одного из лиц, посещавших Ельникова.
– Не показывали ли вам трупа другого человека, черноволосого?
– Да, показывали.
– Этот человек приходил к Ельникову?
– Я ошиблась, сказав, что он часто приходил; он приходил реже.
– Кто вместе приходил из тех, которых вы признали?
– Приходил всегда один Рысаков, потом все поодиночке, а в последний раз женщина приходила.
– Когда это было?
– Было 26 февраля.
– В этот день кто пришел к Ельникову?
– Вот она… (указывая на Перовскую).
– Одна приходила?
– Да.
– Рано утром?
– Так, часов в 5 дня. Ельников дома не ночевал со среды на четверг. Когда он вернулся в 4 часа, она пришла в 5, и я спросила ее: "Почему вы не будите его?" – и она сказала, что пускай поспит. Когда пришел Рысаков и встал Ельников, я поставила ему самовар, и тогда пришел Желябов.
– Долго они пробыли в четверг?
– До половины двенадцатого.
– Ушли все вместе?
– Прежде ушли Желябов и Перовская, а Ельников оставался еще дома.
Прис[яжный] пов[еренный] Герке 1-й: Когда женщина брюнетка приходила к Ельникову, это было всего три раза, вечером?
Смелкова: Да.
– И не заставала дома Ельникова?
– Да.
– У вас в квартире светло, вы не могли ошибиться?
– Нет.
– Так что вы уверены, что это приходила она?
– Да.
– Оставила записку и сказала, чтобы передать ее Ельникову?
– Я слышала об этой записке от самого Ельникова; она посидела у него в комнате несколько времени, оставив записку на столе.
Желябов: Помните ли вы хорошо, что Рысаков и нас двое были у Ельникова 26 числа, а не в другой день, не в четверг?
Смелкова: Я думаю, что в четверг, если же не в четверг, то в среду.
– Приходило ли к Ельникову двое черных или один?
– Раньше двое приходило, но в это время приходил один.
Первоприсутствующий: То есть в последний раз приходил один?
Смелкова: Да.
– И это то лицо, которое сидит крайним на скамье (Желябов)?
– Да.
Желябов: В последний день, по вашему 26-го, я с этой дамой пришел вместе?
Смелкова: Нет. Вы после пришли.
– Не показывали ли вы на дознании, что в тот день меня не было, а был тот мужчина, карточку которого вам предъявляли?
– Я думаю, что это были вы.
Гельфман: Свидетельница ошибается, вероятно смешивая лица: я у Ельникова не была ни разу, хотя и не отрицаю знакомства с ним.
Смелкова: Я не смешиваю личности их, а это доказывает только, что у них прическа тогда была другая.
Желябов: Свидетельница показывала, что приходил Навроцкий; это неверно, никакого другого черного, кроме меня, приходить не могло. Гельфман также не могла приходить к нему, как и Фесенко-Навроцкий.
Товарищ прокурора: Кроме 26 февраля, Желябов приходил еще с женщиной, сидящей рядом с ним (Перовская)?
Смелкова: Приходил.
– Раз или больше?
– Больше.
– Вместе?
– Порознь.
– Но сходились вместе у Ельникова?
– Да.
– Человек, труп которого вам показывали, был реже?
– Да.
– Вы раньше говорили, что признали в трупе того самого, который приходил с женщиной, а теперь говорите, что с женщиной приходил Желябов?
– Да.
Первоприсутствующий: Стороны не желают ли предложить вопросы кому-либо из допрошенных свидетелей?
Товарищ прокурора: Я желаю предложить вопрос свидетельнице Ермолиной.
Ермолина подходит.
Товарищ прокурора: Вам показывали на дознании труп человека?
Ермолина: Показывали.
– Один труп или два?
– Одного, а другого карточку показывали.
– Относительно трупа, не признаете ли вы сходство с кем-нибудь из лиц, посещавших Рысакова?
– Признаю, что это один из бывших у Глазова.
Рысаков: Я утверждаю, что Фесенко-Навроцкий у меня никогда не был.
Михайлов: Я также не приходил к Рысакову.
Смелкова: Нет, приходили.
Желябов: Я приходил на квартиру Рысакова и могу удостоверить, что по расположению прихожей комнаты свидетельница не могла видеть приходящих, хотя для меня безразлично, утверждает ли она это или отрицает. Но я могу подробно описать комнаты в удостоверение того, что я там был, и утверждаю, что свидетельница не могла всмотреться в приходящего, как, например, Михайлова. Я бывал постоянно у Рысакова, знал, что происходило у него на собраниях, и за все эти разы был один только случай, что свидетельница вошла в комнату, чтобы подбросить углей в самовар из печи, находящейся в комнате Рысакова, причем посетители сидели затылками к дверям, так что лиц их не было видно. Это доказывает и самое положение стола, который стоял у стены, противоположной дверям. На столе был самовар и посуда, посетители сидели вокруг стола и имели много оснований скрывать свои лица. Когда же нужно было подбросить углей в самовар, то Рысаков отнес его к двери, и это единственный случай, когда Ермолина могла видеть кого-нибудь, но она не видела, потому что к этому принимались меры.
Первоприсутствующий: Более нужды в спрошенных свидетелях стороны не имеют?
Товарищ прокурора: Я бы просил оставить свидетельницу Смелкову, а относительно других я ничего не имею.
Первоприсутствующий: Все допрошенные свидетели могут удалиться и более не возвращаться, кроме свидетельницы Смелковой, которую прошу явиться завтра к 10 часам утра. Затем я хочу пригласить стороны, ввиду того что предстоит чтение множества протоколов обысков и осмотров, а также осмотр значительного числа вещественных доказательств, представить письменные указания перед открытием завтрашнего заседания относительно тех актов и бумаг, о прочтении которых они намерены просить Особое присутствие, а также указать те вещественные доказательства, осмотреть которые они желают. Это в значительной степени облегчит суд и будет способствовать более правильному разъяснению дела. Я приглашаю к этому стороны, если они на это согласны.
Товарищ прокурора: Обвинение не преминет исполнить это требование. Защитники также изъявили согласие.
Затем в 11 часов 20 минут пополудни первоприсутствующий объявил перерыв заседания до 11 часов утра следующего дня.
Здание Окружного суда на Литейном проспекте в Петербурге, где проходил процесс
Заседание 27 марта
По открытии заседания (в 11 час[ов] утра) первоприсутствующий объявил, что вследствие сделанного им во вчерашнем заседании предложения сторонам представить письменные заявления о тех документах и протоколах, на которые они считают необходимым ссылаться в заключительных прениях, прокурор и защитники представили таковые заявления. При этом первоприсутствующий прочел представленные заявления, заключающие в себе перечень различных протоколов и документов.
Подсудимый Желябов: Могу ли я просить о прочтении некоторых моих показаний, на которых г-н прокурор основывает свои выводы о моих отношениях к Рысакову? Так, я просил бы прочитать в подлиннике мое заявление от 2 марта и некоторые из протоколов, содержащих в себе мои показания, на которые ссылается прокурор в обвинительном акте, передавая их содержание неверно.
Первоприсутствующий: Я сперва предложу г-дам защитникам вопрос, не имеют ли они чего-нибудь против просьбы г-на прокурора о предоставлении ему права ссылаться на указанные им документы и протоколы.
Защита заявила, что она никаких возражений не имеет.
Товарищ прокурора: Я тоже ничего не имею против подобных же просьб, заявленных защитой. Что же касается до заявления подсудимого Желябова, то я нахожу, что закон не запрещает прочтения показаний, данных подсудимым, по его о том ходатайству, хотя надобности в прочтении показаний Желябова не вижу, так как подсудимый находится здесь налицо, давал уже пространные показания на суде и имеет право давать их во время судебного следствия, так что он может восстановить все те неверности, которые будто бы допущены при изложении его показаний в обвинительном акте, составляющем только программу обвинения, подлежащую проверке на суде. Наконец, относительно заявления, поданного Желябовым 2 марта прокурору палаты, я должен сказать, что оно приобщено к делу в качестве вещественного доказательства, о чем и составлен особый протокол, а потому я не возражаю против прочтения его или того протокола осмотра, в котором оно изложено целиком.
Первоприсутствующий (по совещании): Особое присутствие Правительствующего сената, выслушав заявление сторон и заключение г-на прокурора, определяет на основании 687-й ст. Уст. уголовного суда разрешить сторонам как во время судебного следствия, так и в прениях ссылаться на указанные ими протоколы и документы. Протоколы же, заключающие в себе показания подсудимого Желябова, данные им при дознании, а равно и поданное им 2 марта заявление, как не принадлежащие к числу документов, чтение которых допускается на суде, не читать. Подсудимый Желябов! Вы будете иметь возможность указать во время суда на те неправильности, которые вы замечаете в обвинительном акте.
Затем продолжался допрос свидетелей.
Введен свидетель отставной рядовой Булатов.
Первоприсутствующий: Вы были дворником дома № 27 по Троицкому переулку?
Свид[етель] Булатов : Точно так.
– Посмотрите на скамью подсудимых и скажите, не проживал ли кто-нибудь из них в вашем доме?
– Вот эта (указывает на подсудимую Гельфман).
– Когда она к вам переехала?
– 15 сентября. После того как они переехали, я несколько дней спустя спросил: "Где ваш супруг служит?" Они отвечали: на железной дороге. Потом я заметил, что действительно он туда ходит – из ворот выходит налево, а она куда-то направо уходила.
На вопросы товарища прокурора свидетель Булатов объяснил, что подсудимая Гельфман жила у них не одна, а с Андреем Ивановичем Николаевым, про которого она говорила, что это ее муж; выехали они из дому 16 февраля.
Товарищ прокурора: В одно время они переехали?
Булатов: Нет, муж несколько дней раньше уехал, как она говорила, в Москву. Оттуда она получила от мужа письмо, что его родители здоровьем ненадежны, так что он не приедет сюда обратно и придется ей к нему ехать.
– Что же, после того перевозили куда-нибудь мебель?
– Купец какой-то приходил покупать. 15-го числа он приехал с двумя лошадьми, но уехал порожний. Я спрашиваю: "Что же вы, не сошлись, верно?" Да, говорит, она просила завтра приехать. Потом 16-го числа он приехал с теми же лошадьми и теми же извозчиками и взял мебель. Я спросил: почем купил? Он сказал, что за 56 рублей.
– Так что у нее не осталось вещей, а только один чемодан, и с ним она уехала?
– Да.
– Много ходило к ней гостей?
– Никого не замечал.
– В котором этаже была квартира?
– В шестом.
– Окна выходили на улицу?
– Нет, во двор, против ворот.
– Так что с улицы ни одного окна не видно?
– Нет, не видно. Только когда в ворота войдешь, так одно окно будет видно.
– В этом окне была опущена занавеска наполовину?
– Нет, не замечал.
Введен свидетель Смородин (дворник дома № 5 по Тележной улице).
Первоприсутствующий: Кто проживал у вас в доме, в квартире № 5?
Свид[етель] Смородин: Иван Петров Навроцкий с женой… вот эта, третья отсюда (указывает на подсудимую Гельфман). Жили они у нас совсем мирно, и ничего я за ними не замечал.
Товарищ прокурора: Когда они переехали к вам?
Смородин: Около 26 февраля.
– А в домовой книге они были помечены прибывшими раньше?
– Когда я взял у Навроцкого паспорт, то он обещал дать переходные листки, но потом их не представил. Я ввел их в книгу, а числа не поставил. У нас постоянно полагается так.
– Кто приходил нанимать квартиру: сам Навроцкий или его жена?
– Квартиру смотрел он один.
– А когда вы увидали его жену? Когда они вместе переехали?
– Да, когда вместе.
– Они без мебели нанимали квартиру?
– Без мебели; свою привезли.
– Когда они у вас жили, в течение двух недель, много народа к ним ходило?
– Они не две недели жили, а меньше, неделю только. Народа у них я никого не видал. Только раз как-то один господин спросил, тут ли живет Навроцкий. Тогда у меня была работа, и я не мог заметить его личности.