Но ведь это означает, по сути, абсолютизацию субъективного фактора. Взять, к примеру, позицию известного американского политолога 3. Бжезинского. Он говорит о "росте национального самосознания как основе концептуальной модели для объяснения противоречий прогрессирующего развала советской политической системы и углубления межнациональных конфликтов". Чем это отличается от взглядов известного идеолога социал-демократии начала XX века О. Бауэра, рассматривавшего сложнейшие национальные отношения сквозь призму национальной психологии, особенностей психологического склада наций? Спору нет, эти факторы играют свою роль, но вовсе не определяющую.
Средства массовой информации подают современные национальные отношения и проблемы столь же однобоко – исключительно через рост национального самосознания, через жесткое противостояние различных народов. Иными словами, сфера национальных отношений интерпретируется по самой своей природе как конфликтная, состоящая из столкновений. Притом растущее самосознание, скажем, эстонцев, татар или башкир почему-то считается явлением прогрессивным, а проявление национального самосознания русского народа однозначно оценивается как реакционный шовинизм. Такой подход нельзя охарактеризовать иначе как предвзятый. Бжезинский в данном случае в своем анализе близок к Ленину. Может быть, конфликтность межнациональных отношений связана с отсутствием безотказного механизма, способного урегулировать отношения народов. Вспомним советский период: сведение счетов с национальными уклонистами, потом – сфабрикованное дело Султангалиева, затем – события на Украине, потом – поиск пособников фашизма, после этого – борьба с космополитами. Перечислять можно долго. В результате этих процессов основная часть большевистской и государственной верхушки в республиках, да и в центре, поплатилась головами, дабы другим неповадно было. Страх – вот что являлось основой национальных отношений прежних лет.
Как отмечают некоторые западные наблюдатели, суть национальной проблемы в Советском Союзе сводилась к взаимоотношениям великого русского ядра к нерусским в русской периферии и политическому господству Москвы, к противоречиям между русскими и всеми этническими группами. На мой взгляд, этот подход не раскрывает глубинной сути национальной проблематики. В какой-то степени можно согласиться с тезисом о стремлении народов к "освобождению от центра". Но в случае СССР, России это стремление не равнозначно борьбе за освобождение от гнета другого народа. Много российских, а еще больше зарубежных исследователей, в том числе и особенно "ближнего" зарубежья, используют термины "империя" или "имперский характер" применительно к России и русскому народу. Появился даже термин "имперская нация". Но по своему положению русская нация перестала быть имперской именно в Советской России.
Момент становления национальной индивидуальности – это свобода, самостоятельность. Но он неотделим от реализации свобод и прав человека как отдельного индивидуума, а также от учета и реализации коллективных прав людей, принадлежащих к другой нации. Между тем национализм отбрасывает эти аспекты и паразитирует на узкоэгоистическом понимании прав нации. Пространство национального развития народов и межнациональных отношений бывшего Союза все больше окрашивается в националистические цвета.
Когда я размышляю над всем этим, то прихожу к выводу, что детонатором националистического взрыва на рубеже 80–90-х годов явилось насилие над процессом национального самоопределения и возрождения народов в середине 20-х годов. Тогда этот процесс и был прерван. После гражданской войны усилилось классовое противостояние, причем национальный фактор был использован для репрессий в этой жестокой борьбе. Только теперь нации вновь обрели возможность развиваться естественным, эволюционным путем. Но что-то у нас это не получается. Заковав национальные отношения в классовые оковы, мы фактически на целый век отстали от нормального процесса развития народов. Сегодня кое-кому кажется диким (на эту тему любил порассуждать Горбачев в бытность свою лидером страны), что, мол, в Европе идет процесс интеграции, а мы вступили на путь разобщения. Но давайте же учитывать объективный характер интеграции в Европе. Она пришла к этому закономерно, эволюционно, хотя в прошлом и здесь в национальных отношениях не удалось избежать насилия. Уговоры бесполезны, когда речь идет о национальной сфере. Народы, я согласен, лет через сто, может, осознают пагубность выбранной ими ориентации, но осознают не благодаря словам, а когда на собственной судьбе испытают, убедятся в негативных последствиях попыток противиться закономерному ходу объективного развития.
Мне представляется, что Горбачев, будучи в какой-то степени "великодержавником", не улавливал всю сложность национальной проблематики. Отсюда его попытки отмахнуться, отбросить этот вопрос или же решить его наскоком. Отсюда не всегда компетентные, конъюнктурно-популистские решения. Не учитывалось, что национальное развитие, национальное самоутверждение выступает как форма проявления самой демократии и требует демократических же подходов. Из-за этого не удалось направить процесс освобождения и возрождения наций в созидательное русло. Горбачев оказался неспособным урегулировать национальный вопрос, органично слить, соединить его с перестройкой и демократией. Почти то же самое происходит с Ельциным, хотя в понимании национального вопроса он выше своих советников.
Единственным выходом, пусть отчасти и жертвенным, явилось бы предоставление максимальной самостоятельности большим и малым национальным общностям, не нарушающей при этом государственной общности. Об этом мне приходилось говорить неоднократно. Еще при подготовке сентябрьского (1989 г.) Пленума ЦК рабочая группа под руководством В. А. Михайлова подготовила прогнозы и варианты "опережающего развития", имея в виду утверждение национальной самостоятельности, независимости республик.
В записках нашей рабочей группы, направленных в Политбюро, еще тогда предлагалось перейти на многовариантность устройства СССР: федерация для тех республик, которые хотят развиваться на федеративной основе, и конфедерация для Прибалтийских республик и Молдовы (на этом этапе). С предложением не согласились, наши соображения высшее руководство КПСС не восприняло. Мы получили назад наш документ с резолюциями-возражениями Горбачева, Яковлева, Шеварднадзе и других "архитекторов перестройки". Рассуждали они все, спору нет, демократично, а действовали по-сталински. Ельцин же стал использовать слабости проводившейся ими национальной политики для демонстрации своей, так сказать, сверхдемократичности в данном вопросе. Это было другой крайностью и никоим образом не способствовало выходу из нелегкого положения. У многих, наверное, в памяти его знаменитое изречение во время поездки в Татарию: "Берите суверенитета столько, сколько сможете проглотить". Хороший, эмоционально яркий, привлекательный лозунг. Но Б. Н. Ельцин тогда не подумал о необходимости сохранения государственности. Хотя при разумном и совестливом восприятии ничего плохого в этом лозунге нет.
Вот так все и шло. Альтернативные варианты развития союзной государственности остались неосуществленными, потому что Горбачев при поддержке Яковлева, Шеварднадзе, Лукьянова и других не давал республикам ничего до тех пор, пока они сами у него не отбирали. Боялись развала Союза. Возможностей управлять по-старому не было, а управлять по-новому не умели. Аналогичным образом начал действовать, придя к власти в России, и Ельцин: авось все обойдется и республики удастся "утихомирить" с помощью новой Конституции. Так был завален не один проект преобразования Российской Федерации именно как федерации. Затянулось подписание Федеративного договора. Все идеи на этот счет торпедировались под истошные вопли о том, что, мол, злые силы стремятся развалить Россию. В итоге два лидера, следуя, вроде бы, разным курсом, упускали ряд важных моментов своевременного регулирования межнациональных отношений.
Долгое время главным субъективным фактором нашего развития был марксизм-ленинизм с его коммунистическими ценностями – реальными или абстрактными. Образовавшийся после краха идей Октября духовный, нравственный, идеологический вакуум заполняется не только национальными, но и узконационалистическими, агрессивными ориентациями. Это чревато взрывом, так как весьма трудно совместить в едином духовном и нравственном пространстве явно противоборствующие, претендующие на оригинальность и уникальность ценности различных наций. Вспомним: в течение пяти-шести лет Горбачев со всех трибун рассуждал о важности глубокого реформирования федерации, необходимости ее сохранения. Сейчас мы ведем бесконечные разговоры о необходимости сохранения целостности Российской Федерации, единого политического пространства, о достижении согласия. Думается, вместо разговоров на передний план необходимо выдвинуть практическую социальную и духовную трансформацию Российской Федерации, соответствующую уровню современных цивилизованных экономических, культурных, нравственных отношений.
Сохранив целостность России, мы одновременно сбережем этническое многообразие, создадим условия для всестороннего развития каждого народа. Трагедия развала Союза должна, казалось бы, научить нас, россиян, вместо бесконечных рассуждений "на законную тему" действовать во имя сохранения единства народов Российской Федерации, ибо только оно обеспечивает возможность проведения сильной социально-экономической и культурной политики без ущемления самостоятельности и ответственности всех составных частей Федерации. Нужны программы улучшения экологии национальных территорий, развития такой формы национального самоопределения, как культурно-национальная автономия, развития образования, издательского дела, средств массовой информации на национальных языках, открытие национально-культурных центров, театров, клубов.
Конечно, для этого требуются огромные средства. Но их надо найти, ибо подъем национализма и кровавые конфликты обходятся дороже. И тем не менее депутаты голосуют против предложенных мною налоговых льгот для предприятий и организаций, реализующих эти программы. Якобы не поняли люди, о чем идет речь. И поправка не прошла. А прошла бы, если бы депутаты, согласно своим предвыборным речам, занимались проблемами национального возрождения своих народов, их культуры и образа жизни, а не заигрыванием.
Иными словами, инерция "остаточного" принципа в отношении национальных проблем не преодолена. Если не хватает времени на Съездах, то последним вопросом в повестку дня ставится национальный. Бывает, он заносится в раздел "Разное". Я помню, как в начале своей депутатской деятельности проанализировал весь комплекс национальных отношений Российской Федерации. Он состоял тогда из нескольких блоков: нормализация федеративных отношений, превращение Российской Федерации в федеративное государство; репрессированные и депортированные народы и налаживание механизма их реабилитации; республики и автономии Российской Федерации: суверенитет, свобода, отношения с общефедеральными органами; русские в республиках Российской Федерации: учет их интересов; самостоятельность развития республик Российской Федерации и их народов; русская нация как носитель политической воли русского народа, место русской нации в системе российских межнациональных отношений; русские, проживающие за пределами Российской Федерации, их судьбы, защита их интересов; малочисленные народы, их спасение и выживание и т. д. Блоки нуждались в комплексном рассмотрении. Записка по этому поводу была передана Б. Н. Ельцину еще в сентябре 1990 года. В ней говорилось о желательности созыва специальной сессии, на которую я просил отпустить 20 дней. Формальное согласие Бориса Николаевича было получено, а вот обсудить национальный вопрос в целом так и не удалось. Каждый раз он всплывал в российском парламенте или конъюнктурно, или с надрывом, когда, как говорится, приспичит. В итоге остается неотрегулированным огромный комплекс противоречий.
Мешало полное отсутствие в стране традиций правового решения этих вопросов. Осложняло дело и то, что Совет Национальностей не располагал правом самостоятельного решения этих вопросов. Да и состав его не всегда отвечал названию и полномочиям палаты.
В решении проблемы русских мы в общем-то двигаемся путем, проложенным Горбачевым. Он думал, что за счет использования русского ядра в нерусской периферии можно решить проблему нормализации федеративных отношений и удержать республики в составе Союза. На самом деле это привело к напряженности в отношениях между русским и местным населением, что поставило русских в крайне невыгодное положение. По существу, такой же вариант порой реализуется и теперь. В Татарстане, к примеру, некоторые политические силы активно манипулируют русским фактором, будоража местное население и настраивая его не только против русских, но и против самой России. Такое политиканство чревато серьезными последствиями. Местные национал-сепаратисты и шовинисты-унитаристы в борьбе друг с другом создали ситуацию "особости" Татарстана и проблем его нахождения в составе Российской Федерации. Федеративный договор позволяет учесть все многообразие особенностей республик, автономий, краев и областей в российской государственности. Но все это не осознано по-настоящему. Отсюда и борьба ради борьбы. А страдают люди.
Даже в парламенте не всегда и не все депутаты демонстрируют понимание национальных проблем. Немало депутатов склонны рассматривать их исключительно в свете политического противостояния, что практически исключает цивилизованные дискуссии на заседаниях. В Совете Национальностей мы обсуждали проблему русских в России и за ее пределами. Но, как я уже отмечал, в течение почти двух лет в парламенте проваливался неоднократно выносимый на обсуждение проект Федеративного договора. Долго невозможно было провести через парламент Закон о гарантиях прав малочисленных народов. В новом парламенте эти вопросы будут решаться гораздо тяжелее. Эти опасения уже оправдываются.
Негативную роль играет и тот факт, что национальные отношения в свое время на десятилетия были исключены из сферы правового регулирования и гласного государственного управления. Национальным вопросом занималось Политбюро ЦК КПСС, а еще больше КГБ. Одновременно, чтобы создать видимость благотворных перемен в межнациональных отношениях, происходившие в СССР социально-культурные и экономические преобразования привязывались к национальному фактору. Построен КамАЗ в Татарии – это результат дружбы народов. Возвели Черкейскую ГЭС в Дагестане – тоже результат дружбы народов. Высыхает Аральское море – и это… Но стоп. Примитивная схема, которую все мы принимали, оставляла в стороне сложнейшие межнациональные вопросы. Многие научные труды тех лет, да и мои работы не исключение, несли на себе печать этого упрощенного подхода, диктуемого жесткой партийной установкой. Вообще заниматься национальным вопросом было делом опасным и неблагодарным, требующим немалого мужества.
Я уже говорил, что в корне неверной является тенденция сведения национальной проблематики к столкновению интересов русского и нерусского населения. Во многих регионах русские остаются в стороне от конфликтов, ибо историческое противостояние между коренными этническими общностями выражено гораздо сильнее. В Карачаево-Черкесии – между карачаевцами и черкесами, в Чечено-Ингушетии и Осетии – между ингушами и осетинами. В Кабардино-Балкарии наблюдается определенное противостояние кабардинцев и балкаров, в Дагестане нередко разглагольствуют о столкновении интересов аварцев, кумыков, даргинцев, лезгин, чеченцев, лакцев. Словом, котел кипит прежде всего внутри коренных этносов. Но если копнуть глубже – дело не в национальностях, а в дележке портфелей, власти, доступа к материальным ценностям между людьми, между кланами и группами. В других регионах, например в Туве, Якутии, основной источник межэтнической напряженности, может, и лежит в плоскости русские – нерусские". Утверждать не берусь.
Один из опасных факторов, недооцененных нами, – слияние национального и религиозного начал. Этот синтез произошел в массовом сознании, которое у многих людей порой находится чуть ли не на уровне феодального строя. Бесконечная пропаганда по телевидению и радио среди русских, украинцев и белорусов тезиса "Мы – христиане" только обострила обстановку в исламских регионах. Что же изменилось от того, что люди исповедовали одну веру? Ведь при первом же удобном случае народы оказалось возможным развести. Важно, чтобы была религиозная терпимость, чтобы не накалять атмосферу, не разжигать на этой основе национализм.
В своем национальном развитии за последние годы народы бывших республик Союза прошли, как мне представляется, несколько этапов, последовательно выдвигая вполне справедливые требования: а) о возрождении культурных традиций и национального самосознания; б) об экономической самостоятельности и экономическом суверенитете; в) о политической самостоятельности и политическом суверенитете. В итоге они усилиями своих национальных лидеров как бы морально оправдали выход из Союза, превратив национальный вопрос в главный вопрос жизни, а всю политику и экономику сделали его заложником. Как в том анекдоте: советский народ ест икру устами своих лучших представителей. О какой там воле народов речь! Никто не посчитался с ней, хотя она и была однозначно выражена на референдуме.
Такой же ход событий не исключен для народов, проживающих в составе Российской Федерации. Тем более что конфликты этнического характера могут возникать не только в связи с перечисленными устремлениями и процессами, но и как результат или форма проявления процесса перераспределения власти, организованного национальной элитой на фоне кризиса российской федеральной власти. Ее различные группировки вступают в конкуренцию или прямое противоборство друг с другом, напрямую увязывая свои программы с национальным фактором, выдавая свою групповую политику, свои групповые интересы за политику и интересы общенациональные. Вчерашние секретари обкомов и райкомов КПСС по идеологии и пропаганде, обосновывавшие слияние наций и несшие в массы идеи интернационализма, сегодня идут куда дальше самых отъявленных сепаратистов. Их мотивы ясны – боязнь оказаться вне сферы власти и политики, а значит, лишиться тех благ, которые дает власть. Восемьдесят процентов мотивов тех, кто разрушал Союз, состояло из лозунгов, амбиций и корысти. Это в лучшем случае. Взамен Отечества и страны они согласны на любую мало-мальски приличную должность или, на худой конец, какой-нибудь фонд для безбедной жизни.