Операция без выстрела - Владимир Орленко 6 стр.


Полученная информация свидетельствовала: в руки контрразведки попала нить, один конец которой идет от так называемого центрального провода ОУН, оставленного фашистами в Галиции для руководства подрывной деятельностью националистических банд. Куда же тянется другой ее конец? Это надо выяснить. "Вражеские агенты все в одной бригаде, - раздумывал Тарасюк. - Это хорошо, за ними легче следить. Но, кажется, Ченчевич собирается их задержать". Полковник заволновался: не будут ли такие меры преждевременными? А если они ни в чем не признаются?

Вспомнился один случай. Побывавший в переделках сержант рассказывал на привале солдатам-новобранцам:

- Как-то перед боем пришли к нам немецкие солдаты в плен сдаваться. Прихватили с собой эсэсовца. Майор позвал переводчика, учинил допрос, а фашист - ни слова. "Мы, - говорит, - тоже были под Москвой. Так что не радуйтесь, неизвестно, чем все кончится". Понимал небось зверюга, что за кровавые преступления на нашей земле пощады ему не будет…

Так могут повести себя и националисты - разве что кроме солдата, который пришел с повинной, - будут молчать. А тот - рядовой оуновец. На какую информацию от него можно надеяться? Нет, надо немедленно ехать к Ченчевичу…

Полковник приказал установить место пребывания танкового корпуса. Через час ему доложили, что корпус на марше. Поездку пришлось отложить до утра.

Медленно уходила ночь. Мысли об оуновцах не давали покоя. Память возвращала Виктора Владимировича в прошлое, когда ему уже доводилось иметь дело с националистами. В те предвоенные годы по заданию абвера они усилили шпионско-диверсионную деятельность против СССР.

Осенью 1940-го органы государственной безопасности перехватили эмиссара центрального провода ОУН. У него нашли указание организациям националистов, в котором, кроме всего прочего, говорилось:

"В будущей войне немцев против Советов националисты должны рассматривать немцев не только как своих освободителей, а главное, как сообщников. Поэтому от всех организаций и их членов требуется ведение активной подрывной работы еще до начала боевых действий, чтобы на деле доказать Германии, на что способны ее союзники по борьбе с большевиками".

Изуверства оуновцев по отношению к населению Советской Украины были составным элементом их "программы", заранее предусмотренной гитлеровцами. Перед нападением фашистской Германии на СССР абвер забросил диверсионные группы именно на базы националистов. В ряде сел они жестоко расправились с мирными жителями.

С началом боевых действий шайки оуновцев развернули подрывную работу в тылу Красной Армии - шпионили, проводили диверсии, пытались сорвать эвакуацию людей и материальных ценностей. Переодетые в военную форму бандиты нападали на отдельные советские части, обстреливали их с чердаков, с заранее укрепленных огневых позиций. А сколько преступлений совершили печально известные бандеровские части "Роланд" и "Нахтигаль", которые под фашистскими знаменами перешли границу СССР в составе оккупационных войск!

Из отдельных фактов вырисовывалась страшная картина: сотни, тысячи расстрелянных, повешенных, зверски замученных граждан на Львовщине, Тернопольщине, Станиславщине… И это только в первые месяцы войны.

Оуновцы продолжали делать все, чтобы доказать свою преданность "новому порядку". Думалось, что после освобождения советской земли от немецко-фашистских захватчиков эти банды исчезнут, как снег по весне. Даже партнеры Гитлера по войне, почуяв неминуемый крах "тысячелетней империи", разбежались, словно крысы. Но националисты не сложили оружия. Они и дальше вершили свое черное дело.

"На что надеются оуновцы теперь, когда их хозяевам-фашистам вот-вот придет конец? - раздумывал Тарасюк той ночью. - Может, нашли нового хозяина? Во всяком случае, группа несет почту за границу. Интересно, куда, к кому именно привела бы контрразведку ниточка связи, если бы удалось за нее ухватиться?"

Полковник разыскал Ченчевича только после полудня.

- Горячие дни у нас, - поздоровавшись с Тарасюком, сказал подполковник, - а тут еще и националисты…

- Расскажите подробнее, как обнаружилась эта группа оуновцев, - попросил Виктор Владимирович Ченчевича, когда они расположились для беседы в штабной землянке.

- Тот, что пришел с повинной, сознался: осенью вместе с тремя другими националистами ему удалось проникнуть в Красную Армию через полевой военкомат. Сначала их направили в запасной полк, а уже оттуда - к нам. Дальше было так. Один из батальонов, выполняя задание комбрига, разгромил в лесу фашистский отряд, который шел на соединение с группой корпуса СС. В плен попало много вражеских солдат и офицеров. Хлопцы привели даже немецкого генерала. За успешные действия среди других солдат наградили и рядового Москву. Он получил солдатский орден Славы III степени…

- Простите, - прервал полковник, - при чем тут Москва?

- Это фамилия того националиста, который пришел с повинной…

- Вот как!

- Да это еще не все, Виктор Владимирович, - продолжал Ченчевич. - Он рассказывает, что выполнял функции связного у членов центрального провода, много видел такого, что привело его к полному разочарованию. А тут такой случай - получает солдатский боевой орден! Вот и толчок прийти с повинной.

- А что, все может быть, - сказал полковник. - Правда, бывает и так, что хочет прикинуться жертвой обмана. Наше дело разобраться. Жаль только, времени мало, а дел много. Начнем с того, что сообщим об этой группе чекистам Украины. Видимо, там ее знают. Пока с Украины придет весточка, мы здесь попытаемся разобраться, что к чему.

- Если не возражаете, Виктор Владимирович, я вызову Москву на беседу.

- Хорошо, но сделайте так, чтобы об этом не узнали другие члены их группы.

Минут через сорок в землянку ввели солдата с орденом и гвардейским знаком на груди. Тех, кто сопровождал прибывшего, сразу отпустили, и начальник контрразведки корпуса обратился к полковнику:

- Это и есть рядовой Москва.

- Вот вы какой, - сказал Тарасюк. - Когда о вас рассказывал полковник, мне почему-то казалось, что вы старше годами.

Юноша улыбнулся, но неспокойный взгляд больших карих глаз выдавал его волнение.

- Проходите, садитесь, - добавил Виктор Владимирович и показал на стул. - По правде говоря, необычная у вас фамилия - Москва! Не слышал такой, хотя работал в ваших краях.

Солдат смутился.

- Почему? В Жолковском районе фамилия Москва, Москаль довольно часто попадается.

- Вы оттуда родом?

- Нет, я с Рогатинщины.

- Так, может, вы и не Москва?

- Не Москва. На это имя мне выдали документы в организации, когда я должен был идти в полевой военкомат.

- Так, так. Награду заслужили вы, а орденскую книжку выписали на другого человека. А ваша настоящая фамилия?

- Мамчур. Мамчур Микола Богданович.

- Кто возглавляет группу?

- Наш старший - Грицай.

- Это настоящая фамилия?

- Нет, он такой же Грицай, как я Москва. Грицаем назвал себя в полевом военкомате. Его кличка - Чернота.

- Что вы можете сказать о нем?

- Сын униатского священника. До войны работал адвокатом, во время оккупации - следователем в полиции, там же стал комендантом, позже - командиром одной из рот в дивизии СС "Галиция". Грицая хорошо знает Горлорез, они из одного села.

- А что это за птица?

- Горлорез - член нашей группы. Он то ли с Коломыйщины, то ли с Калущины, скорее с Калущины… В полевом военкомате назвал себя Романчуком. Как его настоящая фамилия, не знаю..

- Он давно в банде? - спросил Ченчевич.

- Говорил, что в 1939-1940 годах в Кракове закончил какую-то школу, вроде полицейскую, а уже перед войной его забросили на Украину.

- Кто забросил? - перебил Тарасюк.

- Немцы. Думаю, что абвер.

- А если точнее? - спросил Ченчевич.

- Я знаю, что забросили немцы, а кто именно, он мне не говорил, а спрашивать…

- Это верно, - согласился Тарасюк. - Но, может быть, Горлорез что-то рассказывал о себе?

- Он не из болтливых. Твердо придерживается заповеди ОУН: "Говори о деле и о себе не с тем, кому доверяешь, а с тем, с кем положено".

- А кто четвертый член группы?

- Сокира. В военкомате назвал себя Дьячуком. В подполье попал случайно. С его слов знаю, что две зимы ходил в школу, а в войну и во время оккупации работал лесорубом в Карпатах. В конце 1942 или в начале 1943 года, когда стали загонять молодежь в дивизию СС "Галиция" и в полицию, а при отказе угонять в Германию, Сокира прятался. Тогда его и подобрали националисты. Все время он был боевиком. Других поручений не имел.

- Почему вам приказали пробираться на запад в рядах Красной Армии? Неужели не было более безопасного пути?

- Несколько таких групп, как наша, погибли в столкновениях с советскими пограничниками. Поэтому штаб УПА решил не рисковать. Нас предупредили, что на фронт мы попадем не сразу, возможно, сначала направят в запасной полк. Так и получилось. В запасном полку мы заявили, что военную подготовку прошли до тридцать девятого года, умеем пользоваться оружием. Уже тут, в танковой бригаде, Чернота советовал мне и Сокире пойти в писари.

- Зачем?

- Считал, что это ближе всего к шифровальной работе. Говорил, если бы мы пришли к американцам или к англичанам с хорошими материалами о Краской Армии, нас приняли бы, как нужных людей, что от того, с чем мы придем, зависит наше будущее. Я отказался стать писарем, сославшись на то, что не знаю русского языка.

- Почему же вы не прислушались к советам Черноты? - спросил Тарасюк.

- Информация о Красной Армии мне была ни к чему. Я уже тогда твердо решил порвать с националистами. И все же, поверьте, нелегко решиться пойти в контрразведку. Я поставил на карту не только свою жизнь, но и жизнь моих родных: если в подполье дознаются, что я выдал группу, им - конец. Всех уничтожат эсбисты.

- Успокойтесь, - сказал Тарасюк. - Мы позаботимся, чтобы этого не случилось. Тут многое зависит от вас. Во время встреч с членами группы вы должны вести себя очень осторожно. Особенно остерегайтесь Черноты. Видно, он человек действительно хитрый. Но и вы, как член ОУН, имеете некоторый опыт…

Полковник взглянул в глаза Мамчуру:

- Скажите откровенно, чем вы занимались в организации?

- Работал референтом по пропаганде: писал листовки, следил, как ведется пропагандистская работа среди населения. Почти два года был в группе связи центрального провода ОУН с краевыми проводами, потом в референтуре связи самого Романа Шухевича. Я поддерживал связи с краевыми проводами "Подолье" и "Карпаты".

- Вот видите, в ОУН вам везло на посты, - шутливо заметил Ченчевич. - Больше даже, чем бывшему командиру роты дивизии СС "Галиция" Черноте. Почему же тогда старшим группы назначили его, а не вас?

- Я должен был получить другое задание. А что касается, как вы говорите, постов, так они у нас одинаковые. Характеризуя Черноту, я забыл сказать, что он был референтом СБ окружного провода ОУН, а позже его, как и меня, Шухевич взял в референтуру связи.

- Все ясно. Теперь о задании, которое вы должны были получить еще до выхода в составе группы, - напомнил полковник. - В чем оно заключалось?

- Я уже выполнял подобные поручения Шухевича: со Львовщины ходил на Тернопольщину на связь с членом центрального провода по кличке Петро. Последний раз, когда я вернулся от Петра из Шумских лесов в Щирецкий район и отдал почту Шухевичу, тот просмотрел ее и начал укорять меня за то, что последнее время не находит сведений о положении в тылу Красной Армии. Это меня удивило. Во-первых, немцы были уже далеко, и советские части сражались за Вислой, а во-вторых, я мог передать только разведданные, полученные от Петра. Тогда Шухевич приказал мне снова пойти к Петру. Это и было моим заданием.

- Говорил вам Шухевич, зачем ему такая информация? - спросил Миколу Тарасюк.

- Нет, не говорил.

- И вы не поинтересовались?

- Пытался, но чрезмерное любопытство… Вы знаете, что делают с теми, чье поведение вызвало хотя бы самое малое подозрение? Таких людей подполье ликвидирует. Я был в близких отношениях с Шухевичем и с Петром. Они относились ко мне доброжелательно. И когда я как-то спросил Петра: "Зачем собираем информацию военного характера?" Петра как шилом кто ткнул. Он вскочил на ноги, схватил меня за подбородок и процедил сквозь зубы: "А тебе надо знать? Твое дело, собака, - выполнять приказ. Ты боец организации, и не больше. Хорошо, что я тебе верю, иначе…" Он не договорил, но и без того все было ясно.

- Вам известно, кому передавали националисты такую информацию?

- Да, эти данные требовали немцы. В начале марта 1944 года, когда я принадлежал еще к охране Шухевича, я получил приказ подобрать двух парней, которые умеют держать язык за зубами. Намечалось какое-то важное дело. Через день я показал Шухевичу этих ребят. Он их хорошо знал. Долго разглагольствовал о значении конспирации и о том, что доверенное нам тайное дело должно умереть с нами, о нем никто не должен узнать. Шухевич объяснил, что по поручению центрального провода ОУН мы с ним поедем в Тернополь. Если там кто-нибудь поинтересуется, с кем мы прибыли и не Шухевич ли это, мы должны ответить, что Шухевич во Львове, а мы приехали с незнакомым человеком. Даже под страхом смерти должны были сохранить в тайне приезд Шухевича и то задание, которое собирались выполнить. Но случилось так, что Шухевич поехать не смог, и мы отправились с Иваном Гриньохом. К инструкции Шухевича, которая и дальше оставалась в силе, добавился новый штрих: Гриньох для нас - "друг Герасимовского". Ни члены центрального провода ОУН, ни другие члены руководства не должны были от нас узнать о поручении Гриньоха и вообще о его поездке. В Тернополе нас встречал незнакомый человек в штатском. Минут через пять-шесть мы подошли к дому. У входа стоял немецкий солдат. Незнакомец приказал нам ждать и, пропустив вперед Гриньоха, вошел в здание. Через несколько минут он снова появился и велел нам стать на противоположной стороне улицы. Вскоре подъехал легковой автомобиль. Из него вышел мужчина в немецкой форме, кажется, в генеральской. Приезжего встретил еще один военный, который сразу же выскочил из подъезда. Они вошли внутрь. Тот, в штатском, что привел нас с вокзала, долго не задержался. Он сел в машину и уехал. Гриньох находился в доме часов шесть. Вышел уже за полночь. Спросил, не вертелся ли поблизости кто-нибудь из знакомых. Мы ответили, что никого не видели. "Тогда поехали во Львов", - сказал Гриньох, и мы пошли на вокзал. У него уже были билеты на поезд. Дней через десять в этом же составе мы отправились в город Снятин Станиславской области. Чем занимался там Гриньох, не знаю. Но вскоре во Львове он встретился с человеком, которого мы уже видели в Тернополе, когда он выходил из легкового автомобиля. На этот раз он был в штатской одежде, а не в генеральском мундире. Сопровождал его тот, что прибыл за нами на тернопольский вокзал.

- Где именно во Львове состоялась эта встреча Гриньоха?

- На улице Войтовского, 8. Это было 23 марта 1944 года, как раз в день моего рождения.

- Что дальше?

- Вскоре Гриньох встретился снова с этим человеком, но уже на другой квартире. В конце марта Гриньох получил какое-то важное задание. Когда мы собрались сопровождать его, он сказал, что пойдет один. Я понял: Гриньох не хотел, чтобы мы знали, с кем и где состоится очередная встреча. В апреле на Золочевщине - Львовская область - Шухевич собрал членов центрального провода ОУН на совещание. Среди нескольких референтов связи был там и я. Шухевич сообщил, что по инициативе центрального провода состоялось несколько встреч представителя ОУН с немцами и все, что просил этот представитель, немцы обещали выполнить. Шухевич тогда сказал: "За это мы должны не только благодарить, но и делать все возможное, чтобы немцы нашими действиями были довольны. Главное - усилить борьбу против советских партизан, парашютистов и разведчиков". Руководители ОУН - УПА получили указания устанавливать контакты с немцами и помогать их войскам сдерживать натиск Красной Армии. Шухевич, кроме того, уведомил, что отряды УПА будут получать от них оружие.

Резко зазвонил телефон. Ченчевич снял трубку.

- Алло! Да, да, передаю… - сказал начальник контрразведки корпуса и обратился к полковнику: - Это вас, Виктор Владимирович.

После телефонного разговора начальник отдела контрразведки армии попрощался с Ченчевичем и Мамчуром.

В тот же вечер Микола проведал Черноту, а на следующий день рассказал Тарасюку и Ченчевичу об этой встрече.

…Чернота встретил Мамчура неприязненно. Буркнул что-то в ответ вместо приветствия и потащил за собой в старый запущенный сад.

Еще утром там гремел бой. От двухэтажного строения на околице села остались только груды битого кирпича и закопченная стена, что чернела пустыми проемами окон. Дальше темнели заросли колючего кустарника. Чернота неожиданно начал жаловаться на своих подчиненных:

- Дураки! Шныряют между солдатами, как крысы. Вдруг какого земляка встретят? Вот дел-то будет!

Он понизил голос до шепота, стал уговаривать Мамчура, чтобы тот держался подальше от чекистов и комиссаров, которые мерещились Черноте на каждом шагу.

Вечер был теплый, погожий, только из перелеска тянуло прохладой. Где-то неподалеку звучали песни.

- Слышишь? Холера ясна, наши поют! - воскликнул Чернота и схватил Миколу за рукав: - Пойдем поближе…

В толпе были солдаты и офицеры, кое-кто с орденами и медалями на груди, с нашивками, которые говорили о ранениях.

Чернота пробился в самую гущу и стал подпевать.

- А ты чего молчишь? - спросил он какого-то солдата, который понуро стоял рядом. - А ну, давай нашу! Что носом крутишь? Не хочешь? Так я научу… - и Чернота схватил бойца за плечо.

- Иди ты! - отмахнулся тот. - И без тебя тошно. Пока мы тут песни поем, вшивые бандеровцы наших отцов-матерей убивают…

Чернота отскочил как ужаленный, испуганно оглянулся.

- А ну, цыц! - прохрипел и сплюнул себе под ноги. - Нашел место… Люди поют, а он, глянь, митингует…

На слова Черноты никто не обратил внимания. Бойца обступили, стали расспрашивать, что случилось.

- Расстреливают, вешают невинных людей. Письмо из дому получил. Сестра пишет, в нашем селе националисты убили человек двадцать. Мы вот поем. Что нам? А как дома? Живы ли еще наши?..

- А ты откуда родом? - спросил кто-то солдата.

- Из села Здовбыца Здолбуновского района Ровенской области.

Чернота подтолкнул Мамчура, и когда они отошли в сторону, злобно прошипел:

- Видал агитатора? Знает, гнида, где распинаться. Резать их, душить, вешать! Ты слыхал, как он сказал "вшивые бандеровцы"? Нет, сестра ему так не напишет! Это уж тут, под влиянием комиссаров. Всех их под коготь, чтобы некому было писать, жаловаться…

- Погоди, - перебил Мамчур. - Ты что, не видел вшивых? Так мы же с тобой вшей кормили, может, забыл?

- Замолчи, слышишь! Или я сейчас такого натворю… - Чернота кипел от злобы. - Меня не переубедишь. Запомни лучше этого типа: Полотнюк, село Здовбыца. Запомни!

- А может, он такой Полотнюк, как я Москва!

Назад Дальше