В два первых послевоенных года советское превосходство базировалось в основном на системе НКВД. Генерал-полковник Иван Серов, правая рука Лаврентия Берия, который стал широко известным как мастер массовых депортаций, прибыл в Берлин для организации службы внутренней безопасности в советской зоне. Вместе с ним в качестве политического советника приехали Владимир Семёнов, который на самом деле был представителем Политбюро, имевшим прямой выход на Георгия Маленкова в Кремле, и полковник Тюльпанов, шеф отдела информации.
Официальным руководителем аппарата НКВД в Восточной Германии был утвержден генерал-майор Мельников. Советская зона была разбита на области, в каждой из которых было основано агентство НКВД. Область делилась на более мелкие районы с "оперативной группой" НКВД в каждом из них. Главной задачей этого большого аппарата была денацификация. Другие обязанности состояли в генеральной проверке партий, профсоюзов, их лидеров, в советизации организаций, расположенных в зоне, и, наконец, в сборе информации с Запада - то есть в шпионаже в самом прямом смысле этого слова.
Во время первой послевоенной фазы (1945–1947 годы) интенсивную деятельность, напоминающую по содержанию разведку, вели так называемые "технические комиссии", которые в военной униформе свободно разъезжали по Германии. Их задачей было выявить все технические достижения Германии и Запада вообще. Именно в этот период ТАСС и его корреспонденты начали использоваться в Германии в качестве прикрытия для шпионской деятельности.
Операции по репатриации советских военнопленных тоже стали средством сбора обильной информации. Руководители органов репатриационной сети под началом генерала Драгуна поддерживали связь по коротковолновому радио и при помощи курьеров со всеми "миссиями" в центральной Европе, а также в Париже и Брюсселе. Разведывательные достижения этой сети, особенно в части информации об американских, британских и французских войсках в Европе, нельзя было назвать несущественными. Москва приказала им оставаться там, где они были, как можно дольше и продолжать их работу в западной зоне до последней возможности. Но в 1945–1949 гг. репатриационные операции были закончены, и комиссии возвратились домой.
Вторая послевоенная фаза продолжалась тоже два года. Она началась шестнадцатого августа 1947 года, когда советская военная администрация издала приказ № 201, создающий германскую политическую полицию. Это был Комиссариат-5, зародыш будущего Министерства государственной безопасност. К его работе привлекались только заслуживающие доверия коммунисты, многие из которых возвратились из России или из нацистских концлагерей, и только после проверки советской НКВД, которая выдавала им свидетельства о благонадежности. Русские органы медленно и с неохотой, но всё-таки передавали свои функции немцам. Последние же должны были доказать, что они достойны считаться настоящими чекистами. Наконец в феврале 1950 года возникло восточногерманское Министерство государственной безопасности.
Это стало началом третьей фазы послевоенной истории советской разведки в Германии. Советская администрация получила указание все больше и больше отступать на задний план, передавая свои функции и задачи Министерству государственной безопасности. Тем не менее, контрольные функции в зоне оставались за НКВД, которая размещалась в Карлсхорсте, потому что Министерство государственной безопасности пусть не формально, но фактически было подчинено советскому НКВД.
Начиная с 1947–1948 годов НКВД развернуло шпионские операции против своих бывших союзников. Это была задача, которую советская администрация сначала с неохотой доверяла немцам. Зачастую шпионаж велся совместными силами. Но НКВД имело своих собственных секретных агентов, как в зоне, так и вне ее, свои разведывательные сети в Западной Германии с курьерами и радиосвязью.
Тип секретного советского агента существенно изменился в послевоенное время, по крайней мере, в Германии и в странах, которые были оккупированы Германией во время войны. Исчезла фигура коммунистического шпиона, который изучал труды Маркса и Энгельса, горячо обсуждал труды Троцкого и Бухарина, мечтал о мировой революции и готов был отдать жизнь за общее дело. Теперь люди шли на сотрудничество по другим причинам, и их надёжность определялась не верой и преданностью.
Среди послевоенных агентов попадались коммунисты нового типа с забитыми негодной идеологией головами и пустотой в сердцах. Для большинства из них главным было денежное вознаграждение, пусть даже весьма скромное. Кроме того, в каждой германской провинции были тысячи перемещенных лиц восточноевропейских национальностей, которые, в общем, считались антисоветски настроенными, а потому особо высоко ценились советской разведкой, если их удавалось завербовать. Наконец, были жители восточной зоны, которых особыми методами можно было заставить работать на Западе в пользу советских разведывательных агентств.
Заработки агентов обычно начинались с 10–15 долларов в месяц, и оплата повышалась через несколько месяцев. Наиболее удачливые агенты могли зарабатывать от 100 до 120 долларов в месяц. За особую услугу, например за доставку человека, которого разыскивала разведка, платили от 200 до 500 долларов.
Люди с пятном в биографии тоже составляли человеческий материал для послевоенной советской разведки и разведки стран-сателлитов. В Германии говорили, но, разумеется, этот факт проверить невозможно, что, как минимум, семнадцать бывших видных эсэсовцев служили в советском аппарате, включая руководителей команды, которая занималась делом "Красной капеллы". Знания и возможности этих людей позволяли им работать в советском аппарате в разных ролях. В общем, многочисленные "рядовые" нацисты представляли обильный источник агентов. Родственников тех бывших нацистов и военных преступников, которых посадили в советские тюрьмы, было гораздо проще "убедить", чем простых граждан.
Фаворитами среди возможных рекрутов для советского аппарата были активные агенты американской и британской разведки и контрразведки. Добиться этого было довольно трудно, но в немногих случаях, когда усилия увенчивались успехом, дело того стоило. Один посредственный американский шпион стоил сотни обычных рядовых агентов. Вновь завербованным из этого ресурса, разумеется, советовали не оставлять старую службу (и одновременно поставлять сообщения своим новым хозяевам). Такая служба удваивала доходы агента, но все это, разумеется, не могло долго продолжаться.
В дополнение к таким типам послевоенных агентов в Германии систематически набирались кадры для разведработы из числа молодых коммунистов. Сеть школ СЕПГ и образовательные кружки при университетах работали строго по советскому образцу, готовя людей для тайной деятельности на Западе, в первую очередь в Западной Германии. Выпускники школ работали, как в советской, так и в новой германской разведке.
Несмотря на обилие человеческого материала для шпионской работы и несмотря на все усилия разведывательных агентств исполнить приказ, вербовка новых секретных агентов не отвечала поставленным требованиям и высокие цели не были достигнуты.
Четыре государственных машины против Германии
После окончания войны в Западной Германии под советским руководством активно работали четыре разведывательные машины:
Первая - старая советская разведывательная служба, главный штаб которой располагался в Потсдаме и Карлсхорсте.
Вторая - новая польская военная разведка, работающая под прикрытием официальных представителей в Восточном Берлине.
Третья - чехословацкая разведка, работающая прямо из Праги.
Четвертая - новая разведывательная машина, которая создавалась постепенно в Берлине в рамках правительства Германской Демократической Республики.
Действия этих четырёх служб были хорошо скоординированы (во всяком случае, они никогда не пытались соперничать и вмешиваться в дела друг друга). Явственно чувствовалось наличие сильной направляющей руки. Начиная с 1946–1947 годов, сами агентства и сфера их деятельности быстро расширялись; уже через несколько лет число агентов измерялось сотнями. Пресса начала обращать внимание на этот рост. Первый серьезный шпионский процесс был проведён американскими оккупационными войсками в феврале - марте 1949 года. Было учреждено несколько региональных американских судов и Апелляционный суд. Британцы и французы тоже основали суды в своих зонах, а с 1951 г. шпионские дела во всё больших количествах стали рассматривать также и германские суды. Менее чем через два года, рассматривая дело о шпионаже, американский Апелляционный суд в Германии отмечал: "Это уже четырнадцатое дело…". Всего через десять месяцев тот же суд сообщал: "Мы рассматриваем уже двадцать девятое дело…". Следует отметить, что только часть шпионских дел, которые рассматривалась региональными судами, доходила до Апелляционного суда.
Между серединой 1949-го и 1955-м годом было проведено 86 шпионских процессов, на которых в качестве обвиняемых предстали 174 человека. Из них на советскую разведку работали 49 человек, на чехословацкую - 86 человек, на польскую - 13 человек, на восточногерманскую - 12 человек (не считая 24 человек, проходивших по делу "Вулкана" в германском суде), на неустановленные разведки - 14 человек.
Почти все они были признаны виновными. Приговоры были в пределах от нескольких месяцев до 15 лет, а в среднем - от пяти до шести лет. В отличие от других криминальных дел приговоры по поводу шпионажа редко смягчались. Осужденных содержали в охраняемой американцами тюрьме Ландсберг, где отбывали наказание и немецкие военные преступники. Их число держалось в секрете, а пресса не допускалась в тюрьму. И все же наказания в этих процессах были более мягкими, чем по другую сторону "железного занавеса": американские суды не вынесли ни одного смертного приговора.
Советская разведка старалась держаться в тени и по возможности не привлекать к себе общественного внимания. Схема организации была прежней: советский офицер-разведчик руководит из Берлина работой группы агентов на Западе. Агенты и связные всегда набирались из немцев. Со стороны могло показаться, что это - разведывательная сеть ГДР, а на самом деле вся власть принадлежала советским шефам в Берлине, которые были неизвестны своим агентам, но чьи приказы должны были выполняться быстро и точно. В отличие от немцев, которые действительно работали на новую восточногерманскую разведку, немцы, которых вербовали советские службы, редко принадлежали к коммунистическим кругам, в основном их набирали из бывших офицеров и военнопленных.
Типичным является дело Рудольфа Петерсхагена, человека пятидесяти лет, бывшего немецкого офицера, председателя местной организации Национального фронта в городе Грейсвальд в советской зоне оккупации. Национальный фронт по замыслу должен был координировать работу всех общественных организаций в восточной зоне, но на самом деле подчинялся СЕПГ. Он помогал отыскивать способных людей, подходящих для разведывательной работы. После прохождения определенных тестов новичок получал назначение. Для отправки на Запад агентства предпочитали отбирать людей с нацистским прошлым.
Капитан Малиновский, местный шеф НКВД, оказал Петерсхагену несколько услуг, а потом подыскал ему работу на небольшой, но прилично оплачиваемой должности. Оказавшись в сети советского шпионажа, Петерсхаген начал под руководством Малиновского активно переписываться со своими товарищами по оружию, проживавшими на Западе. По содержанию это были письма личного характера, где просто высказывалась просьба о помощи в борьбе за "мир и демократию". Следующим предложением Малиновского, который теперь назывался "доктор Франц", было отправить Петерсхагена на Запад, чтобы он склонил своих друзей к шпионской работе. Разумеется, во главе списка наиболее желаемых лиц стояли имена тех, кто был связан с контрразведкой США. Пользуясь такими дружескими связями, Петерсхаген вошел в контакт с Эрнстом Бэром в Мюнхене.
Бэр прошел через концлагерь и с 1936 года жил в Соединенных Штатах. Там он вступил в армию и до 1949 года служил в корпусе контрразведки (СИС). В 1951 году он стал офицером безопасности Международной организации беженцев во Франкфурте. Он был как раз тем человеком, который требовался Малиновскому и Петерсхагену.
Петерсхаген сказал Бэру, что его друзья рекомендовали его как человека, "на которого можно положиться". Он попросил Бэра дать ему сведения о СИС, его структуре, личном составе, об именах тайных сотрудников, об агентах в советской зоне оккупации и в СССР, о методах их работы. За это Бэру обещали найти для него "теплое местечко", когда "через год или два американцы покинут Германию". Для начала он должен был поехать в Берлин и встретиться с Малиновским-Францем в определенном кафе и в назначенное время.
Петерсхаген не был ни ловким, ни практичным человеком, и он вышел из того возраста, когда становятся шпионами или вербовщиками шпионов. Посылая Петерсхагена вербовать агентов на Западе и ставя перед ним задачи, с которыми он заведомо не мог справиться, советское руководство продемонстрировало полное равнодушие к его судьбе. И девятого ноября 1951 года он был арестован. Из тюрьмы он послал письмо жене в восточную зону, чтобы она немедленно уехала оттуда, и она благополучно перешла в оккупационную зону Соединенных Штатов. Петерсхаген был приговорен судом США в Германии к 6 годам заключения.
Такое же равнодушие к судьбе человека советские власти продемонстрировали на примере Андре Эрвина Андриса из Штеттина. В августе 1944 г. семнадцатилетний студент, мечтавший о карьере журналиста, был призван в германскую армию. Вскоре он был взят в плен и провел пять лет в лагере для военнопленных. Он вернулся в Берлин в сентябре 1950 года, буудчи уже, очевидно, связанным каким-то образом с советскими спецслужбами. Он поступил в "лингвистическую школу", которая находилась в советском секторе, но жил во французской части города.
Через месяц после возвращения из России его вызвали и предложили начать тайную работу в пользу России. (Существовало правило, согласно которому военнопленный должен быть членом СЕПГ или пройти месячный "карантин" после возвращения из России, прежде чем он мог быть признан пригодным для тайной деятельности.) Начальник Андриса, майор Столяров из руководства советской разведкой в Потсдаме, дал ему указание обратиться в американское бюро по найму в Берлин-Далеме и устроиться на авиационную базу США в Темпельхофе. Андриса туда не взяли, и тогда Столяров решил использовать его, чтобы завербовать в советский аппарат Альфреда Крига, тайного агента американской сети.
Андрис получил фальшивый паспорт и тысячу марок, которые мог расходовать по собственному усмотрению с целью перевербовать Крига. Его также снабдили сведениями о прошлом Крига, включая и то, что он три года работал на американцев, уже побывал в США, но американцам не симпатизировал. В дополнение ему дали письмо для Крига, написанное на плохом немецком языке. Не будем приводить его полностью, его суть сводилась к одному: работайте на нас, мы заплатим больше.
В свой первый визит к Кригу Андрис передал ему письмо и 500 марок. Криг обещал дать определенный ответ позже. Через три дня Андрис снова пришел к Кригу и повторил свою просьбу, не подозревая о том, что их разговор записывается на пленку. Он хотел получить "имена, должности, распределение обязанностей и адреса американского персонала" в агентстве, где работал Криг, а также список немецких сотрудников и их адреса. Криг написал ответы, датировал и расписался данным ему псевдонимом - "Гансфельд". Потом сделал для Андриса набросок плана офиса и получил от него 200 марок. У выхода из дома Андрис был арестован.
Андрис признал вину и был осужден на 10 лет окружным судом Соединенных Штатов, потом апелляционный суд снизил этот срок до 7 лет.
Особое внимание советской разведки из всех учреждений США привлекали разведывательные школы. Не очень заметным, но типичным случаем проникновения в них было дело Георга Эрнста Бозенхарда. Он был учителем в школе возле Лейпцига, когда-то восемь лет жил в Соединенных Штатах, хорошо владел английским, и советские разведывательные органы посчитали его подходящим человеком для внедрения в американские агентства. В 1951 г. ему удалось составить отчёт о разведывательной школе в Обераммергау. Его арестовали, судили и приговорили к заключению на четыре года и девять месяцев. Его апелляция была отклонена. Судья Уильям Кларк писал:
"В качестве причин для смягчения приговора указано, что подсудимый является гомосексуалистом и его могли послать в Сибирь, если бы он не подчинился приказу. Это не может служить оправданием. Мы даже таких должны отпугивать от шпионажа. Пусть поймет, что немецкая тюрьма не лучше, чем Сибирь. Школа в Обераммергау - это один из нервных центров нашей защиты. Решение суда и приговор утверждаются".
Подоплека моральной и политической деградации, которые ведут к шпионажу, хорошо видна в деле доктора Артура Пильца. В 1951 году Пильцу было 43 года. До конца двадцатых годов он был социал-демократом и провел в нацистских концентрационных лагерях шесть лет. После войны он вместе с другими неустойчивыми социалистами вступил в СЕПГ. Как жертва фашизма, он получал разнообразную помощь. Три советских офицера разведки - майор Никитин, майор Васильев и капитан Волов - стали его близкими друзьями и покровителями. Полиция пристроила его к торговле запасными частями, что оправдывало его частые поездки в западные зоны.