– Спасибо. Я на минутку, – учительница присела на краешек стула. – Я классный руководитель вашего сына. – Она перевела дыхание, справилась с волнением, и уже более уверено продолжила. – Хочу обратить ваше внимание на поведение Кости. Он добр и жесток, очень контактный мальчик и эгоист одновременно. Надо что-то делать...
Учительница продолжала свой рассказ, а Шеверов никак не мог сосредоточиться на ее словах. Не мог понять, что же мешает ему сделать это. Толи то обстоятельство, что напротив него сидит молодая красивая женщина, толи срочная работа, мысли о которой он никак не мог отбросить, толи жена, насмешливо посматривающая на молодую учительницу, к которой она чувствовала неприязнь с первых дней ее появления в школе. Эта учительница не сочла нужным, сначала посоветоваться с женой, а уж потом лезть домой со своими вопросами к столь занятому человеку, как знаменитый космонавт Виктор Иванович Шеверов. В школе, как рассказывала жена, она тоже не чувствовала со стороны учительницы никакого почтения ни к ее педагогическому опыту, ни к ее возрасту, ни тем боле к положению родителей, которые были для нее почему то все одинаковыми.
Суть вопросов, беспокоящих учительниц, Шеверов так и не понял, потому что и не вдумывался в ее слова. В голову почему то упорно лезла мысль: "Слышала ли учительница слова жены? Если да, то, что она думает об этом сейчас?"
Учительница замолчала, и Шеверов тотчас поднял голову, внимательно посмотрел на нее, и, пытаясь крыть свою невнимательность активностью, отрывисто спросил:
– Итак. Мы уже много говорим. А что, собственно, вы можете сказать конкретно о сыне?
Учительница покраснела, опустила голову, как провинившаяся школьница, но голос ее звучал спокойно, когда она повторила ранее сказанные, но не услышанные, слова.
– Мне хотелось поговорить с вами в общем плане о воспитании вашего сына.
– Общими разговорами я сыт по горло на работе. Так что давайте будем почетче формулировать свои мысли, – Шеверов демонстративно посмотрел на часы.
– Хорошо. У Кости присутствует этакая снисходительность в разговорах с одноклассниками, – учительница не стала подчеркивать тот факт, что вынуждена была повторяться. Она также проигнорировала ироничную улыбку жены Шеверова, который между тем стал возражать.
– Ну и что? Может быть, он несколько обогнал их в своем развитии и чувствует это.
– Нет, не обогнал, – не согласилась учительница. – Хотя это и не самое главное.
– Есть дети, которые способны за несколько лет закончить и школу и институт, – настаивал на своем Шеверов.
Смею вас огорчить, – голос учительницы стал увереннее, когда она стала говорить о хорошо знакомом ей предмете. – Ваш сын самый обыкновенный мальчик. Но вести себя пытается как явный лидер, как человек, от которого все остальные зависят, – она поколебалась немного, но твердо закончила. – В этом виноваты, как мне кажется, вы сами! Слишком многое ему позволяете.
– Основания для таких выводов? – Шеверов даже не обиделся. – К тому же, в вопросах зависимости бывает очень трудно разобраться. Вы не находите?
– Нет, – не ушла в сторону от основной темы разговора учительница. – Вы увлечены своим делом, и, кажется, совсем забыли о своем сыне. А по нему, между прочим, люди судят и о вас.
– Он что, пьяница, хулиган, жулик? – Шеверов начинал злиться. Эта еще не оперившаяся птичка, похоже, решила его попугать.
–Хуже, – учительница была спокойной, и как бы пыталась вслух рассуждать с отцом о судьбе сына, за чистую монету воспринимая его внешнюю обеспокоенность. – Он может стать самовлюбленным эгоистом. Человеком, который не нужен будет нашему обществу. Повторяю – виноваты в этом будете только вы, и никто другой!
– А вы смелая женщина!
– Я слабая женщина, и даже робкая. Но, когда дело касается моих учеников... Извините, но для меня вы всего лишь отец одного из них, и мы с вами должны принять к нему необходимые воспитательные меры.
– Хорошо. Я сегодня же поговорю с ним. Зазнайство это, конечно же, нехорошо. Нехорошо, – повторил Шеверов и иронично улыбнулся. – Надо искоренять.
–Да, да, – не поняла его сразу учительница, и строго продолжила. – Ваш сын вообразил, что вместе с вами и он достаточно высоко поднят над другим. Одним воспитательным разговором с ним здесь не обойтись. Вы должны это понять. Да, у вас разъезды, выступления, встречи, новые тренировки, но ведь и сына надо воспитывать. Вы отец! И не мама должна этими вопросами постоянно заниматься.
–Какая речь! Никогда не слышал ничего подобного. Даже от академиков педагогических наук, – не выдержал спокойствия Шеверов. – Вы только забыли сказать, что я, кроме всего прочего, еще занимаюсь и делом. Важным делом! Потрудитесь сначала думать, о чем говорите, а уж потом произносить свою пламенную, обличительную речь. – Он встал.
– Но ведь вы же должны понимать... – поднялась и учительница.
– Понимаю, – Шеверов подошел к учительнице. – И потому, извините за повышенный тон. У космонавтов тоже есть нервы. Так что на этом разговор закончим и разойдемся миром.
– Нет, – учительница нахмурилась. – Я думаю, что очень скор вам будет стыдно за поведение вашего сына, если именно сейчас не принять к нему срочные воспитательные меры со стороны родителей.
– Согласен, – Шеверов усмехнулся. – Разговор с ним состоится. Вы хотите еще что-то добавить? У меня действительно мало времени.
– Я не уверена, но...
– Побыстрее и покороче, – перебил ее Шеверов, который чувствовал, как в нем снова поднимается раздражение.
– Я думала, что вы все поняли. А теперь не уверена в этом.
– Конкретнее. Чего вы хотите от меня? – Шеверов чуть было не добавил слово "автографа", но сдержался.
– Прежде чем воспитывать сына, вы должны изменить себя! – Медленно, с паузами, но четко произнося каждое слово, выговорила учительница. – Только так вы сможете повлиять на своего сына.
– Ни больше, ни меньше! Да ведь вы пришли, кажется, поговорить о сыне! – Шеверов уже не сдерживал своего раздражения.
– Вообще-то, он сам по себе хороший мальчик, но...
– Вот и прекрасно, снова прервал ее Шеверов. – Это я и хотел от вас услышать. Со мной вы поговорили и довольно оригинально. Я прощаю вас... До свидания.
– Но ведь вы ничего не поняли, – учительница была в отчаянии. – Мне нелегко были прийти к вам.
– Я все понял прекрасно. До свидания, – Шеверов склонил голову набок, как бы приглашая гостью к выходу.
– Извините. Кажется, я ошиблась. До свидания. – После непродолжительной паузы произнесла учительница и резко повернувшись направилась к выходу.
Закрыв за ней дверь, Шеверов несколько секунд стоял не в силах держать свой гнев. Все-таки не ошибся он. И эта пришла познакомиться с космонавтом, но оказалась слишком наглой особой. "Вы должны. Вы обязаны!". Ничего. Теперь поостережется. А с Костей надо бы поговорить. Пусть будет построже и повнимательнее в школе.
– Молодец, Витя, – успокоила Шеверова подошедшая жена. – С такими только так и надо. А я еще и в школе с ней поговорю.
Жена ушла на кухню, а Шеверов вдруг почувствовал, что его почему то не радует поддержка жены. Однако, задумываться над такими мелочами не стал. Прерванную работу надо было заканчивать, а она требовала полного внимания и собранности исполнителя. И Шеверов вернулся в кабинет, отключил телефон, и стал сосредоточенно думать над очередной фразой предстоящего доклада в Академии наук.
Уже на следующий день он и не вспомнил бы лица этой учительницы, если бы это не потребовалось. Во всяком случае, ни ее имени, ни фамилии он не запомнил и был мысленно благодарен Глухову за своевременную подсказку.
По этой же причине в самом начале разговора с Полиной Аркадьевной Шеверов ощущал какую-то неловкость, даже вину. Ведь он так тогда и не поговорил серьезно с сыном. Однако, как только он понял, что учительница снова хочет начать разговор сыне, к нему снова вернулось былое раздражение.
– Итак, – он привычно посмотрел на часы. – Что вы еще хотите мне сказать?
– Чтобы вы не выступали перед ребятами.
– Вы что, смеетесь? Это просьба партийной организации, прошла команда из политотдела. Наконец, это выступление уже записано в плане моей подготовки.
– Ваш сын ударил одноклассниц, – учительница опустила голу, но фразу сказала спокойно.
– Не порите ерунды! Костя не мог этого сделать!
– Я сама, лично, был свидетелем заключительной сцены их разговор. Правда, они до сих пор не говорят о том, в чем были их разногласия.
– Задали вы мне задачку, – обескураживающе произнес Шеверов. – Ну, Костя! Философ.
– Извините, но это еще не все. Костя отказался объяснить свой поступок и извиниться перед девушкой. Именно поэтому я прошу вас отказаться от своего выступления перед ребятами. Иначе оно может иметь отрицательное педагогическое воздействие на ребят. Или... – она замешкалась.
– Или... – подтолкнул ее к признанию Шеверов.
– Или вы должны показать свое отношение к происходящему. Ваши слова будут иметь значение не только для сына. Может быть, для других мальчиков и девочек они будут значить гораздо больше. Я понимаю – вашему сыну будет неприятно слышать... но вы должны решить. Или не выступать вообще.
– Вы предлагаете мне покаяться перед учениками за сына? Не слишком ли много на мою голову сегодня?
– Во всяком случае, вы не должны их сегодня учить, как поступать правильно. Они будут сравнивать.
– Это дело хозяйское. Пусть себе тешатся. А вот если вы будете их науськивать на меня и мне подобных, тогда многим жизнь испортить можно. Но учтите, – Шеверов уже не сдерживался. – Мы ведь тоже не свинки подопытные для ваших ложных социологических исследований и экспериментов. Так что давайте не будем пугать. Я пуганый.
– Вы меня неправильно поняли, – Полина Аркадьевна взволновано поднялась со своего кресла, пытаясь что-то сказать.
– Нет. Я как всегда правильно вас понял, – жестко оборвал ее Шеверов. – Со своим оболтусом я разберусь дома. Но и вам пора понять, что вы работаете в школе Звездного городка, а не в частной лавочке.
– Жаль, – учительница вроде бы даже и не поняла, что ее специально и жестоко оскорбляют. – Костя способный мальчик. Это особенно стало заметно в последнее время. Однако, он все еще продолжает брать пример с вас. И очень жаль, что вы продолжаете губить его как человека.
– Что-о-о!? – Шеверов резко всем телом повернулся к учительнице.
–Да. Именно так. И не кричите на меня! Я не могу разговаривать с человеком, когда на меня кричат. Да, да. – Она сама чуть повысила голос, но продолжала говорить ровно. – Вы очень высоко стоите над людьми, и ваш дорогой сын усвоил, что и ему принадлежит часть ваших привилегий. Он даже не задумывается над тем, что все это абсурд. Но ведь и вы над такими мелочами не задумывались? А надо бы! Я не могу запретить вам выступать перед ребятами, но в данный момент вы не имеете на это никакого морального права. К тому же, никто никогда не запретит мне честно высказывать перед ребятами свое мнение по любому опросу. Да, да. Именно так! Извините.
Она быстро вышла из комнаты, и сразу же в приоткрытую дверь буквально втиснулся Костя. Он остановился у входа и молча смотрел на отца.
Ох! Как хотелось сейчас Шеверову – старшему взять свой старый офицерский ремень и хорошенько выпороть своего отпрыска, который совсем не думал о чести семьи, собственном достоинстве и авторитете отца.
Он знал, что никогда бить Костю не будет – возможное время для такого метода воспитания давно прошло, но что злое, больное сделать ему хотелось. Хотелось потому, что Костя, кажется, совсем забыл былые отцовские уроки и с каждым годом становился самодовольнее и грубее. Почему? Шеверов не мог этого понять. Правда, у него действительно не оставалось времени задуматься над этим вопросом. Как это ни странно, но в последние годы они с сыном и виделись очень мало. Подготовка к полету, отмена, новая подготовка. День и ночь на работе. Практически без выходных. Сына видел только спящим, а жену провожавшей и встречавшей. А сын рос. У него формировалась своя философия ценностей жизни. Об этом иногда успевала сказать несколько слов жена. Да и сам он в редкие минуты случайных свиданий с сыном чувствовал изменения в нем, но относил их на счет естественного взросления, переходного возраста, пусть даже несколько затянувшегося.
– Папа, – через некоторое время решился напомнить себе Костя.
– Во – время явился, – Шеверов уселся в кресло, все также суровый и недоступный.
– Ты уже все знаешь?
– О чем?
– Но ведь Полина Аркадьевна была здесь. Я видел.
– Была... Почему сам не сказал мне о том, что произошло в школе?
– Когда? Да и зачем? Ты же говорил, что я всегда должен быть достаточно самостоятельным, чтобы не только принимать решения, но и осуществлять их. Утром я считал, что до вечера сумею уладит это дело.
– И оскорбление девушки ты тоже считаешь своим лучшим решением?
–Нет, не считаю. Это мой минус и я его исправлю. Как и обещал.
– Каким же образом, если не секрет?
–Не надо, папа, – сын опустил голову.
– О чем мне сейчас говорить перед твоими товарищами?
–Я как раз и хотел тебя попросить не выступать перед ребятами.
–То есть, как это не выступать? – Шеверов внимательно посмотрел на сына. – По-твоему выходит, что я должен испугаться всякой сопливой гвардии?
– Я не могу сейчас всего объяснить. Но не надо. Пусть твой бортинженер выступит. Ну, кто угодно! Только не ты!
– Садись. И изволь четко выразить свою мысль, – Шеверов не ожидал, что может так сильно злиться на сына.
– Сейчас не могу. Вечером, как договорились, я тебе все объясню.
– Это тебе не поможет.
– Поможет, папа.
– Эх, ты. Тебе что, пацанов мало для драк?
– Отец!
– Что, сын? Ты не думал ни о чем, когда творил глупость, а теперь хочешь, чтобы тебя лишний раз не унижали? Пора бы понять, – Шеверов раздраженно махнул рукой. – Ну, вот что. Сейчас, в присутствии класса, ты принесешь свои извинения девочке за грубость. В любых ситуациях надо вести себя достойно, по мужски.
– Ребята подумают, что это ты заставил меня извиниться.
– Возможно. Но у тебя было достаточно времени для самостоятельного решения этого вопроса. Что ж ты его так плохо использовал?
– Хорошо, папа, я скажу. Я не хотел говорить, но... – он замолчал.
– Выкладывай, только поскорее, – поторопил сына Шеверов.
– Я не выдержал, когда она сказала, что твой полет был по существу простой прогулкой, и космонавтов сейчас, что крыс на мусорной свалке... и... – Костя замолчал, опустил голову, не решаясь продолжать.
– Рассказывай дальше, – уже спокойным голосом поощрил его отец.
– Она сказала, что ты надменный индюк, а я...
– А ты?
– Болван буржуйский недорезанный.
– И ты в ответ...
– Объяснил как мог, – Костя пожал плечами, – сначала на словах. А она в ответ ударила меня по лицу. Я схватил ее за руку, и в это время вошла Полина Аркадьевна.
– Дур-р-ак! – не сдержался Шеверов. – Нашел с кем связываться. И из-за чего?
– Ты же сам все время говоришь о чувстве собственного достоинства.
– Не путай божий дар с яичницей. Похоже, что она правильно обозвала тебя болваном. А теперь поговорим серьезно. Тебе что, действительно захотелось отцовской славой побаловаться?
– Сами они, – не сдержался Костя. – Как ты за рубеж, так все друзья. Как же, вдруг сувенир достанется. А потом снова. Вроде я и не существую.
– Много ты ей подарков натаскал?
– Да нет... – Костя замялся, борясь с собой, но все же соврать не смог. – Она ничего не брала, хотя как раз ей я и предлагал больше всего сувениров.
– Ты влюбился? – Осенило Шеверова.
– Еще чего?
– Ладно. Отложим это пока. Только запомни – пока ты всего лишь Костя Шеверов и никакого отношения к космонавтике не имеешь. А насчет полетов... С тобой мне темнить нечего. Может быть, она и права кое в чем. Летаем мы действительно много...
– И славу девать некуда? – Костя усмехнулся.
– А куда ее денешь, если она есть? – Шеверов тоже усмехнулся и подумал о том, что все же приятно, когда тебя хвалят. Правда, потом появляется желание сбежать от всех этих слов восхищения. Не всегда они искренны. Хочется побыть и обыкновенным человеком, делать свое дело самым незаметным образом. Но! Перестают приглашать на встречи, и становится обидно. Неужели забыли? И боязнь появляется, что теперь и в космос могут не пустить. Выработался мол. Знаю, что выдержу любые психологические нагрузки в работе, а в повседневной жизни какие-то мелочи иногда так раздражают, что потом очнешься и думаешь: "Да неужели это я?". А тут еще сын со своими проблемами... Шеверов с трудом оторвался от своих мыслей, взглянул на сына.
– Папа я постараюсь, – Костя опустил голову.
– Надеюсь. Кстати. Как девушку зовут? – Вдруг вспомнил Шеверов.
– Наташа... Ларина.
В комнату тихо вошел Глухов и Костя, понимающе кивнув головой, быстро вышел.
– Наташа... – Шеверов недоуменно посмотрел на стенд, на котором еще недавно висел бюллетень, мысленно чертыхнулся. – Вот ведь как получается. Здесь Ларин. Там Ларина. Отец?... Да, без отца она вряд ли самостоятельно дошла бы до таких мыслей. Он меня поливает грязью, а я должен был подписывать ему благодарственный бюллетень! Здорово!
Глухов негромко кашлянул, привлекая к себе внимание, и сказал.
– Ребята ждут, Виктор Иванович.
– Подождут, – и, увидев недоуменный взгляд инструктора, добавил: – Ладно уж. Пошли.
Встреча с ребятами началась привычно тихо и шла относительно быстро, хотя может быть и несколько суше, чем ожидал даже сам Шеверов. Школьники внимательно выслушали его сообщение, послушно и дружно поворачивали головы туда, куда просил посмотреть их Шеверов, но никто ничего не записывал. Вопросов ребята тоже не задавали, и казалось, что им совершенно безразлична информация, которую так старательно вдалбливал в их головы космонавт.
Не прерывая рассказ, Шеверов посмотрел вверх на электронные часы. Оказывается он говорил всего 15 минут. Но продолжать выступление не хотелось. Тем более, что как договаривались, дань уважения местным школьникам он уже оказал, и теперь пора бы приступить и к основной работе. Шеверов поискал глазами Глухова, что тот завершит беседу как обычно, но не нашел и тогда сам произнес.
– Вот и все сведения о тренажерах, которые располагаются этом зале. Если вопросов не будет, то я...
Он не успел закончить фразу. Из группы ребят решительно поднялась рука, и высокий парень протиснулся вперед.