– У меня вопрос, – он оглянулся на товарищей, будто прося их поддержки, и продолжил – Во время выходов в открытый космос у космонавтов происходили различные нештатные ситуации. Антенну отталкивали вручную, и переходил весь комплекс по несколько раз из конца в конец, и практически вручную стыковали орбитальную станцию с модулем. Я понимаю. Космонавтам повезло в том, что никто из них не получил при этом травму. Помогла, конечно, и их высокая профессиональная подготовка. Но ведь во время этих выходов космонавты не единожды теряли различные предметы и даже специально сбрасывали чехлы и другую аппаратуру. Однако, ни один из этих предметов так со станцией, и тем более с космонавтом, не столкнулся. Хотя по законам баллистики через виток они должны были встретиться в той же точке орбиты. Почему же не встретились?
– А вам бы хотелось? – Засмеялся Шеверов.
– Что вы. Конечно нет. Но ведь это противоречит законам баллистики!
– Да-а… – протянул Шеверов, который не ожидал столь серьезного вопроса. – И все таки, мне кажется, что вы сами должны додуматься до правильного ответа, – он сделал паузу, и с легкой иронией продолжил. – Если вы, конечно, всерьез интересуетесь проблемами космонавтики.
– Я пытался, но у меня не получилось достаточно убедительно, – не смутился и не обиделся школьник.
– Ладно, – миролюбиво согласился Шеверов. – Законы, о которых вы говорите, существуют для абсолютной пустоты. А на тех высотах, где мы летаем, еще есть атмосфера. Как ни странно, плотность ее неоднородна. Это и есть главная причина изменяющая орбиту утерянных предметов. Если же мы выбрасываем чехлы, аппаратуру, то направляем их в строго определенно направлении, чтобы уплотняющая атмосфера с еще большей гарантией захватила их в свои владения. Есть и другие причины. Но это, для более развернутого разговора.
Вероятно, первый вопрос придал смелости другим ребятам, и они стали задавать вопросы, опережая друг друга.
Кого то интересовало, будут ли ребята прыгать с парашютом и ка скоро, другому важно было узнать приобретут ли для юных космонавтов мотоциклы, езда на которых вырабатывает смелость, мужество, решительность, которые так необходимы космонавтам.
В конце концов, Шеверов не выдержал и спросил сам: "А вы не хотите месяца три покорпеть для начала над теорией?".
Все засмеялись, будто бы понимая космонавта. И тут один, самый маленький и незаметный, вдруг спросил.
– А после теоретических занятий нам позволят потренироваться на самых настоящих космических тренажерах?
– Очень хочется? – Засмеялся Шеверов.
– Очень. – Серьезно подтвердил паренек.
– Сожалею. Но времен вам не хватит. Космонавтам не хватает. Так что вы уж учитесь, как следует, а уж потом, попав в отряд, дорожите каждой секундой работы на тренажерах.
– И все же непонятно, – школьник внимательно смотрел на Шеверова. – В Соединенных Штатах Америки в каждом парке работает множество космических аттракционов, и каждый может проверить свои возможности, прежде чем решить идти ему в космонавты или нет. А у нас, выходит, даже для космонавтов тренажеров не хватает. Почему?
Шеверов вдруг физически ощутил какое-то неудобство и вдруг понял, что ребята притихли и слушали очень внимательно. Не слышалось ни реплик друг другу, ни смешков. И эта тишина, заинтересованность ребят почти физически давили на Шеверова, мешая сосредоточиться. Он как бы читал их мысли: "Ну, ну. Посмотрим, товарищ космонавт, как вы будете выкручиваться из этого положения. А потом зададим еще и не такой вопрос". Вот когда он вспомнил Полину Аркадьевну и ее предложение не встречаться с ребятами. Однако, опыт проведения подобных встреч помог ему быстро сориентироваться и в этой ситуации.
– Ишь ты, – Шеверов демонстративно взъерошил волосы мальчугана, прижал его к себе. – Такой маленький, и уже в политику подался.
– А нам Полина Аркадьевна говорила, – мальчик осторожно выскользнул из рук Шеверова, – что в каждом деле нужно искать основу, первопричину. Она нам многое объясняет. Но ведь о космосе и всем, что с ним связано, вы, наверное, лучше знаете?
– После беседы с вами я, кажется, начну в этом сомневаться, – Шеверов посерьезнел. – А вообще, должен признаться, что на ваш вопрос ответить трудно. Если конечно отвечать серьезно, подробно и обстоятельно. И мы можем даже по этому вопросу подискутировать, но уже в другой раз. – Он конечно же не рассчитывал, что ребята пригласят его на подобную дискуссию. – А если отвечать коротко, то нужно верить в то, что если у нас этого сейчас нет, так будет в самом недалеком будущем. А коль скоро наступит это недалекое будущее, в полной мере зависит и от вас. Вы же и есть наше самое настоящее будущее, – Шеверов усмехнулся. Похоже, что он удачно выпутался из сложного положения.
Ребята молчали, и он не стал искушать судьбу, а воспользовался этой невольной паузой, чтобы закончить встречу.
–Что ж, ребята. Спасибо за то, что внимательно меня выслушали. Но программа подготовки у нас жесткая, и я уже видел, как мой инструктор несколько раз поглядывал на часы. Вам я желаю огромных успехов. Будьте достойной нашей сменой. До свидания.
– Спасибо. До свидания, – вразнобой и с явным сожалением ответили ребята. Они продолжали кружком стоять вокруг Шеверова, не уходя и не решаясь задать ему новый вопрос.
И тут какая то девочка взяла инициативу в свои руки.
– Пойдемте, ребята. Мы уже на 15 минут опаздываем на центрифугу, – она первая решительно направилась к выходу.
Ребята недружно, по одному потянулись за ней, и вскоре Шеверов остался один.
Подошел Глухов.
–Начнем работать? Экипаж уже в сборе.
– Пожалуй, что так. Приглашай их в корабль, – Шеверов, не оглядываясь, быстро направился к входному люку космического корабля тренажера.
После занятий, возвратившись в комнату подготовки для разбора тренировки, Шеверов уселся в кресло, и сразу же попросил Глухова.
– Ругать будешь?
– Нет, – успокоил инструктор. – Вы и так во всем разобрались. Д и обстановка сегодня была сложной.
– Особенно перед тренировкой, – не удержался от реплики Шеверов. Глухов промолчал, внимательно посмотрел на командира экипажа, и Шеверов вдруг неожиданно для себя произнес. – Черт возьми! А ведь я их совсем не знаю!
– Просто вы не настроились, Виктор Иванович, – Глухов говорил тихо, спокойно, стараясь незаметно войти в разговор. А ребята такие же, как и везде.
Как же! – Усмехнулся Шеверов. – На всех встречах они по струнке. Глазами едят и "Всегда готовы!" А тут как тревога в собственном доме. Приходишь и не знаешь чего ждать. Почему?
– Космонавтов они действительно лучше знают. Привыкли к ним. Вот и осмелели. Перешли к очередной стадии самостоятельности.
– Вот-вот. Знают нас по сплетням родителей. Выбивать все это надо из их мозгов, пока не поздно. Сначала они перестают уважать космонавтов, а потом и родителей в гроб загонят.
– Конечно, это плохо, когда не уважают старших. Но знаете, – попытался было, что-то объяснить Глухов, но Шеверов не обратил на него внимания. Продолжил.
– Хотя, должен признать, я в школе и похуже творил. Поверьте – учительнице на стул кнопки подкладывал, клей бесцветный намазывал. И это еще не самое худшее. Такие были времена.
– И без последствий? – Поинтересовался бортинженер.
– По-всякому было. Иногда и самому страшновато становилось. Но нынешняя пацанва до такого и не додумается, – он задумался, весело посмотрел на собеседников. – А вот на Марс именно они полетят, черт возьми, а не мы!
– Завидуете?
– Понимаю. Физически ощущаю это понимание. И, честно говоря, завидую. Мои выходки в школе были от избытка дурости. А они... Они гордые! Вот вша безвестная, а уже гордая! Откуда это у них?
–От вас, – улыбнулся Глухов.
– Что? – Повернулся к нему Шеверов.
– Гены! Гены! Из известного вам учения мракобесов от лженауки.
– Да ну тебя, – махнул рукой Шеверов. – Ладно уж, говори. Что там у меня еще не так было при встрече с ребятами?
– По-моему, вы слишком злоупотребляли техническими терминами. Ребята увлечены космонавтикой, но знаний им все же еще не хватает. Но и разжевывать им все тоже не надо. Пусть кое над чем поработают и самостоятельно. Нужно только дать им направление поиска.
А ты, я смотрю, всерьез подходишь к их подготовке. Давно начал?
– Да нет. Как только в нашей стране стали организовывать детское аэрокосмическое общество.
– А сегодня были практические занятия после некоторой твоей с ними теоретической подготовки?
– Выходит, что так...
– Мог бы и предупредить. А то им кто то наобещал и парашюты, и мотоциклы, и путешествия. А я должен был все это им подтвердить. Но ведь я не банкир!
– Да. Обещаний пока отовсюду много. А они верят всему.
– Кстати. Встреча мне не очень понравилась, – Шеверов встал, начал переодеваться. – Никакой организованности.
– Да и вы вроде без особого энтузиазма говорили с ребятами.
– Ну, меня то, как раз и можно понять. Никакой души не хватит на тысячу однообразных выступлений. Я не профессиональный актер. Привычка приходит потом. Иной раз стоишь на трибуне, что-то говоришь и даже сам на замечаешь, что мысли совсем о другом. Да и встречают с каждым годом все равнодушнее. Это тоже не стимулирует.
– В таких случаях говорят, что пора завязывать. – Засмеялся Глухов.
– Как же. Отцепишься от вас. Держи карман шире. И не хочешь, а вытолкнут из укромного местечка на всеобщее обозрение. Даже штаны не успеешь одеть.
– Согласен. В тени всегда спокойнее. Мне, например, нравится чувствовать себя одним из множества людей, выполняющих какую-то общую работу, быть членом дружного коллектива.
– В наш век любую работу уже нельзя считать делом одиночек. Успех зависит от всех сразу, – декларирующим голосом произнес Шеверов, и сразу посерьезнел. – От одиночек тоже многое зависит. И нечего сравнивать, а тем более объединять под лозунгом "Все работы хороши" работу космонавта и дворника.
– Дворник тоже личность и достоин уважения. И на мусорных свалках кому то нужно работать.
– что-то больно уж рьяно ты записался в адвокаты к лодырям и бездельникам. Тебе ведь пока не грозит чистка нужников?
– я себя защищаю, – Глухов хитровато посмотрел на Шеверова. – Пока есть возможность. Право такое дают. К тому же, я обязан заниматься и воспитательным процессом.
– Аника воин! Ладно, пошли в класс. Там у нас с инженером будет к тебе несколько серьезнейших вопросов. Посмотрим, как ты будешь крутиться, когда "тебя поджарят на раскаленной сковородке".
И, продолжая разговор, они направились к выходу из зала.
Уже поздно вечером, возвращаясь домой, Шеверов встретил девочку, которая увлекла ребят после встречи. Она явно ожидала его и сразу представилась.
– Наташа Ларина.
Шеверов даже не удивился. Привык к разного рода объяснениям и извинениям. И потому, чтобы не затягивать разговор, сразу сказал.
– Суть я знаю. Если есть что-то новое, то даю не более пяти минут.
– Хорошо, – согласилась Наташа. – У нас с Костей был неприятный разговор о путях и методах освоения космического пространства, о достижениях советской космонавтики. Во многом мнения у нас не совпадали. Особенно мне не нравилось то, что он причислял космонавтов к сверхособенным личностям и возносил свою принадлежность к этой касте. Когда я возразила, он оскорбил меня словесно, а я в ответ ударила его по лицу. Он успех схватить мою руку, и, наверное, мне было бы плохо, если бы в класс не вошла Полина Аркадьева. Ей показалось, что это Костя меня уже ударил, хотя он только хотел это сделать. Дальше все катилось привычно, и оба мы проявили завидное упрямство.
– Дела. Самокритика в чистом виде. Сюда бы политработника.
– Я вообще-то не хотела его ударить.
– Хотела погладить, но силенок не рассчитала. Так что ли красавица? Орешек то не по зубам оказался!
– Костя сам извинился передо мной, – не показала своей реакции на насмешку Наташа. – Без принуждения. В присутствии ребят.
– Что!? – Шеверов даже остановился, но вспомнив что сам же и предлагал такой вариант, спросил. – Весь класс собрался?
– Нет. Но были почти все. Как то стихийно все получилось.
– Да, шустрая ты. Такого парня заломала. Чего же ты теперь хочешь от меня?
– Я хочу завтра собрать комсомольцев и поговорить о внимании, об уважении друг к другу, об уважении к личности любого человека, о чувстве собственного достоинства. Мы уже взрослые, а о серьезных вещах все еще часто говорим по детски, наивно, робко. Не показалось, что на сегодняшней встрече ребята раскрылись, поверили вам. И, если вы поделитесь с ними своими мыслями по данному вопросу, это будет очень полезно для ребят.
– И как пример доказательства взаимоуважения ты, милая, приведешь пример собственного мордобития? Или, может быть нетактичного поведения Кости? – Не имея возможности согласиться с предложением Наташи, и не принимая ее идеи, Шеверов начал злиться.
– Я думала и об этом, – улыбнулась Наташа. – Я скажу всю правду. Не думаю, что кто то будет над этим смеяться.
– Будут! Будут, милая Наташа! – Шеверов повернулся и, не торопясь, зашагал к своему дому, как будто и не замечая, старавшуюся не отстать от него, Наташу. Через несколько метров он внезапно остановился, резко повернулся к девушке. – Никакой встречи и ни с кем у меня не будет. Нет времени. Это ты понимаешь, красавица? Н-е-ет! Времени!
– Я думала, что этим вы и Косте поможете. Он очень переживает.
– С ним я разберусь сам. Распустил сопли, хлюпик, – он поднял руку, собираясь сказать еще что-то привычно и покрепче, но вспомнил, что перед ним все-таки школьница, махнул рукой. – Иди, девочка. Иди домой к папе, – и быстро зашагал домой, уже больше не оглядываясь.
Едва войдя в дом, Шеверов сразу спросил встречавшую его жену.
– Где Костя?
– В кабинете ждет. Ты вроде ему так наказывал.
Шеверов открыл дверь кабинета, устало опустился на диван. Разговор начинать не хотелось, но нужно был, и Шеверов, как всегда, начал с главного вопроса.
– Так что у тебя на самом деле произошло с этой девицей?
– Об этом знаем только мы двое.
– Теперь будет третий, – Шеверов улыбнулся. – Кому то ведь надо решать ваш спор.
– Ты заставил меня все рассказать еще там, на тренажере, – Костя пожал плечами. = Ничего нового добавить не могу, хотя должен признать, что если бы она высказалась, то мне было бы хуже. Вот собственно и все. – Костя замолчал, опустил голову, ожидая решения отца.
– Ладно. Хватит сопли распускать. Мужик он и есть мужик. Сентиментальность это женская особенность. А ты должен уметь владеть своими эмоциями. Тем более, что ты вроде бы собирался стать летчиком. Подумаешь, лапнули кого-то по физиономии. Делов то, – Шеверов посмотрел на сына. – А может быть это ты лапнул кого то и схлопотал?
– Как ты можешь? – Возмущенный Костя вскочил с дивана.
– Могу. Главное, чтобы крови не было, следов. Да ты сядь, – устало махнул рукой Шеверов. – Я в твоем возрасте домой приходил – вся морда в крови. И мать не ахала. А тут каждое слово, междометие, движение мизинцем и то в строку взаимных обид ложится. Уж больно у вас антенны остро направлены.
– Зат у вашего поколения полный простор. Все 360 градусов захата и никакого восприятия. Порог чувствительности на грани фантастики.
– Молодец! – Шеверов протянул руку и заставил Костю сесть. – Зря только злишься Ты доказывай. И лучше действием. А то как пенсионер всесоюзного масштаба аля-ля-ля-аля-ля-ля! У тебя друзья в школе есть?
– Не знаю, – Костя обижено отвернулся. – Не было случая проверить.
– А сам ты друзей искал? Ну хотя бы среди тех, кому нужна твоя помощь?
– Я же тебе говорил. Таких после твоих командировок за рубеж много.
– Плохо. У нас в школе было по другому. Мой друг...
– Ты можешь даже назвать его фамилию? – Иронично улыбнулся Костя. – Я что-то таких не помню. Давно у тебя в гостях никого не было. Одни подхалимы.
– Всем нужна поддержка. Слабым людям тоже. Ты их прощай, – Шеверов был спокоен.
– Всех?
– Ну, хотя бы тех, кто тебе нужен, – Шеверов напряженно посмотрел на сына. Только сейчас, перескакивая с одной темы на другую, он подошел к тому, о чем хотел серьезно поговорить с сыном. И все же, после паузы он не решился развивать эту тему. Снова пустил в ход пробный шар. Задумчиво произнес. – Что-то я просмотрел в твоем воспитании.
– Да нет, все нормально – Костя усмехнулся. – Мы просто друг друга стоим.
– Сопляк ты, – постарался рассердиться Шеверов.
– Вот именно. Тебе просто было некогда, а я старался тебя не подводить. По нашим временам это непросто. И вообще. Я ведь хороший. Хорошо рисую. Хорошо учусь. Активен в общественной работе. А этот случай. Не знаю. Я ведь попробовал, как ты в детстве действовать. Вот только училка помешала.
– Дурак. Я с девками не дрался.
– У нас тоже нет девок, но ваши девчонки, наверное, не были такими умными или может быть занудными. Я не знаю, что хуже.
– Всякие бывали. А в основном хорошо притворялись.
– И мама? – Костя, чуть склонив голову набок, с улыбкой смотрел на отца.
– Я в школе именно за такие дела морды бил, – Шеверов снова внимательно посмотрел на сына. – Все-таки, похоже, что ты ее, однако, любишь. Только рано еще сын. Да и скрутит она тебя в бараний рог. Не обрадуешься.
– Ты груб, отец, – спокойно парировал Костя. – И учил меня, что горлом ничего не докажешь.
Шеверов облегченно вздохнул. В разговоре с сыном он ожидал более бурной реакции. Особенно в случае несогласия с высказываемым мнением. И в общем то, спокойное поведение сына в течении всего разговора поначалу даже удивило его. Но потом он понял. Бурная реакция возможна была лишь в том случае, если бы предлагаемые вопросы были неожиданными для Кости. Однако, видимо, он уже не единожды говорил на эту темя с другими, и уж тем более многократно анализировал возможные ответы в споре с самим собой.
Это понимание успокоило Шеверова, дало ему возможность приводить в доказательство своей правоты более широкий перечень аргументов. Пусть они были не всегда однозначны, но Шеверов и не хотел от сына дубового однозначного восприятия. Сделанные, в конце концов, выводы станут от этого только крепче. Он прошелся по кабинету, вновь подсел к сыну, положил ему руку н плечо.
– Горло горлом, а опыт и знания всегда вернее, – тихо проговорил Шеверов. – Ты ведь знаешь. Я ведь и раньше не признавал сопливой философии говорливых интеллигентов, а сейчас тем более. Это от них пошло "самоуважение личности", "искоренить из себя раба". Если уж кто хочет быть рабом, так его и кнутом в свободу не загонишь. А хочешь добиться чего-нибудь, и имеешь к тому необходимые данные, так у нас всегда для таких были самые широкие возможности. Требовалось лишь одно – вкалывай. Вот только спать для некоторых было легче и приятнее. А теперь они вдруг проснулись, и, ничего не понимая спросонья, устроили кутерьму. Взбаламутили воду, а для чего и сами не понимают.
– Ты не согласен с перестройкой? – Похоже, сын был удивлен.
– Перестройка, – Шеверов улыбнулся. – А кто знает, что это такое? И главное – для кого она и что из этого получится?
– Тебя не поймут, отец.