Таким образом, получается, что цитированные советские и западные источники единодушны в признании национал-социалистического и фашистского государства тоталитарным государством. Они согласны между собой и в том, что главным содержанием тоталитарной системы является ее диктаторская, террористическая, античеловеческая сущность. Но на этом и кончается совпадение взглядов между ними. СССР не признает себя тоталитарным государством, а само тоталитарное государство считает лишь "разновидностью" современного "буржуазного", то есть западного правового государства (смотрите выше советское определение). Наоборот, западные теоретики находят много общих черт между коммунизмом и национал-социализмом (фашизмом), в силу чего они являются, в правовом отношении, полицейскими тоталитарными государствами.
Надо заметить, что в основу определения тоталитаризма в западной литературе легла не только практика правления тоталитарных государств, но и доктрина, даже терминология основоположника фашизма Муссолини. Больше того. То, что у Муссолини было лишь целью, идеалом, исследователи признали фактом, то есть долженствующее быть было признано существующим. Отсюда и произошло смешение коммунистической действительности с фашистской мечтой. Это лучше всего видно, если мы обратимся к самой доктрине фашизма по данному вопросу. Так, в статье "Доктрина фашизма"*) Муссолини говорит, что для этой доктрины "все - в государстве, ничто человеческое и духовное не существует вне государства… В этом смысле государство тоталитарно и фашистское господство синтезирует и объединяет все ценности, истолковывает, развивает и воплощает всю жизнь народа. Вне государства нет ни индивидов, ни групп…
Фашизм хочет изменить не формы человеческой жизни, а ее содержание, человека, его характер, верование".
Легко заметить, что Муссолини противопоставляет государство народу, ставит государство над народом, он как бы перефразирует и переворачивает известную формулу Линкольна**), чтобы выдвинуть диаметрально противоположную идею "народ от государства, для государства и через государство". Примат государства над правом
("Этатическая теория") признавался абсолютным постулатом, тогда как правовое государство (примат права над государством) считалось продуктом слабости и разложения демократии. Но такое всемогущее и вездесущее государство было скорее идеалом, чем действительностью как раз в самой верующей католической, все еще тогда официально монархической Италии. Гитлер преуспел в этом направлении больше, чем Муссолини, но и он был далек от достижения идеала как раз в двух важнейших областях - в духовной жизни и в создании тоталитарной, то есть национализированной экономической системы. То, в чем преуспели и Гитлер (в большей степени), и Муссолини (в меньшей степени) - это установление монопартийной диктатуры над органами государственного управления, но без уничтожения старой государственной машины. Со временем эта монопартийная диктатура установила свой тотальный контроль над обществом, но тотальным был лишь контроль, а не руководство. Тотального руководства добились только коммунисты.
Суммируя западные определения тоталитаризма, можно сказать, что в его состав входят, по крайней мере, следующие элементы:
1) тотальный государственный контроль над обществом;
2) система полицейского террористического контроля над гражданами;
3) единственная правящая партия;
4) унификация и регламентация политической, общественной и духовной жизни;
5) ставка на обновление общества;
6) ставка на свою расу (расовая теория и практика нацистов, геноцид большевиками кавказских народов, крымских татар, немцев Поволжья и калмыков во время войны, доктрина "советского патриотизма", расовые факторы в споре между Москвой и Пекином, советский антисемитизм под маской антисионизма).
Коммунистическому режиму принадлежит оригинальное право на все эти элементы, кроме последнего ("нацизм" Сталин заимствовал у Гитлера). Однако сами по себе они не делают еще тоталитарную форму правления исключительной - ибо в той или иной степени такие черты носят или носили все известные нам из истории автократические или тиранические режимы. То, что коммунистическую власть делает особой, новой формой (или типом) правления - партократией, - заложено в самом источнике и природе этой власти: в воле одной партии. Отсюда - органы партии делаются законодательными и распорядительными органами над государством. Сама воля партии, "воля к власти" и власть воли почти по кантовскому "категорическому императиву" (но без его моральной субстанции!), объявляется абсолютным законом государства и закономерностью общественного развития.
Если бы мы хотели продемонстрировать разницу между ленинской партократией, демократическим правлением и фашистской системой, то можно было бы сказать, что если для Линкольна "правительство народа существует через народ и для народа", если для Муссолини народ от государства существует "через государство и для государства", то для Ленина и правительство, и народ, и государство существуют через партию, от имени партии и для партии. Отсюда везде и во всем - "культ партии" (Ленин: "Партия - ум, честь и совесть нашей эпохи").
Сама эта партия не есть обычная партия. Она - "партия нового типа", по справедливому определению самих коммунистов. Новизна её заключается опять-таки в уникальности её исторической миссии как заменителя государства и госаппарата, так и в своеобразности её внутренней структуры. С одной стороны, она - закрытая иерархическая организация с кадровым аппаратом, с другой стороны, она - открытая массовая партия с многомиллионным членским составом. Поэтому элита партии, актив как бы представляет собой "партию в партии".
Коммунистическая партия не просто единственная правящая государственная партия, она даже не государство в государстве, она "и само государство, но "государство нового типа", по учению тех же коммунистов. Новизна его заключается в том, что иерархия официальных государственных законодательных органов является лишь исполнительно-административным аппаратом по проведению в жизнь решений и указаний параллельной иерархии формально исполнительных партийных органов. Современное коммунистическое государство может существовать без его официального государственного аппарата, но оно не может существовать без партийного аппарата. Отношения между партаппаратом и госаппаратом являются отношениями не координации, а субординации, этим самым устранён дуализм в правлении. Гитлер и Муссолини не разбивали старой государственной машины Германии и Италии, а заполняли её своими кадрами. Ленин разбил старую государственную машину России, чтобы заменить её новой партийной машиной. Вот этой машиной и явилась система партократии.
Параллельное существование заново созданной формальной государственной машины в лице Советов служило технически - для помощи партаппарату по управлению государством, политически - для целей создания "народного" фасада партократическому режиму.
Полицейский характер западных тоталитарных режимов сводится, главным образом, к установлению общего политического сыска при ликвидации всех гражданских свобод, к надгосударственной роли политической полиции и к праву произвола её карательных органов против инакомыслящих граждан страны. Словом, политическая полиция, как аппарат разведки и контрразведки, суда и экзекуции, была обособлена от государства и существовала как самодовлеющая сила. Наоборот, в партократическом государстве вся машина, каждый её винтик, все её "приводы", её идеология и технология власти органически пропитаны всеобнимающим и вездесущим духом чекизма. Поэтому здесь политическая полиция является лишь функциональной величиной, исполняющей профессионально-административные функции одного из винтиков партократической машины. Да, западные тоталитарные режимы унифицировали, регламентировали и контролировали политическую, общественную и духовную жизнь. Но в партократическом государстве никакая жизнь не существует не только вне контроля и регламентации, но и вне руководства. То, что у западных тоталитаристов было идеалом тотального контроля, у коммунистов было и есть факт тотального руководства. Даже исходные позиции у них разные - западные тоталитаристы сохранили, как указывалось, старую государственную машину, соответственно фашизировав её, коммунисты её уничтожили и создали свою собственную надгосударственную партийную машину; западные тоталитаристы сохранили имущие старые классы, а коммунисты их целиком уничтожили, не только экономически, но и физически; западные тоталитаристы запретили политические партии и распустили их, коммунисты их ликвидировали не только политически, но и физически.
Однако главной отличительной чертой коммунизма от западного тоталитаризма явилась, конечно, коренная социальная революция - уничтожение старого общества с его экономической структурой и экономическими принципами и создание нового социального общежития на основе новой экономики, новых господствующих классов и новых экономических принципов. Эта социальная революция, начатая еще Лениным, прерванная вынужденым НЭПом, продолженная Сталиным в конце двадцатых годов, сделала коммунистическую партию монопольным хозяином всей русской национальной экономики. Национализация промышленности и земли, национализация рабочего и крестьянского труда как следствие национализации экономики, монополия внешней и внутренней торговли, национализация средств коммуникации, национализация духовной жизни и её институтов, - всё это было тоже национализацией "нового типа". Ее новизна заключалась в том, что была легализована беспрецедентная в истории партийная монополия на владение народным хозяйством, при которой не народ, не государство вообще, а маленькая часть народа, то есть партия монопольно планирует, контролирует, управляет и распределяет богатство страны. Из этого вытекали исключительно важные последствия.
Положив в основу своей экономической политики марксово "бытие определяет сознание", ленинское - "политика есть концентрированная экономика" и сталинское - "каковы условия материальной жизни общества, таковы его идеи", - коммунисты приступили к своему эксперименту всемирно-исторического значения. Главная цель эксперимента - переделка социальной, духовной и нравственной природы человека. Партийная монополия на богатства страны самой партией рассматривается не как самоцель, не как источник благополучия и обогащения отдельных членов партии, а как инструмент, как фабрика добровольной или принудительной переделки старых и создания новых коммунистических людей. Принцип распределения материальных благ советского общества, который гласит, что каждый член общества награждается по труду, затраченному им на пользу общества, на практике применяется так, чтобы способствовать успеху нового эксперимента. При прочих равных условиях компенсация труда и ваше место в социальной иерархии общества зависят от вашего отношения к коммунистической идеологии и от эффективности ваших личных усилий в деле её претворения в жизнь.
Главный марксистский тезис - "базис" определяет "надстройку", экономика определяет политику, "способ производства материальной жизни обуславливает социальный, политический и духовный процессы жизни вообще"*), кладётся в основу не только техники властвования, но и в основу коммунистической доктрины о создании нового, коммунистического человека. Однако эта доктрина опирается не только на партийную монополию экономики, но и на партийную монополию политики. Ленин даже подчёркивает, в отличие от Маркса, примат политики над экономикой, утверждая, что политика не может не иметь первенства над экономикой.*) Это значит, применительно к доктрине создания "нового человека", что в то время, когда экономика в руках партии является более или менее пассивным фактором косвенного воздействия, то политика, то есть власть, является активным фактором прямого воздействия. Поэтому вполне прав советский юрист, который пишет по данному вопросу, что в советском обществе партийное право (политика) "обладает такой огромной силой воздействия на жизнь, на процесс общественного развития, на отношения людей, какой не могло быть во всей предыдущей истории"**) и что "государство при социализме не ограничивается внешним, формальным регулированием, оно непосредственно организует хозяйственную и культурную жизнь общества, вникает в самое существо жизни, в её глубинные процессы"***).
Вот в результате такой роли политических учреждений партии и её подсобных государственных органов режим партократии добился того, что он не просто контролирует, хотя бы тотально, политическую, общественную и духовную жизнь, как это делали западные тоталитарные режимы. Он идёт дальше - он непосредственно управляет политикой, экономикой, культурой, мыслью, вкусом и чувствами людей. Здесь нет возможности рассмотреть интересную проблему - насколько органически и глубоко новый режим владеет своим народом в плане психологическом, но в плане организационном можно сказать, что он владеет им только при помощи гигантской машины физического и духовного террора. В этом-то и тайна крепости и долголетия партократии.
Мы сказали, что режим управляет не только политикой и экономикой, но управляет также мыслью и чувствами советских людей. Это вовсе не означает, что коммунисты духовно овладели народом. Они владеют аппаратом духовного управления народом, более того - они создали коммунистическую элиту духовной жизни, создали коммунистические произведения, но не создали ни новой культуры, ни новых духовных ценностей. Много говорят о прогрессе советской науки и техники. И это верно. Точные науки сделали в СССР большие успехи, а вот гуманитарные науки, все без исключения, застряли на уровне 1917 года. Почему же не развивались общественные, гуманитарные науки, тогда как точные науки сделали столь видные успехи?
Ответ очень простой: математики и физики, химики и астрономы пользовались свободой научных исследований в интересах советской военной машины (ядерная физика, электроника, ракетная техника и т. п.), тогда как ученые гуманитарных наук могли писать только такие исследования, которые были в интересах укрепления советской партийной машины. Для общественных наук был и остается обязательным ведущий ленинский принцип: "партийность науки". Это означает, что в СССР может быть издано только такое произведение из области общественных наук, которое не только написано методом исторического материализма, но и поставлено на службу генеральной линии партии на сегодняшний день.
Это означает далее, что в СССР может быть издано только такое произведение из общественных наук, выводы которого предрешены в пользу коммунизма еще до того, как само произведение написано. Вместо кропотливого анализа - готовая марксистская схема, вместо научной рабочей гипотезы - дежурная истина из Маркса, Энгельса, Ленина, вместо открытия новых философских, социологических или экономических систем и концепций - декларация о незыблемости старой, давно уже обветшалой марксистской догмы. Поэтому вполне естественно, что в СССР общественные науки в основном существуют лишь по названию. Поскольку марксизм-ленинизм представляет собой "вершину всех наук", а критический подход к нему считается государственным преступлением, то исследователи нашего атомного, электронного и космического века заняты пропагандой и популяризацией того, что Маркс и Ленин писали еще при "керосиновой лампе".
Партия не только осуществляет тотальный контроль над духовной жизнью, не только руководит ею, но она определяет как тематику, так и метод духовного творчества, называемый методом "социалистического реализма". Сущность этого метода сводится к тому, что прошлое, настоящее и будущее рассматриваются глазами и слышатся ушами коммунистических мракобесов во имя партии и её текущей политики.
Роман или опера, полотно или скульптура, кинокартина или цирк должны каждое своими специфическими средствами и "художественными" образами пропагандировать мудрость партии и величие коммунизма. Произведения вне этой заданной линии партии не увидят света, а если увидят, то будут объявлены "формалистскими" и "декадентскими" и изъяты из обращения, иногда даже вместе с их авторами.
Таким образом, контроль западного тоталитаризма над обществом являлся тотальным лишь в области политической и условно тотальным - в духовной жизни, тогда как советская система властвования - партократия - осуществляет не только абсолютный тотальный контроль, но и абсолютное тотальное руководство во всех областях политической, экономической и духовной жизни и деятельности советского человека. Коммунистическая деятельность превзошла мечты Муссолини о тотальности государственного покорения человека, с той лишь разницей, что и само советское государство оказалось тотально покорённым партией. Лидеры большевизма имели все основания, противопоставляя свою власть не только другим тоталитарным системам, но и системам демократическим, заявлять: "В мире нет и не бывало такой могучей власти, как наша, Советская власть, в мире нет и не бывало такой могучей партии, как наша коммунистическая партия",*) коммунистическая власть - "гигантская машина, которой еще не видело человечество ни в какой эпохе своего существования" **).
Уникальность этой машины не позволяет ставить ее в один ряд с её слабыми и далеко не полными копиями. Таким образом, партократия есть иерархическая система абсолютной политической, экономической и идеологической власти и властвования "партии в партии" - аппарата КПСС, при которой законодательная, судебно-контрольная, распорядительно-собственническая функции слиты воедино и сосредоточены в центральном аппарате партии, а органы управления и распределения дуалистичны: руководящие органы находятся в иерархии партаппарата, исполнительные органы - в иерархии государственного аппарата. Для тех и других органов Конституция СССР имеет формальную, а меняющаяся воля аппарата абсолютную силу.
Даже сама "конституция партии" - устав партии - тоже имеет для них лишь формальное значение. Режим такой тирании, как партократия, не может опираться на какие-либо писаные законы. Еще Ленин писал о большевистской диктатуре: "Научное понятие диктатуры означает не что иное, как ничем не ограниченную, никакими законами, никакими абсолютно правилами не стесняемую, непосредственно на насилие опирающуюся власть" Ленин, т. XXV, стр. 441). Это не значит, конечно, что в управлениях партократии господствует импровизация. Наоборот, существует целая система неписаных норм и законов, которые точно, в деталях, определяют функции каждого винтика и привода исполинской партократической машины. Эти нормы и законы неписаного "партаппаратного права" (в отличие от писаного "уставного права"), не меняясь в субстанции, варьируются в зависимости от возглавления режима - если во главе партократии стоит олигархическая диктатура (Ленин), то партаппарат делит законодательную власть с партией через ее съезды, если же во главе партократии стоит единоличный диктатор (Сталин), то не только партия, но и сам ЦК вместе с Политбюро и Секретариатом пользуются лишь прерогативами совещательных коллегий и осуществляют исполнительную власть при единоличном диктаторе.
Советская форма правления - партократия - явилась и осталась неизменной партийно-государственной моделью для всех вновь образовавшихся коммунистических режимов в Европе, Азии и Америке (Куба). Действительные или мнимые разногласия между СССР, Китаем, Албанией, Югославией, Румынией, Кубой касались всего чего угодно, но только не одного: партократической сущности этих режимов (исключением явилась Чехословакия Дубчека). "Ревизионисты" и "ортодоксы" спорили и спорят не о пересмотре системы партократии, хотя она и советского происхождения, а о гегемонии, с одной стороны, и о "партократическом суверенитете" - с другой.