II. Цели и источники данного исследования
История происхождения партократии есть история ленинского ЦК.
За последнее десятилетие в СССР издано "Полное собрание сочинений" Ленина, переизданы старые протоколы съездов партии, опубликован еще ряд ценных архивных материалов из истории партии и революций, которые дают возможность правильно осветить и по-новому оценить внутренние конфликты в ЦК и позицию Ленина. Надо заметить, что советские историки из своих же собственных архивных публикаций не делают тех выводов, которые из них совершенно ясно вытекают, или, наоборот, часто делают такие выводы, которые находятся в очевидном противоречии к ним. "Ленин никогда не ошибается, ЦК всегда и во всем следует Ленину, кроме нескольких профессиональных предателей", - такова примитивная официальная концепция партийной историографии. Однако объективный анализ самих же советских документов показывает, что история большевизма - это перманентная борьба между ЦК и Лениным за гегемонию в партии.
Не умаление значения и места Ленина в его собственной партии, а восстановление исторической правды как о его действительной роли, так и о природе внутренних конфликтов в ЦК, - такова одна моя цель.
До самой Октябрьской революции Ленин возглавлял крайне левое крыло большевизма (правда, бывали исключения), а после прихода к власти он возглавил его крайне правое крыло. В революции Ленин боролся с людьми, которых он презрительно называл "старыми большевиками", подчеркивая этим их консерватизм, а будучи у власти Ленин борется с "левым ребячеством", с теми, кто заболел "детской болезнью левизны в коммунизме". Даже духовный и физический наследник Ленина - Сталин продолжал ту же право-большевистскую ленинскую линию, пока боролся с "левой оппозицией" Троцкого и "новой оппозицией" Зиновьева и Каменева в союзе с правой группой Бухарина.
Из всех конфликтов с ЦК Ленин, в конечном счете, выходил победителем, ибо он был не просто большевиком, а необыкновенным большевиком, который в одной руке держал Маркса, в другой - Ницше, а в голове - Макиавелли.
Однако сама ленинская партия и ее ЦК ненадолго пережили своего основателя. Прикованный больше года тяжкой болезнью к постели, но продолжая живо интересоваться состоянием и будущей судьбой партии, Ленин был свидетелем начала ожесточенной борьбы своих учеников и соратников за его политическое наследство - за власть. Каким-то безошибочным внутренним чутьём проницательного политика он пророчески предугадал в этой борьбе и будущего могильщика своей партии - Сталина. Отсюда "Завещание" - письмо Ленина к XII съезду (1923) о снятии Сталина с поста "генеска" и личное письмо к самому Сталину о разрыве отношений с ним. Однако "гвардия Ленина" на свою же голову предпочла умирающему учителю здравствующего "генеска". Постараться раскрыть внутреннюю механику драматических перипетий междоусобной борьбы диадохов за трон Ленина, - такова вторая моя цель. История не знает ни одной другой революционной партии, которая прямо-таки по собственному "расписанию" ("Что делать?", "Апрельские тезисы", "Марксизм и восстание" Ленина) и с таким блистательным триумфом достигла бы своей стратегической цели - захвата власти, - как большевистская партия, но она не знает также и другой политической партии, которая, утвердившись у власти, так беззаботно и трагически кончила бы свою жизнь, как большевистская партия. Родил ее Ленин, убил Сталин, но убил при помощи оружия, унаследованного у Ленина. Как тактик и стратег революции Сталин не идет ни в какое сравнение не только с Лениным, но и с Троцким, однако как мастер власти он превосходит их обоих вместе взятых. Разгадку изумительных успехов Сталина на путях к его личной диктатуре я нахожу, кроме всего прочего, в том, что он хирургическими инструментами ленинизма владел лучше, чем их изобретатель. К ленинскому арсеналу оружия Сталин не добавил ни одного нового, но в усовершенствовании и использовании ленинских оружий он открыл новую эпоху в истории большевизма тем, что в "технологию власти" большевиков ввел действительно новый компонент: криминальный метод восхождения к личной власти и криминальный режим управления ею. Ленинская диктатура партийной олигархии, контролируемой Центральным Комитетом как высшей инстанцией, стоявшей и над Лениным, сменилась сталинской тиранией, контролирующей и управляющей самим ЦК. Это произошло через политическое убийство ленинского ЦК и за относительно короткий исторический срок после смерти Ленина - за пять лет (1924–1929). Собственно, его даже нельзя назвать убийством, это скорее было самоубийство, и то не сразу, а по частям, не Сталиным, а этими частями друг друга, пока от ленинского ЦК не остались "рожки да ножки", но, увы, эти "рожки да ножки" - был сам Сталин. Но управлял "самоубийцами" Сталин, в чем они не давали себе отчёта. Воздавая дань историческим фактам, надо признать, что в "гибридизации" уголовного искусства с политикой Сталин достиг как раз в этот период таких выдающихся успехов, которые делали его претензии на ленинское наследство вполне естественными, тем более, что к этому наследству он шел под ортодоксальным ленинским знаменем. Конечно, психологически Ленин - потомственный русский дворянин и дитя западной политической культуры - был сделан из другого материала, чем Сталин - сын опустившегося сапожника и дитя азиатчины, - но тот же Ленин преступления, на которые он не был лично способен, всегда перепоручал Сталину как до революции - на Кавказе ("эксы"), так и в гражданской войне (руководство групповыми убийствами, например, в Царицыне в 1918 г.).
Ленин, хотя и отрицал в политической борьбе всякую общечеловеческую "внеклассовую" мораль, но в силу своего происхождения ("бытие определяет сознание"!) лично не был свободен от значительного груза "буржуазно-дворянских предрассудков", таких, как понятия личной чести, долга и лояльности иногда даже по отношению к своим политическим врагам (Мартов, Плеханов, князь Кропоткин). У Сталина же коварная аморальность в политике была абсолютна по отношению ко всем, начиная от соратников по партии и кончая его собственными учениками. Ленин, который восхищался аморальностью Сталина, пока Сталин расстреливал "врагов народа" на фронтах гражданской войны, начал призадумываться над его действиями, когда Сталин начал применять ленинскую "классовую мораль" во внутрипартийных делах. Ленин, по словам его жены Крупской, сказал однажды: Сталин "лишен самой элементарной, самой простой человеческой честности" (L. Trotsky, Stalin, p. 375), и он не только сказал, но и сделал отсюда свои выводы ("Завещание", статья "Об автономизации", письмо Ленина Сталину в марте 1923 г. о разрыве личных отношений).
Вот это абсолютная бесчестность Сталина и обусловила его победу над Лениным, пользуясь его же "моральным кодексом" (невыполнение ленинским ЦК воли своего учителя о снятии Сталина как "нелояльного" с поста "генсека"), и над его честными соперниками в борьбе за трон Ленина. Если бы даже в распоряжении историка больше не было ничего, достаточно одних официальных документов XX и XXII съездов КПСС, чтобы сказать, что Сталин был гениальный уголовник от политики, государственные преступления которого узаконивало само государство. Из амальгамы уголовщины с политикой и родился уникум: сталинизм.
Самый фундаментальный вывод, к которому я пришел после долголетнего изучения истории, идеологии и организации большевизма, сводится к следующему: старый, деспотический, но политический большевизм умер вместе с Лениным. Со Сталиным начинается эра нового, тиранического, но уголовного большевизма.
Попытаться показать духовные истоки, историческое становление и правомерность торжества сталинского уголовного большевизма в СССР, - такова моя третья цель. Как бы партийные историки и теоретики ни изощрялись в своих усилиях доказать, что Сталин и сталинская инквизиция не выросли из самой монопартийной системы и что практика "культа личности" Сталина, якобы, результат "извращения" "ленинских норм", внимательное изучение теории ленинизма и практики Сталина привело данного автора к заключению: истоки сталинизма надо искать, во-первых, в тоталитарной "философии власти" Ленина в виде его учения о "диктатуре пролетариата", как "новом типе" государства; во-вторых, в тиранической системе организации этой диктатуры, которую, по Ленину, может осуществлять непосредственно не сам "пролетариат", а только его "авангард" - аппарат ЦК большевиков (система, которую я назвал в другой книге "партократией"); в-третьих, в криминальном происхождении сталинского крыла большевизма (знаменитая кавказская "боевая дружина" "эксов" - террористов для убийства "врагов" и ограбления банков, магазинов, почт во главе с Коба-Сталиным и Камо-Тер-Петросяном в 1905–1912 гг.); и, наконец, в-четвертых, в криминальном образе мышления самого Сталина. Ленин учил и Сталин хорошо усвоил следующий ведущий принцип ленинской "философии власти" применительно к коммунистической диктатуре: "Научное понятие диктатуры означает не что иное, как ничем не ограниченную, никакими законами, никакими абсолютно правилами, не стесненную, непосредственно на насилие опирающуюся власть" (Ленин, т. XXV, стр. 441, третье изд.). Даже диктатуру одного человека, одного "вождя" подсказал Сталину Ленин. Когда немецкие левые коммунисты начали критиковать свое официальное партийное руководство за то, что оно вместо "диктатуры масс" мечтает установить "диктатуру вождей", Ленин ответил: "Договориться… до противоположения вообще диктатуры масс диктатуре вождей есть смехотворная нелепость и глупость" (там же, стр. 189). Оба эти принципа Ленина Сталин положил в основу своей интерпретации ленинизма еще в 1924 году (см. "Вопросы ленинизма", стр. 116, 128). Очень характерно, что третий ведущий принцип ленинизма, сформулированный Лениным в 1920 году, Сталин обходил во всех своих писаниях полным молчанием, чтобы не выдать своего сокровенного замысла. Вот, что гласит этот принцип:
"Советский социалистический централизм единоличию и диктатуре нисколько не противоречит, что волю класса иногда осуществляет диктатор, который иногда один более сделает и часто более необходим" (Ленин, там же, стр. 119, курсив мой. - А. А.).
Через того же Ленина Сталин заимствовал идею Маркса о разгроме старой государственной машины и применил ее как раз к ленинской партийно-государственной машине - к разгрому ленинского ЦК. Сталин правильно рассчитал, что путь к указанному Лениным единоличному правлению, к диктатуре одного вождя, лежит через ликвидацию думающей идейной части партии и физическое уничтожение всех остальных большевистских вождей.
В деле осуществления этой цели исключительную роль в руках Сталина сыграла резолюция Ленина на X съезде о введении в партии "осадного положения", названного "Единством партии". Но и здесь Сталин, выступая за точное выполнение "ленинских норм", запрещающих инакомыслие в партии, все же превзошел учителя по методам действия и масштабу произвола. Сталин нашел, что имитаторы большевизма - немецкие национал-социалисты и итальянские фашисты куда более логичны, чем Ленин, когда они массовый террор делают основой правления не только над народом, но и над собственной партией. Инакомыслие надо было предупредить еще до того, как оно оформилось или даже выявилось. Отсюда концепция Сталина о росте армии потенциальных "врагов народа" при "победоносном" восхождении к коммунизму, отсюда же и его превентивный террор против этих потенциальных "врагов народа".
Вот здесь-то Гитлер подал Сталину предметный урок и подсказал неоценимую идею убийством не только оппозиционных деятелей (ген. Шлейхер), но и своих близких соратников во главе с Ремом за "заговор", который, разумеется, никогда и никем не был задуман. Через пять месяцев убийством своего близкого друга и старого большевика Кирова Сталин приступил к организации целой серии "заговоров" старых большевиков и полководцев гражданской войны для их физического уничтожения. Но Сталин и здесь превзошел Гитлера тем, что сумел заставить свои жертвы клеветать на самих себя, сознаваться в организации ими мнимых заговоров, убийств, в шпионаже, вредительстве, саботаже, с такими фантастическими подробностями, - что должно было оправдать в глазах внешнего мира расправу Сталина с партией Ленина как партией заговорщиков, убийц и шпионов.
Таким образом, к концу тридцатых годов сталинский большевизм, немецкий нацизм и итальянский фашизм настолько сблизились между собой по идеологии (антикапитализм, антидемократизм, "национал-социализм" и "социализм в одной стране", великодержавный шовинизм, атеизм, культ "вождя", "фюрера" и "дуче") и по методам управления (тоталитарно-полицейская диктатура при перманентном физическом терроре), что дало полное право главарям фашизма и коммунизма объявить идентичность своего мировоззрения в борьбе с демократическим Западом и прекратить всякую идеологическую борьбу между собою.
Логическим концом этого исторического процесса перерождения большевизма в фашизм и было заключение пакта между Сталиным и Гитлером в августе 1939 года. Это вовсе не было случайностью, когда министр иностранных дел Гитлера Риббентроп, после банкета, который устроило для него Политбюро во главе со Сталиным и Молотовым, заявил, по словам итальянского министра иностранных дел Чиано, что во время этого банкета он "чувствовал себя в Кремле, словно среди старых партийных товарищей" (A. Rossi, Russian-German Alliance 1939–1941, Beacon Press, Boston, 1957, p. 71). Риббентроп торжествующе доложил Гитлеру на второй день после этого банкета, что Сталин произнес тост, который даже не был предусмотрен протоколом. Сталин сказал: "Я знаю, как крепко германский народ любит своего вождя! Поэтому мне хочется выпить за его здоровье" ("Nazi-Soviet Relations 1939–1941, Documents from the Archives of the German Foreign Office", pp. 6–7). Это не был обычный дипломатический тост вежливости главы правительства за главу другого правительства, ибо Сталин тогда не возглавлял советское правительство. Это был тост "вождя народов СССР" за "вождя германского народа", тост главы советского фашизма за главу немецкого фашизма.
Взаимная амнистия двух типов фашизма зашла так далеко, что Сталин вложил в уста своего верного робота, председателя Совета министров СССР Молотова следующие воистину "исторические" слова:
"Идеологию гитлеризма, как и всякую другую идеологическую систему, можно признать или отрицать… Но любой человек поймет, что идеологию нельзя уничтожить силой, нельзя покончить с нею войной, поэтому не только бессмысленно, но и преступно вести войну, как войну на уничтожение гитлеризма" ("Правда", 1 ноября 1939 г.).
После всего этого мы вполне можем поверить такому эксперту фашизма, как Муссолини, который в октябре 1939 года категорически заявил:
"Большевизм в России исчез и на его место встал славянский тип фашизма" (A. Rossi, цит. пр., стр. 77).
Мы знаем, что союзу Сталин-Гитлер изменил не Сталин, а Гитлер. Сталин, который так глубоко уверовал в свое органическое родство с Гитлером, с полным правом назвал нападение Гитлера на себя как раз тем словом, которое надо понимать буквально: "вероломным"! Гитлер незаслуженно поломал веру в него у Сталина.
Но был ли Сталин неизбежен? Ответа надо искать в другом вопросе: был ли Ленин неизбежен, а стало быть, был ли Октябрьский переворот неизбежен? В отношении случайного сложения объективных факторов, которые невозможную победу большевиков сделали неизбежной, подробно говорится в соответствующей главе. В данной связи укажем лишь на совпадение мнений Ленина, Сталина и их врагов в том, что если бы Временное правительство вышло из войны и немедленно объявило радикальные земельные реформы с конфискацией помещичьей земли в пользу крестьянства, то большевики не оказались бы у власти. В этом случае о Ленине знали бы только узкие специалисты истории русской социал-демократии, а о существовании Сталина вообще никто ничего не знал бы.
Однако здесь я хочу поставить вопрос о субъективном факторе - о ленинской партийной машине в революции - в плоскости выдвижения одной психологической гипотезы.
Политика есть уравнение со множеством неизвестных. Если бы эти неизвестные можно было наперед расшифровать, то человеческая история, хотя и гармоническая, но лишенная внутреннего драматизма, была бы невероятно скучна: тысячи королей, правителей, тиранов, чтобы умереть своей смертью, отказались бы от трона еще до того, как они взошли на него; сотни войн остались бы необъявленными; чтобы избегнуть собственной катастрофы, десятки организованных революций вообще не состоялись бы, дабы они не "сожрали своих детей". Я осмеливаюсь утверждать, что и Октябрьская революция тоже не состоялась бы, если бы ее организаторам было дано знать, что их ждет в результате победы. В самом деле, бросим беглый взгляд на судьбы "отцов и детей" Октября:
Из 29 членов и кандидатов ЦК, руководивших Октябрьской революцией: 3 человека убито врагами (П. А. Джапаридзе, М. С. Урицкий, С. Г. Шаумян), 5 человек умерли своей смертью до сталинской диктатуры (Ленин, Ф. Э. Дзержинский, В. П. Ногин, Я. М. Свердлов, Ф. А. Сергеев-Артем), 2 человека покончили жизнь самоубийством из-за Сталина (А. А. Иоффе, Н. А. Скрипник), 3 человека оказались в опале (М. К. Муранов, Е. Д. Стасова, А. М. Коллонтай), 15 человек расстреляны Сталиным (Я. А. Берзин, Н. И. Бухарин, А. С. Бубнов, Г. Е. Зиновьев, Л. Б. Каменев, А. С. Киселев, Н. Н. Крестинский, Г. И. Ломов, В. П. Милютин, Е. А. Преображенский, А. И. Рыков, И. Т. Смилга, Г. Я. Сокольников, Л. Д. Троцкий - убит агентом Сталина; В. Н. Яковлева), двадцать девятым был сам Сталин.
Из 30 руководителей Военно-революционного Комитета при Петроградском Совете (кроме членов ЦК) - этого высшего органа военного руководства октябрьским восстанием - 7 человек умерли или убиты до диктатуры Сталина (Аванесов, Гусев, Еремеев, Лазимир, Садовский, Склянский, Чудновский), 1 человек покончил жизнь самоубийством из-за Сталина (Лашевич), 2 человека оказались в опале (Подвойский, Самойлов), 18 человек были расстреляны Сталиным (Антонов-Овсеенко, Анцелович, Бокий, Голощекин, Дыбенко, Залуцкий, Карахан, Кедров, Крыленко, Лацис, Мехоношин, Невский, Павлуновский, Петере, Позерн, Уншлихт, Чубарь, Юренев), в живых были оставлены 2 человека (Мануильский, Молотов).
Из 16 членов первого большевистского правительства - 4 умерли до диктатуры Сталина (Ленин, Ногин, Луначарский, Скворцов-Степанов), а 12 человек расстреляны Сталиным (Авилов, Дыбенко, Каменев - предс. ВЦИК, П. А. Кобозев, Крыленко, Ломов, Милютин, Овсеенко, Рыков, Теодорович, Троцкий, Шляпников).
Из 16 командующих фронтами Красной Армии в гражданской войне - 3 человека умерли своей смертью (В. Н. Егорьев, П. П. Лебедев, А. А. Самойло), 1 убит большевиками (левый эсер М. А. Муравьев), судьба одного неизвестна (В. В. Яковлев), один умер от операции, которую Сталин предложил сделать против воли больного (зиновьевец Фрунзе), а 10 человек расстреляны Сталиным (Антонов-Овсеенко, Р. И. Берзин, В. М. Гиттис, А. И. Егоров, Н. Н. Петин, М. С. Свечников, П. П. Сытин, М. Н. Тухачевский, В. И. Шорин, И. Э. Якир - командующий группой войск).
Из трех главнокомандующих всеми вооруженными силами советской России - два расстреляны Сталиным (Н. В. Крыленко, И. И. Вацетис), а третий объявлен "врагом народа" посмертно (С. С. Каменев).
Даже из трижды вычищенного ЦК 1934 г. - Сталин расстрелял 98 человек старых большевиков (70 % всего членского и кандидатского состава ЦК).