Когда Нортон и Ги, слева от Клиффа, взяли влево в надежде отойти от голландского берега, их снова атаковали "Мессершмиты-109". Радист Ги был ранен, и Френсис, его штурман, отправился назад к боковым пулеметам. Нортон и Ги разделились и в окружавшей обоих пилотов суматохе потеряли из виду "Гнейзенау". Летчики у пулеметов продолжали метко отстреливаться. Видимость возле побережья была особенно ограниченной, и истребителям, которые все еще представляли большую опасность, не удалось сбить Нортона и Ги с курса. Ги был самым серьезным и одним из самых умелых членов эскадрильи, не пил и мало интересовался женщинами. Многие считали его немного устаревшим, педантичным и, возможно, весьма суетливым. Из-за этих особенностей своего характера он получил прозвище Тетушка, которое приклеилось к нему еще со времен "бьюфортов". Однако все признавали в нем потенциальные качества лидера. Нортон тоже был умелым пилотом и собрал вокруг себя опытный экипаж. Его радист Даунинг служил радистом у Ловитта во время атаки на "Лютцов". И все же эти два пилота, уйдя от немецких истребителей, снова выйдя на конвой и определив на этот раз "Принца Евгения", прорвавшись сквозь заградительный огонь, сбросили свои торпеды с тем же отрицательным результатом, что и остальная эскадрилья.
Кошмарный сон для всех пилотов-торпедоносцев: слишком частые позорные промахи.
Карсон и Баннинг из 217-й после своего ошибочного взлета в начале второй половины дня, когда их послали на поиск "трех больших торговых судов", приземлились в Менстоне, где, в свою очередь, впервые узнали о реальном характере цели. Невероятно, как они смогли пропустить такую большую группу кораблей. Если же учесть, что указанная им скорость 8-10 узлов была на двадцать узлов меньше, чем действительная скорость конвоя, то в результате они оказались на много миль дальше к югу. Баннингу нужна была дозаправка. Ведомый самолет всегда потребляет больше горючего, чем лидер, из-за постоянных изменений положения дросселя, необходимых для соблюдения дистанции. Карсон посчитал, что у него достаточно горючего в баках для повторного полета. Кроме того, он был сильно рассержен. Он мог только посмеяться, вспомнив о себе и Баннинге над Каналом, высматривающих в тумане ложную цель, в то время как "Лосось" и "Счастливчик" уходили прочь. Все оказалось напрасно. Пилота раздражало недостаточное, по его словам, доверие к экипажам эскадрильи. Зачем было скрывать правду на этой стадии? Возможно, командование опасалось, что экипажи могут вылететь и сбросить свои рыбки в открытом море, а потом вернуться и рассказывать небылицы. Боже мой, кто же поверит в эти рассказы о враге. Скорее всего, кто-то из группы командования был слишком увлечен игрой в секретность, доведя ее до абсурда. В любом случае это бессмысленная трата времени и усилий, и ему следует сделать все возможное, чтобы компенсировать эту ошибку.
Он находился на земле в Менстоне только двадцать две минуты. Без трех минут три он снова взлетел и взял курс на цель. На этот раз он их найдет.
Сорок пять минут спустя Карсон достиг предполагаемой позиции немецкого конвоя. Стояла середина февраля, без четверти пять, и день уже начал угасать. Шел дождь, видимость была никудышной. Карсон вел поиск с помощью радара и вскоре засек немецкие корабли. Когда он нашел конвой, было почти пять часов. Расплывчатые силуэты "Гнейзенау" и "Принца Евгения" были еле различимы на фоне серого моря. Дождь яростно хлестал по стеклу кабины, а густые облака делали видимость обрывочной.
На некоторое время он полностью потерял корабли из виду, но спорадическая стрельба орудий помогла ему запомнить их позицию. Пилот сделал разворот на два больших корабля, все еще видя лишь редкие вспышки выстрелов 11– или 8-дюймовых орудий. Когда он находился примерно в 2000 ярдов от корабля, который выбрал в качестве цели, взмывший к небу фонтан воды под ним подбросил левое крыло с неудержимой силой. "Бьюфорт" перевернулся брюхом вверх, словно жук, все еще нервно сжимающий в своих лапах торпеду. Не успел Карсон вернуть контроль над машиной, как второй взрыв снова подбросил крыло вверх, и самолет совершил вынужденный кувырок.
– Бомбы! Это взрывы бомб!
Когда Карсон наконец выровнял самолет, "Гнейзенау" находился уже менее чем в миле перед ним. Следующая серия бомб может его прикончить. Он нажал кнопку сброса торпеды, выждал несколько нескончаемых секунд, а затем дал газ и резко взмыл вверх. Заградительный огонь был плотным и точным, его левое крыло было все в пробоинах. На секунду Карсону показалось, что мотор заглох. Неожиданно перед ним открылась четкая картина "Гнейзенау" и его надстроек, но тут же туман, облака и дым снова поглотили корабль, и ни он сам, ни его экипаж не смогли проследить ход торпеды. В сгущающемся сумраке им удалось уйти от истребителей, они успешно оторвались и вернулись на остров Торни.
Примерно в то же время, когда Карсон брал курс на возвращение домой, Баннинг, дозаправив свой самолет, снова вылетел из Менстона. Хотя дневной свет уже почти погас и немецкий конвой был окутан дождем, туманом и низкими облаками, Баннинг без труда обнаружил корабли с помощью радара. Условия для торпедной атаки были почти безнадежными, но, несмотря на это, Баннинг, воспользовавшись просветом, начал заход на "Гнейзенау". Глаза немецких канониров уже привыкли к сумраку, и Баннингу пришлось лететь сквозь интенсивный огонь. Ему никогда раньше не приходилось сбрасывать торпеды, но на брифинге ему велели лететь на высоте 70 футов со скоростью 150 миль в час и целиться в точку впереди корабля. Немецкий конвой уже вышел за границу действия своих истребителей, и Баннингу удалось проследить ход торпеды. Пути корабля и торпеды сходились. Баннинг, затаив дыхание, наблюдал за происходящим. Но когда торпеда прошла уже две трети пути, "Гнейзенау" резко взял влево, и через секунду Баннинг понял, что в результате этого маневра торпеда безрезультатно пройдет мимо. От обиды у него стоял ком в горле и кровь стучала в висках, но ему ничего не оставалось, как набрать высоту и взять курс на базу.
Девяти "бьюфортам" 42-й и семи самолетам 217-й эскадрильи, так же как и "сордфишам", не удалось замедлить движение вперед германского конвоя. До сих пор ни одного попадания не было зарегистрировано. В течение второй половины дня помимо торпедоносцев почти 250 бомбардировщиков провели атаки тремя отдельными волнами. В распоряжении командования бомбардировочной авиации в это время насчитывалось около 300 самолетов, 250 из которых считались подходящими для этого типа операций. Несколько "веллингтонов" не смогли подняться в воздух из-за снега на аэродромах, в результате чего общее число самолетов сократилось до 242. В это число вошли 100 бомбардировщиков, которым был дан специальный приказ находиться в двухчасовой готовности. Эти силы бомбардировщиков, хотя и незначительные по сравнению с имевшимися несколькими месяцами ранее, все еще представляли значительную угрозу с точки зрения бомбовой нагрузки. Даже если только одному самолету из десяти удалось бы поразить цель, скорость конвоя, несомненно, замедлилась бы. Но плотная облачность в Канале никогда не поднималась выше 1000 футов и зачастую опускалась ниже 500. Погодные условия постоянно ухудшались. Большинству из 242 бомбардировщиков удалось приблизиться к немецкому конвою, но только каждый шестой произвел бомбометание. Многие вообще не нашли корабли. Тем, кто все же обнаружил их, не удалось провести атаку, несмотря на повторные попытки набрать достаточную высоту, так как каждый раз они оказывались в облаках и теряли корабли из виду. По мнению экипажей, единственным достоинством такой погоды было то, что она защищала их от неприятельских истребителей и в большой степени от заградительного огня. Как стало известно, из 242 бомбардировщиков только 39 машин сбросили бомбы на немецкие корабли, но ни одно попадание не было зарегистрировано. 188 самолетов либо не смогли засечь цель, либо были не в состоянии атаковать в таких условиях. 15 бомбардировщиков не вернулись на базу.
Последняя надежда возлагалась на двенадцать "бьюфортов" из Сент-Эваля.
Этот день в Сент-Эвале начался прозаически. Один самолет отправился на рутинное патрулирование в Бискайский залив. Однако само их географическое положение заставляло экипажи Сент-Эваля постоянно помнить об опасности, которую представляли собой эти три корабля, стоявшие на якоре в гавани Бреста. Когда корабли выйдут в море, а это обязательно должно произойти в один из ближайших дней, "бьюфорты" Сент-Эваля окажутся на передней линии. Независимо от того, направятся ли корабли в Атлантику или пойдут вверх по Каналу, "бьюфортам" Сент-Эваля придется нанести первый удар. В такой напряженной атмосфере экипажам Сент-Эваля приходилось выполнять их повседневные задачи.
Персонал 86-й эскадрильи, составлявший основную силу "бьюфортов" в Сент-Эвале, состоял главным образом из новобранцев, недавно прошедших оперативную подготовку. Эскадрилья была сформирована в Норт-Коатс сразу же после того, как 22-я эскадрилья перебазировалась на остров Торни, и несколько месяцев это подразделение считалось неоперативным, а потом полуоперативным. Среди других эскадрилий "бьюфортов" это подразделение выполняло роль Золушки. Репутацию, какую имела в Норт-Коатс 22-я эскадрилья, новобранцам было трудно заслужить. Но затем последовал длительный период преобразований, подготовки и торпедной практики, в то время как другие эскадрильи множили свои успехи. Словно усиливая их комплекс неполноценности, канадская эскадрилья "Хадсонов-407", расположенная там же, использовала все свои возможности для приумножения числа ночных вылетов для бомбардировки кораблей противника у Фризских островов. Во время этого тренировочного периода, когда 86-я эскадрилья отрабатывала свой оперативный уровень, она потеряла несколько экипажей: с одними происходили несчастные случаи, другие же необъяснимо не вернулись из учебных полетов над Северным морем. Эскадрилья была еще более ослаблена в результате перемещения полностью подготовленных экипажей на континент в последние месяцы 1941 года. (Некоторые из этих экипажей прославили себя в составе 39-й эскадрильи, действовавшей на Среднем Востоке.)
Эскадрилья стала оперативной в ноябре 1941 года, и в последующие месяцы ее авангард под командованием Чарльза Флада переместили в Сент-Эваль по плану общей перегруппировки, когда 22-я была перебазирована для заморских действий. Перемещение завершилось в январе. Эскадрилья провела свою первую торпедную атаку 2 февраля по 5000-тонному танкеру, шедшему в сопровождении двух вооруженных траулеров. В деле участвовали три экипажа. Один самолет атаковал танкер, два других не вернулись с задания. На следующий день эскадрилья потеряла еще один самолет. Три экипажа под командованием Флада нанесли дерзкий и успешный бомбовый удар по порту Гернси. Чувство неполноценности почти полностью исчезло.
В Сент-Эвале также находились шесть экипажей 217-й эскадрильи и запасное подразделение 22-й эскадрильи, включая шесть экипажей, возвратившихся из отпуска. В этот момент там находилось тринадцать готовых к вылету самолетов, за минусом одного, отправленного на патрулирование в Бискайский залив. (Джуберт впоследствии заявил, что если бы он знал о действиях неприятеля, то никогда бы не отправил этот самолет на задание.)
Из двенадцати самолетов в шести находились экипажи 86-й эскадрильи, в трех – экипажи 217-й и в трех – вернувшиеся из отпуска экипажи из 22-й. Наземная команда и административный состав 22-й эскадрильи отбыли из Ливерпуля в один и тот же день.
Готовность данных двенадцати экипажей находилась на разных стадиях. Старший пилот 217-й Этеридж только что вернулся после тренировочного полета. Экипажи 22-й эскадрильи пытались организовать ранний завтрак и надеялись не покидать аэродром во второй половине дня. Когда они ждали подачи пищи, заговорила система оповещения:
– Следующим экипажам собраться срочно в оперативной комнате…
Услышав свое имя из громкоговорителя, каждый пилот ощущал учащение пульса, и воображение начинало рисовать различные картины.
– На этом, похоже, наш завтрак закончился.
– Нам повезло, что мы успели побывать в отпуске…
– Тебя вызывают, парень. Ты что, не слышишь?
– Ну давай, расскажи мне, где идет война.
Они сложили тарелки и приборы на столе и отправились к аэродромной вышке.
Самолетам надлежало отправиться на остров Торни двумя звеньями по шесть машин под командованием Чарльза Флада. В их число вошли Этеридж и экипажи 22-й эскадрильи для укрепления подразделения опытными людьми. О выходе кораблей сообщили только офицерам, предупредив о необходимости хранить молчание. Нижестоящие пилоты и члены экипажей знали только то, что им предстоит отправиться на остров Торни и, возможно, придется наносить удар оттуда.
"Бьюфорты" поднялись в воздух примерно в час и приземлились на острове Торни через девяносто минут. Теперь предстояло дозаправить самолеты. Пилоты и штурманы получили инструктаж в оперативной комнате. Стрелков инструктировали в сигнальной комнате. Подразделение было разбито на три звена по три машины. Этеридж оказался в звене левого фланга, которое поведет командир звена, лейтенант Вайт из 22-й эскадрильи, третьим был также член 22-й эскадрильи сержант Фрикер. Этериджу надлежало держаться Вайта, а Вайту, в свою очередь, следовать за Фладом, который поведет единственный самолет, оснащенный радаром. Никакой встречи с истребителями сопровождения над Колтишеллом не предусматривалось.
Когда пилоты и штурманы вышли из оперативной комнаты, похожие на мешки в своих летных куртках, спасательных жилетах и летных ботинках, обвешанные планшетами, они встретились со стрелками. Секунду экипажи толпились в замешательстве, а затем отправились к своим самолетам, разбираясь по экипажам. Стрелкам сообщили частоты – операция будет контролироваться по радиотелефону из Чатема. Они все еще оставались в неведении относительно своих целей.
– Что все-таки происходит?
– Большие мальчики вышли погулять.
Тот факт, что стрелкам ничего не было сообщено, был воспринят без комментариев, как естественный ход событий.
– Большие мальчики? – повторили стрелки с сомнением, стараясь разглядеть правду в этой загадочной и целеустремленной манере походки пилотов, которую они хорошо знали. Их глаза смотрели вперед, но ничего не видели. Вероятно, в таком же состоянии приговоренный шел на смерть. В конечном итоге он мог делать это даже с желанием, чтобы все поскорее закончилось.
– Большие мальчики? Так что же мы здесь делаем?
– Нужно скорее вернуться в Сент-Эваль.
– Не нужно – они рядом, здесь, у голландского побережья.
– Что? – Долго таившееся сомнение вырвалось наружу.
– Что-о-о-о?
– Чего они тут потеряли?
– Кто-то проспал все на свете!
Затем послышались слова сержанта из одной известной эскадрильи:
– Этого бы не случилось, если бы 22-я находилась здесь.
Никто, тем более служащие 86-й и 217-й, не желал в данный момент спорить по этому вопросу.
– Наверное, Гитлер узнал, что 22-я перебазировалась.
– По-другому он о них вообще бы не узнал.
– Эти гады знают обо всем.
Нам явно не дано вернуться после этого задания.
Экипажи разошлись по своим самолетам.
Они взлетели сразу же после четырех часов, примерно полчаса спустя после безуспешной атаки Клиффа и девяти "бьюфортов" 42-й эскадрильи. Им предстояла встреча в пять часов над Колтишеллом.
После вылета Клиффа на аэродроме в Колтишелле подполковник Вильямс, командующий 42-й эскадрильей, обнаружил, что нет никакой надежды на прибытие мобильного торпедного подразделения в Колтишелл до темноты. Таким образом, для нанесения второго удара у него оставался только один самолет, вооруженный торпедой, и тот в нерабочем состоянии. Переместить торпеду с одного самолета на другой без соответствующей аппаратуры и специалистов было невозможно. Поэтому были предприняты все возможные действия для починки имеющегося самолета. Пилоту, офицеру Вильсону, и его экипажу было приказано находиться в полной готовности. (Через три месяца штурману самолета, сержанту Эндрюсу, пришлось сыграть такую же решающую роль в аналогичной операции против "Принца Евгения".)
Вильямс еще помнил о Маннинге, канадце, который исчез по пути из Лошара этим утром. Маннинг и его экипаж без карт и рации, необходимой для сверки координат, пролетел над сушей, стараясь обнаружить Колтишелл. В конечном итоге они наши Хоршам-Сент-Фейт возле Нарвика и приземлились там, чтобы заполучить карту. Маннинг со штурманом отправились к аэродромной вышке, но обнаружили ее полностью разоренной. Все, что им удалось добиться от контролера, у которого было достаточно своих собственных проблем, это взмах руки и информация о том, что Колтишелл в "пяти минутах там".
Потеряв еще час на изучение каждого аэродрома в поисках "бьюфортов", они приземлялись на трех аэродромах, откуда их, словно назойливую муху, погнали дальше, и в конечном итоге нашли Колтишелл. Тут наконец им и рассказали, по какому поводу весь шум.
Маннинг получил инструкции отправиться с экипажем в столовую на чай и вернуться через полчаса. В это время его самолет будет дозаправлен. Ему и Вильсону было приказано взлететь в 17.15 и построиться над аэродромом, присоединившись к 86-й эскадрилье, которая, как было сказано, проведет встречу над аэродромом как раз в это время (время указывалось 17.15).
– Мы не знаем, куда они полетят и кого будут атаковать, – сказал им контролер в Колтишелле. – Следуйте за 86-й эскадрильей и атакуйте цель, которую они выберут.
Маннинг и Вильсон удивленно переглянулись и направились к своим самолетам. В 17.10 последние два вооруженные "бьюфорта" 42-й эскадрильи стояли с заведенными моторами в начале взлетной полосы Колтишелла.
В то время как Маннинг и Вильсон занимали позиции для взлета, Флад и его подразделение, состоявшее из двенадцати "бьюфортов", летели над аэродромом. Шум приближающегося подразделения заглушал для Маннинга и Вильсона рокот их собственных моторов, которые они прогревали в начале взлетной полосы. Развернувшись против ветра, они неожиданно услышали грохот моторов, взглянули вверх и увидели летящее прямо над ними подразделение.
Пилоты этого подразделения всматривались в небо в поисках истребителей сопровождения. Если они и видели два "бьюфорта", разворачивающиеся против ветра, для них это ничего не значило. Они искали истребители. Экипажи разговаривали по внутренней связи.
– Где же эти истребители?
– Откуда они должны появиться?