Начался новый виток угара и новых знакомств. Так, посещая Хирурга в его стоматологическом кабинете на Речном, встретили Женю Круглого. На лавочке перед кабинетом сидели в очереди местные болтающие тетушки, а Круглый, проходя на прием, сказал, что они еще не спали после вчерашнего угара, посему Хирург при параде, только халат успел накинуть… Я это заценила, когда Саша вышел в каком-то черно-белом прикиде под халатом, при галстуке с булавкой и засученными рукавами. Чем-то похожий на немецкого доктора из комиксов про третий рейх. Хотя… мы все были как персонажи из комикса… Бабок к банкеткам как приклеило, так что из желающих лечиться остались только мы с Ромой.
Выходя из поликлиники, Рома, улыбаясь, указал мне на значок, прикрепленный к моей брючине над коленом. Это оказался красный комсомольский значок. Его втихую приколол Хирург, пока я сидела с закрытыми глазами и открытым ртом… Мы оценили юмор; тем более что он тогда был во всем, даже в протезировании выбитых в драках и потасовках зубов. Народу такого проходило через кабинет много; тот же Рустам, с которым Саша с неважным тогда еще зрением катался на мотоцикле, и они постоянно куда-то врезались. Мотодвижение тогда только набирало обороты и было популярно в хулиганствующей среде, но не у обычных граждан. Инциденты с участием мотоциклистов традиционно рассматривалась не в пользу двухколесных героев асфальта… Но нас еще ждали впереди и несколько байк-шоу, и клубы, и разборки, в общем– годы, полные счастливых и безрадостных моментов жизни… Могли ли мы тогда представить, что так все сложится и мотодвижение будет на пике моды? Навряд ли. Но массовая мода на субкультурность уже появилась в конце 87 года года. С развитием рок-эстрады.
Вообще, 88 й и 89 й были такими богатыми на концерты и события, что мы едва успевали продохнуть. Мой ежедневник разваливался от количества туе, на которые надо было успеть. Начались поездки в рамках гастролей, в роли костюмера "Металл аккорда" – с географией от Средней Азии до Дальнего Востока. Алма-Ата– Ташкент– Самарканд, с чешской металлической группой "Цитрон" и разной попсой. Тут, конечно, тоже угар и работа слились в один большой ком, достойный отдельной саги, потому что наше появление в достаточно диком тогда еще Узбекистане с его средневековым укладом не вписывалось ни в какие местные рамки и вызывало всеобщий интерес на каждом шагу, граничащий с вызовом. Даже наличие в программе более "человечной" попсы не спасало нашего положения, и укуренные местные жители часто воспринимали нас как собственный галлюциноз… Я так понимаю, что тематические гастроли металлических групп пробить было все еще сложно, поэтому организаторам приходилось тесно сотрудничать с приемлемыми вкусу обывателя попсовыми группами, которые играли еще более чудовищное, чем перестроечный стебовый металл.
Так музыкантам и мне пришлось познакомиться с началом творчества Пенкина, Крылова, Маликова, группы "Мираж" и многих других. А в концертных программах принимали участие танцевальные коллективы брейкеров и культуристы с показательными выступлениями. Турчинский как раз часто с нами пересекался. И в этих солянках смешивались все стили – от эстрадной электронщины и рокабильщиков до каких-то полупанков и металлистов… К ним еще прибавлялись какие-то поэты, и вся эта околомузыкальная туса куролесила по Союзу. Понеслась какая-то концертная вакханалия с всеобщей эйфорией от прочувствованной свободы.
Так же я познакомилась и с Лазутчиком – смешным и странным персонажем, мечтающем о сольной карьере, но, по-моему, любившим богемную жизнь больше работы. Что не умаляет его талантов и одаренности. К тому же он в процессе общения несколько расширил и мой кругозор. Этот потомок лейтенанта Шмидта обладал недюжинной коммуникабельностью, проникая на тусы любого ранга, и чувствовал себя там как рыба в воде. Будь то в Олимпийском, посреди советской попсы, или на полулегальном концерте "Чуда-Юда", в угаре на "Коррозии" или отплясывая твист с набриолиненными поклонниками групп "Браво" и "Квартала". Причем, насколько я понимаю, он и сейчас пребывает на этой же волне, поскольку недавно звонил мне по поводу одежды для какого-то клипа; кажется, я именно его видела в какой-то рекламе по телику. Можно сказать, что все эти Остапы Бендеры закономерно нашли свой причал в голубом ящике и в коридорах Останкино.
Лазутчик же, кажется, познакомил меня с тусой куртуазных маньеристов – неформальными поэтами, в числе которых был и Вадик Степанцов, которого я потом часто встречала на концертах Горбушки, а в последующие годы– на "Тишке" и на байк-шоу в составе "Бахыт Компота".
А тогда, в конце 88-го года, мы с Лазутчиком повеселились от души на съемках для какого-то немецкого журнала, где московские тусовщики во главе с Гариком, за которым закрепились позывные Асса, поведали зарубежным СМИ о достаточно нелегком положении субкультурного люда. Впрочем, западники все равно не верили, пребывая в ложной эйфории по поводу гласности. Тем более, что Хирург с компанией, Егор Зайцев, Че и Орлис уже произвели на них самое положительное впечатление…
Правда, я так и не дождалась от "крутых" фотографов снимков группы "Примадонна", вокалистке которой я тогда шила чумовой прикид из красного Винила, с проклепанными до локтя наручами, но это уже было не важно, поскольку группа в девяностом свалила в Англию на гастроли, и осталась там насовсем.
При этом стоит отметить, что многие музыкальные идолы металлистов уже вовсю отмечались на просторах СССР. Концерты сыпались как из рога изобилия, и мы носились как чокнутые, совмещая это с работой и гастролями. И многочисленными днями рождениями. Свой бездник я отметила с друзьями на концерте Ингви Мальмстина – там же, в "Луже", а семнадцатого февраля мы оторвались с Лазутчиком уже на безднике у Пенкина, в кафе "Старт": Лазутчик пытался петь русские "Валенки", а остальной цвет попсовой тусни падал лицами в салаты натуральным образом. Все было переплетено, но при этом радостно и бодро. Даже милиция, которая совершала постоянный отъем шипованных браслетов и клепанных ремней, воспринималась привычно, обычно и естественно. По этому поводу мы особо не переживали; главное, чтоб не завели какое-нибудь дурацкое дело, как на хиппарей. В этом случае обламывались бы начавшиеся заграничные гастроли.
"Э.С.Т." тогда уже приперлись из гастролей по Германии в восторге, и вокруг таких возможностей витал приятный аромат слухов… А мы уже в апреле сидели на чемоданах: в Венгрию, с "Тяжелым днем", "Шахом", "Альянсом" и Рублевым, которых эклектично дополняли Минаев, Маликов, Крылов, Пенкин и Турчинский. Попали мы туда с подачи Саши Иванова, который нас запулил по своим комсомольским связям. Ну, конечно, я вернулась оттуда с майками любимых групп Iron Maiden и Slayer, хотя до посещения мной их концерта оставалось еще долгих девять лет… Апрельский Будапешт порадовал архитектурой, дворцом, из которого нам с Пенкиным не хотелось уходить, и рок-магазами, которых у нас тогда еще не было… После Венгрии я начала сотрудничать с "Тяжелым днем" и работала там несколько лет, параллельно с другими музыкальными проектами, постоянно общаясь с "Коррозией". Мы с Миледи продолжали работать в ателье, ходить на концерты и на Тишинку, выискивая там всякие декоративную отделку на наши сумасшедшие прикиды, делать аппликации и клепать куртки, наблюдая в обеденный перерыв хиппи и панков в "Желтке" и "Туристе" по соседству…
К этому прибавилось мое сотрудничество с Мосфильмом в амплуа консультанта по неформалам у разных помрежей. В обязанности входило отвозить очередному из них демозаписи групп "Э.С.Т." или "Ва-Банкъ"; помню, как ругалась с режиссером фильма "Авария– дочь мента" по поводу шмоток для главной героини, опротестовав куртку из дерматина, которую, судя по фильму, они все-таки на нее напялили. А мы ей такую классную кожаную куртку привезли с Миледи…
М. Б. Нет. Они ей стандартный "перфекто" какой-то справили. Мне об этом рассуждать легко, поскольку соучаствовал в судьбе фильма с другого конца. Мы тогда на первом "Сырке" с девушкой по имени Ира пересеклись, причем на сцене и в первых рядах творилось какое-то уныние. А мы сидели в глубине полупустого зала с половиной ящика "Салюта", который внаглую и пронесли в зал, огрызнувшись на входе, что это дань рок-н-ролльным богам… Ира как-то сама бесстрашно к нам подсела и посетовала на фактуру посетителей концерта, на что ей было заявлено, что все горести позади-главное, это беспрекословное подчинение. И как-то через этот контакт набежала куча знакомых, и все были оповещены. Это несколько подкорректировало съемки, хотя, как обычно бывает, нашу сцену, открывавшую начало фильма, оттуда попросту вырезали. Но с другой стороны, там и без меня клоунов хватало, зато я вроде до сих пор фигурирую на постере фильма, куда аляпово впендюрили главную героиню в пресловутой куртке.
Как ни странно, но фильм случился трогательный, и меня периодически веселят рецензии от знатоков, что, мол, все люди в фильме постановочные, и такого в реальности не было. Они даже не представляют, насколько ужаснее все было, как оно было на самом деле. И что реальные участники событий настаивали, чтоб все выглядело еще брутальней, как собственно и было…
И. Г. Ну да, я помню в сцене с Хирургом помреж захотела глэма и зачем-то Славяну пыталась пририсовать две черточки под глазами, типо глэм-рок и Никки Сикс.
М. Б. А я это видел, потому что участвовал в их призыве и ржал неподалеку. Он сначала тормознул, не понимая, а потом тут же это палево стер. Украсительница быстро ретировалась под свирепым взглядом. Но все равно заработал на какое-то время ироничные позывные "Минус"…
И. Г. Да. Много кто участвовал и в съемках, и потом. Я, видимо, приглашала тех же самых людей, что и ты… Этот год так же пестрел событиями. Помимо серии концертов "Коррозии", после чего Паук загремел в больницу а Ящер в милицию, мы чуть не пропустили Pink Floyd, потому что Черта заглючило, что он потерял наши билеты. Потом была одна из первых выставок "Музыка-89", где фирмачи натащили гору всяких крутых инструментов, и наши музыканты ходили туда пускать слюни на всякие примочки, а остальные – фотаться с картонным Джоном Бон Джови и смотреть новые видеоролики. При мне один офигевший персонаж так пялился на клип Guns N'Roses, что попросту упал на стойки с гитарами…
Рома Костыль опять работал в "Коррозии", и они бомбили Сокольники вместе с "Шахом", "Мафией" и "Кронером". По телику показывали Якушина и Саню Скляра, а в "Зеленке" готовились к грандиозному концерту в "Луже". И он наконец-то наступил.
Двенадцатого и тринадцатого августа вся туса была на этом событии года и, наверное, всего десятилетия. Мы воочию лицезрели Великого Короля Ужаса, угарных глэмеров Motley Crew, Skid Row, педантично техничных Scorpions и не картонного, как на выставке, Джона Бон Джови. Под которого, уже изрядно набравшись, в темноте, оставшаяся на ногах тусовка отплясывала в свете прожекторов… А на следующий день, как ни в чем не бывало, некоторые умудрились еще доползти на кинопробы студии Горького… Как раз тогда Зойка, бывший костюмер "Металл Аккорда", свалила замуж за каратиста и выпала из тусовки: к нашему сожалению и на счастье гопников, поскольку им от нее периодически доставалось. Она, будучи тренером по у-шу, всегда была готова ответить на выпады в свой адрес местных любителей чесать языки и кулаки. В октябре на "Мосфильме" презентовали "Аварию", где засветились и "Чудо-Юдо", и "Коррозия", которая параллельно забомбила Ровно и Воронеж, дав до конца года еще тринадцать концертов и в Москве. За что "Российской музыкальной газетой" была названа "убийственной". Хотя, может быть, и за сентябрьский беспередел в "Луже", отмеченный массовыми побоищами и винтиловом кучи народа после их выступления на Дне города.
Конец десятилетия при этом заканчивался достаточно мирно на концерте Black Sabbath, с продолжениями концертных банкетов в функционирующем Hard rock cafe Парка Горького, где тоже образовалась своеобразная смешанная тусовка. Отметились так, что новый 1990 год захотелось встретить дома, с близкими друзьями, отдохнув от всей этой суеты, под елкой… замазывая корки от свеженабитых цветных татуировок. Цвета у московских татушников тогда только появились, и мы с Ромой и Боровом были счастливыми обладателями данного фетиша. Но до первых тату-конвенций и татушных конкурсов на байк-шоу оставалось еще несколько лет ожидания, за которое российские мастера расплачивались своим телом: в прямом смысле этого слова, пробуя все новшества на себе и друзьях. Мы опять каким-то образом успевали и работать, и отдыхать. Но это счастье длилось недолго, я все больше общалась с музыкантами и раскатывала с ними по гастролям. Миледи было тяжело одной. К тому же, в стране под маркой приватизации начался открытый бандитский передел всего. Как раз тогда мы, устроив в наше ателье знакомого металлиста, благополучно и официально свалили, не дожидаясь глобальных перемен. А последствия этих перемен оказались совсем не радостные: нашего директора нашли мертвым в лесу, а парня, харьковского металлиста, которого мы привезли с юга, новые "хозяева жизни" успели посадить на иглу. И он от такой хорошей жизни через несколько лет свалил на тот свет.
Такими для многих начинались девяностые. А для нас открывались новые двери, двери Театра. Вернее– полного цирка… Один из плеяды открывшихся экспериментальных театров, Театр на Трифоновской, – это было нечто, начиная от коммерческого директора с варежками на резинках, и заканчивая посещением нашей мастерской полтергейста. В результате чего я нашла у себя на столе листок бумаги с рисунком, на котором был изображен человек в костюме, но без головы, на фоне системы координат. Прямо какой-то мистический триллер, к счастью, не многосерийный. Но в этой серии худрук театра тут же заказал себе фрак, а после этого таинственным образом умер. Помимо потустороннего хватало и смешного; вся работа проходила под лозунгом: "Вы шейте, а нитки мы вам потом купим!" Старались, конечно, изо всех сил, придумывали из воздуха костюмы, пришивая разобранный металлофон на костюм царя в спектакле "Медея". Но за капроном для спецформы фотографам Арбата ехать все же пришлось. Зато этих фотографов в наших фартуках всех цветов радуги и с кучей карманов по всему Арбату было видно издалека. И все это сопровождалось постоянным пошивом одежды. Для музыкантов и тусовщиков, между гастролями и концертами, в любое время суток.
Мы с Миледи проучаствовали в одном из первых фестивалей альтернативной моды в Риге, познакомившись тогда с Бартеневым и с совсем молодыми тогда еще Цигаль и Шаровым, разгуливающими в качестве объектов по берегу в Юрмале. И многими другими, с кем мы впоследствии еще долгое время пересекались на "Тишке" и перфомансах у Петлюры, у Бори, в "Третьем пути", на выставках на Крымском, рэйвах в "Птюче" и т. п. За это время я успела открыть свое ателье, несмотря на ужасы становления малого бизнеса и кризисы в экономике.
А впереди нас еще ожидало десятилетие бесконечных приключений на фоне общего беспредела в стране, бандитских разборок в ходе становления шоу-бизнеса в России, гибели друзей и знакомых, лавины наркоты, хлынувшей на наши головы и души вместе со свободой слова и самовыражения, расцвет панк и гранж-движухи, тотального рэйва с модными показами на опен-эйрах. Нас еще ждали первые байк-шоу и расцвет клубной жизни, встречи с любимыми группами и личные знакомства с монстрами рока, новые музыкальные течения и неожиданные сюрпризы, странные совпадения и незабываемые путешествия, новые движения субкультур и необъятный поток музыкальной инфы, фильмов, концертов и тусовок, о которых, быть может я, когда-нибудь напишу воспоминания, используя уже современные средства коммуникаций. А, может быть и по старинке– в старой доброй книжке с картинками…
Леха Кот
Фото 4. Новокузнецкая, 1988 год. Из архива Димы Саббата
Л. К. Не знаю, кому это может быть интересно, что творилось в головах советских подростков, но мое личное восприятие формировалось неоднозначно. Обычное представление о качественном времяпровождении в Солнцево, да и вообще во всех крупных урбанистических центрах, было таким: улица, магнитофон у подъезда, картишки, конечно же, со старшими ребятами. Ну и меломанские пристрастия были по возможности модными. Почему по возможности? Солнцево в семидесятых было отдаленным загородным районом, и только отдельная часть молодого населения училась в различных заведениях, типа ПТУ. А остальным было не так-то просто сесть и поехать в Москву, потому как ходило до Солнцево лишь несколько автобусных маршрутов. Поэтому вся субкультура формировалась отдельным очагом, где все друг друга знали и я всех знал, потому как со школьных лет начал проявлять активность всевозможную. При этом даже в Солнцево фигурировали нестандартные персонажи, одним из которых был волосатый человек с позывными Индеец.
М. Б. Иппи.
Л. К. Иппи или хиппи, история того не ведает, но для меня он был типичным представителем хипповской системы, опутавшей к тому времени все крупные урбанистические центры СССР. Опять же, в школе я стал узнавать именно о движениях, связанных с рок-культурой.
Были какие-то фотографии, переснятые с западных журналов, стандартно популярного набора: The Beatles, Smokie, Deep Purple. Потом появилась пластинка Pink Floyd, которая всеми подростками считалась фашисткой, потому как припев, несшийся из "Электроник 320-х", со всеми тресками и шумами, сопровождавшими записи того периода, реинтерпретировался подростками не иначе как "Хайль Гитлер"… Из тех же часто переносимых по улицам магнитофонов разливалась по совковым солнцевским реалиям Kraftwerk, про роботов, и "Стена", записываемые на кассеты типа МК-60.
Я, конечно же, пытался запоминать хотя бы названия групп, и представления о многочисленных музыкальных направлениях уже начинали формироваться отчетливо. Самая тяжелая вещь, доступная на кассетных носителях в Солнцево того периода, была все же We are the robots. Позже более старшие товарищи стали ездить за якобы нужными профтехническими знаниями в Москву, и информация музыкального характера расширилась. Мне же, в силу активности и информированности, было интереснее с более старшим поколением; ну, и желание уже появлялось приобщиться к чему-то большему, настоящему, к какой-то идее. Никто тогда не знал про заграницу ничего, кроме как из телевизионных новостей и всяческого кино; они пытались выявить какие-то абстрактные пороки буржуазного общества, противопоставляя этим порокам героический дебилизм советских разведчиков и работников быта. Всячески это высмеивалось, но информация из журнальчиков вносила в этот поток диссонанс. При этом как и всем детям хотелось пожевать жвачки, которую периодически удавалось жевать…