Когда Центр отправлял это письмо, ШЕЛЛИ уже скрипел пером в своем офисе, переписывая интересные, по его мнению, шифртелеграммы. "Согласно последнему сообщению КУПЕРА от 20 апреля, ШЕЛЛЙ уже передал первые материалы, - информировал Центр МАНН. - Послать их сейчас не имею возможности, я сам их пока не видел, но я и не рассчитываю на то, что они будут представлять особую ценность, ибо мы для начала затребовали очень скромные вещи". Отвечая на обеспокоенность Центра предложением ШЕЛЛИ привлечь третье лицо, МАНН разъяснял, что сам ШЕЛЛИ ничего не смыслит в экономических вопросах, и его желание Обратиться к специалисту было вполне естественным, и добавлял: "Мы, конечно, не исключаем, ни сейчас, ни в обозримом будущем, возможности того, что ШЕЛЛИ нам подставлен. Но идея о привлечении третьего лица, от которой сам ШЕЛЛИ сразу же с готовностью отказался, ца мой взгляд, не дает повода для опасений. Опасность по-прежнему кроется в партийном прошлом КУПЕРА, в том, что именно как такового его до сих пор помнят на родине… затем - в деньгах, которые получит ШЕЛЛИ. Удовлетворят ли они целиком запросы его будущей жены или только отчасти и не пошлет ли он нас в этом случае к монахам". Забегая вперед, можно сказать, что Малли мог бы трудиться на гораздо менее опасном поприще предсказателя будущего.
Когда выписки из шифртелеграмм, сделанные ШЕЛЛИ от руки, наконец достигли МАННА, он направил их в Центр с припиской: "Большего мы на первый раз и не ожидали. Но из этих куцых и бестолковых записей видно, что, хотя он сам ни черта в делах политики не смыслит (бедный шифровальщик), он все же понимает, чего мы от него хотим". Действительно, обрывочные фразы мало чего добавляли к тому, что пишут газеты, но лиха беда начало.
В конце мая ШЕЛЛИ передал КУПЕРУ еще несколько выписок. Причем он продиктовал их содержание, наотрез отказавшись дать рукописный текст, и вновь отклонил предложение принести сами телеграммы для обработки их на дому у КУПЕРА, который к тому времени прочно обосновался в Лондоне, заваленный заказами на оформление помещений. И все же ШЕЛЛИ согласился давать политическую информацию, к тому же заявив, что уже заканчивает "обработку" доклада об экономическом положении Великобритании. Это обнадеживало, что ГАНС не преминул отметить в своем докладе в Центр.
В письме от 23 июля 1934 года ГАНС, подытоживая проделанную работу, сообщал, что ШЕЛЛИ "дал пять выписок из текущей дипломатической почты, потом доклад йотом еще десять выписок и, наконец, небольшой обзор и еще несколько выписок". В августе он продолжал передавать КУПЕРУ "по 3–5 извлечений из телеграмм за день, содержание которых свидетельствует о том, что ШЕЛЛИ приступил к серьезной обработке секретных материалов". Он согласился делать двухнедельные обзоры наиболее важных телеграмм, в которых содержались инструкции послам и сообщения послов из стран их пребывания, и уже спокойно реагировал на предложение упростить все дело путем выноса документов до того, как их отправят для уничтожения в подвал Форин Офиса. "За 1000 ф. ст. можно и рискнуть", - сказал ему КУПЕР, на что ШЕЛЛИ улыбнулся и только покачал головой.
Однако в целом благоприятное развитие событий было вдруг нарушено в конце августа, когда ШЕЛЛИ явился на конспиративную встречу с КУПЕРОМ страшно обеспокоенным и взвинченным. Он заявил, что не будет больше работать на банкиров, что банкиру хорошо, мол, сидеть в уютном кабинете, не ведая никакой опасности. На вопрос КУПЕРА, что же случилось, ШЕЛЛИ ответил: "Ничего не случилось, но я не хочу сесть в тюрьму перед женитьбой". Большего КУПЕР не смог от него добиться, хотя их личные, дружеские отношения и не были затронуты этой вспышкой эмоций.
Через несколько дней ШЕЛЛИ успокоился, и КУПЕР вновь обсудил с ним перспективы работы для "банка". Однако, как сообщал в Центр ГАНС в письме от 8 октября 1934 года, "свидание (нелегальное) кончилось ничем: ШЕЛЛИ не обещал сделать что-либо к определенному сроку". Тем не менее свой категорический отказ от сотрудничества дезавуировал.
Тем временем положение с деньгами у ШЕЛЛИ вновь обострилось. При посещении им очередной сессии Лиги Наций он заговорил было с ШЕФОМ о браке с его дочерью. Но "тот ему без обиняков заметил, что для брака нужны деньги". Когда же ШЕЛЛИ заявил, что "начал прирабатывать на посредничестве с банком", ШЕФ отнесся к этому одобрительно, сказав, что нужно сначала накопить денег, а потом уже заводить разговор о женитьбе. Таким образом ШЕФ сам толкнул своего будущего зятя в объятия КУПЕРА. Когда ШЕЛЛИ явился к КУПЕРУ с просьбой дать ему в очередной раз денег взаймы, КУПЕР отказал, и разговор логически подошел к вопросу о работе для "банка". "Здесь, в Женеве, конечно, особого риска нет, - рассуждал вслух ШЕЛЛИ, - но и телеграмм почти нет, ибо начальство все здесь, на месте. Более же полные доклады пойдут с курьером". В конце концов он сам изъявил желание снова попытаться сделать как можно больше извлечений из телеграмм. Этого, однако, он не сделал и на очередную встречу с КУПЕРОМ в Париже, проездом из Женевы, не явился. КУПЕРУ были даны указания "пока абсолютно игнорировать ШЕЛЛИ и не проявлять никакой инициативы".
Анализируя сложившуюся тупиковую ситуацию, Быстролетов писал в Центр (8 октября 1934 года):
"Огромные трудности финансового характера у ШЕЛЛИ очевидны, они обострятся еще больше только в случае женитьбы, о чем пока, кажется, нет речи (женитьба облегчит нажим на него, но технически осложнит связь с ним и встречи). Внешняя обстановка благоприятна, и, если дело не двигается, то вопрос сводится либо к избранной нами неправильно тактике (недостаточность нажима), либо к моральной стойкости ШЕЛЛИ. Нам кажется усиление нажима опасным… Жесткая постановка вопроса и разговор начистоту поможет мало, но почти наверняка оттолкнет ШЕЛЛИ от КУПЕРА… Пока КУПЕР может разойтись с ШЕЛЛИ в деле, но остаться "другом", а это весьма важно. Резкость сведет такую возможность на нет. Вывод один - моральная перестройка ШЕЛЛИ идет слишком медленно. Следует учитывать, что ШЕЛЛИ - типичный твердолобый и по политическим убеждениям, и по моральным принципам, и по взглядам на семейный уклад (он уже пытается зажать НОРУ в тиски, хотя официально даже не считается женихом). Он уже претерпел определенную метаморфозу. Часть пути уже пройдена. Но оправдывают ли это расходуемые нами суммы - мы здесь, на месте, сказать не можем".
Пытаясь понять причины колебаний ШЕЛЛИ, Быстролетов ставит себя как бы на его место, задаваясь вопросом, а может ли ШЕЛЛИ сделать то, что "банк" от него требует, и пишет в следующем параграфе своего письма в Центр:
"К тому же по-прежнему остаются неизвестными потенциальные возможности ШЕЛЛИ. Он работает в комнате с 20-ю другими сотрудниками, за столом, где сидит 4 человека. Непосредственно через него проходит лишь малая часть переписки, которую на своем рабочем месте он копировать не может. Он должен искать материал в других комнатах, где появляться ему по службе нет надобности. Тем более после чистки в связи с делом АРНО. ШЕЛЛИ тщательно скрывает все, что касается его работы, и тем самым крайне затрудняет руководство линией. Не вызвана ли июльская истерия тем, что его застали там, где ему быть не положено?"
В сопроводительной записке Быстролетова - ГАНСА Теодор Малли, через нелегальную резидентуру которого он переправлялся в Москву, сообщал, что ШЕЛЛИ просит КУПЕРА приехать на ОСТРОВ. КУПЕРУ были даны указания выехать только в том случае, если у англичанина имеется "что-нибудь наготове", в противном же случае сказать ему, что "он без толку туда и сюда ездить не может, ибо это стоит денег". Малли предлагал также ни под каким предлогом денег ШЕЛЛИ больше не давать. "ШЕЛЛИ нужны деньги, как никогда, - писал он. - Если мы сейчас это не используем, а дадим ему деньги, хотя бы и маленькие, все дело будет отложено еще на несколько месяцев".
Центр согласился с мнением Быстролетова и Малли и в письме ГАНСУ от 19 октября 1934 года одобрил их предложения, "особенно в части, где Вы стараетесь нас убедить в том, что сильный нажим на последнего (ШЕЛЛИ) может привести к полному срыву дела, в которое мы вложили много средств (материальных и моральных) и времени".
Далее в письме Центра говорилось следующее: "Вы умеете наступать, это мы знаем, знаем также и то, что при нынешней ситуации Вы предпочли бы наступательную тактику с нажимом, но это действительно могло бы сорвать разработку". Поэтому, резюмировал Центр, "ничего другого не остается, как ждать, ждать и еще раз ждать".
Ждать, однако, пришлось недолго. КУПЕР выехал в Лондон по своим легальным делам, и Шелли сразу обратился к нему с очередной просьбой - дать ему денег взаймы. Речь шла о 50 фунтах ст., и КУПЕР ответил, что эти деньги лучше заработать. Он объяснил уже в который раз, что для ШЕЛЛИ "гораздо менее опасно и значительно проще поставлять еженедельные сводки телеграмм, за них банк хорошо заплатит". "Вы правы, - ответил ШЕЛЛИ. - Именно этим мне и следует заняться". И тут КУПЕР совершил ошибку, от которой предостерегал провидец Малли, предупреждавший, что даже маленькие деньги, данные взаймы ШЕЛЛИ, затянут разработку на несколько месяцев. Под обещание ШЕЛЛИ начать серьезную работу КУПЕР дал ему в долг вожделенные 50 ф. ст.
Описанные выше события происходили в конце октября - начале ноября 1934 года, но минул месяц, а ШЕЛЛИ так и не исполнил своего обещания. Быстролетов в это время находился в Москве в краткосрочном отпуске, впервые за многие годы. 4 декабря Центр направил МАННУ директиву по работе с ШЕЛЛИ, которая в корне меняла прежнюю тактику. Центр считал, что, если выдача денег ШЕЛЛИ на первом этапе разработки была оправдана целью установления с ним дружеских отношений, то на втором этапе, когда он уже начал приносить материалы, деньги, выданные ни за что, только развращают его.
"Я хочу Вам сказать, - писал МАННУ АРТЕМ (Борис Берман, зам. нач. ИНО. - О.Ц.), - что наступил момент, когда надо перестать церемониться с ШЕЛЛИ и как следует пригрозить ему". Центр предлагал следующую тактику давления на ШЕЛЛИ: "банк" вложил средства и ожидает отдачи, но ШЕЛЛИ не выполняет взятые на себя обязательства, поэтому "банк" намеревается истребовать их назад, и даже, если потребуется, через суд. Разговор с ШЕЛЛИ в таком духе следовало провести при первой же возможности.
17 декабря 1934 года Центр информировал МАННА, что накануне к нему выехал ГАНС. "Если Вы еще не успели приступить к выполнению нашей директивы по делу ШЕЛЛИ, - напоминал Центр, - то сейчас, когда приезжает ГАНС, эта задача Вам будет облегчена".
Но к моменту получения письма из Центра МАНН уже отправил КУПЕРА на встречу с ШЕЛЛИ для решительного разговора. Отчет об этой встрече тем не менее пришлось писать Быстролетову:
"Выслушав Купера, ШЕЛЛИ заявил, что это либо директор банка умом тронулся, либо это чисто разведческая операция, так как только разведчики сначала щедро занимают тебе деньги, а потом требуют секретных сведений и грозят скандалом. Однако ШЕЛЛИ не испугался: он заявил, что готов немедленно начать выплату долга, обещал найти КУПЕРУ людей, знающих политическое положение в Германии (из Интел. Сервис), но давать материалы наотрез отказался. "Поддаваться шантажу не следует, - заявил он, - тем более что в суд они не пойдут: у них ничего нет на руках против нас, - деньги же я возвратить согласен". В общем, со слов КУПЕРА получалось, что ШЕЛЛИ считал себя в полной безопасности и беспокоился только за КУПЕРА".
Положительным моментом во всей этой истории было лишь то, что ШЕЛЛИ ни в коей мере не заподозрил КУПЕРА, видимо, мастерски игравшего свою роль. Во всем остальном поведение ШЕЛЛИ свидетельствовало лишь о том, что сотрудники Форин Офиса прошли хорошую профилактику под руководством контрразведки. Вряд ли ШЕЛЛИ до этого сталкивался с иностранной разведкой, чтобы суметь распознать методы ее работы, - признаки таковой могли быть только вбиты ему в голову своей же собственной службой безопасности, вполне возможно, по свежим следам дела АРНО. Вместе с тем очевидно, что он заподозрил неладное еще в конце августа, когда отказался от дальнейшей работы. По мнению Быстролетова, это могло совпасть с очередным инструктажем по вопросам безопасности, в связи с делом АРНО.
Быстролетов в качестве варианта еще одной попытки давления на ШЕЛЛИ чисто гипотетически рассматривал в письме в Центр возможность своей встречи с ним лично. Можно предположить, что он смог бы нагнать страху на англичанина. Но Быстролетов сам же отказался от этой затеи: "…Ясно, что новой, солидной линии на шантаже не построишь, скандал же может лишь спугнуть сотрудников и друзей ШЕЛЛИ, с которыми работают другие наши вербовщики, - писал Быстролетов, добавив при этом: - Мне, как работающему на линии ШЕЛЛИ, крайне тяжело признаться в досадной осечке, но тем не менее я это делаю…"
Однако Быстролетов не был бы Быстролетовым, если бы закончил письмо на признании неудачи, и он продолжает: "…и полагаю, что вы одобрите установку, данную мною КУПЕРУ: он едет на ОСТРОВ и принимается за МАГА…"
III
Впервые МАГ упоминается в переписке нелегальной группы Дмитрия Быстролетова в письме в Центр от 8 октября 1934 года. Основываясь на докладе КУПЕРА, он сообщал в Москву:
"В Женеве КУПЕР познакомился с шифровалыциком Кингом. Ему около 50 лет, он ирландец. Жил десять лет в Германии и говорит по-немецки прекрасно. Живой и любознательный человек, неглупый, образованный. Резко выделяется на фоне англичан, напыщенных дураков, своей интеллигентностью. Любит музыку и знает ее, а также увлекается театром… Весьма эксцентричен. Увлекается магией и фокусничеством".
Помимо того, что Кинг был шифровальщиком, он облацал еще целым рядом "достоинств", весьма привлекательных с точки зрения разведки. Со слов КУПЕРА, Быстролетов писал, что Кинг "крайне нуждается в деньгах, так как на небольшое свое жалованье содержит себя, взрослого сына-студента и помогает жене", что "по службе, несмотря на солидный стаж, его не продвигают (из-за ирландского происхождения)", что он "очень любит выпить, особенно за чужой счет или в долг", что "как ирландец, не любит англичан, легко сближается с иностранцами". Если добавить к этому, что Кинг "высоко ценит КУПЕРА-художника" и "они даже выпили на брудершафт", то складывались все предпосылки для начала его агентурной разработки. "В дальнейшем будем называть его МАГОМ" - так завершил свое сообщение в Центр Быстролетов.
Однако тесное оперативное пространство, на котором работал КУПЕР - Женева, Лондон, - и узкий круг следивших друг за другом шифровальщиков Форин Офиса, а также неясность на тот момент в отношениях с ШЕЛЛИ не позволяли заняться разработкой Кинга. "Хотя у КУПЕРА сложилось впечатление, что его прибрать к рукам легче, чем ШЕЛЛИ и даже ТОММИ, - делился своими соображениями с Центром Теодор Малли, - мы запретили ему даже думать об этом".
В начале 1935 года ситуация изменилась радикальным образом. ШЕЛЛИ окончательно отказался работать на "банк", вовсе не подозревая, что за этим стоит его "товарищ по несчастью" КУПЕР, и сохраняя с ним самые дружеские отношения. КУПЕР же получил от ГАНСА задание вплотную и энергично заняться МАГОМ. "Разработка его начата КУПЕРОМ только недавно, - сообщал ГАНС в Москву предположительно в конце января 1935 года. - Срок ее ограничен двумя месяцами, в течение которых вербовка должна быть закончена или отставлена".
Хотя очередной доклад ГАНСА в деле отсутствует, очевидно, события развивались весьма успешно, и уже 17 февраля 1935 года Центр писал ГАНСУ в Париж: "Несомненно, по линии МАГА у вас наметился серьезный сдвиг. Однако, наученные горьким опытом прошлого, мы решили воздержаться от "салютов" и криков "ура" до того момента, пока у нас не будут в руках документы с известной вам надписью "собственность правительства Его Королевского Величества".
Центр, однако, не знал, что к этому времени вербовка МАГА уже фактически состоялась, и ГАНС уже строчил по этому поводу подробный отчет, чтобы успеть отправить его с очередной почтой в Москву. Письмо от 20 февраля 1935 года ГАНС начинал издалека: "Чтобы понять отношение МАГА к предложениям КУПЕРА, необходимо иметь в виду весьма удачную легализацию КУПЕРА". Под "легализацией" Быстролетов имел в виду целенаправленное создание условий и случайное стечение обстоятельств, способствовавших укреплению положения КУПЕРА на ОСТРОВЕ. Все началось со знакомства КУПЕРА, по рекомендации ШЕЛЛИ, с известным английским архитектором Камероном Керби. Тот в свою очередь познакомил его с рядом банкиров, подрядчиков и оптовых торговцев и дал рекомендацию для вступления в члены престижного "Albany Club", членами которого значились несколько знаменитых в Англии художников и архитекторов. Опираясь на новые связи в Англии, КУПЕР установил контакты с деловыми кругами Голландии и через высокопоставленного сотрудника Министерства торговли получил тайное предложение найти в Англии посредника для сбыта 2 миллионов банок сала. Это сало предназначалось для безработных, но поскольку на этом деле пытались нажиться руководители правящей партии, в Голландии возник политический скандал и Министерство решило избавиться от этих запасов через подставных лиц. Вырученная сумма в размере 100 тыс. флоринов комиссионных подлежала бы разделу между чиновниками Министерства, КУПЕРОМ и его английскими друзьями, в том числе ШЕЛЛИ. Неизвестно, чем завершилось это дело, но оно оправдывало многократные поездки КУПЕРА на ОСТРОВ. Одновременно КУПЕР нашел в Англии фирму, желающую импортировать голландские сыр и масло. Негласно в этот бизнес включился знакомый КУПЕРУ чиновник Министерства торговли, который в свою очередь нашел для него заказы на оформление павильонов на торговых ярмарках. КУПЕР тем временем вместе с английскими оптовиками организовал фирму "Акционерное общество интернационального товарообмена", как шутил впоследствии Быстролетов - "торговля воздухом".
Параллельно с коммерческими операциями КУПЕР по указанию ГАНСА завязал отношения с художественной и околохудожественной интеллигенцией. Через секретаря "Albany Club" Партриджа он вошел в общество художников и их покровителей. Партридж познакомил КУПЕРА с отставным генералом Кентишем и сэром Вальтером Пикоком. Оба нуждались в деньгах и хотели заняться бизнесом, но такого рода, который приличествовал бы джентльмену, например торговлей предметами искусства. ШЕЛЛИ, прознав про такие знакомства КУПЕРА, попросил представить его Пикоку, что и было сделано. На ужине с Пикоком ШЕЛЛИ, по словам КУПЕРА, "вел себя как слуга".
Столь длинное изложение событий, связанных с "легализацией" КУПЕРА, необходимо только для того, чтобы понять, какое воздействие они могли произвести на МАГА. Со слов самого КУПЕРА, своих коллег, в том числе ШЕЛЛИ, да и благодаря собственным наблюдениям у МАГА сложилось впечатление о КУПЕРЕ как о солидном и деловом человеке, принятом в высших кругах общества. В то же время он видел, как государственные служащие всеми правдами и неправдами стараются подзаработать, используя свое служебное положение. МАГ тоже нуждался в деньгах и во влиятельных связях, в первую очередь для того, чтобы обеспечить карьеру и будущее своего сына. "МАГ стал просить познакомить с Пикоком его сына, - писал Быстролетов. - Условились об ужине, но вдруг выяснилось, что у сына нет фрака и нет денег на приобретение такового. Ужин пришлось отменить. МАГ, который живет только сыном и для сына, был опечален, унижен, и в этот весьма удачный с точки зрения психологического состояния Кинга момент КУПЕР приступил к вербовке".